Плик и Плок

Автор Сю, Эжен

Роман «Плик и Плок», представленный в данном томе, создан писателем в самом начале творческой карьеры. Уже в них Эжен Сю показал себя увлекательным рассказчиком, проявил богатую фантазию в описании моря и повседневного морского быта. Колониальная экспансия (захват Алжира и др.) возбудила в 30-х гг. XIX века живой интерес к экзотическим странам. Все это обеспечило успех приключенческих романов Сю, где на фоне тропических пейзажей действуют гордые, тщеславные личности, таинственные злодеи и безумно смелые морские волки.

• Язык: Русский
• Издатель: Aegitas
• Дата выпуска: 6 апр. 2015 г.
• ISBN: 9781772464733

Предварительный просмотр книги

© «Literary heritage», 2011

© Электронное издание.  «Literary heritage», 2015

Книга издана при участии компании Aegitas

Сю Э.

Плик и Плок: Роман / «Literary heritage», 2011

(БИБЛИОТЕКА ПРИКЛЮЧЕНИЙ).

Эжен Сю (наст. имя Мари-Жозеф; 1804—1857) — французский писатель. Родился в семье известного хирурга, служившего при дворе Наполеона. В 1825—1827 гг. Сю в качестве военного врача участвовал в морских экспедициях французского флота, в том числе и в кровопролитном Наваринском сражении. Как писатель Сю начинает в 1832 г. с приключенческих морских романов, в дальнейшем переходит к романам историческим; за которыми последовали бытовые (иногда именуемые «салонными»). Но подлинную литературную славу принесли ему созданные позже знаменитые социально-авантюрные романы «Парижские тайны» и «Вечный жид».

Роман «Плик и Плок», представленный в данном томе, создан писателем в самом начале творческой карьеры. Уже в них Эжен Сю показал себя увлекательным рассказчиком, проявил богатую фантазию в описании моря и повседневного морского быта. Колониальная экспансия (захват Алжира и др.) возбудила в 30-х гг. XIX века живой интерес к экзотическим странам. Все это обеспечило успех приключенческих романов Сю, где на фоне тропических пейзажей действуют гордые, тщеславные личности, таинственные злодеи и безумно смелые морские волки.

Все права защищены. Никакая часть электронного экземпляра этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Часть I

ХИТАНО

Глава I

Цирюльник Санта-Марии

Kлянусь вам оком святого Прокопия, приятель, что Хитано отправился в Матагорду. Почтенная моя тетка Изабелла, возвращаясь с острова Леона, сама видела всю береговую стражу в готовности и говорила мне, что у маяка поставлены два конных поста для наблюдения за движением этого окаянного, которого видели в море.

— Клянусь ракою Святого Яго, приятель, рыбак Пабло сейчас прибыл из Кониля и повторял мне, что тартана с красными парусами бросила якорь на полпушечный выстрел от берега и что все кожаные камзолы, то есть таможенники, всполошились...

— Вашу легковерность употребили во зло, дон Хосе.

— Над вами позабавились, господин брадобрей,— отвечал Хосе, выходя с лукавым видом.

Сие прозвание — господин брадобрей — заставило сильно вздрогнуть Флореса, ибо если он молодил публику, то для того только, чтобы не опровергнуть совершенно — увы! — слишком подлинного значения светлого оловянного блюда, колебавшегося в темном углу его дверей, но зато снаружи представлялась обширная картина, изображающая руку, вооруженную ланцетом и открывшую с осторожностью жилы другой колоссальной руки. Из этого наблюдатель легко поймет, что цирюльник тешил свое самолюбие и славу в отправлении некоторых хирургических операций и что почти против своей воли он унижался до ничтожной бритвы, выгода от которой, однако, по-видимому, была довольно значительна.

Впрочем, Флорес пользовался заслуженной известностью. Его лавка, как вообще в Испании все лавки цирюльников, была местом собрания всех любителей новостей, а в особенности отставных моряков, живших в Санта-Марии. И если известия, черпаемые в этом источнике, не всегда были облечены достоверностью, по крайней мере, должно сознаться, что их выдумывали от чистого сердца. Подробностей, исторических слов, личностей, обстоятельств — всего было там достаточно. Набожный, с умом гибким и вкрадчивым, цирюльник дышал полным блаженством; он всегда был тщательно одет в черное платье, седые и приглаженные его волосы закруглялись позади ушей, и две широкие красные полосы, заменявшие брови, рисовались над маленькими желто-серыми глазами. Но в особенности заслуживали внимания его руки, свежесть, белизна и розовые ногти которых сделали бы честь даже канонику Толедскому.

Как уже говорилось, Флорес сильно вздрогнул при обидной выходке Хосе, и это невольное и гневное движение совратило с пути всегда твердую и верную его руку — сталь задела слегка по горлу одного из его посетителей, который с самодовольным видом развалился в больших полированных креслах из черного орехового дерева, на кои по очереди приходили садиться все моряки Леона и Санта-Марии.

— Черт вас дергает, хозяин,— возмутился пострадавший, подпрыгнув на своем месте.— Должность палача еще не занята в Кордове. Ей-ей, вы можете получить ее, ибо имеете удивительную способность резать глотки христианам.— И он обтер концом своей перевязи кровь, текшую из раны.

— Успокойтесь,— отвечал Флорес с важностью, утешенный, даже восхищенный своей неловкостью, при одной мысли, что может употребить в дело свои хирургические познания.— Успокойтесь, любезный, верхняя кожица слегка оцарапана; в ней находятся только тончайшие подкожные сосуды и диахилум, или маточный пластырь, или сальсарина поправят мою оплошность; к тому же, признаться, это маленькое кровотечение для вас весьма полезно, ибо вы, мне кажется, человек очень подверженный полнокровию. Итак, сын мой, вместо того чтобы сердиться, вы должны...

—...вас благодарить, не так ли, хозяин? Я это припомню и при первом ударе ножом, который нанесу, скажу алькальду: «Милостивый государь, мой враг — человек полнокровный, и все это есть не что иное, как кровопускание. Это для его же здоровья, сударь».

Тут многочисленная толпа посетителей, наполнявшая заведение Флореса, захохотала так оглушительно, что цирюльник побагровел от гнева.

— Чертово отродье! — пробормотал он, прикладывая свою благодетельную мазь к кровавой ране.

— Вы меня проклинаете, отец мой! — подхватил моряк.— Но продолжайте, не церемоньтесь, я вам все прощаю, даже кровопускание за добрую весть, которую вы нам сообщили... А, так тартана проклятого стоит на якоре у Кониля! Клянусь грудью моей матери, я отдал бы охотно все жалованье от Фердинанда, причитающееся мне за восемь лет, лишь бы только мог увидеть этого окаянного цыгана с цепями на руках и на ногах, стоящего на коленях в траурной часовне. Сколько раз, преследуя его на сторожевом люгере, я отрекался от моего заступника, в то время как сей любимец ада заставлял нас лавировать, ибо всегда в самую бурную погоду он пускался в море, и, тогда как на наше судно обрушивались волны, его как будто прыгало и скользило по валам! Святая Кармен, я готов заложить эту пару новых башмаков, что если цыган опустит в кропильницу свой палец, то святая вода закипит, как от раскаленного железа!

— Вещь возможная,— сказал Флорес,— но всего вероятнее то, что мое известие основательно.

— Да услышит нас Небо,— сказал один,— и я обещаю святому Франциску положить моих домашних спать на голые камни и не давать им ничего, кроме вареного девять суток в воде гороху.

— Пусть его схватят, и я принесу в жертву Пресвятой Деве прекрасную мантилью и кольцо,— сказал другой.

— Я,— подхватил третий,— я уже дал обет Богородице Пиларской идти босиком отсюда в Херес с трехфунтовой свечой в зубах и со связанными на спине руками, когда увижу этого отступника в темнице, ожидающим казни.

— А я,— вскричал продавец скота,— я соглашаюсь отдать двух лучших моих коз святым отцам монастыря Сан-Хуан, лишь бы мне позволили четвертовать нечестивца и залить ему глаза свинцом, ибо, клянусь святым Петром, я не хочу смерти грешнику, а все же нужно осудить его по всей строгости законов! Если бы этот двоюродный брат Сатаны довольствовался только провозом контрабанды, то хотя он и окаянный, все же можно было бы покупать его товары, освятив их наперед, но проклятый грабит береговые селения, похищает наших дочерей и оскверняет храмы. Недавно еще нашли статую святого Ильдефонсо с матросской шапкой на голове и с длинной трубкой во рту. Клянусь семью скорбями Богородицы! Такие святотатства предзнаменуют какую-нибудь страшную невзгоду!..

— И все от того,— перебил моряк,— что у кадисского губернатора нет порядочного фрегата для прекращения этих неистовств и что мы не имеем для нашей защиты никого, кроме нескольких таможенных сыщиков, которые едва завидят бушприт проклятой тартаны, тотчас и наутек. Друзья! Снарядим общими силами несколько фелюг, и, во имя святого Иакова, тогда посмотрим, заступится ли за него Сатана и правда ли, что отступника не берет ни железо, ни свинец.

— Странная вещь,— начал продавец скота, понизив голос.— Педрилло, мой пастух, уверял меня, что он видел, как бот цыганского судна пристал к утесам, где выстроен монастырь Сан-Хуан, и что...

— И что?..— спросили все в один голос.

— И что окаянный сам пошел в святое место!

— Иисусе Христе! Пресвятая Дева! Санта-Кармен! Какой ужас! — сказала толпа, крестясь.

— Это еще не все: окаянный вздумал взойти на часовую башню, и мой пастух видел его своими глазами курящего проклятую свою сигару, а потом... слышал, как он пел проклятую песню и наигрывал на проклятой своей гитаре!

— Но как же почтенные отцы могли потерпеть подобное поношение? — спросил Флорес с сокрушенным видом.

— Вот то-то же! — И рассказчик прищурил глаза со злобной улыбкой.

Несмотря на всю опасность, какой можно было подвергнуться, разговаривая о делах духовенства, они, может быть, начали бы важно рассуждать об этом предмете, как вдруг писклявый и резкий голос сказал насмешливо:

— Да, станется, что окаянный цыган сам Сатана!

Все глаза в одно время обратились на темный угол цирюльничьей лавки, ибо там находился незнакомец, произнесший эти странные слова. Когда он заметил, что все взоры общества устремлены были на него, то встал, сбросил свой бурый плащ, прошел медленно во всю длину комнаты Флореса и важно сел в большое кресло.

Его стан был строен, хотя он был менее среднего роста, и богатый андалузский наряд показывал всю гибкость его. Он снял красный платок, которым была окутана его голова, и из-под него высыпались густые пряди волос, которые закрыли почти все лицо. Его большие черные глаза блистали тихим блеском.

— Ну же, хозяин,— сказал он Флоресу и провел указательным пальцем по своему подбородку, подражая движению бритвы.— Но за мои грехи,— прибавил он,— не отделай меня, как того земляка с якорями на пуговицах. Особенно не нужно кровопускания.

Земляк с якорями на пуговицах хотел ответить, но крики, сперва отдаленные, потом довольно близкие, ему в этом воспрепятствовали. Слышны был робкий, умоляющий голос мужчины и строгий визгливый голос женщины.

— Отъявленный лжец, я тебя проучу! — сказала она, входя с растрепанной мантильей и волоча за собой мальчика лет пятнадцати.

— Тетушка Изабелла! — сказал Флорес, приподняв бритву.

— И рыбак Пабло! — вскричали присутствующие.

— Сеньора,— говорил мальчик,— клянусь вам душой моего отца, что я видел два часа тому назад тартану с красными парусами, стоящую на якоре у Кониля.

Сеньора Изабелла сделала движение рукой, которое возымело бы свое значение, если бы моряк в ту пору не успел вступиться между двумя ратоборцами.

— Опять этот проклятый цыган! — возразил молодой человек в андалузском наряде.— Друзья мои, вот прекрасный случай доказать вам то, что я говорил перед этим, а именно, что этот окаянный есть сам Сатана.— И он важно поднялся со своего кресла.— Сеньора, я в состоянии решить вопрос, ибо я также видел судно с красными парусами два часа назад.

— И я тоже,— ответили одновременно Изабелла и Пабло.

— Хорошо,— сказал незнакомец,— клянетесь ли вы святым именем Бога и пострадавшим на Кресте сказать истину?

— Клянемся.

— Говорите же, сеньора.

— Итак, по истине, по сущей правде, как правда то, что в Кордове есть рака святой Изабеллы, моего ангела,— она перекрестилась,— я видела, не прошло еще и двух часов, судно цыгана, курсирующее на высоте Матагорды, и пусть Господь разразит меня, если я лгу.

— Говори ты,— сказал он рыбаку.

— Пусть Сан-Пабло погубит при первом моем грехе меня и мою лодку, если я не видел два часа назад тартану окаянного, стоящую на якоре на карабинный выстрел от Кониля. А доказательством этому, господа, то, что я встретил неподалеку от Вехера отряд таможенной стражи, спешившей на берег во всю мочь. Дорогу отряду указывал сын Барсо, маленький Барсильо, который сообщил им о тартане окаянного. Я не хочу спорить с госпожой Изабеллой, но убей меня бог, если я не сказал правды!

В этих толках столь различных был слышен такой голос истины и убеждения, что зрители посмотрели друг на друга с удивлением. Сам чужестранец улыбнулся с недоверчивым видом. Что касается Флореса, он не замечал, что с тех пор как новый гость снова устроился в кресле, он водил машинально тупым концом своей бритвы по его подбородку.

— Ого, приятель,— сказал молодой человек,— если вы будете продолжать таким образом, то мне нечего опасаться кровопускания, случившегося с земляком. Видно, вы крепко чем-нибудь заняты, когда не видите с первого взгляда, что вместо бритья надобно убрать мне волосы.

— В самом деле,— сказал пристыженный цирюльник,— ваш подбородок гладок, как берберская фига, точно женский.

— Женский! — повторили Пабло и сеньора Изабелла.

В ту минуту маленький ребенок подошел к дверям, выставил в них свою прекрасную белокурую головку, потом спрятал ее, снова показался, как бы желая найти кого-нибудь, увидел незнакомца и в два прыжка был у него на коленях.

Едва он успел ему проговорить что-то на ухо, как этот последний поспешно встал, схватил свой плащ, кинул пиастр Флоресу и сказал с таинственным видом:

— Должно быть, друзья мои, что этот цыган есть точно сам Сатана, ибо он в трех местах разом. Христом вам клянусь,— прибавил юноша, крестясь,— что он уже два часа лавирует около Сан-Люкара!

Сказав эти слова, он с легкостью вскочил на своего коня, который ржал у ворот, посадил ребенка за собой и вскоре исчез в густом облаке пыли, поднявшейся от копыт его бегуна посреди улицы Махадерита-Ангоста.

Посетители заведения Флореса, выбежавшие к воротам посмотреть вслед гостю, возвратились в цирюльню и начали выводить самые сумасбродные догадки о воистину чудесной тройственности контрабандиста-цыгана. Вскоре догадки отложили, не исчерпав их до дна, дабы поговорить о травле волов, которая должна была быть на другой день.

Расстояние между этими местами более двадцати пяти миль.

Глава II

БОЙ БЫКОВ

Испания! Испания! Как чисто и светло восходит твое солнце! Уже Санта-Мария озарена лучами света. Тысячи окон ее белых домов блестят и пылают, и благовонные померанцы Альмейды, кажется, покрылись золотыми листьями. Вдали виден Кадис, облаченный теплым и красноватым паром, а там, над ослепительным песком морского берега, синие и прозрачные волны развевают алмазными плащаницами пену, сверкающую огнями солнца. Там в гавани представляется взору бесчисленное множество фелук и шлюпок, флюгеры их развеваются при дуновении легкого ветерка, который порхает, свистя по снастям. Свежий запах морских мхов, пение матросов, поднимающих увлажненные еще ночной росой широкие, серые паруса, звон