Eine Rückschau

Автор Boris Revout

Eine epische Erzählung der Geschichte einer Frau, deren ereignisreiches und nicht einfaches Schicksal eine Reihe von prominenten Menschen sowie Geschehen in sich einschließt. Man kann sogar sagen, dass eine Jahrhundertsgeschichte des Landes sich in ihrem Schicksal widerspiegelt lässt. Ihre Vorfahren waren solche erbliche Leibeigene, die überhaupt keine Ahnung haben könnten, was Freiheit bedeutet und wozu man die bracht. Sie mussten aufs Land hart arbeiten und immer dafür Herr Gott danken. Vielleicht deswegen schätzt die Hauptprotagonistin des Romans vor allem dieses Freiheitsgefühl, das durch die Gemeinschaft mit verschiedenen Männern und Freundinnen nur verstärkt wird. Eine Serie von Ereignissen mit ihren Verwandten und Bekannten kann sich nur dadurch erklären lassen, dass darin irgendwelche übernatürlichen Kräfte versteckt wurden. Doch das Gleiche findet nicht selten beim Schaffen der Künstler (auch ihren Freunden) statt. Ein Anteil der leichten Ironie verleiht dem Buch eine besondere Farbenkraft.

• Язык: Русский
• Издатель: Books on Demand
• Дата выпуска: 9 янв. 2015 г.
• ISBN: 9783738662603

Boris Revout

Boris Revout wurde 1947 in St. Petersburg geboren. Er studierte und promovierte im Bereich der Nanoforschung an der Staatsuniversität St. Peterburg und arbeitete über zwanzig Jahren bei einem großen Forschungsunternehmen, wo er neben wissenschaftlichen Untersuchungen über 50 Patenten entwickelt hatte. Er lebt seit 1992 in Hamburg, wo er unter anderen in Jahren 1996-2002 Geschäftsführer von "Institut für Biotechnologie-Anwendungen in Umweltschutz und Medizin" war. Seit 2006 beschäftigt sich Revout als Buchautor. Inzwischen habe er insgesamt 22 Bücher (Romane und Gedichte) in deutscher und russischer Sprache veröffentlicht.

Предварительный просмотр книги

Лукич

Дорожные беседы

Игорю Валентиновичу Леонову приходилось очень много времени проводить в дороге, несмотря на то, что к профессии курьера он не имел никакого отношения. Он не привык распространяться по поводу того, к чему относились его занятия, предпочитая называть себя для скромности «инженер». Если подходить к этому слову с очень общей позиции, то так оно и было на самом деле. Но место приложения его инженерных знаний не располагало к особой разговорчивости. Он работал в космической отрасли и его частые поездки в Москву объяснялись многочисленными согласованиями на различных уровнях новой космической техники. Ему приходилось также бывать на испытаниях запуска ракетных установок, где можно было воочию установить многие допущенные ошибки. Он не привык попусту терять время и решал в дороге те рутинные вопросы, на которые на работе катастрофически не хватало времени. Вместе с тем, иногда бывали и исключения из этого, заведенного им распорядка, как это произошло в тот раз.

Женщину, оказавшуюся тогда его случайной попутчицей в поезде – экспрессе Москва – Ленинград звали Вера Сергеевна. На вид ей было не более тридцати с небольшим лет, среднего роста, с аккуратно уложенными длинными светло-русыми волосами. В ее задумчивых карих глазах время от времени проскальзывала слабая искорка какой-то мимолетной мысли, видно, вызывающей у нее внутреннюю радость, но непостижимую ее собеседнику.

Незаметно они разговорились, чего инженер совсем не предполагал делать. Но, попав в такую непривычную ситуацию, он не имел уже представления, как из нее выйти. Вернее, темы беседы исходили от самой этой женщины, а ему просто не оставалось ничего иного, как поддерживать каждое ее начинание. Все же, ему показалось, что все ее многочисленные темы и рассказы были очень тщательно отобраны и систематизированы по определенному принципу. Уже через час пути ему стали постепенно раскрываться самые основные правила этой «систематизации»: ее речь словно проходила через особый фильтр, будто освобождающий ее от неизбежной историчности. Обычно, когда человек что-то рассказывает о себе, он невольно, прямо или косвенно, связывает все события с конкретными датами, что для большинства мужчин и, наверно, значительной группы женщин является чем-то малозначимым и случайным. Для представительниц прекрасного пола, типа Веры Сергеевны, эти детали никак нельзя было отнести к второстепенным, особенно в разговоре с сильным полом. В последнем они, видимо, видели, прежде всего, холодную логическую машину, все движущие части которой строго направлены на отделение лирической части (или, на примитивном мужском жаргоне, пустых слов) от небольшой и важной составляющей. Именно в ней можно было найти весьма полезные для размышления сведения. Например, одной фразы о том, что «я тогда-то и тогда-то училась в пятом классе», оказывалось вполне достаточно, чтобы с точностью до одного года определить возраст самой рассказчицы. С такими, как Вера Сергеевна, подобные «грубые промахи» были просто невозможны. Вместе с тем, ее речь изобиловала образными выражениями, приятными для слуха и легкого дорожного расслабления. Вероятно, ту же функцию «исторического фильтра» выполнял и тот способ повествования, когда события в нем безо всяких сомнений относились к совершенно различным годам, позволяющим составить впечатление только о фактической стороне дела. Как можно было понять из ее рассказа, ее детсткие годы были связаны с достаточно натянутыми отношениями между родителями (возможно, иногда серьезно даже задумывавшихся о разводе). Однако, с возрастом в их сознании что-то резко изменилось или скорее пришло понимание того, что поиск кого-то другого может принести не только желанную новизну, но и абсолютно непригодный для этой совместной жизни совсем чужой характер. Наверно, внутренняя борьба этих двух противоположно направленных течений закончилась победой здравого смысла и семья не распалась. Более того, уже в весьма солидном возрасте они решили обзавестись вторым ребенком, так что младшая сестра Веры Сергеевны оказалась существенно моложе ее самой. К Танечке, как младшей и поздней дочке, родители с самого рождения стали относиться по-особому, видя в ней постоянно нуждающееся в заботе существо. То ли, из-за этой большой разницы в возрасте, то ли из-за индивидуальных качеств каждой из них, сестры с большим трудом находили общий язык. Но, по большому счету, каждая из них жила в своем собственном мире, в котором чувствовала себя вполне комфортно. Вера воспитывалась в строгом духе, в почитании старших и соблюдении всех норм приличия. Все это относилось также к ее непрестанной обязанности соблюдения идеального порядка в квартире и чистоты, не допускающей, видимо, ни одной лишней пылинки. Несмотря на вынужденную скромность в быту, обеденный стол всегда накрывался чистой скатертью и набором посуды, о необходимости которого в иных домах не имели ни малейшего представления. Если Вера забывала поставить под суповую тарелку мелкую, так что она оказывалась непосредственно на скатерти, это рассматривалось, как очень серьезный проступок, за который она могла лишиться какого-то заведенного в семье небольшого поощрения. Как часто бывает в подобных строгих семьях, Вера Сергеевна была искренне благодарна родителям за такое воспитание, давшее ей, по ее представлению, «надежный стержень» на всю жизнь. Но появление ее младшей сестры практически совпало с началом у нее самой переходного возраста, видимо, одного из важнейших этапов в становлении женской натуры. Переходный период, который всегда сопровождает половое созревание девушки, является тем важным временем, когда она концентрирует все свое внимание на собственном теле. Ей обязательно хочется иметь идеальную фигуру, которую она связывает с вполне развитой женской природой. Ей кажется, что те новые процессы, приходящие к ней периодически, значительно укрепляют ее самосознание и уверенность в своих действиях. Ей начинает доставлять радость, когда на нее смотрят мужчины, явно отмечая все изменения, произошедшие в ее внешности. Увеличение ее груди и бедер является «материальным доказательством» того, что в ней уже произошли явно позитивные перемены и появилась новая, незнакомая ей до этого сексуальность. Женщины всегда видят тесную связь между взрослением девушки и изменением отношений с юношами, посредством незнакомого до этого «языка тела». Многие очень огорчаются тем, что их взбалмошные отношения с парнями расстраиваются. Вместе с тем, они понимают, что дальше чувствовать себя «одним из парней» или их приятелями становится невыносимым из-за сексуальных неловкостей ранней юности и развивающейся обязательной гетеросексуальности. Женщин беспокоит то, что парни могут подумать, если они заметят это или не заметят. То, что Вера узнала много позже, касалось свойства женщины отчетливо проносить все эти ощущения до глубокой старости. Тогда она могла уже понять, насколько смехотворным это должно было выглядеть, но не могла уже ничего изменить. Девушки рано осознают, что должны скрывать все признаки месячных от парней и мужчин, братьев и отцов. Это ощущение определяет теперь их самосознание, привыкшее до этого играть со своими мужскими сверстниками. Сильным изменениям подвергаются и семейные отношения, поскольку родители всегда с повышенным беспокойством наблюдают состояние взрослеющих дочерей, опасаясь каких-то непредвиденных последствий от общения с парнями. Для молодых людей все выглядит значительно спокойнее и они могли чувствовать себя почти независимыми от родителей.

С вступлением в переходный возраст Вера вдруг стала замечать, что мальчики из ее класса и во дворе стали проявлять интерес к ее внешности. Она могла понять это по тому простому признаку, когда любая, надетая к празднику обновка, словно по сигналу, привлекала к ней взгляд всех ее сверстников противоположного пола. Этот, казалось бы, случайный факт вызывал в ней незнакомое и радостное чувство, от которого появлялась какая-то необыкновенная уверенность в себе. Эти воспоминания юности глубоко запали в душу Веры и могли принести самые приятные ощущения и в последующие годы, когда ей стало известно уже намного больше о мужском восприятии женского образа. И все же девичье восприятие этого совершенно неведомого ей мира было трудно с чем-то сравнить. Иногда у нее возникало представление, что все ее тело стало каким-то волшебным инструментом, способным легко улавливать человеческие мысли и желания. Иначе тяжело было объяснить те импульсы, которые проходили по ее спине и ногам, когда она не могла еще видеть существа, находящегося позади себя, но могла бы рассказать о нем что-то определенное. Не менее сказочной была и ее первая любовь, казалось, упавшая на ее голову с небес. Именно такой она и осталась в ее будущих воспоминаниях: какой-то принц, необычайной красоты, будто специально посетил землю, чтобы только встретиться с нею. Он и на самом деле приехал откуда-то с юга и исчез столь же внезапно, как и появился, надолго оставшись в ее сердце своеобразным эталоном мужского начала. Это обстоятельство имело очевидные романтические стороны, отчетливо запечатлевшиеся в ее душе, подобно красочной фотографии. Но оно привнесло в ее жизнь и негативные черты: она стала мысленно сопоставлять с ним любого мужчину, что, к ее большому разочарованию, заканчивалось в пользу «сказочного» образа. Поэтому в каждом ее новом реальном знакомом обязательно находились «изъяны», приводящие к весьма скорому разрыву. Пытаясь дать разумное объяснение каждого такого случая, Вера приходила к выводу, что часто недостатки ее очередного друга были не столь уж и велики (а, строго говоря, их вообще едва ли можно было отнести к недостаткам), но ее душа понимала это почему-то совсем иначе. В самом деле, как можно было отнести к изъянам человека отсутствие у него совсем легкого акцента (который был у «сказочного принца»), но без него все достоинства молодого человека теряли всякий смысл. В эти годы Вера очень много читала, пытаясь найти что-то аналогичное в книгах хороших писателей. Она находила в них действительно очень много разумного и полезного для себя, но они едва ли помогали ей разобраться в тех ощущениях, которые вновь и вновь возникали в ней.

Все, что в эти дорожные часы говорила Вера Сергеевна, было для уставшего от очень напряженной командировки Леонова чем-то почти непривычным и далеким. Его мозг будоражила одна мысль: «Зачем она все это рассказывает именно мне, человеку совсем ей незнакомому». Одновременно с этим, какая-то совсем непонятная сила притягивала его к этому рассказу и заставляла слушать дальше. Однако, когда у него возникло это желание, его невольная спутница переменила тему и заговорила об одном спектакле в Большом драматическом, который она недавно смотрела. Это было вообще вторжение в ту совершенно непостижимую сферу, в которой Игорь Валентинович ориентировался еще в меньшей степени, чем в становлении женской натуры. Он практически не ходил в театры (за что жена его частенько бранила) и, может быть, стал бы поклонником этого жанра, не работай он в этой всепоглощающей отрасли народного хозяйства. Но случайная встреча с Верой Сергеевной открыла ему глаза на то, что существует другой мир, в котором человек не только получает эстетическое удовольствие, но расслабляется духовно и физически.

Потом они долго говорили о чем-то еще, что совсем не отложилось в памяти инженера, но породило странное желание увидеть эту женщину еще раз. Когда поезд уже подъезжал к Ленинграду, он решился сделать ей предложение о встрече. Она никак не отреагировала на это, как будто смысл этих слов прошел мимо нее. Но уже выходя на перрон, она протянула ему свою визитку и едва заметно улыбнулась, сказав: «Вы можете позвонить мне по служебному телефону». Леонов был очень ограничен во времени, но на этот раз умудрился выделить на встречу с этой попутчицей несколько часов. Они втречались потом еще несколько раз, после чего у инженера начались испытания на объектах, когда неудачи преследовали его по пятам, не оставляя уже никаких шансов на дальнейшие встречи. К его сожалению, эта связь порвалась.

Романтика здоровья

Чего она тогда не захотела обсуждать с ним, касалось следующего. С возрастом Вера Сергеевна стала как-то по-особенному относиться к своему здоровью. Трудно сказать, исходило это от нее самой или от широкого воздействия доходящей до психоза массовой пропаганды всевозможных методов поддержания тела и души в лучшем состоянии и разнообразных способов лечения любых болезней. Вероятно, оба эти источника внесли свой достойный вклад в то, чтобы самым искренним образом поверить в это. Иногда от одного чтения этих пособий на ее глазах появлялись слезы, как у других они могли бы появиться от чтения высокой поэзии. Вероятно, сами их строки были написаны столь внутренне одухотворенными персонами, что вызывали в ней необыкновенно радостный отклик. В первую очередь это относилось к очищению всех жизненно важных каналов, без чего жизненные силы человека, похоже, уходили на глазах. Все эти методы были весьма мучительны, но собственное здоровье безусловно стоило того. Лучшей наградой за это неприятное испытание было квалифицированное заключение создателя данной процедуры о том, что «сейчас у Вас та (или иная) система полностью очищена. Поскольку научных средств для подтверждения или отрицания подобного высказывания не существовало, можно было целиком довериться мнению этого «ясновидящего». В случае ухудшения после очередного очищения каких-то, сугубо личных ощущений, «специалист» говорил о вредном воздействии на свою подопечную каких-то внешних полей или дурного глаза, отчего у него тоже имелась надежная защита. Естественно, эта дополнительная помощь не могла быть бескорыстной, так как помимо хлеба человек должен был потреблять и более лакомые продукты питания, но это уже не играло большой роли, когда речь шла о крепком здоровье.

Однако, сказать, что только исключительно общение со знатоками нетрадиционной или народной медицины доставляло Вере Сергеевне такое удовольствие, было бы покривить душой. Не меньший восторг ей доставляло общение с выдающимися представителями большой науки, с авторами признанных во всем мире теорий и направлений. Одним из таких незабываемых для нее людей был академик Алексей Михайлович Ковалев, сам открывший многие тайны работы желудочно-кишечного тракта. Лекции академика, которые Вера Сергеевна часто и с большой охотой посещала, вызывали у нее откровенное восхищение. В его научной теории все было ей настолько понятно и доступно, что любые личные сомнения в их возможной неточности или незавершенности моментально исчезали. Более того, теперь любой ее прием пищи сопровождался ощущением, что она чувствует каждую клетку своего желудка и знает, что она в данный момент для нее делает. От этого непередаваемого ощущения появлялась глубокая благодарность этой маленькой клетке и желание чаще общаться с нею. Конечно, немалое значение имело и то, что сам академик оказался очень великодушным мужчиной, в обществе которого Вера Сергеевна могла чувствовать себя более, чем комфортно. В нем действительно были в равных пропорциях собраны все компоненты, определяющие настоящего мужчину. Он был вежлив, остроумен, интеллигентен и галантен, что с самого начала притягивало к нему представительниц прекрасного пола. К тому же он был несомненно щедрой душой, что было видно по хорошим чаевым, которые он оставлял официанту в ресторане. На примере академика Ковалева Вера Сергеевна смогла понять, насколько содержательной может быть простой обед в ресторане, когда рядом с тобой сидит выдающаяся индивидуальность, к каждому слову которой стоит внимательно прислушиваться. Она не могла удержаться от того, чтобы теперь узнать его мнение и по другим вопросам, связанным с медициной. У нее в памяти свежи еще были ощущения от ее весьма непростого переходного возраста и хотелось узнать мнение этого признанного специалиста.

«Алексей Михайлович», с чувством некоторой застенчивости начала она, «как бы Вы, с позиции врача и ученого, могли охарактеризовать состояние взрослеющей девушки?» Похоже, Ковалев не ожидал от нее подобного вопроса, который привет его в некоторое замешательство. «Понимаете, Вера», произнес он после заметной паузы, «Вы правильно назвали обе мои профессии, но я сам, в большей степени, ощущаю себя ученым и именно в той области, которой занимался всю жизнь. Ваш вопрос, скорее, относится к совершенно иной сфере медицинских знаний, поэтому я готов сейчас предложить Вам исключительно свое, достаточно субъективное мнение по этому вопросу». Вера прервала его теми словами, что как раз это интересует ее в наибольшей мере.

«Хорошо», продолжил ученый, «тогда слушайте мое представление об этом. По-моему, само женское тело (я имею в виду и ту взрослеющую девушку, о которой Вы меня спросили) зачастую является неким источником и страстного желания, и робости. Возможно, отсутствие смелости у женщин происходит уже от неспособности некоторых из них весьма уверенно передвигаться в пространстве, воспринимать пространство, использовать свое тело в полную меру. Есть даже мнение (не разделяемое мною полностью), что общий недостаток смелости вызывается тем, что женщины часто из-за сомнений в возможностях своего тела не доверяют также своим умственным и руководящим способностям. Так, незначительные черты поведения тела, такие как, жесты, поза, походка оказываются очень важными для верного понимания различий полов. Мне кажется, что для воспитания отчетливого полового различия сейчас необходимы соответствующие программы физического развития детей обоих полов. За строгим выполненем этих программ должны строго следить соответствующие специалисты. Это же относится и к одежде, которая должна быть достаточно свободна и не стеснять движений».

«То есть, Вы хотите сказать, что в этом состоянии юной женщины можно обнаружить черты какой-то естественной болезни?»

«Вера, Вы сейчас произнесли то, о чем я не думал. Но мне вдруг показался достаточно интересным такой взгляд и вот по какой причине. Широко известно, что болезнь стала культурной метафорой целого ряда человеческих проблем. С рождения до самой смерти медицинский аспект становится определенной общественной формой построения действительности. Даже исторически сложилось так, что многие, самые казалось критические стороны жизни и человеческие переживания рассматриваются с точки зрения медицинской позиции, меняющейся на протяжении жизни. В частности, для женщин это имеет далеко идущие последствия. Так, феминистки утверждают, что женщины стали основным стимулом для широкого распространения медицины. Они, видимо, находят в этом даже некое преобразование религиозной патриархальности в особый научный подход. По их мнению, в этом заключается важный переход от взгляда на женщину, как существо, заботящееся исключительно о рождении детей и уходом за больными, к становлению ее, как настоящего эксперта в области медицинской психологии. Они находят различные виды того, какой опасности стало подвергаться здоровье женщины в последнее время, когда в медицине доминировали мужчины и здравоохранение было основано на технологическом подходе. Подобная критика стала отправной точкой в резком изменении женского сознания относительно их здоровья. Они определили также сексуальную политику, в укоренении концепции лечения болезней и в надежде на адекватную помощи. Все это способствовало тому, чтобы создать систему медицинского подхода для знаний и контроля женского организма. Вместе с тем, мы с Вами хорошо понимаем, что все женские проблемы не ограничиваются только верным определением и эффективным лечением их болезней. На протяжении последних ста лет весьма существенно изменилось взаимодействие не только женской индивидуальности с обществом, но и отношения между врачом и пациентом. Эти отношения оказывают непосредственное влияние на установление диагноза и правильность лечения болезни. Существенные перемены претерпели также взгляды на ряд важных социальных явлений. Еще полвека назад считались преступными алкоголизм, наркомания и даже гомосексуализм. Сейчас они все целиком отнесены к заболеваниям. Ряд проблем со здоровьем, включающих сексуальность, оплодотворение, поведение детей или старческое ухудшение памяти, теперь самым естественным образом обсуждаются с врачом. Всеми принятая мораль 19 века предписывала всем женщинам обязанность рожать детей, в случае возникновения беременности. Аборты осуждались официально и производились исключительно нелегально. Это приводило к тому, что женщины предпочитали воздерживаться от секса, в известной степени враждебно относясь к нему. Это было связано, как с боязнью нежелательной и опасной беременности, так и с вполне официально предписанной обязанностью жены заниматься этим. Медицина 20 века сделала все возможное, чтобы не только выяснить все специфические процессы, происходящие в женском организме, но найти наиболее подходящие способы его надежной защиты от нежелательной беременности и иных неприятных последствий, впервые позволив «прекрасной половине» чувствовать себя значительно более свободной и независимой. Это же относится к изучению и облегчению перехода женщин к менопаузе, обычно сопровождающейся болезненными состояниями. Многие аналогичные процессы у мужчин, включая гормональные циклы и климактерические изменения, практически до сих пор остаются малоизученными. Столь же весьма медленно развивается и изучение психологического здоровья мужчин среднего и старшего возраста. Как результат этого у них развивается повышенная раздражительность, потребность часто доказывать физически свое заметно пошатнувшееся положение и попытка объяснить все жизненные ситуации с точки зрения сухого рассудка. Ко всем этим мужским трудностям женщины обычно относятся весьма безразлично. Исключение составляют только случаи импотенции, непосредственно отражающиеся на их душевном состоянии. Еще одной причиной более практичного подхода женщин к собственному здоровью является их готовность чаще обращаться к врачам, самым подробным образом описывая свои симптомы. Они значительно дисциплинированнее придерживаются указаниям врачей и стараются не нарушать распорядок дня и питания. Это же относится и к их заботе о больных детях и пожилых родственниках, которых они предпочитают чаще сопровождать к врачам. Отношение женщин к врачам в этом смысле напоминает то, что имело место в старых патриархальных условиях, когда авторитет хозяина дома определялся целиком его мужским полом. Как Вы могли видеть из моего несколько затянувшегося рассказа, рассматривать состояние женщины всегда приходится с оглядкой на противоположный пол». В принципе, ответ академика в определенной мере удовлетворил Веру. Во всяком случае, она поняла, что чего-то более рассудительного она от него не сможет услышать. Более глубокий подход к «потребностям» женской природы мог исходить только от самой женщины.

Если бы в ее юные годы ей удалось найти настоящую подругу среди опытных женщин, та поведала бы ей значительно больше того, что мог знать об этом любой мужчина (включая и самого большого ученого или врача). К тому же, многие взрослеющие девушки считают для себя лишним, неудобным или необычным вообще задавать лишние вопросы взрослой женщине или как-либо интересоваться ее опытом сексуальных желаний. Все твердо знают, что эти желания не прошли мимо ни одной их них, даже если они и говорят о том, что не испытали этого. До всего этого Вере приходилось «доходить» самой. Это был непростой путь и в физическом, и в духовном плане. Но, в конечном счете, Вера поняла то, что, может быть, не узнала бы от этой своей взрослой подруги. Ей стало даже казаться, что само это желание можно разделить на три группы. Первая из них включала эротические образы и представления, во вторую входило то, что было непосредственно связано с женским телом. Третья же группа должна была целиком зависеть от ответной реакции мужчины. При всех ее разграничениях, сексуальные желания были непосредственно связаны с отношениями. У взрослеющей девушки эти чувства были способны вытеснить из сознания все остальные чувства. От этого у нее меняются даже отношения с собственным телом, делая их основой самой их жизни. Но, весьма безобидно звучащие эротические образы, тоже способны приобретать весьма властные и агрессивные формы. Многие женщины ощущают их настолько явственно, что им самим становится жутко от этого и появляется желание уйти подальше от этих опасных переживаний. И все же, вероятно, эротику нельзя сводить только к сексуальной направленности, а следует рассматривать в более широком смысле, как целую палитру очень сложных оттенков разных ощущений эротического характера. Вся эта палитра создает в женщине новые и никогда до этого не замечаемые переживания, неподвластные никаким рассуждениям или внутреннему голосу. Скорее, она стремится сделать все вопреки самим мыслям и внутреннему голосу. Фактически это проявляется в том, что молодая женщина совершает совсем не то, что хотела. Лжет ли она при этом самой себе? Вера могла бы с полным основанием ответить, что была правдива с собой. Вторая группа желаний, связанная с ее телом (в отличие от первой), носила чисто физический характер и была неотделима от сексуального желания. Вера могла говорить при этом лишь о себе, но она не сомневалась в том, что то же самое испытывает любая другая женщина, а все разговоры о том, что некоторым из них это было вообще неведомо, могло быть связано с полным отсутствием у них всяких чувств. То, что она приписала третьей группе, возникало от ответных чувств мужчины, которые девушка могла иногда почти физически воспринимать всеми живыми клетками своего организма. Ей хотелось бы безостановочно рассказывать кому-то об этом, но она не делала этого исключительно из-за норм приличия, существующих в обществе. Это была явно слишком щекотливая тема, которую не следовало ни с кем обсуждать. Таким образом, во врослеющей девушке всегда боролись три внутренние порыва: желание чувственного удовольствия, внутренний голос рассудка, не позволяющий предаться этим желаниям и страх перед возможным насилием и нежелательными последствиями. Она может говорить с собою часами о том, что ее тело и рассудок, словно принадлежат разным существам, что эротика делает с нею все, что пожелает. Память удивительным образом сохраняет многие из этих ощущений, превращая их почти в материальные сущности. В одно время Вере захотелось научиться познавать и выравнивать в себе наслаждение и опасность. Она увидела в этом единственный для себя путь для обретения душевного покоя и защиты от той опасности, что подстерегает ее в сложном общественном лабиринте женской судьбы. Позднее она поняла, что подобное «прозрение» приходит ненадолго. Желание испытывать удовольствие, пренебрегая при этом всеми опасностями, едва ли могло привести к какому-то душевному равновесию. Страх перед возможными последствиями и стремление к чувственному удовольствию оказывались несовместимыми понятиями. Но найти в этом какой-то свой личный компромисс Вере еще только предстояло.

Само собой разумеется, ученый предпочитал выбирать в разговоре с дамой далекие от его работы темы. Ему в значительно большей степени импонировало обсуждать с нею произведения искусства, которыми он не только интересовался, но успел собрать богатую коллекцию, а также литературные новинки, часто создаваемые его хорошими приятелями. Когда его спутница слышала имя известного ей автора, она выражала искреннее желание познакомиться с ним и академик «брал на себя честь» познакомить ее с этим человеком. Но он также охотно отвечал на ее вопросы о том, какие продукты питания желудок и кишечник предпочитают в наибольшей степени. При совпадении этого перечня с ее собственным вкусом, ее душа буквально ликовала. Это было явным подтверждением того, что выбор ее еды был вполне совместим с «желанием» клеток ее желудка, чем она могла отблагодарить их за добрую службу. Из ответов ученого на ее вопросы она могла также понять, насколько всем нашим внутренним органам необходимы регулярные физические упражнения, практикуемые для людей умственного труда в спортзалах и всевозможных фитнес-студиях. Это было прямым указанием на то, что и ей надо немедленно подключаться к этим важным занятиям. Конечно, если быть откровенным, надо признать, что Вера Сергеевна с детских лет была очень подвижным существом, занималась балетом и даже мечтала стать балериной. Потом с этой мечтой пришлось расстаться, но спорт никогда не был для нее чуждым словом. По крайней мере, она чувствовала в себе силы в любой момент возобновить свои физические упражнения. Но в данный момент, когда академик пообещал свести ее с писателем, чьи книги ей очень нравились и кому она с большим удовольствием высказала бы свои представления о событиях, описанных в его книгах, ее внимание привлекал только этот вопрос. Она даже несколько раз напомнила ему об этом, что вызвало у Ковалева какое-то не очень приятное ощущение. Возможно, в душе он даже пожалел о данном обещании, хотя, как человек деликатный, постарался не показать вида об этом. Дней через десять он все же выполнил свое обещание и позвонил ей по телефону. Он, как-то по-артистически говорил с нею о каких-то совсем несущественных вещах и лишь в конце, как бы между прочим, заметил: «Да, кстати, мы с Вами приглашены в среду к Канарскому, у которого собирается весьма интересная компания. Ожидается даже, что он почитает нам что-то из своего нового романа, В любом случае, скучно там не будет». В тот раз Вера даже немного обиделась на него: долго говорить обо всякой чепухе, когда она ожидала от него именно этого сообщения, а затем сказать об этом, как о самом неприметном обстоятельстве. Она подумала при этом об эгоизме, присущим вероятно всем мужчинам, но быстро простила его. Ведь фактически он действительно сделал то, о чем она его просила, а остальное было лишь ничего не значащим приложением.

В дебрях беллетристики

Писатель Канарский был человеком с нелегкой судьбой. В совсем молодом возрасте он был беспричинно (по нынешним представлениям) репрессирован и провел многие годы в сталинском лагере, что стало, по его слова, весомой частью его «позднего воспитания». Впечатлений, которых он набрался за эти годы, могло сполна хватить на несколько десятков романов, поскольку совершенно непредсказуемым был каждый прожитый там день. Строго говоря, любой из этих дней мог оказаться последним, так как жизнь обитателя лагеря стоила совсем недорого. Одновременно с этим, для самого заключенного это весьма неприметное обстоятельство в десятки и сотни раз повышало цену каждого последующего дня. Трудно было вообще сказать, кто для политического узника представлял большую опасность – начальство и охрана или соседи-уголовники, получить нож в спину от которых было проще простого. Последнее условие могло произойти от плохого настроения этих сокамерников или «по просьбе» того же руководства. Не проще Канарскому было бы ответить и на вопрос, кому он в большей степени был обязан этим своим «поздним воспитанием» - охране или уголовникам. В любом случае, его сознание претерпело основательные изменения, так что он не стал бы уже отрицать, что оно вобрало в себя и определенные черты воровской братии. Подходя к себе критически, он отмечал в себе какую-то скрытую агрессивность и открытую непримиримость даже по отношению к родственникам и друзьям. Человек, избравший путь писателя, должен был немало страдать от этих приобретенных качеств, поскольку сдержанность и объективность являются непреложными составляющими этого ремесла. Ему пришлось по-настоящему поработать над собой, чтобы как-то соответствовать этим чертам. В своей весьма просторной квартире на Петроградской хозяин всегда с удовольствием принимал своих друзей и единомышленников, к которым с полным правом мог числить себя и Ковалев, с которым они были знакомы уже несколько десятков лет и который разделял многие жизненные позиции писателя. По правде говоря, Вера Сергеевна ничего не знала об этом тяжелом прошлом Канарского, видя во всех его произведениях талантливый художественный вымысел. Но первое знакомство с них произвело на нее весьма благоприятное впечатление: несмотря на широкую известность, он держался настолько просто, что сразу притягивал человека к себе. Вместе с тем, в его умных глазах просматривалась необыкновенная глубина, как будто целиком заполняющаяся от интереса к каждому человеку. Его внимательный взор ни в коем случае не был позой, а убеждал своей несомненной искренностью. Вопросы, которые он задавал своим гостям, были далеко не праздными и не признаками светской вежливости. В значительно большей степени они свидетельствовали о желании разобраться в том, что сейчас волновало его самого. Неприхотливое угощение на столах без сомнения указывало на то, что хозяин ни в коем случае не хотел заострять на нем внимания. Люди пришли ради духовного общения и это было явным приоритетом в этом доме. Видимо по традиции, заведенной писателем, каждый из говорящих выслушивался с напряженным вниманием. Перебивать или вставлять какие-то реплики здесь не было принято. Это требовало определенной ответственности за любое высказывание и не допускало пустого набора фраз. Для Веры Сергеевны это было явно в диковинку. Она привыкла к интеллигентным обществам, но встречи там обычно сопровождались потреблением изрядного количества алкоголя. Все присутствующие, казалось, намеренно появлялись там исключительно с целью расслабиться и не ломать голову над каждым словом. Соответственно особой требовательности к высказываниям ожидать не приходилось. Иногда доходило до того, что уважаемый всеми человек нес откровенную околесицу и все понимали, что причиной ее являются только «перебранные градусы», за что его никто не мог осуждать. В отличие от этого, в доме Канарского собирались для «умственного труда» и спиртное, которое безусловно имелось в достаточном количестве, служило бы серьезным препятствием для этого. Поначалу ей показалось, что это условие трезвости ограничивает свободу высказывания мыслей, но потом все встало на свои места и это своеобразие оказалось вполне приемлемым обстоятельством. Хотя Вера Сергеевны не очень легко принимала что-то не совсем привычное, но с некоторой напряженностью, возникшей в первые минуты встречи, она весьма успешно справилась. Женщин пришло очень немного и это тоже накладывало на собрание определенный отпечаток. Однако, наблюдение Веры за ними показало, что им эта обстановка хорошо знакома и не вызывает никаких возражений. Они принимали не менее активное участие в разговоре и к их словам прислушивались с неменьшим вниманием, чем к высказываниям мужчин. В тот раз разговор зашел о двух понятиях, занимающих значительное место во всех произведениях Канарского – свободе и необходимости. Лагерный опыт писателя давал понять, что обе эти категории были весьма относительны и условны, зависев в сильной степени от конкретной личности. Так как рассматривать эту тему для откровенных убийц и насильников было не очень разумно, их решено было исключить из рассмотрения. Вместе с тем, основная масса находящихся в тюрьмах и лагерях узников предоставляла широкое поле для размышлений, прежде всего, благодаря своей изрядной численности и тому важному обстоятельству, что ей были присущи не только многие общечеловеческие грехи и пороки, но и ряд вполне достойных свойств. Не пытаясь целиком объединить нрав всех этих людей, стоило все же отметить, что большая их часть очень неплохо освоилась с тюремными условиями, находя их в некоторой степени даже комфортными. В принципе, для них не составляло особого труда исчезнуть на время из своей камеры и попасть в другую или даже перейти в другое здание. Для человека вне лагеря или тюрьмы эти перемещения едва ли означали что-то позитивное, но для обитателя этих заведений это могло дать полное ощущение свободы. Помимо этого, свобода могла определяться простой возможностью получения дополнительной плошки баланды или маленького кусочка сахара, что наверняка должно было служить напоминанием о временах на свободе. Но тянула ли этих людей вообще эта «вольная» жизнь? Скорее всего, нет. Они уже настолько свыклись с размеренным распорядком дня, когда не приходится ни на мгновение задумываться о том, что и как делать, что их свободу можно было увидеть именно в необязательности думать вообще. Почему-то никто из философов никогда не обращался к этой стороне понятия свободы. Скорее всего, этим кабинетным ученым трудно было представить, что можно стать свободным, просто ни о чем не думая. Но, если исходить из принятого понимания свободы, как осознанной необходимости, то позицию этих не сильно образованных заключенных можно оправдать и с философской точки зрения: они сумели найти свободу, по-житейски поняв необходимость подчинения. Совсем иное явление представляла собой оказавшаяся за решеткой интеллигенция, которая ни в коем случае не способна была не только целиком отказаться от постоянно обрушивающихся на нее мыслей, но и в самом пребывании в зоне никак не могла увидеть даже зачатков свободы. Для нее познанная необходимость вообще представляла собой какое-то, не относящееся к ней, абстрактное понятие. Ее беда, однако, не ограничивалась этим обстоятельством, поскольку и оказавшись вновь на воле, она и там продолжала чувствовать себя повязанной по рукам и ногам. Строго говоря, определение свободы, как осознанной необходимости, оправдывает любой тоталитарный режим, так как в каждом его законе и указе можно найти необходимость действовать именно в соответствии с его буквой. Формально с этим вполне можно согласиться, но, фактически, соглашение с этим – самообман, на который честный человек не может пойти. Значит ждать свободы при диктаторском правлении не приходится. Но можно ли сказать, что само понятие демократии становится гарантией свободы? Совсем необязательно, особенно, если под демократией буквально понимать власть народа. В какой-то степени это напоминает собой ситуацию в зоне заключения, когда большинство решает за всех, преследуя при этом те корыстные цели, о которых упоминалось выше. Для весьма значительной группы людей такое решение будет означать потерю даже тех следов свободы, которая у нее еще оставалась. Когда в доме Канарского все гости исчерпывающе высказали свою позицию по данному вопросу, хозяин дома предложил почитать несколько глав из своей новой книги, что было одобрительно принято всеми. Слушая маститого автора, Вера Сергеевна впервые испытывала откровенное блаженство. Его достаточно мягкий голос моментально напомнил ей любимые радиопередачи, когда она была еще ребенком. Именно такой голос читал ей сказки, очаровывающие ее от начала до конца. Конечно, тогда она не могла понять причин столь сильного воздействия, да она и не думала об этом. И вот теперь, слушая Канарского, ей стал до конца ясен секрет такого воздействия: они оба были абсолютно искренни со своими слушателями и этого условия было, видимо, вполне достаточно, чтобы притянуть к себе публику. Нельзя сказать, что книга была написана очень просто, некоторые ее абзацы надо было перечитывать, чтобы дойти до их смысла, но и в них ощущение отсутствия фальши было налицо. Жадно впитывая в себя все, что произносил писатель, Вера поняла, почему он единственный не участвовал в обсуждении предложенной кем-то из гостей темы. Главы, которые он прочел, были верным эквивалентом того, что он мог высказать в этой дискуссии. Уже в этот день Вера Сергеевна твердо решила поближе познакомиться с ним. Возможно, это было в душе многих женщин – радость от того, что она входит в круг знакомых какой-то знаменитости. Отличие Веры от них состояло в том, что ей следовало обязательно быть первой в этом кругу. Иногда подобные претензии наталкивались на сильное сопротивление, которое обычно придавало Вере дополнительные силы. Еще одной весьма характерной ее особенностью было то, что она не была мстительной. Достижение цели являлось для нее вполне достойной компенсацией за те неудобства, которые ей доставляли конкурентки. Конечно молодость и красота последних могли вносить в это «состязание» определенные коррективы, но на «марафонных дистанциях» опыт и обаяние Веры Сергеевны все равно брали верх. При этом, естественно, речь могла идти лишь о тех знаменитостях, внешний вид которых был их одним из немногих козырей. Если дело касалось какого-то интеллектуала, то ее юные соперницы отставали уже на «первом круге». Случай с Канарским относился именно к таким. Уже после второй встречи у него на квартире, где обсуждались не менее злободневные вопросы взаимоотношений государства и личности, она попросила его о частном свидании. Нельзя сказать, что писателя эта просьба очень обрадовала. Он привык очень скрупулезно относиться к своему времени, постоянно планируя все свои дела на следующий день и особо выделяя в нем часы для работы, которые считал для себя наиболее плодотворными. Кроме этого, он часто читал лекции в университете (где его профессорский курс по современной русской литературе постоянно собирал много слушателей). Во время творческой работы всем домашним было категорически указано, ни по какому поводу его не отвлекать. В случае телефонных звонков, жена весьма сухо произносила одну и ту же фразу: «профессор работает», действующую на звонящего по телефону почти магически. Он понимал, что совершил нечто недозволенное и с извинениями прощался. Несмотря на все эти подробности, Канарский почти сразу согласился с предложением Веры Сергеевны. Писатель несколько минут внимательно просматривал свой деловой дневник, после чего назвал ей удобные для него день и время. Она, в свою очередь, предложила ему место в одном тихом кафе, очень подходящем для серьезных разговоров без каких-либо посторонних свидетелей. Было бы наивно считать, что Веру в какой-то мере интересовало обсуждение с очень занятым человеком общих тем. Она едва ли подходила для этого. Нет, у нее безусловно накопился целый перечень жизненно важных проблем, мнение Канарского по которым она очень хотела бы услышать. В качестве «скромной компенсации» за это у нее было несколько очень приличных (по ее мнению) идей новых книг, которые она могла предложить писателю для серии его последующих произведений. Ее рассуждения при этом были достаточно неприхотливы и, вместе с тем, не лишены здравого смысла. Человек, живущий долгие десятилетия в атмосфере лагерного барака (а именно это происходило с Канарским, невзирая на то, что после его освобождения прошло много лет) должен был серьезно страдать от постоянного давления сугубо негативных фактов и воспоминаний. Наверно, единственной возможностью «вытащить» его из этого «темного царства» было кардинально поменять всю (как могла выразиться Вера Сергеевна) экологию, постараться перенести себя в нормальную (или даже радостную) обстановку и дать себе волевую установку на то, что жизнь содержит немалое количество прекрасных сторон, способных не только доставлять удовольствие, но и залечивать старые раны. Вера была значительно моложе писателя, но женское чутье, несомненно, предоставляло ей не меньше возможностей, чем продолжительный мужской опыт и она чувствовала в глубине души, что ее добрых советов более всего не хватает Канарскому. Не исключено, что ее убежденность передалась и самому деятелю литературы. Во всяком случае, такая мысль наверняка проскользнула в его сознании, когда они сидели в этом кафе и Вера Сергеевна знакомила его с некоторыми аспектами своей жизненной позиции.

Но, по большому счету, эти сведения должны были служить не более, чем вступлением к тем вопросам, ответов на которые она с нетерпением ждала. Поэтому она (весьма в вежливом тоне) попросила своего собеседника удовлетворить ее любопытство, в чем тот не смог ей отказать.

«Сергей Сергеевич», начала она, «придерживаетесь ли Вы мнения, что писателю следует передавать в своих произведениях только то, что он пережил?»

«Нет, не придерживаюсь. В этом смысле я не делаю собственный опыт обязательным или желательным. Моя судьба сложилась таким образом, что мне было дано намного больше (я имею в виду по накалу и интенсивности переживаний), чем другим. Все, что я до сих пор писал, было отражением всего этого пережитого. Я ни к коем случае не могу назвать это везением. Возможно, при иных обстоятельствах моя жизнь могла сложиться намного удачнее и я писал бы совсем другие книги (если вообще стал бы писателем). Но, если рассматривать мировую литературу, можно увидеть, что личный опыт был источником очень небольшой части произведений. Все остальное – плод фантазии или каких-то исторических иллюзий. Читатели, вместе с тем, не перестают воспринимать это, как документальное подтверждение реальных событий. Из-за недостатка времени, я не могу распространяться по поводу этой стороны читательского восприятия. Скажу только о том, что многие из них не удовлетворяются тому, что им выпало прочесть в романе, а начинают собственные исследования судеб литературных героев, в которых они видят конкретных людей и добиваются на этом пути хороших «результатов».

«Что в таком случае может служить стимулом в писательском труде, желание известности или славы или какие-то другие вещи?»

«Видите, об этом мне рассуждать еще сложнее, поскольку мотивы «писательской братии» далеко не однозначны. Вместе с тем, я бы не хотел концентрироваться на каких-то меркантильных интересах, поскольку они явно не главные в их творчестве. Написание книги – это один из немногих способов развить в себе образное мышление и показать свой взгляд на многие явления окружающего нас мира. Успех книги служит лучшим доказательством тому, что писатель не один, что у него есть много единомышленников. Это можно сравнить с выборами для политика или с аншлагами для артиста».

«В то же время, некоторые писатели утверждают, что пишут сугубо для себя. Какие цели тогла преследуют они?»

«Мне это трудно представить. С какой целью они вообще издают свои произведения? Нет, человек пишет только для того, чтобы его читали. Поэтому он так серьезно заботится о своем языке. Для себя это выглядело бы совсем по-другому. Даже составляя личные дневники, автор никогда не исключает, что их будут очень внимательно изучать (а может и широко издадут). На этом основании я могу сказать, что любой пишущий человек (естественно, я не имею в виде тех, кто пишет жалобы или доносы) является общественной личностью, с которой рано или поздно познакомится большой круг людей».

«Сергей Сергеевич, я хорошо могу понять, что годы, проведенные Вами в лагере, совершенно не могли способствовать Вашим мыслям о любви. Но эта тема является самой популярной в литературе, да и в других сферах искусства. Значит, она не могла пройти и мимо Вас. Что бы Вы могли сказать об этом? Мне это интересно не только в смысле любопытства, но и для лучшего понимания некоторых Ваших книг и отдельных мыслей».

«Сейчас Вы задали мне очень непростой и необычный вопрос. Действительно, в моих книгах этому уделено немного места. Это не значит, что любовь не интересует меня, как человека и читателя. Я бы начал с исторического примера. Над одной из древнейших библиотек мира в Александрии высечена надпись: «Священные места души». Что это должно было означать? Одно из современных объяснений гласит, что любовные романы должны были способствовать преодолению проблем, возникающих в отношениях полов. Многовековое развитие психологии выбрало эту тему в качестве одного из своих важнейших направлений. Однако, оно едва ли позволило приблизиться к пониманию этого лучше, чем художественная литература. Только тонкая и высокоразвитая писательская душа способна передать в словах все дуновения чувств, возникающих при отношениях мужчины и женщины, начиная с первого взгляда и, кончая самыми интимными связями. В ставших классическими произведениях этих авторов делается очень важная для всего человечества попытка понять, зачем на долю многих людей выпадает божественно высокое чувство и почему оно очень редко делает людей по-настоящему счастливыми. Значительно чаще, именно через эти духовно возвышенные понятия человек как раз и познает всю глубину своего падения или несчастья. Достоинство большой литературы состоит еще и в том, что в ней действующими лицами являются не схематические фигуры, а живые люди, во многом схожие с натурой самого читателя. Поэтому последний воспринимает их, как своих друзей или врагов, радуется или ненавидит вместе с ними, переносит на себя их проблемы и, таким образом, обогащает собственную душу. После прочтения такой книги, человек иными глазами смотрит на ту или того, с кем ему только что удалось познакомиться и прилагает все усилия, чтобы не повторить досадную ошибку героя прочитанного произведения. Как это происходит практически? В «Смертельных желаниях» Бальзака на долю его героя выпадают сильные и надменные дамы, к которым он всячески пытается «приспособиться». Но к настоящей любви это не имеет никакого отношения. Видимо, по этой причине, когда он знакомится с юной особой, готовой его искренне полюбить, он в страхе убегает от нее. Его жизнь заканчивается трагически, давая читателю урок того, как ему следует избегать боязнь разочарований. Без этого очень непросто «бросаться в бескрайнюю пропасть любви». Многие люди испытывают подобное разочарование уже в детском возрасте, видя взаимоотношения родителей между собой, их безграничное самолюбие и надменность. Но любовь не может существовать без обоюдной доверенности и понимания. Однако, иногда в жизни встречаются ситуации, описанные в романе Джейн Остин «Гордость и предрассудок», в котором мужчина и женщина находятся в постоянном «сражении» между собой, пытаясь утвердить свое превосходство и всячески задеть и унизить своего партнера. К удивлению обоих, их непримиримое противостояние приводит к тому, что они искренне влюбляются друг в друга. Говорит ли это о том, что из самых натянутых и конфликтных отношений могут возникнуть глубокие и надежные чувства? Во всяком случае, нередко бывает наоборот, когда романтическая любовь, далекая от всяких рассчетов и трезвых рассуждений, оборачивается полным отчуждением и разладом. Так, главный герой в «Докторе Живаго» Пастернака происходит из весьма неблагополучной семьи: мать умирает, когда он был ребенком, отец – беспробудный пьяница. Его отношения с внешним миром и людьми сильно подорваны. В своей женитьбе он рассчитывает найти утешение и понимание. Но судьба распоряжается иначе: он влюбляется в другую женщину, но, похоже, и это не спасает его от пустоты и одиночества, в котором он умирает. Если рассматривать ту же ситуацию с точки зрения его женщин, то окажется, что каждая из них по-своему любила его, находя в нем явную привлекательность и искренность. Но особой привязанности они в нем так и не обнаружили, из-за чего всегда чувствовали себя с ним одинокими. Мужской взгляд на любовь не может совпадать с женским: в нем всегда должна оставаться доля свободы (в принципе, препятствующая сближению). Но одного этого желания может оказаться достаточным, чтобы разрушить всю жизнь. Ситуация, когда любовь к двум женщинам кажется увлекательной и романтической, весьма распространена, но редко когда приводит к ощущению счастья. Отсутствие глубокой привязанности ведет в никуда – человек становится еще более одиноким, чем был до этих двух увлечений. Но этот «опыт» нельзя назвать типично мужским. Видно, начиная с «Мадам Бовари» Флобера в аналогичном положении оказывается и женщина. Первопричиной этого обычно становится заурядность личности мужа, с которым ей становится невыносимо скучно. Единственный выход из этого она видит в том, чтобы влюбиться в другого, став его любовницей. Но для общественной морали подобное поведение недопустимо и она не может с этим мириться. Снова личная трагедия со смертельным исходом. Поиск какого-то разнообразия приводит женщину к самоубийству. Женская натура не может существовать без понимания своего предназначения, без смысла жизни, без особой восторженности перед ее любимым. Но ее сознание часто оказывается очень далеким от реальных условий. Может быть, большие шансы добиться успеха в жизни имеют сильные и уверенные в себе дамы, не ждущие «милости от природы». Они чувствуют в себе способность управлять и заставлять мужчин подчиняться себе, как это описано в романе Митчел «Унесенные ветром». По не очень понятным причинам и мужчинам нередко нравятся такие женщины. Писательница показывает троих из них, нашедших в фермерской дочке какое-то необычное очарование. Но любовь каждого из них к своей избраннице продолжается недолго. Необходимость такого беспрекословного подчинения вызывает в них какой-то внутренний протест, постепенно низвергающий любовь. Неограниченная энергия жизнелюбивой дамы, заключившей союз со слабыми и мягкотелыми мужьями, не находит необходимого ей выхода. Мужья начинают ее раздражать. Но едва ли их слабость является причиной ее раздражения. Ведь в третьем муже она нашла физически сильного и решительного спутника жизни. Но условия, в которых этот человек оказался, методично разрушают его душу, изгоняя из нее «любовные флюиды». Физическая сила уступает место пристрастию к спиртному. «Ураганный ветер» исходящий от этой женщины, не может дать и ему необходимое жизненное тепло. Но источником семейного тепла может быть только взаимная любовь. В противном случае, в семье всегда возникают разногласия и ледяной холод, подобно тому, что появился в отношениях Анны Карениной с ее супругом в романе Льва Николаевича Толстого. Любовь, неожиданно «обрушившаяся» на Анну, подобно вихрю, не оставляет ни пяди для рассудка, она становится глуха ко всем советам и нравоучениям. Еще в меньшей степени ее волнует то, каким несчастным она могла таким поведением сделать своего мужа (степенного и заботливого отца семейства, нежно любящего ее). Обстановка вокруг нее накаляется до такой степени, что единственным выходом из нее становится лишь самоубийство Анны. Причуды любви бывают столь разнообразны и непредсказуемы, что читателю не следует удивляться и истории, рассказанной Маркесом в его романе «Любовь во времена холеры». Бедный парень влюбляется в юную дочку состоятельного господина, желающего выдать ее замуж за аристократа. Отношение к этому самой дочери интересует его в самой малой степени. Аристократически воспитанный и получивший образование в европейских университетах молодой врач является самой подходящей партией для его дочери. Их брак продолжается более полувека, вплоть до трагической гибели доктора. После его похорон становится понятным, что первая любовь молодого парня не прошла в течение всех этих 50 лет и способна возродиться с новой силой и у этих пожилых людей. Для 21 века, когда природа стала значительно «снисходительнее» к возрасту и позволила чувствовать себя молодыми тех, кто давно достиг пенсионного срока, эта повесть Маркеса, возможно, не представляла бы собой нечто особенное или категорически неприемлемое обществом. Но в романе речь идет о событиях, произошедших в 19 веке, предъявляющем (в первую очередь к верным католикам, о которых идет речь у Маркеса) исключительно высокие нравственные требования. Представить себе реальную ситуацию, в которой два этих очень пожилых человека откровенно демонстрируют свои взаимные эротические чувства, весьма непросто. Но ничуть не меньший вызов общественной морали (точнее было бы сказать, лицемерию) бросил Набоков своим романом «Лолита», где речь идет не о любовных связях представителей низших сословий, а, можно сказать, о высшем интеллектуальном аристократе, пятидесятилетнем профессоре филологии, влюбляющемся в свою 12-летнюю падчерицу. Однако, на этом обстоятельстве вызов писателя не заканчивается: он предлагает читателю еще более сложную проблему своеобразного извращения воспитания, когда реальный педагог и его подопечная меняются местами. Кем на самом деле является Лолита: капризным ребенком или рано повзрослевшей дамой, самостоятельно освоевшей «искусство» подчинения себе мужской натуры? Ответ на этот довольно несложный вопрос сопряжен, однако, с серьезными размышлениями на разные темы одновременно. Как могло в добропорядочной Европе с ее патриархальными традициями и долгими христианскими ценностями возникнуть существо по имени Лолита? Как получилось, что в современном обществе девальвировался культивируемый тысячелетиями авторитет воспитателя (или просто намного старшего, чем ты, человека)? Приобрела ли сила эротического притяжения настолько универсальный характер (подобно силе всемирного притяжения), что распространяется уже на детей (и глубоких стариков)? Религиозное воспитание во все времена ставило во главу угла целомудрие и воздержание. Одним из самых активных проповедников этого выступал яркий борец за свободу и независимость Индии Махатма Ганди. В своих многочисленных произведениях Махатма (в переводе с хинди, великая душа) призывал своих приверженцев к воспитанию воли, путем отказа от секса при самых трудных и соблазнительных обстоятельствах (например, в окружении обнаженных женщин). По его твердому убеждению, это насильственное упражнение над собой могло служить наилучшим лекарством для души. Он создавал ашрамы, в которых опыт воздержания следовало испытать всем их участникам. Юноши и девушки должны были вместе купаться и спать в одной постели, не нарушая своего целомудрия. Уличенные в запрещенном поведении или разговорах строго наказывались. Одним из разработанных им методов подавления страстных влечений было купание в холодной воде. Человек, заслуживший мировое признание и преклонение, казалось бы, по праву заслужил звание «отца нации». Однако, просочившиеся в печать в последние годы сведения, опровергают существовавший многие десятилетия миф об этой почти святой личности. Женившись на своей 14-летней невесте Кастурбе, 13-летний Ганди в полной мере вел совершенно нормальную сексуальную жизнь, быстро приведшую к беременности его жены. В возрасте 38 лет он практически отказался от данного им в юном возрасте обета целомудрия (предписываемый