Парящий Кондор

Автор Ольга Поспергелис

«Парящий Кондор» - повесть из Хроник Переходного периода.
90-е годы, мир резко меняется,первые становятся последними, ориентиры потеряны, наступает первозданный хаос.
В такое время герой повести, профессор Университета, орнитолог, вдруг из баловня судьбы превращается в её нелюбимого пасынка, жестокая болезнь меняет его сознание. Оно становится подобно разбитому зеркалу, в котором видится всё по частям, отдельными фрагментами, а целостную картину уже не восстановить. Мир кажется чуждым и недружелюбным, и человек в этом новом мире чувствует себя лишним. Но жизнь - это чудо. Полная неожиданностей, непредсказуемая, резко меняющаяся, как картинки в калейдоскопе, многогранная, многоцветная, как оперенье павлина. В ней для каждого найдётся место. И нет в ней первых, и нет последних. Профессор вступает в борьбу за сохранение своего разума и в какой-то момент она превращается в борьбу за сохранение цивилизации.

• Язык: Русский
• Издатель: Ольга Поспергелис
• Дата выпуска: 3 сент. 2017 г.
• ISBN: 9781370603671

Ольга Поспергелис

Ещё в юности старшие друзья говорили мне, что моя стезя - литература. Но меня манили тайны мироздания, и я не мыслила своей жизни без научного поиска ответов на загадки мира. Поэтому поступила на физический факультет Ленинградского Государственного Университета и ни разу об этом не пожалела. Жизнь моя протекала спокойно в стенах лабораторий, отгораживающих от суеты повседневности. Но ветер перемен, вначале такой свежий, и многообещающий вдруг превратился в мощный ураган, распахнул все окна и двери, разрушил стены моего уютного мирка, вышвырнул в новый мир, и открыл иные горизонты.И началась моя новая жизнь Однажды, случайно, как мне тогда казалось, я попала на литературную студию «Некрасовка», руководила которой поэт Полина Рожнова. Раз в неделю, ближе к вечеру в библиотеке им А.Н. Некрасова собирались поэты и прозаики. Большинство из них не были профессионалами, владели другими знаниями, порой далёкими от литературы. Инженеры, учёные, учителя, врачи, музыканты приходили туда и читали свои стихи и прозу. И показалось мне тогда, что это тайное место, в котором собираются со всей вселенной представители разных миров, принося с собой частицы своих знаний, как кусочки разноцветной смальты, складывая из них единую мозаику мира. И открылась мне правда великого Лао-Цзы, некогда сказавшего: «жизнь - это поэзия, а не товар на рынке». Во чтобы то ни стало захотелось остаться в этом месте среди этих людей, и тогда я написала свой первый рассказ. Вскоре начала регулярно печататься в альманахах студии «Литературные Россыпи» и в электронной версии журнала «Зарубежные Задворки».

Предварительный просмотр книги

Брат сказал: «Я знаю самый короткий путь домой. Я нашёл его прошлой осенью. Он очень красивый, но страшный. По нему и пойдём». Я сразу согласился. Возражать брату после того, как он произнёс слово «страшный», недопустимо. Конечно, бояться можно, но подчиняться страху никак нельзя.

И вот мы мчимся по узкой, усыпанной гравием дорожке. C обеих сторон на неё наступают и сжимают, как будто хотят задушить, высокие, непроницаемые заборы. Тени от них огромными нетопырями срываются со своих мест и бесшумно гонятся за нами c явным намерением напугать нечаянно забредших в их вотчину незваных гостей. В голове моей начинают роиться тревожные мысли о том, что обитатели этих владений не слишком гостеприимны, если не сказать хуже, или, может быть, сильно напуганы, прячутся там, за стенами своих редиютов и ждут беды. «Должно быть, здесь небезопасно» - думаю я, и фантазия моя разыгрывается. Заборы, как я замечаю, сверху обмотаны колючей проволокой и в нескольких местах на них установлены видео камеры. К чему такие предосторожности? Может быть, там скрывается маньяк, серийный убийца, а возможно, и не один, и тогда, скорее всего, эти неприступные стены отгораживают от всего мира психиатрическую лечебницу с её опасными пациентами. Теперь всё сходится, теперь понятно для чего и колючая проволока, и камеры слежения, и маленький глазок в калитке.

Мне становится невыносимо страшно, и я ускоряю бег. Но брат демонстративно не торопится. Я знаю, что он догадывается, что со мной, и специально тормозит, чтобы я справился со своими фантазиями.

Я пытаюсь думать о чём-нибудь другом, весёлом и приятном, но у меня ничего не получается, страх не проходит, и возникает ощущение, что пространство вокруг меня свёртывается и вот-вот захлопнется, навсегда заперев нас в этом царстве паранойи.

Но, наконец, заборы закончились. Мы в лесу, и бег наш продолжается теперь среди деревьев, папоротников и кустарников. И вдруг как будто лопнул пузырь, и нас вышвырнуло на волю. Перед нами стрелой пронзает пространство ровное шоссе, а вдоль шоссе – сосны. Сосны с медными, корявыми стволами и синими, разлохмаченными ветрами кронами. Кажется, они выросли здесь вопреки всему, вопреки бурям и другим напастям, демонстрируя всему миру своё неповиновение чужой воле.

В траве вдоль дороги - много земляники сладкой и душистой. Мы останавливаемся, лакомимся ягодами, и вновь бежим только ради удовольствия, легко и свободно. Нам некуда спешить, никто нигде не ждёт нас.

Но с какого-то момента возникает ощущение, что мы уж слишком долго движемся этим путём и давно должны быть дома. А дорога всё летит вперёд, никуда не сворачивая. Брат растерянно произносит: «Странно… в прошлый раз она была короче. Да и освещённость какая-то необычная, как будто мы где-то в Кении». Действительно, пространство вокруг кажется заполненным золотистым туманом, очень прозрачным, едва различимым. И, всматриваясь вдаль, я уже почти вижу стада пятнистых жирафов и полосатых зебр. В знойном мареве они колеблются и перетекают в воздухе, меняя свои очертания, а на горизонте вырисовываются заснеженные вершины гор.

По шоссе иногда проезжают маршрутки. В начале нашего пути я не обращал на них внимания, а теперь, когда мне стало уже немного не по себе, решил разглядеть их номера. Однако ничего не получается: они пролетают мимо с такой скоростью, что все их опознавательные знаки кажутся мне размытыми.

Здесь что-то не так, что-то не так…

Впереди показалась группа людей. Я предлагаю к ним подойти и спросить, где мы и куда нам идти.

- Ничего не выйдет. Это - не люди.

- А кто же это?

- Это - фантомы, эфемерные создания, плод нашего воображенья. Нам сейчас страшно, вот мы и сотворили их себе в утешение. Когда мы к ним подойдём, они исчезнут. И ты сам скоро в этом убедишься.

Я знаю, что брат так меня пугает. Он всегда меня пугает всевозможными способами. Например, если мы идём по лесу, он вдруг произносит встревоженным голосом: «только не оглядывайся назад». После этих слов я впадаю в панику и бегу, как безумный, не ощущая ни усталости, ни боли от хлещущих веток. Но брат говорит: «страх наш друг, он открывает в нас новые возможности, не бойся нашего друга». Или наоборот, начинает оглядываться и вдруг произносит таинственным шёпотом: «наш друг где-то рядом». Для меня это сигнал, и опять я бегу, как безумный. Брат хочет таким способом сделать из меня Лунг-гом-па, так он называет особенных людей в Тибете. Они будто бы проходят большие расстояния в состоянии изменённого сознания. Надо только от всего отрешиться, идти и идти, устремив взгляд в какую-нибудь точку над горизонтом.

Мы учились так ходить, и через какое-то время я переставал чувствовать своё тело. Это было необыкновенное ощущение, как будто растворяешься в пространстве и сливаешься с ним… В такие минуты я уже не оглядывался, потому что очень боялся, что не увижу брата в привычном виде. И так мы преодолевали порой большие расстояния, но дыхание наше оставалось ровным и лёгким.

Однако сейчас мне хочется думать, что он просто шутит и, пока мы подходим к этим людям, я наблюдаю за шоссе. Ни один автобус, который мог бы их забрать, так и не появился. Но когда мы оказываемся совсем близко, к моему изумлению, сбоку, из лесу выруливает небольшой автомобиль, и они все молча в него погружаются и уезжают.

Я остолбенел.

- Вот видишь… Мы не встретим здесь никого, кто сможет нам помочь. Мы будем идти этой дорогой, пока не наступит Норканзей.

- Когда же он наступит?

- Этого не знает никто.

- А откуда ты узнал это слово – Норканзей?

- Я услышал его во сне. Сегодня утром, когда я проснулся, в голове моей звучало: «когда наступит Норканзей».

Что такое «Норканзей», и когда он наступит? Этим утром мы ненадолго вышли из дома, намереваясь лишь искупаться в озере и вернуться. Но дорога, как стрела, летит вперёд, и несёт нас куда-то неведомая сила.

Однако день уже близится к концу.

- Давай свернём в лес, где-то перпендикулярно шоссе расположено наше жилище, а то так и до ночи будем бежать, – предлагает брат

Мы ныряем в гущу леса. Опять мхи, папоротники, сосны, ели. Никакой тропы, идём по солнцу. И вокруг очень тихо, так тихо, как не должно быть в лесу. Мне кажется, что я оглох. Не слышно ни птиц, ни насекомых и очень трудно ориентироваться в такой тишине, как будто пространство потеряло своё третье измерение и стало плоскостью. И мир представляется теперь совсем другим, и что-то в нём не так.

- Интересно, почему так тихо?.. Какая-то акустическая аномалия. Таким должен быть лес из генно-модифицированных деревьев. Птицы не живут и насекомые тоже. Стерильно и несъедобно, - замечает брат.

Впереди показались дома. Это военный городок и скорее всего нас туда не пустят. Но на КПП никого нет, совсем никого, и дальше в городке тоже никого. Мы идём мимо макетов ракетных установок, мимо клуба и открытой танцплощадки, мимо жилых домов. И ни одного человека навстречу, и в окнах - никого.

Брат бормочет себе под нос: «такое ощущение, что здесь прошла эпидемия…»

Я всё слышу, ускоряю шаг и через какое-то время уже бегу. И вот мы опять в лесу. Там по-прежнему тихо, птицы не поют, цикады не звенят, и трудно определить, что страшнее: безмолвный лес или безлюдный город.

Через какое-то время мы выскакиваем на небольшую поляну, всю покрытую серебристым мхом и окружённую молодыми ёлками и сосенками. Некоторые ёлочки совсем маленькие, похожи на только что вылупившихся цыплят, такие же круглые и пушистые, только зелёные. И вся полянка, небольшая и уютная, зовёт прилечь и отдохнуть.

И тут я замечаю их.

Глава 2. Большой чёрный терьер

Вначале мне показалось, что бусины или ягоды рассыпаны по всем замшелым кочкам. Но через мгновение становится ясно, что за мной наблюдает множество пар блестящих глаз, а их обладатели, мохнатые разномастные псы всевозможных пород, валяются в вальяжных позах в тени молодых деревьев. Я обрадовался и засвистел им. Собаки мгновенно встрепенулись, повыскакивали со своих мест и устремились к нам с лаем, визгом и рычанием. И мы вдруг оказываемся окружёнными огромной стаей диких, ничейных псов, которые яростно лая, делают в нашу сторону угрожающие выпады. Брат прошипел: «что ты наделал. Ну, теперь стой, не шевелись и внушай себе, что ты лишь туманное облако и скоро, может быть, станешь невидимым».

Я никогда раньше не встречал такого большого количества собак одновременно, и поначалу хотел их отпугнуть общепринятым способом: наклонился, как будто поднял что-то с земли и швырнул в них. Но это не помогло, а ещё более разъярило животных. Брат опять зашипел, чтобы я стоял неподвижно, не издавал никаких звуков, а представлял себя, если не туманом, то хотя бы деревом. Я пытаюсь, но у меня, видимо, плохо получается, собаки не унимаются. Более других свирепствует маленькая собачонка подзаборного вида. Похоже, она нас особенно возненавидела, и подбегает к нам всё ближе и ближе, демонстрируя свою агрессивно оскаленную пасть. Мы стоим, прижимаясь спинами друг к другу, а свирепые зверюги все прибывают. Они бегут уже с более удалённых мест, некоторые не сразу присоединились к стае и теперь только выходят из-под ёлок, а некоторые продолжают ещё лежать, наблюдая за всем происходящим со стороны. Среди лежащих я заметил большого чёрного терьера и сразу подумал, что если такой громила примет во всём этом участие, то нас точно разорвут на куски эти плотоядные животные. Интересно, хоть скелеты наши останутся на этой уютной полянке? Нет, конечно же, нет, они разнесут нас по всему лесу. И каждый будет грызть кость под своим кустом. О, ужас…

Но большой чёрный терьер лежит неподвижно и внимательно смотрит на меня. Я пытаюсь припомнить, что слышал про собак этой породы. В памяти смутно забрезжила информация, что будто бы их вывели в КГБ для каких-то неясных служебных целей, но собаки оказались то ли так безнадёжно глупы, что вовсе никуда не годились и с ними перестали работать, то ли наоборот, слишком умны и не подходили для выполнения предназначенных им задач. Но этот пёс благодаря своему сдержанному поведению мне симпатичен, вот только глядит он на меня как-то слишком уж загадочно, как будто предвидит мою судьбу. Уже однажды встречал я такой взгляд. Так же смотрел старенький доктор, к которому водили меня родители. Доктор говорил мне что-то ободряющее, что я плохо понимал, потому что читал в его глазах совсем другое. Мне представлялось яркое солнечное утро в южном городке, белый корабль на причале, а на нём много-много людей в красивых нарядах. Все они собрались на какой-то праздник, но меня с собой не звали. Я оставался на берегу совсем один.

В тот день брат застал меня горько ревущим на чердаке нашего деревенского дома и сначала по обыкновению поколотил, потому что терпеть не мог моего плача. Он всегда меня за это колотил, так что я уже к тому времени почти отвык плакать. Но в тот раз он мог бы меня бить хоть целый день, боли не было. Далеко-далеко, на острове слёз, я прощался со своей мечтой. С какой именно, не знал, но это и не имело значения, потому что было непоправимо. Тогда он что-то заподозрил, и начал выспрашивать, что случилось. Я не рассказал про доктора, а только про белый корабль. Брат задумался, долго молчал, а потом так сказал:

- Знаешь, мы построим другой корабль и отправимся на нем путешествовать по всем морям.

- Как же мы его построим, если и ты покинул меня со всеми вместе?

- Нет, ты, может быть, не заметил, но я спрыгнул за борт и вернулся на берег вплавь, когда увидел, что ты остался. Мы построим клипер. Знаешь, что это такое? Это самый быстроходный парусник в мире. На нем перевозят чай. Он ходит только под парусами, море и ветер несут корабль в свободном пространстве... А трюмы его полны ящиков из красного дерева, внутри уложенных золотой фольгой, и в них чай разных сортов, разных ароматов, из разных стран. Мы будем ходить и на Цейлон, и в Индию, и в Китай. Как арабские купцы. И время для нас остановится…

Брат был лишь немногим старше меня, но знал значительно больше других. И всё-таки не всё он понимал, а я, как ни старался, не мог ему объяснить этого. Впрочем, я его любил таким, какой он есть, и очень хотел, чтобы и в следующей жизни, если мы вновь родимся, он бы опять был моим братом.

Потом он подарил мне гравюру знаменитого клипера «Кати Сарк» на полном ходу под всеми своими девятнадцатью парусами. И когда я смотрел на неё, мне казалось, что не корабль это, а морской бог, сильный, весёлый, непредсказуемый. Из озорства решил он примерить белые одежды, запутался в них, и, увидев себя в отражении, замер, изумлённый своей красотой…

Однако собаки не унимались. Лохматая подзаборница становилась всё агрессивней, подскакивала ближе и ближе к моим ногам, ещё пока не решаясь укусить, остальные как будто ждали её команды. Я знал, что она нападёт первой, а за ней и вся свора ринется на нас. Большой чёрный терьер смотрел все так же загадочно. Я спросил брата: «неужели эти звери нас разорвут? Ведь мы были друзьями». Тот тихо ответил: «Теперь они - стая».

Глава 3. Явление Лешего

Вдруг раздался свист, собаки смолкли, подняли уши, а затем, радостно повизгивая, дружно завиляли хвостами. На поляну вышел человек. Росту невысокого, худощав и строен, как юноша. Взлохмаченные волосы и борода напоминают крону сосны, растрёпанную северными ветрами. Я сразу узнал его, хоть никогда прежде не видел. Теперь я размышлял, что лучше: быть разорванным злыми зверюгами или попасть в лапы этого существа. Это был Леший. Конечно же, он. В деревне все о нем говорили. Им пугали деревенских детей, и всё, что случалось нехорошего, сваливали на него же. У бабки Домны с забора сняли сапоги – это он. У Петровича выкопали картошку – он. У городской дамы за зиму перетаскали все дрова –