Подлинная жизнь Лолиты: Похищение одиннадцатилетней Салли Хорнер и роман Набокова, который потряс мир

Автор Сара Вайнман

"Лолита" Владимира Набокова не просто произвела фурор среди современников писателя — она и по сей день остается одним из самых популярных романов в мире. Однако мало кто знает, что сюжет книги во многом вдохновлен историей похищения Салли Хорнер, одиннадцатилетней девочки, о которой Набоков узнал из газет. Сара Вайнмайн, журналистка и редактор сайта CrimeReads, впервые с 1950-х годов проливает свет на трагическую судьбу Хорнер и описывает обстоятельства, в которых был написан нашумевший роман Набокова.

"Подлинная жизнь Лолиты", опираясь на документы суда, воспоминания родственников Хорнер, прежде не публиковавшиеся материалы ФБР и свидетельства близких Набокова, заставляет посмотреть на известный каждому сюжет с новой стороны — и задуматься о том, как художественное отображение реальных событий может повлиять на наше восприятие преступления.

• Язык: Русский
• Издатель: Individuum Publishing
• Дата выпуска: 29 июн. 2021 г.
• ISBN: 9785604262726

Предварительный просмотр книги

Сара Вайнман

Подлинная жизнь Лолиты

Похищение одиннадцатилетней Салли Хорнер и роман Набокова, который потряс мир

Перевод Юлии Полещук

Individuum

Москва, 2019

Оглавление

Предисловие. «Не проделал ли я с ней…?»

ОДИН Магазин полезных мелочей

ДВА Поездка на пляж

ТРИ Из Уэлсли в Корнелл

ЧЕТЫРЕ Детство Салли

ПЯТЬ Поиски Салли

ШЕСТЬ Истоки одержимости

СЕМЬ Фрэнк в тени

ВОСЕМЬ Одинокая мать ждет

ДЕВЯТЬ Прокурор

ДЕСЯТЬ Балтимор

ОДИННАДЦАТЬ Прогулка смерти

ДВЕНАДЦАТЬ На «олдсмобиле» через всю Америку

ТРИНАДЦАТЬ Даллас

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ Соседка

ПЯТНАДЦАТЬ Сан-Хосе

ШЕСТНАДЦАТЬ После спасения

СЕМНАДЦАТЬ Признание вины

ВОСЕМНАДЦАТЬ Когда же Набоков (на самом деле) узнал о Салли

ДЕВЯТНАДЦАТЬ Выстроить жизнь заново

ДВАДЦАТЬ Работа над «Лолитой»

ДВАДЦАТЬ ОДИН Выходные в Вайлдвуде

ДВАДЦАТЬ ДВА Записные карточки

ДВАДЦАТЬ ТРИ «Чертовски милая девушка»

ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ Ласалль в тюрьме

ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ «Эх, Эдя, не повезло же тебе»

ДВАДЦАТЬ ШЕСТЬ История создания и публикации «Лолиты»

ДВАДЦАТЬ СЕМЬ Установить взаимосвязь между Салли Хорнер и Лолитой

ДВАДЦАТЬ ВОСЕМЬ Он велел никому не рассказывать

ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ Последствия

ЭПИЛОГ О двух девочках, Лолите и Салли

Послесловие

Благодарности

Источники

Сокращения

Примечания

Библиография

Фотографии

Landmarks

Cover

Title Page

Table of Contents

Body Matter

Моей матери

Надобно быть художником и сумасшедшим, игралищем бесконечных скорбей, с пузырьком горячего яда в корне тела и сверхсладострастным пламенем, вечно пылающим в чутком хребте (о, как приходится нам ежиться и хорониться!), дабы узнать сразу, по неизъяснимым приметам — по слегка кошачьему очерку скул, по тонкости и шелковистости членов и еще по другим признакам, перечислить которые мне запрещают отчаяние, стыд, слезы нежности — маленького смертоносного демона в толпе обыкновенных детей: она-то, нимфетка, стоит среди них, неузнанная и сама не чующая своей баснословной власти.

— Владимир Набоков, «Лолита»

Я хочу как можно скорее вернуться домой.

— Салли Хорнер, 21 марта 1950 года

Предисловие

«Не проделал ли я с ней…?»

«...не проделал ли я, например, с Долли того, что Франк Ласелль, пятидесятилетний механик, проделал с одиннадцатилетней Салли Горнер в 1948-м году?»

— Владимир Набоков, «Лолита»

За пару лет до того, как жизнь ее окончательно и бесповоротно изменилась, Салли Хорнер позировала для фотографии. Ей девять, она стоит у задней ограды родного дома, по правую руку от нее в верхнем углу снимка теряется тоненькое голое дерево. Белокурые локоны обрамляют лицо Салли, касаясь плеча. Она нежно и доверчиво смотрит прямо в кадр, на фотографа, мужа сестры. Девочка на фотокарточке похожа на призрак — ощущение, которое лишь усугубляют нечеткость снимка и оттенок сепии.

Не первая фотография Салли Хорнер, которую мне довелось видеть, и далеко не последняя. Но именно она не выходит у меня из головы. Потому что это единственный снимок, на котором Салли выглядит как обычный ребенок: наивная и доверчивая, она даже не подозревает, какой кошмар ждет ее впереди. И сразу понимаешь: ее жизнь могла сложиться иначе. Но у Салли отняли эту возможность.

Флоренс («Салли») Хорнер исчезла из Кэмдена, штат Нью-Джерси, в середине июня 1948 года: уехала с человеком, который называл себя Фрэнком Ласаллем.

Флоренс «Салли» Хорнер в 9 лет

Двадцать один месяц спустя, в марте 1950 года, благодаря неравнодушной соседке из Сан-Хосе, штат Калифорния, Салли удалось дозвониться родным: девочка попросила их обратиться в ФБР и спасти ее. За этим последовало сенсационное расследование; Ласалль, не раздумывая, признал вину и до самой смерти просидел в тюрьме.

А вот Салли Хорнер оставалось жить всего два года. Она умерла в середине августа 1952 года, и известие о ее кончине застигло Владимира Набокова в разгар работы над романом. Той самой книгой, над которой он бился вот уже десять лет и которой суждено было изменить и жизнь его, и творчество так, как он и не предполагал.

Вторая часть «Лолиты» основана на истории Салли Хорнер. Вместо того чтобы бросить рукопись в огонь — чего Набоков дважды едва не сделал, и лишь своевременное вмешательство жены Веры спасло роман, — писатель закончил книгу, заимствовав нужные подробности из жизни. И Салли Хорнер, и героиня Набокова, Долорес Гейз, были брюнетками; матери их овдовели; обеих девочек похитили и почти два года продержали в плену педофилы, которые были гораздо старше своих жертв.

После публикации «Лолита» сперва пользовалась дурной славой, потом просто славой, однако споры роман вызывал всегда. За шестьдесят с лишним лет с момента выхода книги было продано свыше шестидесяти миллионов экземпляров. А вот о Салли Хорнер позабыли почти все, за исключением разве что родных и друзей. И даже о том, каким образом Салли оказалась связана с «Лолитой», родственники девочки узнали только несколько лет назад. В начале 1960-х годов один дотошный репортер провел параллель между реально существовавшей девочкой и вымышленным персонажем, однако Набоковы его высмеяли. Затем, к пятидесятилетию со дня публикации романа, известный исследователь творчества Набокова проследил взаимосвязь между «Лолитой» и Салли, продемонстрировав, насколько прочно Набоков вплел подлинную историю в ткань произведения.

Но ни одному из них, ни журналисту, ни литературоведу, и в голову не пришло внимательнее изучить жизнь Салли Хорнер. Ее ничем не примечательное, полное лишений детство, скандальное похищение — правда, со счастливой развязкой — и, наконец, трагическую кончину. Жизнь, которая не только повлияла на культуру второй половины XX века, но и решительно изменила направление развития литературы.

Я пишу о преступлениях и тем зарабатываю на жизнь. Это значит, что мне приходится много читать о том плохом, что случается с людьми — как хорошими, так и не очень, — и погружаться в эти истории с головой. Детективы пытаются ответить на вопрос, что заставляет нормальных, казалось бы, людей пускаться во все тяжкие: почему добропорядочные вдруг теряют голову, а любовь сменяется ненавистью? Такие истории вызывают у меня более чем обычный интерес: я становлюсь одержима ими. И если ощущение не проходит, я понимаю: да, это мое.

За годы работы я осознала, что есть истории, которые только выигрывают от короткой формы. Другим же тесны искусственные рамки журнальной статьи. Рассказ немыслим без композиции, однако чтобы воздать должное тем, чьи жизни я пытаюсь описать, мне нужно сопереживать им, чувствовать, что все не зря.

Несколько лет назад, собирая материалы для очередной статьи, я наткнулась на историю Салли Хорнер. Обычно я обшариваю закоулки интернета в поисках новых идей, так было и тогда. Середина ХХ века привлекла меня потому, что, с одной стороны, об этом периоде существует масса свидетельств в газетах тех лет, записях радиопрограмм и даже первых телепередач, однако все это уже за пределами нашей памяти. Сохранились и судебные протоколы — правда, раздобыть их не так-то просто. Живы пока и те, кто помнит о случившемся, но не так чтобы хорошо: память уже подводит. Вот здесь-то, в тесном промежутке, где прошлое встречается с настоящим, и таятся истории, которые нуждаются в нашем пристальном внимании и осмыслении.

Салли Хорнер вызвала мой живой интерес. Девочка, которая на протяжении двадцати одного месяца (именно столько заняло путешествие из Нью-Джерси в Калифорнию) была жертвой мучителя-педофила. Девочка, которая ухитрилась выжить, несмотря на то что ее обманом увезли из родного дома; девочка, чьи поступки озадачивали родных и друзей. Теперь-то мы куда лучше понимаем эту тактику выживания — благодаря рассказам девочек и женщин, которым тоже довелось пережить подобный опыт. Эта девочка выдержала тяжелейшие испытания, которые многим другим жертвам похищений оказались не по силам. И погибла вскоре после того, как ее спасли, а история ее злоключений легла в основу романа, одного из самых важных, знаковых произведений литературы XX века. Неудивительно, что Салли Хорнер не выходила у меня из головы.

На протяжении 2014 года я собирала подробности жизни Салли, подмечала переклички с «Лолитой» для статьи, которую осенью опубликовали в канадском интернет-журнале Hazlit. И даже после того, как я раскопала судебные материалы, пообщалась с родственниками Салли, побывала в некоторых из тех мест, где она жила (а также в некоторых из тех мест, куда завез ее Ласалль), и написала статью, я понимала, что еще вернусь к истории Салли Хорнер. Или, точнее сказать, она еще вернется ко мне.

И тогда, и сейчас мне не давала покоя мысль, что это похищение, собственно, определило всю ее недолгую жизнь. У нее не было возможности повзрослеть, найти работу, создать семью, завести детей, состариться — наконец, просто стать счастливой. Ей так и не удалось проявить незаурядные способности, которые так рано обозначились и о которых ее лучшая подруга почти семьдесят лет спустя вспоминала в разговоре со мной так, словно Салли была не ровней ее, а наставницей. После смерти Салли родные почти не вспоминали ни о ней, ни о случившемся. Не говорили о ней ни с восхищением, ни с сожалением, ни с упреком. Словно ее и не существовало.

На протяжении десятилетий имя Салли было увековечено лишь в случайной фразе «Лолиты», одной из многих в бесконечных монологах рассказчика, Гумберта Гумберта, с помощью которых он управляет повествованием и, конечно же, Долорес Гейз. Как и Лолита, Салли вовсе не была «маленьким смертоносным демоном в толпе обыкновенных детей» {1}. Обе девочки, и вымышленная, и реальная, были обыкновенными детьми. Что бы там ни говорил Гумберт Гумберт, Салли, как и Лолита, никакая не обольстительница, «не чующая своей баснословной власти».

Единственной баснословной властью, которой обладали обе девочки, была способность врезаться в память.

Впервые я прочитала «Лолиту» в шестнадцать лет, одиннадцатиклассницей [1], чье интеллектуальное любопытство намного превосходило эмоциональную зрелость. Я словно сама себя взяла на слабо. Несколькими месяцами ранее я буквально проглотила «Один день Ивана Денисовича» Солженицына. А еще через несколько месяцев зачитывалась «Случаем портного» Филипа Рота. И решила, что вряд ли происходившее между Долорес Гейз и Гумбертом Гумбертом выбьет меня из колеи. Я хотела наслаждаться языком, абстрагировавшись от смысла. Я полагала, что готова к «Лолите», но глубоко заблуждалась.

От знаменитого начала книги: «Лолита, свет моей жизни, огонь моих чресел. Грех мой, душа моя. Ло-ли-та» — меня пробрала дрожь. И отнюдь не приятная (впрочем, она и не должна быть приятной). Однако вскоре меня заворожил голос Гумберта Гумберта, его вкрадчивые интонации, напускной лоск которых, впрочем, не скрывал постыдного пристрастия.

Я читала, надеясь, что, быть может, Долорес удастся спастись, хотя уже по предисловию вымышленного рассказчика, доктора философии Джона Рэя, мне следовало догадаться, что ждать этого придется немало. А когда, наконец ускользнув из когтей Гумберта Гумберта, она все же заводит собственную жизнь, свобода ее оказывается недолгой.

Уже тогда я понимала, хотя, пожалуй, сформулировать не могла, что Владимиру Набокову удалось неслыханное. В «Лолите» я впервые столкнулась с рассказчиком, который вызывает недоверие, если не сказать подозрение. Роман строится на растущем противоречии между тем, что хочет показать читателю Гумберт Гумберт, и тем, что читатель видит своими глазами. Слишком уж легко подпасть под обаяние его красноречивого рассказа, панорам американской жизни конца 1940-х годов, наблюдений над девочкой, которую он называет Лолитой. Любители стилистики и литературы щедро вознаграждены — но и одурачены. Стоит отвлечься — и как-то забываешь, что Гумберт Гумберт почти два года беспрестанно насилует двенадцатилетнюю девочку и это сходит ему с рук.

Писательница Микита Броттман {2} тоже попала под чары героя Набокова: в книге «Книжный клуб строгого режима» она рассказывает о когнитивном диссонансе, который испытала, обсуждая «Лолиту» с заключенными тюрьмы строгого режима штата Мэриленд, где Броттман проводила занятия. Броттман заранее прочитала роман и «тут же влюбилась в повествователя»: «стиль, юмор и утонченность» Гумберта Гумберта до такой степени ее ослепили, что она не замечала его прегрешений. Броттман понимала, что симпатизировать педофилу неправильно, однако поневоле увлеклась персонажем.

На заключенных же из ее книжного клуба чары героя не подействовали. Через час после начала обсуждения один из заключенных взглянул на Броттман и воскликнул: «Да он же просто старый педофил!» Второй добавил: «Фигня все это, все его длинные красивые речи. Я его насквозь вижу. Это все для отвода глаз. Я-то знаю, что он хочет с ней сделать». А третий заявил, что «Лолита» вовсе не о любви: «Если из этой истории убрать пышный стиль, привести все к низшему [sic!] общему знаменателю, окажется, что взрослый мужик растлевает маленькую девочку».

Броттман, осмысливая прямые ответы заключенных, осознала, как сильно заблуждалась. Впрочем, она была не первой и не последней, кого очаровала стилистика произведения, покорил набоковский язык. Миллионы читателей проглядели, как именно в «Лолите» изложена история девочки, которой довелось пережить в реальности то, что и Долорес Гейз на страницах книги. Любовь к искусству порой играет злую шутку с теми, кто забывает, что жизнь бывает страшна.

История Салли Хорнер не преуменьшает ни гениальности «Лолиты», ни бесстрашного мастерства Набокова, однако подчеркивает ужас, который автору также удалось передать в романе.

Я по-прежнему не могу писать о Набокове без робости. Читая его произведения, работая с архивами, я неизменно испытывала чувство, будто подхожу вплотную к электрической изгороди, за которой скрывается правда. Подсказки появлялись и тут же исчезали. Письма и дневниковые записи намекали на нечто большее, при этом без всякого доказательства. Сильнее всего меня занимало, чтò именно Набоков знал о Салли Хорнер и когда узнал о ней. Всю жизнь он умалчивал о том, из каких источников почерпнул ту или иную информацию, отметал любые догадки; такой же тактики придерживались и наследники после смерти писателя: все это невероятно затрудняло поиски.

Набоков терпеть не мог, когда исследователи пытались раскопать подробности биографии, способные пролить свет на его творчество. «Ненавижу вмешательство в сокровенную жизнь великих писателей, ненавижу подглядывать через забор, точно досужий ротозей, — сказал он как-то на лекции по русской литературе студентам Корнелла, где преподавал с 1948 по 1959 год. — Ненавижу вульгарность „сентиментальных историй", шуршание юбок и хихиканье в коридорах времени: никогда ни один биограф даже краешком глаза не увидит моей личной жизни» {3}.

О своем неприятии любых попыток соотнести литературное произведение с реальной жизнью Набоков заявил еще в 1944 году, в оригинальной, крайне избирательной с точки зрения материала и резко критической биографии Гоголя. «Странно, что мы испытываем болезненную потребность (как правило, зря и всегда некстати) отыскивать прямую зависимость произведения искусства от „подлинного события", — брюзжит Набоков. — Потому ли, что больше себя уважаем, узнав, что писателю, как и нам, грешным, недостало ума самому придумать какую-нибудь историю?» {4}

Биография Гоголя в большей степени знакомит нас с логикой мышления Набокова, чем с творчеством Гоголя. Сам же Набоков не желал, чтобы критики, ученые, студенты и читатели искали в его произведениях буквальные смыслы или образы из реальной жизни. Любыми материалами, которые подворачивались под руку (всякая крошка в ладошку!), Набоков распоряжался, как считал нужным. После публикации «Лолиты» в 1958 году на Набокова обрушилась слава, и тут-то стремление самостоятельно распоряжаться ремеслом (потому что никто не сумеет сделать это лучше) сослужило писателю добрую службу. Все, кто хотел взять у него интервью, будь то в письме, телепередаче или при личной встрече дома у Набоковых, вынуждены были играть по его правилам. Вопросы отправляли заранее, получали ответы, написанные в свободное от работы время, и кое-как лепили из этого нечто похожее на непринужденную беседу.

Доступ к своей частной жизни Набоков ограничивал не только для того, чтобы защитить неотъемлемое право на вымысел: причины этого куда глубже и сложнее. Он не хотел, чтобы большие и маленькие семейные секреты стали достоянием общественности. Неудивительно, если вспомнить, что ему довелось пережить: русская революция, несколько эмиграций, приход к власти нацистов, международный успех после выхода бестселлера. Перебравшись в 1940 году в Америку, Набоков отказался от русского языка, на котором писал первую половину жизни, в пользу английского. Потерю родного языка он сравнивал с утратой конечности, хотя его английский (с точки зрения синтаксиса и стиля) неизменно вызывал восхищение большинства носителей языка.

Жена Вера, неизменная спутница Набокова, всю жизнь старалась оградить его от любопытствующих. Она бралась за все, чем писатель заниматься не мог или не хотел: была его помощницей, водителем, договаривалась с издательствами по поводу авторских прав, вела практически всю переписку, первой читала новые произведения мужа и выполняла массу других задач. Она охотно жертвовала собственными интересами ради его искусства, и все, кто осмеливался задаться вопросом, не кроются ли за неистребимой Вериной преданностью другие, совершенно противоположные чувства, получали в ответ либо упрямое молчание, либо пылкое отрицание, либо неприкрытую ложь.

И все же книга эта появилась не в последнюю очередь потому, что в обороне Набоковых в конце концов появилась брешь. Некоторым исследователям удалось получить доступ к их частной жизни. Увидели свет три биографии (одна другой тенденциознее {5}) Эндрю Филда, чьи отношения с героем его книг сперва складывались мирно, однако задолго до смерти Набокова в 1977 году переросли в нескрываемую неприязнь. Затем вышел двухтомник Брайана Бойда {6}: этот труд по сей день, четверть века спустя после публикации, остается основополагающим исследованием жизни писателя. Изданная в 1999 году книга Стэйси Шифф о Вере Набоковой {7} пролила свет на взаимоотношения супругов и отчасти познакомила читателя с внутренним миром Веры.

В 2009 году Библиотека Конгресса после полувекового запрета наконец открыла читателям доступ к бумагам Набокова {8}, и мы узнали больше о мотивах писателя. В Собрании Бергов, которое хранится в фондах Нью-Йоркской публичной библиотеки, архив обширнее, однако пока что доступен не весь, и все же мне удалось ознакомиться с произведениями, записками, рукописями Набокова, а также эфемерами — вырезками из газет, письмами, фотографиями, дневниками.

Чем глубже я в поисках подсказок погружалась в опубликованные работы и архивы Набокова, тем, как ни странно, меньше его понимала. Такой вот парадокс автора, чьи произведения столь полны аллюзий и метафор, столь подробно проанализированы как литературоведами, так и обычными читателями. Даже Бойд признавался через пятнадцать с лишним лет после того, как закончил биографию Набокова, что так до конца и не понял «Лолиту».

Справиться с этим мне помогло одно: я снова и снова перечитывала роман. Порой глотала, как бульварное чтиво, порой проверяла и перепроверяла каждое предложение. С первого раза невозможно определить все аллюзии и рекурсии: произведение открывается нам постепенно. Набоков вообще считал, что читать стоит лишь те романы, которые нужно перечитывать. И со временем за кажущимися противоречиями «Лолиты» открывается истинная сюжетно-композиционная логика повествования.

Перечитывая в очередной раз «Лолиту», я вдруг вспомнила слова повествователя из раннего набоковского рассказа «Весна в Фиальте»: «…я же никогда не понимал, как это можно книги выдумывать, что проку в выдумке… будь я литератором, лишь сердцу своему позволял бы иметь воображение, да еще, пожалуй, допускал бы память, эту длинную вечернюю тень истины…»

Впрочем, о себе Набоков никогда напрямую ничего такого не говорил. Однако в его произведениях подобные рассуждения встречаются. В частности, «Лолита» демонстрирует близкое знакомство с популярной культурой, привычками и пристрастиями девочек-подростков и американской повседневностью. Отыскать эти следы событий реальной жизни было не так-то просто. Я пыталась делать выводы и по тому, что сказано в тексте, и по тому, о чем автор умолчал, полагаясь столько же на умозаключения и обоснованные предположения, сколько на факты.

Одни задачи сами подсказывают тебе ответ. Другие — как повезет. Вопрос о том, что именно Владимир Набоков знал о Салли Хорнер и когда он узнал о ней, относится ко вторым. Изучая его, а заодно и то, как Набоков вставил историю Салли в текст «Лолиты», я обнаружила, как тесно переплелись жизнь и художественное произведение и как Набоков, точно одержимый, снова и снова возвращался к этой теме на протяжении двадцати лет, прежде чем в полной мере раскрыл ее в «Лолите».

Оказалось, что повествование в «Лолите» куда больше связано с реальным преступлением, чем Набоков готов был признать.

За четыре с лишним года работы над книгой мне доводилось обсуждать «Лолиту» с великим множеством людей. Для кого-то это была любимая книга или по крайней мере одна из любимых. Другие ненавидели ее — или как минимум ее замысел. Равнодушных не было. Неудивительно, учитывая тему романа. Однако фрагмента о Салли Хорнер, когда я цитировала его, не вспомнил никто.

Я не могу утверждать, что Набоков специально выстроил повествование таким образом, чтобы спрятать Салли Хорнер от читателя. Однако поскольку события в книге развиваются очень быстро — пожалуй, с той же скоростью, с которой Гумберт Гумберт преодолевает тысячи миль по всей Америке, — легко что-то упустить. Но мне кажется, что даже случайные читатели «Лолиты», количество которых исчисляется десятками миллионов, вдобавок к миллионам тех, кто слышал о романе, видел одну из двух экранизаций (а может, смотрел обе), наконец, отдает себе отчет, какое место эта книга вот уже шестьдесят лет занимает в культуре, должны узнать о том, что сталось с Салли Хорнер, поскольку это история многих девушек и женщин, и не только в Америке, но во всем мире. Одни из множества таких историй — обычная житейская несправедливость: молодые женщины, связанные по рукам и ногам узами брака или заботами о детях, оказываются лишены возможности развиваться. Другие куда страшнее: девочек и женщин оскорбляют, бьют, похищают, а то и что похуже.

При этом злоключения Салли Хорнер разворачиваются в типично американских декорациях, в тени Второй мировой войны, после того, как победа породила крепкий, состоятельный средний класс, впрочем, не сумевший превозмочь грядущий страшный упадок. Похищение Салли тесно связано с ее родным городком Кэмденом в штате Нью-Джерси, который в то время считался воплощенной американской мечтой. Несколько раз мне довелось там побывать, побродить по улочкам, и каждый раз меня поражало, как разительно Кэмден переменился к худшему. Салли должна была бы странствовать по Америке по собственному желанию — этакая кульминация мечты. Но девочку увезли против воли, и путешествие превратилось в кошмар.

Жизнь Салли оборвалась слишком рано. Однако ее история послужила источником вдохновения для романа, споры о котором не утихают и через шестьдесят лет после публикации. Владимир Набоков с помощью стиля и формы произведения наделил педофила художественной властью, очаровал и возмутил миллионы читателей. Изучая жизнь Салли Хорнер, я срываю завесу, за которой скрывается правда. Гумберт Гумберт проделал с Долорес Гейз то же, что Фрэнк Ласалль с Салли Хорнер в 1948 году.

Эта книга возвращает Салли Хорнер право первенства. Подобно бабочкам, которых так любил Набоков, она появляется из кокона фактов и вымысла и расправляет крылья.

ОДИН

Магазин полезных мелочей