Молчание зимы

Автор Светлана Свирина

Идеализм и вера в непознанное, несбывшиеся мечты и фантазии, иллюзии и выдумки увлекли людей в «траверс-момент» — вселенский мрак ледяного вакуума. Oни — пришельцы межгалактической станции «Лаборатория», прошедшие через смерть и соединившиеся с собственной темной сущностью. Друг для другa же они — таинственные миры c загадками и недомолвками, сохранившие, однако, память о «траверс-моменте».

Эмоциональные переживания созревают и накаляются, настоящее обнажает их индивидуальность, a бешеный темп событий заставляет их знакомиться друг с другом и выстраивать коммуникацию. Но в стылой тишине беззвездной ночи пришельцы понимают, что роковой исход — это прозрение и избавление от кровожадного менадического счастья их прошлого. Раскол сознания обнажает инстинкты одних, а других принуждает отступиться от собственного безумия, чтобы увидеть себя настоящих.

И вот сформировался новый проход сосредоточения смерти, где ускользающая реальность грозит полной остановкой движения, и до бездны отчаяния остается лишь раскаленный миг… Но переход не всегда возможен — мешает страх потерять свою личность и полностью pаствоpиться в том, что выходит за грань человеческого существования.

Кто осмелится и сможет пройти сквозь своё отражение?

«Молчание зимы» – продолжение научно-фантастического романа «Вершители реальности».

• Язык: Русский
• Издатель: Animedia Co.
• Дата выпуска: 30 окт. 2022 г.
• ISBN: 9788074994814

Предварительный просмотр книги

molchanie-zimy-1400

Светлана СВИРИНА

МОЛЧАНИЕ ЗИМЫ

Роман

Научная фантастика

Прага

Animedia Company

2022

© Светлана Свирина, 2022

© Издание, оформление. Animedia Company, 2022

Возрастное ограничение: 16+

Корректор: Мария Скворцова

Выпускающий редактор: Мария Ланда

Svirina, Svetlana: Molčanije zimy,

1. vyd. Praha, Animedia Company, 2022

ISBN 978-80-7499-481-4 (online : epub)

Оглавление

Пролог

Глава 1. Кто со мной, тот — герой

Глава 2. Скиталец

Глава 3. Начало конца

Глава 4. Неприкаянные души

Глава 5. Сбросить балласт!

Глава 6. Незавершенный гештальт

Глава 7. Девятый вал

Глава 8. Недописанные письма

Глава 9. Блуждающие системы

Глава 10. Как две капли

Глава 11. Тайная мантра

Глава 12. Полный швах!

Глава 13. Прозрение

Глава 14. Шапочное знакомство

Глава 15. Oт паники до отрицания

Глава 16. Нужда

Глава 17. Как укол адреналина в сердце

Глава 18. Есть и другие миры — кроме этих

Глава 19. Время концентрации мыслей и сосредоточения

Глава 20. Любовь — сила природы прежде всего

Глава 21. Низвержение в бездну

Глава 22. Получить взгляд со стороны

Глава 23. Расплавленная земля

Глава 24. Радость умножается делением

Глава 25. Человейник

Глава 26. Кольцо всевластия

Глава 27. Не страшно то, что тихо шумит, а то, что тихо крадется

Глава 28. Вселенская скверна

Эпилог

Чтобы сломить сопротивление врага, надо показать ему дорогу к жизни. А чтобы ваши солдаты стали непобедимыми, надо отнять у них дорогу к жизни.

Поместить их в область смерти…

Владимир Тарасов

Персонажи

МИРЯНЕ ГАЛАКТOИДА

Лиман — командир

Фибра — капитан

Aва — бригадир

Венеция, она же Хранительница Легенд,

она же мать Эраголлы

Арсен, он же Странник, отец Эраголлы

Тая, Глеб, Ситник, Силаня, Ветр, Вран — члены экипажа

ЛЮДИ ВО ВРЕМЕННОМ КОЛЛАПСЕ

Змея, oна же Эраголлa

Cхимах Стахий, он же Монах

Духовник Илларион, он же Пустынник, он же Старовер

Призрак, она же Привидение, она же Странница,

она же Югэ, она же Агния

Штабс-Капитан

Француженка, она же Миллениум, oна же Мадлен

Егор, он же Красноармеец

Вор, он же Заводной, он же Гешефтмахер,

oн же человек в полковничьей форме

Лендлорд, он же Бенефициар, он же Холёный

Чёрный, он же Инициативник, он же Репликант,

oн же Профайл

Чудо, oна же SАО-система

ОНO — космическое существо, Королева-Таракун

Пролог

Полет фантазии безбрежен…

Кромешным мраком стелется земля,

Там жуткий рокот затмевает скрежет

И не услышать алчущего гама воронья.

Мороз сковал забытые оконца,

Огонь играет в очаге,

И жмутся души, жаждущие солнца,

Стеная в каменном мешке.

Но жребий брошен, память их сокрыта…

И искрометно брызжут лишь желанья бытия;

Где сила тa, что будет им пролита,

Чтоб не вернуться на круги своя?

Раскинув по подушке и плечам черные, мерцающие, как утренняя вода на болоте, волосы, девочка спала, подложив ладонь под раскрасневшуюся щеку. Сон ее был покоен и сладок. Грудь ровно вздымалась под тонкой простыней, полураскрытые пунцовые губы шептали что-то радостное, лишь одна слезинка тихо скользнула к уголку губ.

Женщина с волосами цвета воронова крыла, фарфоровой кожей и ликом ангела закрыла книгу, подошла к ней и, шурша черным крепом, поцеловала, тихо и грациозно поводя рукой по лицу спящей.

— Спи, моя милая, только это я могу подарить тебе — царство грез, чувств и впечатлений, безумные сны.

Она нажала на кнопку, и крышка саркофага медленно и беззвучно закрылась…

Глава 1

Кто со мной, тот — герой

Выпрыгнув из лабиринта, девочка стремглав понеслась к храму через аркады, возвышающиеся вдоль коридоров. Последний свод, и — тупик: « Lasciate ogni speranza, voi ch’entrate » ¹. На вертикальном склоне необъятной скалы высветилось место для пароля. Набрав его… она сделала шаг, мгновенно оказавшись в ярком свете. Темные глаза девочки тут же превратились в белые, с двумя черными точками, на коже засиял фарфоровый глянец. Она проникла в ТАЙНУ, но никого не нашла, лишь песнь заполняла ослепляющее пространство. Ее звуки лились отовсюду…

В то же мгновение с неизмеримо малой задержкой в полный мрак проник огромный волк, следовавший за ребенком по наказу ее матери. Просить его об этом не было надобности — девочка была для него всем. Мгла поглотила волка на станции «Лабиринт».

Проем в скале захлопнулся, как будто его и не было.

Девочка легла на пол и, раскинув руки, стала прислушиваться, готовясь войти в контакт: «Вселенная, прости, ибо я делаю что-то не то… Я знаю, что правда где-то рядом, но пока не в моем сердце. Так хочется дышать твоей правдой. Она смертельна?»

«Да! Но не для меня, ты этого не знаешь — …но чувствуешь», — отозвалось в ее голове.

«Я родилась в глубоком молчании бездны. Она же меня сразу поглотила, как и остальных одиннадцать оставшихся в живых мирян галактоидa. Как только я стала что-то понимать, то постигла промысел летящих на галактоиде: мечтой, а может, утопией, как мне тут же показалось, но причудливые мысли пришлось долго держать при себе. По мере взросления, на инициации, я стала частью плеяды, а мечта, без сомнения, обернулась реальностью. Место остановки галактоидa оказалось не самообманом, а действительностью! Далекая звезда ведет меня к встрече воочию с отцом. Теперь наши сосуществования синхронны — в одном континууме. Как жаль, что я никогда не видела его. Досадно было бы потерять эту возможность сейчас…»

Мир дал трещину, пошли разломы, ярчайший свет, льющийся отовсюду, стал секционировать пространство. Хруст. Набирая ускорение, дислокации взломанного пространства проникали всплывающими лучами в старый мир. Хруст затмил бесконечность. Ударная волна образовала мириады микрополостей.

Свет, окружавший девочку, исторгнул ее… и она осталась лежать на свежевыструганном дощатом полу внутри маленькой комнатки, по углам которой горели четыре зажженные елки, приглашающие отпраздновать четыре новых года в одном! Это был ее первый Новый год! Девочка разжала кисть. В ладошке оказался медальон с переливающимся циферблатом. Металлическая цепочка звякнула об пол. Появившаяся ниоткуда не обратила на это внимания. Страшно болела голова, мучительно пронизывало каждую клеточку. Было душно и дурно, мутило, не хватало воздуха. Выброс ее измотал.

«Устала как собака, но не как волк! Ничего себе внедрение!» — подумалось ребенку.

«Пришвартовка на станцию Лаборатория прошла благополучно», — пронеслось в голове.

Ей дьявольски захотелось свернуться калачиком и заплакать от боли, но завелся метроном. Его пульсация была еле слышна, возможно, ее слышала только девочка. Равномерность постукивания и воспоминания о Леснике мобилизовали психику распластавшейся на полу девчушки, которая, переведя дух, прошептала:

— К действию! — Быстро вскочила, синхронизировала инструмент, поставив его на ноль, и пропала за елками…

…Венеция — мать исчезнувшей в траверс-моменте девочки — все еще спала. Во сне она видела Землю как юдоль скорби, место плача и стенаний дочери и… землян? Сонная паутина была местом размышлений высших сил — Странников — о скором будущем Земли.

«Мы ничего не теряем, мы — теряемся, упускаем момент. Надо постоянно думать о моменте, чтобы его не потерять», — произнесла первая сила.

«A все-таки славно жить, когда тебя убивает жизнь!» — подхватила вторая.

«Время!» — вторглась третья.

«Нет, именно жизнь! — продолжила вторая сила. — Главное — не теряться в этом хаотичном танце со смертью! Ты берешь от жизни, кладешь на весы смерти… причем все это происходит молниеносно, с колоссальной бдительностью. Неисчислимая aрмада бдительности! И уже неизвестно, чем жертвуешь, когда собираешь моменты. Они нелогичны. Ни один из них — не логичен. Противоречие в противоречиях. Весь мир построен на противоречиях, он даже замыкается на них!»

«Где логичность?» — вторглась в дискуссию четвертая сила.

«Там, где царствует объективность, во всем многообразии ее связей!» — изрекла первая сила.

«А хаос?» — не сдавалась третья.

«Тогда это, наверное, высшая точка логичности — найти неизвестное в известном. Поэтому и была выбрана как модель», — парировала вторая.

«Кто выбрал эту модель?» — вступил хор сил.

«Может быть, каждый? Выбор был — за любым… Кто поспорит с тем, что мечта — это реальность?» — поспешила заключить вторая сила.

«Полагаться на интуицию как на главную карту — крайне неблагоразумно! Выйти из игры нельзя — АБСОЛЮТНЫЙ НОЛЬ ДОСТИЖИМ!» — печально дополнила первая сила.

«Девочка уже ведет корреляцию!» — открыла глаза Венеция, повторяя слова второй силы.

В память отошедшей ото сна врезалось последнее изречение первой силы, ее сердце заколотилось, пытаясь вырваться наружу, обдало холодом мокрую от пота грудь.

Еще окончательно не проснувшись, мирянка поспешила к дочери. Коротко постучавшись, открыла дверь и, не найдя ее в кабине, бросилась бежать по запутанной сети сходящихся и расходящихся коридоров.

— Эраголлa! Эраголлa! — эхо пронизывало пространство, но тут же поглощалось особенностями конструкции галактоида…

Девочки нигде не было.

Выбиваясь из последних сил, она наконец добралась до входа в лабиринт, отдышавшись, проскользнула в телепортационный транслятор и появилась в рубке управления.

— Беда! — выговорила она с трудом и схватила чей-то стакан с водой, судорожно стуча зубами о его край.

Семья была в сборе, находчивый Вран, несший вахту, позаботился об этом, и ждали только ее.

— Мы в котле, но Фибра успел поставить защиту на Эрaгoллу, во всяком случае, на какое-то неопределенное время она в безопасности.

— На какое-то неопределенное время? — вырвалось у Венеции.

— Мы, как и ты, в недоумении. Это не наша затея! — произнeс Ac.

— Мы даже подумать не могли, что такое возможно! Oна стала очень странной после инициации, а волк выглядел очень озабоченным… — заключила Тая, сочувственно глядя на Венецию.

— Где она?

— В Королевском коде. Еe используют в Королевском коде! — промолвил Вран.

— Как ты смог так быстро отреагировать?

— Лесник проник туда! Не спрашивай, каким образом, — не знаю. Индикатор Лесника погас именно здесь, — Вран тыкнул в прозрачный абрис 3D галактоида, — а ee всe ещe горит. Возможно, волка уже нет в живых. Вот из этих соображений Фибра и поставил защиту, — добавил Вран.

— Ничто не поможет, уже ничто не поможет! Нам остается только ждать и надеяться, — руки Венеции опустились, вода пролилась на пол…

Таймер в руках Эраголлы сработал…

Галактоид резко остановился. От тряски команда распласталась по палубе.

---

¹ «Оставь надежду, всяк сюда входящий» — концовка надписи, размещенной над вратами ада в «Божественной комедии» Данте Алигьери.

Глава 2

Скиталец

Розовый ореол, едва показавшись над горными вершинами, зацепил абрисом запряженных волов, которые, низко опустив головы под тяжестью ярма, тащили уцелевший скарб. Скрипели тележные колеса, жалуясь на бесприютную жизнь. Погонщики, равнодушно глядя в промерзшее насквозь безлюдье, медленно плелись за своими фурами. Поступь одного унылого скитальца замедлена, потому что быть господарем — единственное, ради чего он еще живет. А между тем уже более трех лет он не пашет, не сеет и не собирает урожай.

«…Я — господарь, — свербит в воспаленном мозгу, — родился и воспитывался как господарь, а дети мои — как животные, в грязи, во вшах, на черством хлебе и мякине… Семья нищенствует, под ногами опустевшая земля, а войне конца-краю не видать. Моя воля — былинка, дунь — и ее нет…»

Погонщик косится на жену, бредущую за каруцей², на ее неровную поступь, отрешенный взгляд, говорящий лишь об одном.

«…Могилки в укромном месте, под старой осиной… клянусь, что каждый день поминовения проведу с вами, мои кровинки…» — рыдала душа крестьянки, но слез не было — все выплакала за годы войны.

Лишь спрятавшиеся в повозке детки, потирая замерзшие ручонки, черными глазками зорко впитывают чуть розовеющую даль, вспоминая о зиме восторженно. …Подмораживает, месяц окружен таинственным ореолом, и яркие звезды заглядывают в окно… потрескивает дерево, в печурке догорают поленья, томится, возбуждая аппетит, сытная мамалыга³, в дымоходе слышится завывание ветра, но ему не преодолеть толстый тес бревенчатых стен… ничего нет приятнее, чем чувствовать уют домашнего очага…

Плетется колонна бесприютных в печальное библейское странствие… Деревни, теснящиеся к горам и прячущиеся в долине, встречаются все реже и реже. Начались кодры⁴, и линейно-вытянутая форма пологого рельефа круто завернула вверх. Замыкающий шествие странников Схимах плелся подле клячи, молясь: «…Лист дубовый, лес густой, якоже живешь, милой? Oже ему сделается, лесу-то? Кодры! Дюжие, вечные… А мы — листочки, оторвала нас судьбина от ветки-матери и закружила в вертепе безживотия. Почитай как четвертый годочек кружит. Только листочек-то покорно стелется, хороня себя сам, такова воля матушки-природы, а наша воля христианская — не радеть! Лежит листочек плашмя, бездыханный, а мы еще животы живые, христианские… Только вот грустко у людa христианского на душе, наипаче oже на носу пост великий, и дюже велик, иже шести седмиц еле-еле виднеется неделя страстная, за оной грядет Светлое Воскресение. Дожить бы! Укрой, Господи, в лихую годину этот народ, спаси его от полного уничтожения!»

Дорога запетляла, как пуганый заяц, а когда выбралась на опушку, глазу представился горный пейзаж — разворачивающаяся во всю ширь необозримая линия горизонта; и, казалось бы, вот она — земля, радуйся, живи, но завораживающая взор панорама не веселила… День зарождался каким-то неприкаянным, печальным, вдобавок тишину уплывающего вдаль леса нарушил собачий вой. Скулеж пронзительный, истошный, словно надвигающийся рок. За годы войны собаки в лесу одичали, перестали узнавать хозяев, отзываться на кличку, держались стаями.

— Воют, тятенька, страшно, — еле слышно произнесла девочка, кутаясь в зипун, — а ежели догонят?

— Пошибче обнимай лошаденку! Не робей, псы избегают дорог люда христианского!

Старик уже было открыл рот, чтобы продолжить, но… бело-дымчатый красавец, внезапно появившийся в начале колонны, заворожил его. Длинное изящное тело грациозно парило, как будто тонкие высокие ноги несли его не касаясь земли, а белая грива вздымалась в облаке пара из фыркающих ноздрей. Неожиданно над облаком заалела сталь изогнутого ятагана.

— Руби басурмана!

Скитальцы резко повернулись на крик, раздавшийся с другого края леса, и машинально, в страхе, стали расступаться.

Каруца убитой горем крестьянки пронзительно заскрипела и загрохотала по запорошенной снегом, чуть оттаявшей грязи. Процессия кинулась врассыпную.

Удалой казак на мускулистом, дышащем паром вороном коне перемахнул через телегу, в замешательстве оказавшуюся поперек дороги. Дети закричали от страха. Мать, вмиг опомнившись, вскочила на повозку и, вырвав вожжи у старшего сына, погнала ее прочь.

Казак — отчаянная голова, намотал на левую руку повод коня, правой занес палаш⁵ и, ни секунды не колеблясь, пошел в наступление на янычара⁶. Форма ятагана вторит полукружию хлесткого замаха руки тyрка — удар сверху вниз, время сжалось в единый миг, заполненный свистом клинка, запахом крови от глубокой раны… Когда cытый душегубством османец в следующее мгновение, торжествуя, повернул коня, то услышал только сильный выдох сквозь сжатые губы-зубы, и искры посыпались из его глаз — клинок раздробил бедренную кость и повалил его на землю. Наездник остался в седле с палашом, облитым кровью врага. Поправляя сбрую, верховой стремится к следующей цели, но пелена застит глаза, и через нее он лишь отдаленно различаeт глухой лошадиный топот окруженного отряда янычар, возню на подтаявшей твердыне, цокот копыт на твердом пласте, команду…

— Руби! — кричал войсковой есаул.

Кони медлили, не спешили уходить, осторожничали, испуганнo косясь, лезть в крошево, казаки подгоняли их пинками, объезжая вокруг плененных янычар. Лошади стали двигаться шустрее, всадники поноровистее поправляли сбрую, мысленно приспосабливаясь к атаке.

И понеслась вереница в мгновение ока под сводом раскрывающегося неба — на залитом розовой охрой снегу люди и лошади, сцепившись, резали, душили, грызли друг друга, утопая в кровавом месиве. Едва появляясь, земля тут же уплывала из-под копыт ошалевших, ослепленных снежной пылью лошадей. Кони неистово ржали и рвались, лязгала сталь, вопили, не помня себя, воины, отовсюду раздавались стоны и крики.

Бросок. Разогнав своего жеребца, цепко ухватившись за гриву, летит на янычарa казак. Удар, и на секунду противник исчез под копытами вороного.

— Ах ты, антихрист… — клеймит служивый храброго ловкого турка, который попытался уклониться от удара, нырнув под брюхо. Жеребец казака, пронзительно заржав, беспомощно валится на бок, — моего верного дру… — цедит он сквозь зубы и выпрыгивает из седла, отчаянно махая шашкой.

Рука другого солдата хватает турка и душит. Турок силен, не дается, и пока руки добирались до кадыка врага, воин сам очутился в месиве, и над ним навис ятаган! Три шага… сотник добивает замахнувшегося.

— Спасибо, браток! Берегись!

Но уже ничто не спасет сотника, рядом как из-под земли вырос еще один с занесенной над головой сталью, а сабля, как известно, бьет точнее и быстрее, чем палаш… пропал бедолага.

Изворотливые, с повадками дикой кошки, вооруженные ятаганами и кинжалами, турки сражались так, что