Папа

Автор Катя Райт

Юре было двенадцать, когда после смерти мамы неожиданно объявился его отец и забрал мальчика к себе. С первого дня знакомства Андрей изо всех сил старается быть хорошим родителем, и у него неплохо получается, но открытым остается вопрос: где он пропадал все это время и почему Юра с мамой не видели от него никакой помощи. Не все ответы однозначны и просты, но для всех рано или поздно приходит время. Есть что-то, что отец должен будет постараться объяснить, а сын — понять.

• Язык: Русский
• Издатель: Popcorn Books
• Дата выпуска: 10 февр. 2022 г.
• ISBN: 9785604458198

Предварительный просмотр книги

cover_papa-min.jpgpopcornbookstitle

Оглавление

Часть 1

Часть 2

Благодарности

Пометки

Cover

Оглавление

Посвящается моему сыну

Часть 1

Мне только исполнилось двенадцать, когда мама умерла. Я толком тогда еще ничего не понимал. Точно не запомнил — только потом, когда стал старше, узнал, что такое гепатит и от чего он порой случается. Но умерла она, конечно, не из-за этого. В самом деле, кто в наше время умирает от гепатита. Это я тоже узнал гораздо позже, когда стал умнее. Просто маме было все равно, и даже болезнь не сумела ее вразумить и заставить пересмотреть свой образ жизни. Нет, не то чтобы образ жизни мамы был каким-то очень уж аморальным. В общем, многие семьи моих одноклассников жили примерно по такому же сценарию: пьянки, веселые гулянки, тяжелые безрадостные утра, вечный поиск праздника по минимальной цене. Мама иногда выпивала, да, но мы никогда не были похожи на тех опустившихся алкоголиков, которые дрожащими руками откупоривают на морозе флакончик аптечной настойки. Мы были, скорее, близки к какой-то средней семье. Средней среди не очень благополучных. Хотя черт знает, что значит это благополучие. У каждого ведь оно свое. Работать мама не хотела. Вернее, это совершенно не приносило ей радости. Да и какое удовольствие может быть от работы на заводе. Смена за сменой крутить гайки у конвейера — это не предел мечтаний. Но мама делала что могла, «выкручивалась», как сама часто говорила. Мы жили в нормальной квартире, своей, а не какой-нибудь съемной, из которой нас могли выгнать в любое время. Но там всегда были бардак и неустроенность. Мама иногда, когда плакала, употребляла это слово — «неустроенность». Она не парилась об уборке и порядке, поэтому полы чаще всего приходилось мыть мне, как и засовывать грязное белье в машинку. Посуду мыла мама. Это вроде как женское дело. Мама вообще строго за этим следила — чтобы я не дай бог не сделал каких-нибудь «женских дел». Мытье полов и уборка не считались. Да и это было по большей части для меня самого — надоедали разбросанные шмотки, которые мама никогда не складывала в шкаф, и эти жуткие шарики скатавшейся пыли.

У нас была трехкомнатная квартира, большая, так что у каждого имелось личное пространство. Нам повезло, что папаша, когда бросил нас, оставил жилье. Иначе не знаю, где бы мы ютились. Мамины родственники не особенно хотели водить с нами дружбу, а приятели и подруги у нее сплошь были такие же неустроенные, как она сама. Ну и я, конечно, вместе с ней тоже был неустроенный.

Мне жилось неплохо. Никто меня не унижал, не бил. Никто не оставлял меня без присмотра — мама всегда об этом заботилась. Но ее вечные посиделки на кухне с какими-то сомнительными, стремно одетыми и мерзко пахнущими приятелями — это мне не нравилось. У нее часто бывали истерики, когда гости уходили, а потом — по утрам — депрессии. Она кляла жизнь, плохо говорила об отце и не пророчила мне в будущем ничего хорошего. Я мало что по-настоящему понимал, кроме того, что мне не нравилось все это выслушивать. Я закрывался в своей комнате, лез под одеяло и сидел там часами. Иногда думал, что когда-нибудь обязательно убегу из дома; иногда жалел маму, ведь ей нелегко приходилось со мной совсем одной. Если бы у меня был навороченный телефон, я бы сидел в интернете и трепался с кем-нибудь, но мой стремный мобильник для этого не подходил. Мама купила его в каком-то ломбарде или у подруги, которой он был уже не нужен. Иногда, сидя вот так под одеялом, я включал музыку в наушниках, чтобы не слышать громких разговоров с кухни, и ненавидел своего отца. Я не помнил его — он бросил нас, когда я был еще совсем маленьким. Может, мне был год или два. В общем, я был в том возрасте, когда события не въедаются в память ядовитыми чернильными кляксами. Я не знал, кем был мой отец и почему оставил нас. Может, алкашом, наркоманом или другим отбросом общества, но для меня он прежде всего был редкостным подонком. Потому что бросил маму одну в незавидном положении, с незавидной работой, да еще и со мной, орущим и писающимся, на руках. Только квартиру оставил — вроде ушел как мужчина. Но спасибо ему за это я говорить не собирался. В те дни, когда прятался от маминых гостей в своей комнате, я думал, что, может, отца уже и в живых-то нет. Мама никогда не говорила о нем хорошо. Она вообще предпочитала о нем не упоминать — видно, здорово он ее обидел. И я склонен был винить его во всех несчастьях, что выпали на нашу с мамой долю. Когда мне было двенадцать, к несчастьям я причислял отсутствие у меня крутого телефона, мощного компьютера, X-box и модного велика. Да и маме не помешало бы меньше работать на этом стремном заводе.

Признаться честно, я был уверен, что папаша знать ничего не знал ни обо мне, ни о нашей с мамой жизни. Никогда от него не получал даже вшивой эсэмэски на день рождения или хоть блевотного конфетного подарка на Новый год. Каково же было мое удивление, когда родитель появился на пороге квартиры, едва я успел прореветься по поводу маминой смерти. Она умерла в больнице. Дома со мной тогда была ее подруга, довольно мерзкая тетка, толстая, неопрятная, вечно с размазанной тушью вокруг глаз и бутербродом в руке. Она осталась присматривать за мной. Следила, чтобы я вовремя приходил из школы и не гулял допоздна. А я вообще не гулял последнее время. Как маму положили в больницу, совсем слабую, так я и перестал гулять. В школу ходил, чтобы уж не подводить ее, на тренировки, а потом все время сидел дома с тетей Настей.

В тот день она, как всегда, устроилась на диване, жевала бутерброд с колбасой и смотрела по телику какой-то тупой сериал про бедную девушку, которая приехала в Москву, где ее полюбил миллионер… и все в этом духе. Любимый сюжет теток с бутербродами. Я сидел в своей комнате, когда тетя Настя вошла и сообщила, что только что звонили из больницы — мама умерла. Я ничего не ответил, залез под одеяло и стал рыдать, как девчонка. Это был самый паршивый день. И я даже не думал, как же буду дальше жить. Потом были похороны, куча маминых друзей на поминках. Все они пили водку и что-то бубнили. Я не слушал, потому что все мысли были заняты рыданием. Не знаю, сколько дней прошло до того, как раздался звонок в дверь.

Тетя Настя прошаркала тапками по коридору и открыла входную дверь. Потом — тишина. Как будто кто-то ошибся квартирой, испугался тетю Настю и поспешил сбежать. Я прислушался — замок щелкнул. А через минуту в дверном проеме моей комнаты появился мужчина. Лет тридцати, довольно приятный, чисто выбритый, в модной голубой рубашке и потертых джинсах. Его черные волосы с редкой проседью на висках были коротко стрижены и растрепаны. Я сразу отметил сильные руки, такие, на которых выступают вены. Телосложением он был подтянутый, с осанкой, какой я никогда у маминых подруг-то не видел, не то что у мужиков, тусовавшихся на нашей кухне. А еще его глаза, какие-то очень грустные, уставшие — как будто он не спал всю жизнь и много смотрел в темноту.

Он приоткрыл дверь моей комнаты и поздоровался. Голос его, тихий, приятный, как будто тоже уставший, звучал, однако, совсем не робко или неуверенно.

— Привет, Юра, — сказал мужчина в голубой рубашке, пытаясь поймать мой взгляд.

Я ничего не ответил — только посмотрел на него как-то без особого интереса.

— Ты как? — продолжал он, делая шаг в комнату.

— Никак, — буркнул я. — Вы кто такой?

— Я твой папа. Я позабочусь о тебе, не бойся…

От такого заявления я, мягко говоря, офигел. Главное, он что-то еще как будто говорил, но после слова «папа» я вообще ничего не слышал. Папа? Какого черта! Папу-то я ожидал увидеть меньше всего. Деда Мороза или тренера сборной Бразилии по футболу — еще куда ни шло, но папу… Вот это номер! Да еще чтобы мой отец вдруг оказался таким импозантным мужчиной, или как там говорили умные начитанные взрослые. Я, может, не особо хорошо понимал тогда, что означает слово «импозантный», но именно оно пришло мне на ум. Этот, в голубой рубашке, совершенно не похож был на всё, что мне пришлось видеть за свою жизнь. Я к тому, что у мамы, конечно, были ухажеры — она же еще была молодая, — но все они выглядели как-то неприятно. Одеты были кое-как, грубые, с запахами, которые мне не хотелось вдыхать. А этот, в дверях, похож был на какого-нибудь менеджера. У него наверняка была иностранная машина, подумал я, и тут же мне стало стыдно за эти мысли, ведь на днях умерла моя мама. Я не имел права думать о таком.

Мы с мужчиной в голубой рубашке еще какое-то время молча смотрели друг на друга. Тишину нарушила тетя Настя.

— И чего ты приперся? — обратилась она явно не ко мне, потому что я-то уже давно был тут.

— Я заберу Юру, — спокойно ответил мужчина.

— Сейчас прям, — возмутилась тетя Настя. — Кто ж тебе даст…

— Он мой сын, — оборвал незнакомец.

Они спорили еще. Я особенно не слушал. Однако из разговора понял, что тетя Настя, мягко говоря, очень плохо к нему относилась. Она даже обозвала его пару раз сильно жесткими выражениями. Впрочем, я мог ее понять: ведь он бросил меня и ни разу, тварь такая, не появился за столько лет! А тетя Настя-то часто со мной возилась, хотя, думаю, не особенно любила это дело. Однако мужчина в голубой рубашке держался достойно. Он не вышел из себя, хотя при виде недовольной тети Насти это задача не из простых, продолжал ровно дышать и не вступал в перепалку, которую тетя Настя с рвением ему пыталась навязать. Он стоял гордо, с расправленными плечами и слегка поднятым подбородком. Стоял так, как будто во всем, во всем в жизни был прав.

— Я заберу его к себе, — спокойно и настойчиво повторил он. — Ты мне не помешаешь. Я его отец, и любой суд будет на моей стороне.

— Да уж, если только…

— Заткнись! — Он оборвал тетю Настю неожиданно так резко, что даже она сама растерялась. — И не раскрывай больше свой поганый рот! Он мой сын. Все. С тобой я ничего выяснять не намерен.

Вообще, я, конечно, плохо соображал из-за смерти мамы и из-за того, что совершенно не знал, как дальше жить, но то, как этот, в голубой рубашке, поставил на место тетю Настю, мне понравилось. Я бы сказал, что это меня даже восхитило, если бы он не назвался моим отцом, которого я заранее настроил себя ненавидеть. Потом он подошел ко мне и присел на край кровати.

— Ну что, Юра, поедем ко мне? — спросил он очень вкрадчиво, как будто осторожно. — Здесь тебе тяжело, наверное.

— Мама умерла… — только и мог всхлипнуть я.

— Да, знаю. — Он протянул руку и коснулся моего плеча, как делают в кино самые лучшие друзья, чтобы поддержать. — Это тяжело, но ты должен быть сильным. Ты же мужчина…

— Да уж, — вступила вновь тетя Настя. — Чего о тебе не скажешь…

— Заткнись, — снова переменившись в тоне, оборвал незнакомец. — Тебя никто не спрашивает.

А мне очень понравилось, что он назвал меня мужчиной. Ну, насколько вообще что-то может понравиться в отце, который бросил тебя и маму, когда ты был еще совсем мелким.

— Вы правда мой папа? — всхлипывая, спросил я.

— Правда, — ответил мужчина в голубой рубашке.

— Почему тогда вы никогда к нам не приходили?

Клянусь, мне захотелось наброситься на него с кулаками. Хотя он, конечно, был в отличной форме, все равно мне захотелось побить его. Но он вдруг обнял меня, прижал к груди — даже мама никогда так не делала, — и я растерялся.

— Я все объясню, — как-то очень нежно сказал он. — Прости меня. Так получилось. Я очень скучал. Я все объясню. Обещаю, я не дам тебя в обиду и во всем буду тебе помогать. Сейчас очень тяжело, Юра. Поехали, поживешь со мной, пока все не утихнет. Не надо тебе здесь оставаться.

Я кивнул. Мне почему-то очень захотелось уйти из дома. Без мамы там стало невыносимо пусто. Я даже думал, кто же теперь будет разбрасывать вещи и оставлять всюду грязную посуду. А этот, имени которого я даже не знал, показался мне приятным, и почему-то я поверил, что он сможет объяснить свое отсутствие. Может, и правда случилось что-то неординарное. Может, он был на войне или в командировке где-нибудь в Австралии. Оттуда же так просто не доберешься, чтобы повидаться с сыном. Я слышал о таких историях по телевизору и в кино, когда отцы объявлялись через много лет и оказывались потом приличными хорошими людьми.

— Тебе надо взять какие-нибудь вещи? — спросил он. — Собирайся. Я подожду.

Я встал с кровати и стал вытаскивать из шкафа одежду.

Тете Насте это все жутко не нравилось.

— Вот погоди, — ехидно шипела она. — Когда все узнают…

— Заткнись, — сквозь зубы процедил мужчина и, вмиг оказавшись рядом с тетей Настей, взял ее за горло и прижал к стене. — Замолчи, я сказал! И только попробуй открыть свой рот. — Он, видно, был очень зол. — Юра — мой сын. В этом ни у кого сомнений нет. Ты знаешь, почему я не мог быть с ним. Ты все знаешь, так что лучше молчи.

Мне стало не по себе. Но не от того, что этот так рычал на тетю Настю. Скорее мне в голову вгрызся вопрос: что же такое знала тетя Настя? Значит, получалось, что и моего отца она все это время знала. Получалось, что и мама мне про него врала. Я как будто потерял почву под ногами и сел на кровать.

— Собирайся, Юр, — повернувшись ко мне, повторил мужчина в голубой рубашке.

— А вы точно мой папа? Потому что мама говорила мне, что вы нас бросили…

— Я все тебе объясню. — Он погладил меня по голове. — Обещаю. Я скучал, но не мог быть рядом. Надеюсь, ты простишь меня. Хочешь есть?

Он так ловко и неожиданно завернул тему, что я растерянно ответил: «Да». Клянусь, это было просто как два разных человека, когда он говорил со мной и с тетей Настей. Он даже в лице менялся, у него моментально вспыхивал и угасал огонь в глазах. Он быстро помог мне собрать вещи, и мы поехали в пиццерию. И у него в самом деле оказалась хорошая машина, «форд», такой белый, большой, чистый.

В кафе мы ели молча, а потом поехали в его квартиру. Я только спросил, как его зовут. Он ответил: «Андрей».

Квартира у моего только что обретенного отца оказалась намного больше нашей. Вернее, квартира была какая-то странная. Я таких раньше не видел. Отдельные были только две комнаты, а то, что у нас считалось залом, было совмещено с кухней. В общем, пространства — хоть в мяч играй. Одна из комнат — к величайшему удивлению — была моей. Не то чтобы номинально — там было все сделано как будто для меня. Даже мяч футбольный в углу лежал.

— Ты извини, Юра, — начал как будто оправдываться Андрей. — Я не успел все тут доделать, да и не знал, что тебе понравится. Мы познакомимся поближе, а потом купим что захочешь… Может, шведскую стенку, или тренажер, или…

Он осекся как-то виновато, и мы не продолжили разговор. Я устал, поэтому бросил сумку на пол и почти сразу уснул, даже не сняв покрывало с кровати. Все-таки это было очень паршивое время.

В следующий раз я увидел Андрея только поздно вечером. Он зашел пожелать спокойной ночи, спросил, хочу ли я принять душ. Я ответил, что очень устал. Тогда он присел рядом, погладил меня по голове, и я тут же опять начал реветь. Жизнь представлялась мне совершенно конченой. Не