Жёлтый бог

Автор Генри Хаггард

О САМОМ ГЛАВНОМ
(вместо предисловия)

Эту книгу на русском языке ещё никто не читал, мой дорогой читатель. Ты первый. Не знаю почему она выпала из поля зрения издателей и переводчиков. Помню, в советское время я пытался «протолкнуть» её в свет. Увы. Бедный Райдер Хаггард! Его роман тогдашние идеологи-марксисты раскритиковали донельзя. Но это же классика! Мы все читали «Копи царя Соломона», «Дочь Монтесумы», «Хозяйку Блоссхолма» и так далее и так далее.
Может быть, сейчас люди иные: меньше стали читать, меньше думать, философствовать. Не стану называть имён известных теперь и популярных писателей детективного хотя бы жанра. То, что они написали, далеко не классика. Скороспелые сюжеты на бездарную публику. Кто их читает и где? Тем не менее, спрос есть, а, стало быть, есть и предложение. Пересказывать содержание романа нет смысла, хотя бы потому, что читать любое произведение английского писателя – это увлекательнейшее путешествие в иные миры, неизведанные, непроторённые.
Сам факт, что переводил я этот роман не по заказу, а по воле сердца, - говорит о многом. «Жёлтый Бог» для меня – олицетворение светлой юности. Я не спешил с переводом и долго переписывал роман на русский язык. Меня никто не погонял. Холодными зимними вечерами при свете тусклой лампы я изнывал от нестерпимой африканской жары, тонул в болотах, кишащих крокодилами, и сидел подле Асики, пожиравшей меня горящими без дна глазами. То было счастливое время. Я входил во вкус перевоплощений, поочерёдно становясь то одним, то другим героем так полюбившегося мне романа Хаггарда. Несколько лет я жил в Окском Государственном заповеднике. Новые впечатления, природа, новые люди. Хаггард, разумеется, со мной.
Вот где рождается вдохновение! Там, в лесной тиши, где бесшумно проносятся над крышами филины, ночью хрюкают под окнами кабаны и слышен далёкий вой волков, пишется легко. Прошли годы. Компьютеры и интернет внесли свои неожиданные поправки. Роман Хаггарда на русском языке наконец-то появился в электронном виде и дорогой читатель может теперь его прочесть. И если кто-нибудь скажет, что это слабое произведение Генри Райдера Хаггарда, пусть успокоится и так считает на своё усмотрение. Во всяком случае, в ваших руках работа классика мирового значения.
Когда художественное произведение посвящено решению общечеловеческих вопросов жизни и смерти, любви и красоты, можно быть спокойными за последующие поколения. А это самое главное.

PONY, Мичуринск
22 июня 2014 г.

On the most important
(instead of the foreword)
This book is in Russian, yet no one has read it, my dear reader. You are the first. I do not know why it had dropped out of sight of publishers and translators. I remember, in Soviet times, I tried to blow the whistle on it. Alas. Poor Rider Haggard! At that time ideologists of Marxism scarified his novel. But it's a classic! We all have read "King Solomon's Mines", "Montezuma's Daughter", "The Lady of Blossholme" and so on and so forth.
Maybe people are different now: they read less, think, philosophize. I will not mention the well known and popular writers of the detective genre by name. What they wrote is far from being a classical literature. Fast-ripening plots on the mediocre crowd. Who read them and where? Nevertheless, there is a demand and, therefore, there is a supply. To retell the content of the novel makes no sense, even if only for one reason, that reading any work of English writer is a fascinating journey into other worlds, unknown, untrodden.
The very fact that I was translating this novel not by request, but by the will of the heart, - speaks volumes. For me "The Yellow God" is embodiment of the bright youth. I was in no hurry with translation. The novel was being rewritten in Russian for a long time. I had no one to urge me on. In cold winter evenings by the light of a dim lamp I languished from unbearable African heat, drowning in the swamps teemed with crocodiles, and sat by Asika, her burning eye

• Язык: Русский
• Издатель: Nickolay Popov
• Дата выпуска: 12 мая 2015 г.
• ISBN: 9781311881687

Предварительный просмотр книги

СЭР РОБЕРТ ОЛВОРД, Bart, M. P., сидел в своём управлении в Сити, крупнейшем деловом центре Лондона. Это было величественное здание, одно из самых красивейших, расположенных далеко вокруг резиденции лорд-мэра. Фасад здания был выложен абердинским гранитом с очевидным расчётом поразить посетителя, поселить в нём утешительное чувство надёжности. Другие оштукатуренные или даже кирпичные здания могли с течением времени осыпаться и упасть в прямом или денежном смысле. Но эта гранитная скала, увенчанная в натуральную величину статуей правосудия, производила потрясающее впечатление, причём сама статуя и, конечно, неотъемлемый атрибут её – весы, отлично смотрелись как с левой, так и справой стороны, где находились здания министерств промышленности и торговли. Землетрясение едва ли смогло бы поколебать этот монумент; скорее небо упадёт на землю, чем разрушится лондонский банк. По крайней мере, таково было впечатление, которое как раз и старались произвести создатели этого сооружения; и, надо сказать, не безуспешно. «Какая сила, не так ли? — весело говорил, бывало, мистер Чамперз Хасуэл, компаньон Олворда,— мы все зависим от них, даже не сознавая того. Произвести глубокое впечатление, мой дорогой Олворд. Как говорится, не мытьём, так катаньем. Этот гранит или, вернее, семя, брошенное в землю, когда-нибудь отплатит сторицей».

Мистер Олворд, который к тому времени ещё не был баронетом, смотрел на своего компаньона бесстрастными глазами, что было так свойственно ему, и говорил:

«Ты любишь пословицы, Хасуэл. Но если ты считаешь, что все люди дураки, которых надо привлечь рекламой, то я с тобой согласен. Только она слишком дорога, а я не хочу ждать долго вознаграждения. Тем не менее, ₤20000 так или иначе пустяки, если учесть, что реклама гранитная».

Итак, сэр Роберт Олворд сидел в своей тихой комнате в глубине длинного здания. Это был великолепный со вкусом обставленный кабинет. Такому кабинету мог бы позавидовать любой министр. Стены обшиты резным тиком, пол покрыт дорогим мягким ковром, скрадывавшим шаги. В углу на мраморной подставке – богиня любви Венера, произведение античного искусства, а над каминной полкой – великолепный портрет, написанный самим Гейнсборо. Это, несомненно, мисс Олворд, известная красавица в своё время, с кем, следует добавить, настоящий владелец этого портрета не мог похвастаться какими-либо связями.

Сэр Роберт сидел за письменным столом из чёрного дерева и играл карандашом. Из камина струился свет и весёлые блики прыгали на его лице.

Это было по-своему выдающееся лицо, как оно казалось в его сорок четыре года. В целом выразительное оно было очень бледным, хотя эта бледность казалась естественной; сэр Роберт был тщательно выбрит. Его тёмные глаза удачно гармонировали с чёрными волосами и острой бородкой, прямой нос немного выдавался вперёд. Может быть, рот его был неудачным, он слегка кривился, а толстые губы не слушались своего хозяина. Сэр Роберт знал об этом и, скрывая свой недостаток, носил усы. Внимательному наблюдателю лицо Олворда могло показаться застывшей маской. «Какое оно мужественное. Словно живое! — сказал бы он, — но, конечно же, оно не настоящее. Это только маска, за которой прячется человек, а может быть, манекен?»

На многих сэр Роберт Олворд производил такое впечатление, то есть за бледной маской скрывался другой человек, которого они не знали и не понимали. Если бы они увидели его в этот момент, откуда начинается наш рассказ, они узнали бы, что сама Мудрость не ошиблась в своих детях. Как раз в это время в тишине роскошного кабинета маска сэра Роберта словно упала с него. Лицо его вздрогнуло, как лёд в весеннюю оттепель. Он встал из-за стола и начал ходить взад и вперёд по комнате, разговаривая с самим собою:

— Боже мой! — бормотал он, — какая предстоит игра! И я доведу её до конца, во что бы то ни стало доведу.

Он остановился у стола, включил настольную лампу и синим карандашом на обратной стороне письма сделал быстрый расчёт.

— Да, — сказал он, — это моя доля: один миллион семнадцать тысяч фунтов наличными, и два миллиона в акциях. За бесценок их можно сбыть, скажем, ещё семьсот пятьдесят тысяч фунтов, плюс, что у меня уже есть, — и прибавить к этому только двести пятьдесят тысяч чистого дохода. Итого сумма в два миллиона, которая, конечно, может увеличиться, а может и нет. Вероятно, нет, если только очередной бум. Но играть больше на бирже я не собираюсь. На этом кончилась твоя двадцатилетняя работа, Роберт Олворд. Подумать только, полтора года назад, хотя я, казалось, был так богат, я был на краю банкротства – на самом краю, не стоил и пяти тысяч фунтов. А теперь. Какая игра! Удивительно! Вот так уловка!

Он зашагал по комнате и, остановившись против древней мраморной скульптуры, начал пристально разглядывать её.

— Нет, не ты, я полагаю,— сказал он с усмешкой. — Венера никогда не сделала никого богатым.

Он повернулся и снова зашагал теперь в другой конец комнаты, скрытой полумраком. Там, на такой же мраморной подставке что-то неясно светилось в темноте.

В нём было не более десяти дюймов или целый фут. В темноте ничего нельзя было различить, кроме того, что оно было жёлтого цвета и походило на некое безобразное существо. По какой-то причине оно в эту минуту привлекло внимание Олворда. Он остановился, чтобы посмотреть на него, протянул руку и включил другую лампу. И вдруг в ярком электрическом свете этот жёлтый предмет выступил из темноты. Вид его был ужасен: это было чудовище неопределённого пола и рода. Оно имело женскую голову, странное красивое дьявольское лицо. Голова, утонувшая меж высоких, но нелепо узких плеч, была запрокинута назад как у ящерицы, которая смотрит вверх. Это было страшное создание, обладавшее непонятной притягательной силой. Оно целиком было сделано из золота, а вместо глаз сверкали драгоценные камни. Вся жестокость и бесчеловечность мира, все потусторонние силы поместились в этих глазах. Существо это держалось на уродливо коротких ногах. О туловище вообще трудно было что-то сказать – его не было. Создавалось впечатление, что женская голова и ноги существуют отдельно, что одно не принадлежит другому, но парит над ним. Полая, в натуральную величину маска и маленькие жабьи ноги – таков был облик этого монстра.

— Ты, безобразное животное, — пробормотал сэр Роберт, рассматривая маску. — Я ни во что не верю ни на небе, ни на земле, кроме разве бесконечной глупости британцев. В это я верю, но и вера в тебя мне не безразлична. Во всяком случае, с того дня, когда Вернон принёс тебя в мой кабинет, судьба повернулась ко мне лицом, и, судя по твоей сладкой улыбке, я не думаю, что она скоро отвернётся. Интересно, что это за камни в твоих глазах? Опал, я полагаю, по тому, как они переливаются. Сегодня в них необычный блеск, я что-то не помню, чтобы они так сверкали. Я…

В этот момент раздался стук в дверь. Сэр Роберт выключил лампу и вернулся к камину.

— Войдите, — сказал он, и, как только он это произнёс, его бледное лицо снова приняло выражение безмятежного равнодушия.

Дверь открылась, вошёл секретарь Олворда, импозантный уже немолодой клерк с седыми волосами, одетый в безупречный сюртук; на ногах лакированные кожаные ботинки. Подойдя к своему хозяину, он почтительно остановился, ожидая, когда с ним заговорят.

Но Олворд заговорил с ним не сразу. Довольно долго он смотрел поверх его головы, как бы не замечая своего секретаря; так он проделывал всякий раз. Наконец его глаза задержались на нём и не торопясь, выговаривая каждое слово, он заметил:

— Я, кажется, не звонил, Джеффриз.

— Нет, сэр Роберт, — отвечал тот, склонившись, словно говорил с Его Величеством, — но здесь маленькая неувязка с нашей статьёй в «Синике».

— Дела прессы, — сказал Олворд, поднимая брови, — пора бы уже знать, что я не занимаюсь частными делами. Обратитесь к мистеру Чамперз Хасуэлу или майору Вернону.

— Их сейчас нет, сэр Роберт.

— Ну, хорошо, — покорно вздохнул глава фирмы, — только покороче. Мне некогда.

Секретарь снова наклонился.

— Только что звонили из редакции по поводу статьи, которую мы им отослали. Я думаю, вы видели её, сэр, и вы помните, она начиналась… — развернув отпечатанный экземпляр статьи, озаглавленной Sahara Limited, он начал читать:

— В настоящее время мы уполномочены сообщить, что великий проект преобразования пустыни в волнующее море завершён во всех, без исключения, скрупулёзных финансовых деталях. Этот проект будет способствовать сближению народов и превратит заброшенное пространство в цветущий оазис, населённый людьми. Через несколько дней проект поступит на рассмотрение широкой общественностью, которая ждёт его с нетерпением. Выше упомянутые детали мы полностью осветим в наших последующих статьях. Нам остаётся только добавить, что мы в равной степени заинтересованы в результатах этого проекта. Его осуществление принесёт огромную пользу всему народу, который мы призываем не проходить мимо своего будущего счастья и благоденствия. Мы можем говорить о национальном и государственном значении…

Олворд протестующее посмотрел на Джеффриза.

— Сколько ещё ты собираешься читать? — спросил он.

— Хорошо, сэр Роберт. Но чтобы поместить эту статью в «Синике», мы платим тридцать гиней, и дело в том, что они сказали, раз они замешаны в национальных и государственных делах, они должны получить ещё двадцать.

— Неужели? Почему?

— Потому что, сэр Роберт, вы любите правду, я скажу вам: их редактор считает, что орошение Сахары – это национальный и государственный обман. Он говорит, что не намерен вовлекать нацию и империю в это за передовую статью в пятьдесят гиней.

Слабая улыбка задрожала на лице Олворда.

— В самом деле он так говорит? — спросил он. — Меня удивляет его умеренность. Будь я на его месте, я попросил бы больше, право, и стиль немного пышноват. Ну ладно, не будем с ними сейчас ссориться – сделай, как просят. Но, я полагаю, ты пришёл сюда не с такими пустяками?

— Разумеется, нет, сэр Роберт. Дела обстоят гораздо серьёзнее. «Дейли Джадж» не только отклоняет нашу статью, но и отрицает её, заявляя при этом, что намерена выступить с резкой критикой проекта.

— Н-да, — произнёс Олворд после минутного раздумья, — это довольно серьёзно, потому что эта газета пользуется успехом, ей верят, даже когда она не права. Предложи им тройную цену.

— Я предлагал, сэр, но они отказываются.

Сэр Роберт прошёл в угол комнаты как раз туда, где, съёжившись, стоял на подставке жёлтый идол. Некоторое время он рассматривал его как человек, который часто изучает один предмет, а думает о своём. И, словно получив ответ, Олворд повернул голову, глядя через плечо, сказал:

— Ты свободен, Джеффриз, можешь идти. Когда придёт майор Вернон, передай ему, что я хотел бы с ним поговорить.

Секретарь наклонился и так же бесшумно, как вошёл, покинул кабинет.

— Здесь надо подумать, — сказал сэр Роберт самому себе, — Старый Джексон, редактор «Джадж», был большим другом отца Вернона, покойного сэра Уильяма Вернона, G.C.B. Кажется, когда-то он собирался жениться на его сестре, только она умерла или ещё что-то помешало. Значит, если кто-то и сможет всё уладить, так это Вернон, он должен это сделать. Вот только беда в том, что не доверяю я этому молодому джентльмену.

Конечно, он инженер и хороший специалист, знающий своё дело, ведь этот проект был его идеей, очень хорошей в известном смысле, а также и по другим соображениям. Раньше как пайщик он устраивал нас, теперь же проявляет признаки неповиновения, хочет знать слишком много, говорит о совести и тому подобном. Как будто шефы спекулятивных компаний имели какое-нибудь отношение к совести. А! Вот и он.

Сэр Роберт уселся снова за стол и на куске почтовой бумаги возобновил свои подсчёты.

В этот момент за дверью раздался чистый бодрый голос – кто-то говорил с секретарём. Затем послышались уверенные шаги, дверь открылась, и появился Алан Вернон, ещё совсем молодой человек, не более тридцати двух-трёх лет, хотя он и не имел той пышущей здоровьем и румянцем внешности, типичной для многих англичан в этом возрасте.

Во время службы в Западной Африке Алан перенёс тяжёлый приступ чёрной лихорадки, которая погубила бы любого с более слабым организмом. Болезнь лишила его лицо румянца и покрыла желтизной, но от этого оно не стало хуже, если не более интересным и, пожалуй, обаятельным, чем когда-то. Это было доброе и искреннее лицо с пылким и немного недоумевающим взглядом, как у человека с богатым воображением и фантазией, который во всём ищет правду. Что касается обаяния, то большей частью оно было обязано приятной и открытой улыбке, откровенным, карим и немного кругловатым глазам с нависающим над ними довольно массивным лбом, как казалось, или, может быть, от болезни нижняя часть лица просто осунулась. Хотя и худощавый, Алан был крепкого сложения, широкоплечий, с сильными развитыми руками, высокого роста.

Такова была его внешность. Что касается его ума, то он был достаточно способным и образованным, взять, к примеру, инженерно-строительное и военное искусство, которым его обучали; искренний и добрый, Алан был бесхитростным человеком и, может быть, поэтому ему иногда не хватало находчивости. Вернон был одним из тех, в котором трудно обнаружить больного человека, перенесшего тяжёлый недуг, а ещё труднее поверить в это, даже тогда, когда факт уже не вызывал сомнения; его болезнь стала чем-то неотъемлемым, приобрела свою значимость и тоже имеет теперь отношение к преуспевающим знаменитостям: господам Олворду и Чамперз-Хасуэлу. Как раз сейчас Алан слегка волновался, как рыба на суше или, скорее, в воде, которая заподозрила что-то неладное: посторонний запах и вкус.

— Джеффриз говорит, вы хотели меня видеть, сэр Роберт, — сказал он низким, приятным голосом, бросив на баронета тревожный взгляд.

— Да, мой дорогой Вернон, я хочу попросить тебя кое о чём, если ты любезно согласишься, хотя это не совсем по твоей специальности. Старина Джексон, редактор «Джадж», твой друг, не так ли?

— Он был другом моего отца, а я знал его совсем мало.

— Ну что ж, этого вполне достаточно. Я полагаю, ты слышал о нём, старый несмышлёный попрошайка, ему не понравился наш проект. Кто-то настроил его против нас, и он отказывается принять объявления, грозит критикой и тому подобным. Оппозиция «Джадж» или любой другой газеты сейчас не причинит нам особого вреда, и, если необходимо, мы сможем бороться, но с другой стороны, всегда благоразумно пойти на компромисс с противником, пока есть возможность; словом, не мог бы ты пойти к нему и объяснить его ошибку?

Прежде чем ответить, майор Вернон неторопливо подошёл к окну и посмотрел на улицу.

— Я не люблю просить помощи у семейных знакомых, — ответил он наконец, — и, как вы сказали, я думаю, это не совсем по моей специальности. Хотя, конечно, если это имеет какое-то отношение к проекту, рад увидеть его, — добавил он, проясняясь.

— Ну, разумеется, то есть я буду обязан, если ты выяснишь этот вопрос, — ответил Олворд с некоторой суровостью. — Нам не следует отстраняться друг от друга. Это верно, что в таком важном деле каждый из нас имеет свои обязанности, но факт остаётся фактом: мы совместно и в отдельности ответственны за одно целое. Я не уверен, что ты достаточно хорошо это помнишь, мой дорогой Вернон, — добавил Олворд, подчеркнув свою мысль, при этом он сделал резкое движение. Можно сказать, что его почти передёрнуло, хотя не понятно, чем эта дрожь или движение было вызвано: то ли доводом о совместной и отдельной ответственности, то ли фамильярностью «мой дорогой Вернон». Скорее, последним, так как, не считая разницы в возрасте, Олворд был баронетом, а Вернон лишь отставным военным инженером; вполне понятно, что между ними лежала целая пропасть. Их ничто не связывало, они родились, жили и вращались совершенно в различных кругах.

— Напротив, мне кажется, я очень хорошо всё помню, особенно последнее, сэр Роберт, — медленно ответил Вернон.

Олворд бросил на него испытующий взгляд, почувствовав в этих словах скрытый смысл, но лишь сказал:

— Моя машина у подъезда, бери её и поезжай на Флитстрит. Ты можешь пока предварительно предупредить их по телефону, а на обратном пути заглянешь сюда. Мне сегодня в парламент не идти, поэтому я буду здесь до обеда, и, я полагаю, твой кузен Хасуэл тоже будет. Как-нибудь заткни глотку старому упрямцу Джексону. Несомненно, они заломят цену, тебе не следует торговаться. На ближайшее время нам ни к чему осложнения.

Через десять минут роскошный лимузин подкатил к редакции «Джадж», и шофёр, поспешно кланяясь Вернону, открыл слегка потускневшую дверцу. Алан поднялся по ступенькам и вошёл в здание. У дверей, в нечто вроде вахтёрской кабины сидел молодой человек. Увидев Вернона, он спросил, что ему надо, а когда услышал его имя, сказал, что хозяин распорядился пропустить его немедленно, — четвёртый этаж, направо, затем налево. Вернон поднялся наверх и быстро отыскал указанную дверь. Там он увидел клерка, который, очевидно, ждал его всё это время и уже начал беспокоиться. Клерк торопливо проводил Алана до двери и буквально протолкнул его в просторную, заваленную бумагами комнату, в которой, по всему было видно, давно не наводился порядок.

За массивным письменным столом сидел пожилой мужчина, такой же массивный с весьма неопрятной внешностью; он был занят, ругая своего помощника, при этом он размахивал перед ним гранкой.

— Кто там ещё? — сказал он, поворачивая голову. — Я занят – никого не принимаю.

— Простите, — виновато произнёс Вернон; — мне сказали, чтобы я поднялся к вам. Моё имя Алан Вернон.

— О, я помню. Прошу садиться, а вы, мистер Томас, избавьте меня от этой ерунды и извольте заново переписать, как я сказал.

Мистер Томас схватил исписанный лист и скрылся за боковой дверью.

— Сущий дурак, — заметил Джексон, — хорошо ещё я просмотрел его писанину. Впрочем, он не хуже, чем остальные, в этом скучном обществе, — и он разразился бодрым дружеским смехом, затем, повернувшись на стуле, добавил: — Ну что ж, Алан, с чем пришёл? Четверть часа я к твоим услугам. Да, чёрт возьми! Я забыл, мы лет десять с тобой не виделись; ты был тогда ещё совсем мальчик, а теперь ты ушёл со службы с орденом «За отличную службу» и наградными и превратился в финансиста, я думаю, твой отец не одобрил бы это. Иди садись сюда и давай поговорим.

— Я не уходил из армии, мистер Джексон, — ответил Вернон; — это она ушла от меня. Я был признан негодным к военной службе, а после последнего приступа лихорадки мне сказали, что я никогда не поправлюсь, но они ошиблись.

— Ах, какая неудача, какая неудача! Именно в тот момент, когда ты мог бы сделать большую карьеру, о тебе очень хорошо отзывались в министерстве, кто бы мог подумать. Ну что ж, ты теперь стал славным джентльменом, совсем, как твой отец, совсем, и так похож…

Мистер Джексон вздохнул, запустил пальцы в свои с проседью волосы.

— Но ты её не помнишь, — продолжал он, — тебя ещё тогда не было. Ну ладно, теперь о деле; здесь не время вдаваться в воспоминания. Говори, что тебе нужно, Алан; я думаю, как и у всех, у тебя ко мне есть дело?

— Речь идёт о проекте орошения Сахары, мистер Джексон, — неуверенно начал Алан.

Массивное лицо старого редактора помрачнело.

— Орошение Сахары! Проклятье… — он не договорил. — Какое ты, чёрт возьми, имеешь к этому отношение? Ах да, я помню. Кто-то мне говорил, что ты вступил в сделку с Олвордом и с этой толстой скотинкой Чамперз-Хасуэлом, который вообще-то не очень глуп. Ну, хорошо, выкладывай.

— Кажется, мистер Джексон, ваша газета отклонила не только нашу статью, но также объявления компании. Я сам не повещен в детали этого дела, но сэр Роберт просил зайти к вам и узнать, нельзя ли как-нибудь всё уладить.

— Ты хочешь сказать, что он послал тебя постараться меня обработать, учитывая мою бывшую связь с твоей семьёй? Жалкое поручение, пустая затея. У тебя ничего не выйдет, ты не сможешь этого сделать – и никто не сможет, пока я сижу на этом стуле, даже мои хозяева.

Наступило томительное молчание, которое, наконец, прервал Вернон:

— Если так, не буду отнимать у вас больше время.

— Гм, я сказал, что в твоём распоряжении четверть часа, а ты пробыл здесь всего четыре минуты. Скажи мне, Алан, как старому другу твоего отца скажи, зачем ты связался с этими финансовыми крысами?

Было что-то серьёзное в вопросе Джексона, Вернон даже не обратил внимания на грубость.

— Конечно, это не оригинально, — ответил он, — но то была моя идея орошения пустыни; я провёл там свой отпуск несколько лет назад и занимался практическими исследованиями. Потом я был вынужден уйти со службы и после смерти отца переехал в Ярлис – он теперь принадлежит мне, вы знаете, но от него, кроме охотничьей ренты, которой как раз хватает на ремонт, нет никакого дохода. Там я встретил Чамперз-Хасуэла, который живёт рядом, и к тому же дальний родственник – моя мать была Чамперз; словом, случилось так, что он узнал о моей идее и сразу же принял это к сведению. Он и познакомил меня с Олвордом. В конце концов, мне предложили сделку и часть будущего дохода, потому что они сказали, что я как раз тот человек, который им нужен.

— Как раз тот человек, который им нужен, — повторил Джексон. — Ну конечно, последний из Вернонов, инженер с известным графским именем, послушный и талантливый. Да, ты как раз тот, который им нужен. И ты согласился?

— Да. Я был в безвыходном положении, мне ничего не оставалось делать; я хочу заработать немного денег. Видите ли, Ярлис был связан с нашей фамилией чуть ли не пять столетий, и было бы нелегко продать его. И потом… — Вернон запнулся.

— Знаком с Барбарой Чамперз? — неожиданно спросил мистер Джексон. — Я видел её однажды. Удивительно милая девушка, очень симпатичная. Ну конечно, ты её знаешь, дядя Чамперз её опекун, и живут они недалеко от вас. Должно быть, тоже твоя родня?

Услышав это имя, Вернон едва заметно вздрогнул и покраснел.

— Да, — ответил он, — я знаком с нею, и она моя родственница.

— — Я думаю, со временем будет богатой наследницей, — продолжал мистер Джексон, — если старик Хасуэл не удерёт с её деньгами. Мне кажется, Олворд знает об этом; во всяком случае, я видел, как он увивался перед ней.

Вернон снова вздрогнул, на этот раз очень заметно.

— Вполне возможно, что ваша сделка, я хочу сказать твоё согласие – стечение обстоятельств, — продолжал Джексон. — Но теперь, если ты послушаешь моего совета, то порви с ними и как можно скорее.

— Почему?

— Потому что, Алан, я уверен, ты не хотел бы оказаться замешанным в грязном деле и тем самым скомпрометировать и осквернить своё имя.

Джексон пошарил в ящике стола и достал напечатанный на машинке лист бумаги.

— Возьми, — сказал он, — и почитай на досуге. Это информация о финансовой карьере Олворда и Чамперз-Хасуэла, а также о судьбе компаний, с которыми они сотрудничали, и о том, что произошло с их вкладчиками. Эти сведения я получил вчера и собираюсь пустить их в дело. Что касается пустыни, может быть, тебе и кажется здесь всё правильным с точки зрения инженера, но тебе никогда не придётся проплыть по Сахаре, а твои компаньоны, тем временем, прикрываясь твоим же именем, перевернут вверх дном всю страну в поисках миллионов. Взгляни на эту карту. У нас ещё три минуты, поэтому буду краток. Смотри – это турецкая территория, не так ли? И даже если допустить невозможное, гарантией всего дела должно быть разрешение султана.

— Да, но сэр Роберт и Хасуэл были по этому поводу в Константинополе. Я сам видел документ.

— Неужели? А тебе хорошо знакома подпись султана? Мне известно, что когда они были там прошлой осенью, монарх был серьёзно болен.

— Вы хотите сказать, — произнёс Вернон, взглянув на своего собеседника.

— Я хочу сказать, Алан, что документ, который ты видел, — отнюдь не гарантия. Больше я ничего не скажу. Длинные языки только и ждут повода для клеветы, но нам сообщают из достоверных источников. Вполне возможно, что с самого начала вам никто не помешает, всё-таки деньги могут кое-что сделать, но рано или поздно всё откроется; взятки уже не помогут, и может быть международный конфликт, а это большой скандал. Что же касается самого проекта, то его уже цинично присвоили твои патроны – и в конечном счёте, запомни это, Алан, ты станешь таким же, как и они. Ну а теперь время наше истекло. Может быть, ты и послушаешь моего совета, а может, и нет, но всё, что я считал своим долгом тебе сказать как твой друг и как давний друг твоей семьи я сказал, а там как знаешь. А вашу статью и объявления я не поместил бы в газете и за тысячу фунтов, которые, впрочем, твой друг Олворд не замедлил бы заплатить. До свидания. Заходи иногда, расскажешь новости – и послушай, — последнее он прокричал уже через дверь, — мой сердечный привет мисс Барбаре, что бы там ни было, она честная девушка.

Глава вторая

ЖЁЛТЫЙ БОГ

АЛАН ВЕРНОН задумчиво спускался вниз по ковровым ступенькам, по которым в противоположном направлении с торопливым усердием спешили джентльмены на приём к главному редактору. Наверху неистово звенел колокольчик. Помощник шофёра угодливо проводил Вернона к автомобилю. После разговора в редакции, окончательно сбитый с толку, Алан долго не мог собраться с мыслями, в руках он всё ещё