Аnalyste

Автор Андрей Мелехов (Терехов)

Что может быть общего между Ветхим Заветом и нашей жизнью начала XXI века? Как могут пересечься пути Господни и, скажем, Главного Разведывательного Управления? Почему русский роман назван французским словом «Analyste» («Аналитик»)?



Во многом необычное произведение Андрея М. Мелехова – это путешествие туда, где редко бывают живые и откуда никогда не возвращаются умершие. Вернее, почти никогда. Действие романа начинается в африканской стране Ангола, в которой в наши дни мало что напоминает о временах холодной войны. Кроме, разве что оружия советского производства, да теперь уже российских военных разведчиков. Но помимо Африки читателю предстоит побывать в гораздо более далёких и загадочных местах…



Андрей М. Мелехов – это литературный псевдоним человека, настоящее имя которого известно, скорее, в сфере бизнеса бывшего СССР. Он учился и работал в Англии и США, несколько лет прослужил в Советской Армии, выполняя интернациональный долг всё в той же Анголе. «Аnalyste» – это не детектив, а попытка ответить на волнующие его вопросы жизни, смерти и совести.

Вам предлагается новая редакция романа.



• Язык: Русский
• Издатель: KIS Publishing
• Дата выпуска: 12 дек. 2017 г.
• ISBN: 9786176841425

Предварительный просмотр книги

(epub)

От автора

Когда-то один из самых первых исследователей космоса рассказал автору следующий исторический анекдот. После возвращения Юрия Гагарина из его короткого, но эпохального космического путешествия Политбюро на радостях организовало большой приём в Кремле. Там, как водится, были водочка и советское шампанское, сервелат и салат оливье, гости из числа номенклатуры и дипломатического корпуса. Так вот, когда главный герой события — первый космонавт планеты — был уже несколько подшофе, к нему подошёл Хрущёв и тихонько спросил: «Юрий, ты когда там, наверху, был, ты Бога видел?» Подвыпивший Юрий решил покуражиться и шутя ответил: «Видел, Никита Сергеевич!» Главный коммунист помрачнел и проинструктировал: «Ну, ты только никому не говори!» Спустя какое-то время к Гагарину подошёл Патриарх Всея Руси и задал тот же вопрос: «Юра, ты Бога видел?» Конечно, Патриарху Гагарин врать не стал и на этот раз честно признался: «Нет, не видел!» Тот явно расстроился и пожелал: «Ну, ты ж только никому не говори!»

По моему мнению, эта быль подчёркивает важность коренных вопросов, волнующих современного мыслящего человека: есть ли Бог и, если есть, каков Он и насколько важно Ему заниматься проблемами той или иной отдельно взятой человеческой личности?

Автор нисколько не претендует на истинность некоторых положений своего произведения, которые могут в той или иной степени затрагивать эти важнейшие темы. Мало того, по моему глубокому убеждению, каждый человек должен быть развит в достаточной степени, чтобы суметь самостоятельно, без часто навязчивой помощи извне, ответить на эти вопросы и решить, что это означает для его собственной совести, жизни и смерти.

Эта книга была написана преимущественно во время бесчисленных авиарейсов над Европой, Азией и Америкой. Если бы автора, как Юрия Гагарина, спросили, а видел ли он Бога, когда находился там, за облаками, в относительной близости к теоретическому месту его пребывания, ответ был бы мгновенным и отрицательным. Гораздо труднее мне было бы ответить на другой вопрос: почему я внезапно, в возрасте тридцати семи лет, никогда до этого не сотворивший даже короткого рассказа, решил написать этот роман. Некоторые служители культа, скорее всего, предположили бы искушение со стороны не самого однозначного персонажа религиозных мифов. Несмотря на то, что точный ответ пока неведом и мне самому, я всё же не стал бы торопиться с подобным выводом.

Часть первая. Ангола

Человек — самое лучшее из животных, когда им движет разум.

Однако он превращается в самого лютого зверя, когда разум покидает его.

Зверя можно приручить лаской. Злые же люди свирепее леопардов, ибо, когда делаешь для них добро, они становятся ещё хуже.

Аристотель

Не ходите, дети, в Африку гулять!

В Африке макаки, в Африке гориллы.

В Африке большие, злые крокодилы!

К. И. Чуковский, «Айболит»

Глава 1

Под ослепительным жарким солнцем и ярко-синим небом лежала красная, покрытая клочковатыми кустами африканская саванна. Она была пустынна и прекрасна в своей почти абсолютной свободе от человеческого присутствия. Философ заметил бы, что подобная кажущаяся безлюдность является несколько странной для родины первого человека и нашёл бы в этом очередное диалектическое противоречие. Но философы редко посещали Анголу вообще и её границу с Намибией в частности, справедливо предпочитая цивилизованный комфорт мест, более способствующих спокойному рождению мысли.

Ранним утром, когда жара ещё позволяла быстрые движения, здесь прошли остатки древнего племени аборигенов. Во главе редкой цепочки ступал пожилой, согнутый возрастом вождь, лицо которого покрывали шрамы ритуальных насечек. Он был вооружён тяжёлым копьём из красного дерева и привязанным за кожаную бечёвку револьвером типа «наган», произведенным Тульским Императорским оружейным заводом в 1904 году. Среди членов небольшого племени преобладали девочки и молодые женщины. Недавно закончившаяся война, длившаяся больше четверти века, сначала безвозвратно забрала молодых и сильных мужчин, а потом и со­всем мальчиков. Обе стороны — правительство и партизаны оппозиционного движения УНИТА — ничуть не стеснялись вылавливать двенадцатилетних рахитичных подростков и превращать их в солдат. Даже избежав пуль и болезней, те больше никогда не возвращались назад в племя.

Аборигены прошли как всегда незаметно, по привычке почти не оставив следов. Лишь сладковатый запах пота ещё долго витал в воздухе, цепляясь за колючки кустов и тревожа немногочисленных хищников, способных выжить в этом бесплодном месте. Один из них — небольшой ангольский варан — периодически выбирался из своей норы и замирал на холмике, ловя возбуждающий аромат человека. В полдень его разбудил шум автомобиля, и он вновь забрался на возвышение, чтобы обозреть местность. И тут в выпуклых глазах рептилии внезапно отразился ослепительный солнечный зайчик. Варан испуганно исчез, вытянув над землёй шипастый хвост и смешно перебирая короткими лапами.

Человек, напугавший ящера лазерным лучом прицела, тихонько рассмеялся. Он, как можно догадаться, не был философом. Поймать смешно выпученный вараний глаз в отливающую ярко-синим оптику снайперской винтовки стало для него небольшим профессиональным развлечением. Человек этот являлся майором Главного разведывательного управления Генштаба Российской армии. Ему было сорок лет, из которых больше двадцати он провёл в армии. Распластавшись на красной земле неподалёку от пыльного городка Кафима, находившегося возле границы Анголы с Намибией, он с грустью ощущал прошедшие годы всем своим большим, тренированным и не раз ломанным телом. Майор давно перестал гордиться своей принадлежностью к военной разведке — элите сначала Советской, а потом и Российской армии. Знаменитое ГРУ всё ещё оставалось могучим брэндом, наводившим ужас на посвящённых и непосвящённых по всему миру. Но у самих сотрудников организации эта аббревиатура вызывала хоть какие-то эмоции лишь раз в году, в октябре — в «день разведчика», когда они вместе отмечали профессиональный праздник. Цинизм государства, плевать хотевшего на своих лучших защитников, порождал ответный цинизм. Он особенно сильно проявлялся, когда скоро на пенсию, а ты — не очень здоровый мужчина средних лет без каких-то накоплений и идеалов, с детьми-подростками, которых редко видишь и почти не понимаешь, много обещавшей, но так и не заладившейся карьерой, и увядшей стервой-женой.

Майору и его товарищу капитану, лежавшему в засаде метрах в двадцати от него, сравнительно повезло. Когда-то Советский Союз потратил в Анголе многие миллиарды долларов и десятки человеческих жизней. В то время никакой пользы это не принесло. СССР не получил нефтяных и алмазных концессий, а также полезных хоть чем-то военных баз. Советским не досталось даже элементарного уважения со стороны простых ангольцев и их правящего клана, которое неизменно присутствовало в отношении прочих европейцев. Нефть добывали американцы, алмазы в большинстве своём попадали к партизанам Жонаса Савимби, а после его смерти — к израильтянам, Де Бирс и, по слухам, Аль-Каиде. Ангольские военно-воздушные базы пригодились лишь во время англо-аргентинской войны, когда советские самолеты-разведчики летали через Атлантику к Фолклендам. Последнее делалось для удовлетворения естественного любопытства Генерального штаба и демонстрации военных возможностей государства победившего на свою голову пролетариата. Возможности эти, впрочем, тогда никто особенно и не оспаривал. Гигантский четырёхмоторный Ту-95, тень от которого могла, по словам очевидцев, «покрыть Красную площадь», поднимался в воздух на Кубе и летел через всю Атлантику на юг, к зоне боевых действий. Потом, преодолев фактически полмира, стратегический самолёт-разведчик садился в Анголе, чтобы, отдохнув, повторить маршрут, но теперь уже в обратном направлении.

Военно-морская база в Луанде однажды якобы удо­стоилась посещения советским ударным авианосным соединением. По передаваемым исключительно устно легендам, колоссальный авианосец с его оглушительно ревущими истребителями, атомный ракетный крейсер, многочисленные эсминцы и прочие корабли сопровождения заняли весь рейд Луанды и воображение ангольцев. И хотя огромные корабли буквально высосали запасы пресной воды из и так небогатого ею города, долгое время после эпохального события к «русош» относились почтительно и с опаской. Но сейчас всё это скорее напоминало легенду. С таким же успехом человек, обладающий развитым воображением, мог бы представить на набережной Луанды не советских моряков и морских пехотинцев, а гоплитов и лучников Александра Македонского — согласно неясным историческим преданиям, флот великого завоевателя проплывал здесь на пути из Индии.

Однако в Анголе по-прежнему оставались груды как работавшего, так и поломанного военного железа советского производства — самолёты, геликоптеры, танки и ракетные катера. Поскольку война в этой части мира всегда поджидала где-то неподалёку и представляла собой естественный и выгодный — для кучки избранных — способ существования, правительству так или иначе приходилось приглашать теперь уже российских советников и специалистов для ремонта техники и обучения пер­сонала. У российского Генштаба, в свою очередь, оставался определённый интерес к нелегальной торговле алмазами — коль скоро никогда нельзя быть уверенным, кто эти алмазы продаст и на что потратит вырученные деньги. Поэтому, а также по ряду менее важных причин, Майор, Капитан и их странноватый соратник Аналитик тратили свой небогатый бюджет в Анголе под видом фирмы по организации грузовых авиаперевозок. На самом деле их контора даже зарабатывала вполне приличные деньги, так как в Африке всегда существует стабильный спрос на услуги по перевозке как легитимных, так и не очень афишируемых грузов без особых формальностей и лишних вопросов. Видавшие виды транспортники фирмы Антонова с говорящими по-русски пилотами традиционно обеспечивают больше половины всего африканского рынка подобных перевозок. Иногда их сбивают, иногда они падают сами из-за поломок или отсут­ствия простейшей системы контроля и безопасности полетов. Но, несмотря на риск, всегда находятся желающие занять место погибших.

Майор и Капитан прекрасно знали, что на их непыльную и хорошо оплачиваемую работу метили десятки других не менее квалифицированных и утомлённых безденежьем офицеров, оставшихся в России. Они понимали, что здесь, быть может, их последний шанс заработать хоть что-то вдобавок к небогатой военной пенсии, и что им не дадут просидеть в Анголе больше двух-трёх лет. Поэтому их помыслы были постоянно направлены на поиски дополнительных финансовых поступлений. Иногда им доставались «откаты» от африкан­ских торговцев оружием, иногда — взятки от фирм-перевозчиков, сражавшихся за каждый подвернувшийся контракт. Ветераны военной разведки не посвящали во все свои тайны Аналитика, которого считали чистоплюем-интеллигентом. В отличие от него, они пришли в ГРУ из армейского спецназа, и немало чего повидали на афгано-пакистанской границе, на оперативной работе в многочисленных горячих точках холодной войны, а потом и бывшего Советского Союза. Не то, чтобы они не любили Аналитика — он оказался неплохим и приятным в общении парнем. Просто не были уверены, насколько бы он переживал по поводу того, что, например, планировалось сделать сейчас.

Не так давно к их фирме обратился интересный заказчик. Он выглядел уж слишком белым европейцем на фоне красной земли и коричневых потных лиц ветеранов жизни в Африке — с подорванной малярией и спиртным печенью. Необычным оказался и заказ — вертолёт для посещения Богом забытой дыры на границе с Намибией. Официально новый клиент являлся сотрудником благотворительной организации и собирался проинспектировать благополучие (или, скорее, отсутствие такового) африканских детей. Но что-то в его глазах наводило на мысль, что этих самых детей он бы мазал на хлеб, если бы ему вдруг не хватило масла. Вдобавок, он был швейцарцем. А ведь, как хорошо известно, швейцарская книга бесплатных подарков — самая тонкая в мире. В общем, полиглота Аналитика посадили прослушивать телефонные разговоры гостя ангольской столицы, что вскоре позволило обнаружить дополнительные интригующие под­робности. Так, выяснилось, что названивал швейцарец отнюдь не в ЮНИСЕФ, а каким-то подозрительным типам, ранее замеченным в торговле краденными драгоценными камнями. По слухам, алмазы попадали к ним как с ангольских шахт в Уиже (что было нелегко, но, при большом желании, осуществимо), так и с приисков Де Бирс в Намибии. Последнее было практически невозможно, а потому привлекло особый интерес профес­сионалов. Членами шайки контрабандистов оказались достаточно колоритные личности — бельгиец, повоевавший наёмником-сержантом в отборном батальоне «Баффало» и впо­следствии натурализовавшийся в южноафриканца; пожилой португалец, когда-то служивший в печально известной службе безопасности PIDE, и, наконец, их помощник — негр-альбинос. Этот являлся представителем достаточно распространённой в данной части Африки группы генетических уродов, появившейся по-видимому из-за высокого уровня естественной радиации. К двадцати годам он уже успел настрадаться от нещадного воздействия на кожу африканского солнца и остракизма более удачливых — и, соответственно, более загорелых — соплеменников. Альбинос был глубоко предан белому господину-бельгийцу, подобравшему его из врождённого нездорового любопытства к извращениям природы и из-за нужды в простой физической помощи.

Аналитик выяснил, что все эти подо­зрительные лица планировали встретиться на границе с Намибией, где швейцарец собирался проинспектировать некий «товар». Узнав об этом, Майор и Капитан оживились ещё больше. Ведь стало понятно, что «товаром» будут отнюдь не официально волновавшие швейцарца африканские дети. И не потому, что ими никто не торговал: просто зачем переться в такую даль за тем, что можно гораздо быстрее найти в Луанде?.. Сначала они предположили, что у заезжего европейца имелась с собой большая сумма наличными, с которой его можно было убедить расстаться с помощью сильных аргументов — например, дать кулаком по сытой морде или просто украсть. Второй вариант был задействован, но в номере швейцарца не обнаружили ничего, что напоминало бы денежные купюры или дорожные чеки. Впрочем, и так можно было предположить, что хранить наличные в гостиничном сейфе такой страны, как Ангола, их подопечный не стал бы. Да и банки здесь тоже являлись далеко не швейцарскими. Видимо, если и предполагалось, что деньги поменяют владельца, то произо­йти это должно было с помощью электронного перевода из одного малоизвестного, но уважаемого финансового учреждения где-нибудь в Цюрихе в другой швейцарский или лихтенштейнский банчок. Европеец же, скорее всего, должен был просто проинспектировать «товар» и, возможно, забрать его для передачи будущему владельцу. Это делало бессмысленным использование другого сильного аргумента — то есть, кулаком по морде. В пользу по­следней теории говорили и найденные в багаже швейцарца оптические инструменты, обычно используемые для контроля качества алмазов. Как цинично выразился Майор, обнаружив в чемодане мощный и в то же время компактный микроскоп, вряд ли этот дорогой прибор предполагалось использовать для проведения анализов на наличие глистов. Тем более, что кишечные паразиты так или иначе имелись у всех юных сынов Африки, и это не требовало дополнительного эмпириче­ского подтверждения.

В итоге разведчики решили помочь своему клиенту добраться до нужной точки и попытаться «убедить» его контрагентов расстаться с «товаром». Они были уверены, что наработанные оперативные связи и база данных ГРУ позволят продать добычу без особых проблем. После чего можно было бы спокойно уходить на заслуженный отдых и навёрстывать всё недополученное в жизни. В отношении «недополученного» офицеры особенно не задумывались. В головах мелькали лишь смутные образы бесконечной рыбалки, дружелюбных молодых баб и дач монументальных размеров на фоне уходящих за горизонт огородов. Конечно, то, что в сцене изъятия ценностей будет принимать участие троица видавших виды негодяев, значительно усложняло режиссуру и обещало неминуемые человеческие жертвы. Но Майор и Капитан были профессионалами, а профессионалы на то и являются таковыми, чтобы уметь планировать как «вход», так и «выход» из спец­операции. И если кому-то было суждено «выйти» мёртвым, то подобная неприятность должна была ждать не двух ветеранов опасных встреч на природе, а их оппонентов.

Когда арендованный швейцарцем тяжёлый грузовой вертолёт взмыл над прокалённым солнцем аэропортом Луанды и взял направление на Кафиму, за ним с некоторым опозданием последовал другой летательный аппарат — с российскими разведчиками на борту. В недра обоих геликоптеров были загружены джипы — «лэндровер» для богатого европейца и кондовый УАЗ для офицеров ГРУ. Они, правда, знали, что, несмотря на корявый вид и отсутствие кондиционера, потрёпанная гордость российского автомобилестроения даст фору любому модному внедорожнику в плане проходимости и выживаемости в условиях дикой Африки. К тому же, если бы кто-то открыл капот этого конкретного вездехода, то увидел бы двигатель от броневика, превративший невзрачную машину в почти что гоночную. В УАЗе лежал нехитрый багаж, состоявший из но­вейшей радиостанции «Ракал», консервов, сапёрной лопаты, канистр с водой и кое-какого оружия. Последнее включало уже упоминавшуюся снайперскую винтовку Драгунова и два автомата АК-74, герметично упакованные в пластиковые пакеты.

Кафима, представлявшая собой несколько полуразрушенных вилл и большое количество глиняных хижин, утопавших в красной пыли и сухом измельчённом человеческом дерьме, не привлекла внимания швейцарца. Он явно не собирался задерживаться здесь на выходные и сюсюкать с чернокожими обо­рванцами. Прибыв рано утром, гость из Европы провёл пару часов в здании того, что называлось громким словом «aeropuerto», и сделал один звонок по сотовому телефону. Звонок должным образом перехватил и перевёл сидевший в Луанде Аналитик — с помощью нескольких небольших, но дорогих электронных блоков (на это ГРУ денег по-прежнему не жалело). Вскоре после этого находившийся у его соратников «Ракал» ожил, и они узнали, когда и где состоится знаменательная встреча.

Двое разведчиков заняли позицию в кустах в нескольких десятках метров от предполагаемого места встречи — на 15-м километре заброшенного ответвления трассы Ка­фи­ма—Намибия. Разумеется, само понятие автострады стало условным после того, как много лет назад здесь прошли несколько сотен кубинских танков. Эта армада, теоретиче­ски способная за пару дней пересечь Намибию, настолько впечатлила Южно-Африканскую Республику, что тут же начались переговоры, и давно враждовавшие страны вскоре заключили мирный договор. Тем не менее, танковые гусеницы успели разрушить сот­ни километров прежде вполне приличных дорог, и многие водители теперь предпочитали ездить не по остаткам асфальта, а по проложенной параллельно колее. Упомянутый в телефонном звонке 15-й километр было легко найти, так как здесь сохранился единственный в округе знак дорожного движения. Остальные постигла печальная участь: их расстреляли в качестве мишеней кубинцы, сол­даты ангольской армии и партизаны УНИТА.

Неподалёку уже лет двенадцать ржавели останки колонны бронетехники, которую застали на марше южноафриканские штурмовики во время по­следней интервенции «сил апартеида». В открытых люках покрасневших от ржавчины остовов лёгких десантных броневиков БРДМ и плавающих танков ПТ-76, во множестве по­ставленных в Анголу Советским Союзом, иногда мелькали змеи и прочая пустынная живность. Тут же валялись выцветшие обломки одного из сбитых самолётов. Наследие международной изоляции Южной Африки — штурмовик «Импала» — являлся таким примитивным старьём, что советские советники не стали эвакуировать даже кокпит, неплохо сохранившийся при взрыве переносной зенитной ракеты одной из первых модификаций. Ангольцы, впрочем, всё равно повытаскивали всю электронную начинку и ободрали до нитки трупы летчиков: «на войне, как на войне», особенно на войне африканской...

Маскировочная сетка под цвет местности — предмет личных рукодельных усилий усердного Майора — надёжно скрывала его неподвижное тело и синеватый отблеск оптики прицела. Капитан находился немного дальше, тоже с подветренной стороны, так как троица негодяев могла привезти с собой охотничью собаку. По счастью, пёс не материализовался, и на встречу с покрасневшим от солнца защитником детей прибыли лишь трое мужчин свирепого вида, облачённых в бронежилеты. На их видавшем виды внедорожнике красовались новенькие — и наверняка фальшивые — южноафриканские номера. Стороны не стали терять времени на пустые разговоры. Пока негр-альбинос со старой штурмовой винтовкой бельгийского производства изображал предельную бдительность, жулики постарше приступили к делу. Как только наблюдавший за ними Майор отметил передачу в руки швейцарца какого-то свёртка, он зафиксировал перекрестие прицела на голове ближайшего к себе контрабандиста и, контролируя дыхание и выброс адреналина, плавно нажал на спуск. Девятиграммовая пуля в стальной оболочке мгновенно вышибла мозги бывшего бельгийского наёмника, матёрого убийцы и искателя приключений. Пока все остальные участники сцены приходили в себя, Майор выстрелил в нижнюю часть силуэта второго авантюриста, стараясь оставить того в живых. Капитан, страховавший товарища с помощью «калашникова», тоже выпустил короткую очередь по коленям, и португалец упал как подрубленный. Видя такое дело, негр-альбинос тут же бросил винтовку и пустился в бега — на поиски новых работодателей. Русские не стали его преследовать, поскольку остальные участники боестолкновения интересовали их гораздо больше. Капитан в несколько прыжков добрался до корчившегося от боли португальца, отобрал у него пистолет и «успокоил», поставив на грудь ногу в тяжёлом ботинке. Швейцарец по-прежнему стоял в позе апостола Павла, услышавшего в пустыне голос Иисуса Христа — с вы­таращенными от шока глазами, открытым ртом и свёртком в руке.

Майор быстро и в то же время тщательно обыскал его. Когда он открыл изъятый у заезжего гостя металлический футляр, то внутри, как и ожидалось, оказалось нечто похожее на необработанный алмаз. Офицер ГРУ мельком отметил, что камень был немалых размеров — с фалангу пальца руки — и имел необычный жёлтый цвет. После этого он, особенно не церемонясь, вывел европейца из ступора коротким ударом кулака в живот. Тот тонко, по-женски, пискнул и сел прямо в лужу, появившуюся под ним после первых выстрелов. Военный разведчик опустился на корточки и извинился по-английски за причинённые неудобства. Обрызганный чужими мозгами, сидевший в собственной моче бизнесмен не стал ломаться и извинения принял. Майор в той же вежливо-настойчивой манере американских полицейских поинтересовался, можно ли рассчитывать на сотрудничество в плане получения информации. Тот вновь утвердительно кивнул. Далее последовал интенсивный — насколько позволяло ступорное состояние потерпевшего — обмен вопросами и ответами.

Швейцарец пояснил, что алмаз относится к раритетам и ценится не только как материал для ювелирных изделий, но также из-за ряда уникальных оптических и химических свойств. Пытаясь задобрить русских, он высказал предположение, что находившийся в их руках камень не единственный, и что остальные могут храниться где-нибудь в Намибии. Затем краснолицый защитник детей выразил свою готовность сделать то, зачем, собственно, и оказался в Анголе — проинспектировать этот камень, а также все те, что они смогут найти позднее. Офицеры ГРУ немедленно заинтересовались полученным предложением. Пока швейцарец под присмотром Майора занимался настройкой микроскопа и проверкой качества жёлтого алмаза, Капитан перевязал португальца и попытался выяснить судьбу оставшихся камней.

Как быстро выяснилось, бывший сотрудник PIDE не был ни глупым, ни малодушным. На своём фонетически корявом, но всё же вполне понятном английском он объяснил в выражениях, не допускавших двойного толкования, своё видение проб­лем, с которыми столкнутся «filhos da puta» («сукины дети») при попытке до­браться до его собственности. В эмоциональном изложении контрабандиста уровень этих проблем явно превышал способности недоношенных «coralhos russos» («русских хренов»). Капитан несколько удивился этой незамедлительной национальной идентификации (произношение, золотой зуб или нос «картошкой»?), но спорить не стал. В своей практике допросов в полевых условиях он обычно применял два способа. Ни один из них не отвечал не только букве и духу Женевской конвенции, но и элементарным представлениям о цивилизованности рядового буржуазного обывателя. Первый способ заключался в том, чтобы на глазах у допрашиваемого упрямца разбить в пульпу, без анестезии, тяжёлым предметом вроде приклада гениталии другого товарища по несчастью, не представлявшего такого же интереса в плане получения информации. Конечно, при этом было важно иметь этого самого кандидата в евнухи. Вторая «методика» состояла в том, чтобы закопать допрашиваемого живьём на короткое время. При всей своей несомненной эффективности (за этим часто следовал поток порой удивительных откровений), второй способ обладал и одним серьёзным недостатком: он требовал времени. Тем не менее, Майор и Капитан остановили свой выбор именно на нём и по­тратили полчаса на нехитрые земляные работы. Португалец был извещён о своей участи. Его бросили на спину в заранее подготовленную не очень глубокую могилу, накрыли прозрачным пластиковым листом и начали забрасывать грунтом. Когда первые комья упали на лицо раненого, он сделал паузу в почти непрерывной череде мультиязычных ругательств и очевидно решил заняться срочным переосмыслением своей неконструктивной позиции. Надрывным голосом с трудом скрывающего испуг человека он начал задавать риторические вопросы, намекавшие на готовность к достижению компромисса. Но проклятые русские, внутренне ухмыляясь, не отвечали, и продолжали своё грязное дело. Когда земля полностью скрыла его лицо, португалец судорожно задёргался, а из-под слоя красной глины донёсся глухой непрерывный вой умиравшего страшной смертью животного. Земля над могилой шевелилась, и это делало всю сцену ещё более жуткой. Русские завернули наверх края пластикового листа — так, чтобы они торчали наружу — и сели передохнуть, не отрывая глаз от секундомера. Дело в том, что при проведении подобных мероприятий вопрос времени был очень важным, и даже небольшое промедление могло привести к нежелательному результату. Спустя примерно минуту воспитанные спецназом изуверы дружно потянули за края пластика и вернули португальцу возможность дышать и видеть солнечный свет. К их сожалению и разочарованию, даже за такое короткое время похороненный живьём контрабандист успел сойти с ума — его широко открытые глаза больше ничего не видели.

— И кто бы мог подумать! — удивлённо произнёс Капитан.

— Да, выглядел он вполне брутальным! — подтвердил Ма­йор. — Что ж, говорят, сумасшедшие попадают в Рай...

— Ты уверен?

— Я тебе что, твою мать, Папа Римский?..

Они не стали убивать потерявшего рассудок авантюриста. Ему даже сделали пару укрепляющих уколов и вложили в руки контейнер с водой. Опознать их или кого-либо ещё он смог бы не скоро — слишком много проводков перегорело в его голове. В связи с этим они сочли непрофессиональным и нецивилизованным лишать несчастного жизни. Швейцарца любезно попросили пройтись до Кафимы на своих двоих. Там ему следовало сообщить кому положено о проблемах португальца и поведать выдуманную историю о нападении бывших партизан, превратившихся в бандитов. До заката оставалось несколько часов, и он вполне успевал это сделать. Добравшись до Луанды, он должен был ждать контакта. На всякий случай гэрэушники кинули в «лэндровер» две гранаты — противотанковую и осколочную. Не зная, подпрыгнуть ли ему или просто разлететься на куски, бедный автомобиль сделал и то и другое, ознаменовав свой конец смрадным костром и чёрным столбом дыма. Та же судьба постигла и машину контрабандистов.

При гулких звуках взрывов к чёрным дырам люков давно сгоревших броневиков в панике бросились несколько косолапых ангольских варанов. Мерцая во тьме железных проёмов красными глазами, ящеры, несмотря на призывный запах свежей крови, так и не насмелились вылезти наружу до наступления темноты. Офицеры ГРУ связались с Аналитиком, подтвердили кодовой фразой, что всё в порядке, упаковали оружие, спрятали алмаз и, в последний раз проинспектировав состояние португальца, завели свой потрёпанный УАЗ. В раскалённой кабине летала жирная муха. Капитан прихлопнул её на лобовом стекле — оно треснуло. Разведчик выругался по поводу неувядающего качества ульяновских автомобилей и с хрустом включил передачу. Через час они уже сидели в вертолёте, летевшем к побережью Атлантики. В стране с отсутствовавшей национальной системой контроля полётов подобный маршрут — достичь океана и потом лететь вдоль берега до огней Луанды — являлся пусть и более долгим, но гораздо менее опасным, чем путешествие над тысячей километров саванны.

Незадолго до наступления коротких африканских сумерек сцену недавнего столкновения накрыла длинная тень. Стервятники, уже терзавшие кишечник бельгийца, захлопали крыльями, гнусно загалдели, разевая безобразные вонючие клювы, и бросились прочь. Тот, кто появился у знака «15-й километр», издалека заметил чёрный дым взорванных джипов. Он внимательно осмотрел следы недавнего боя. Его приторно-красивое лицо с отталкивающе правильными чертами не выразило никаких эмоций при виде пустого черепа бельгийца и сгоревших машин. Не торопясь, он подошёл к потерявшему рассудок португальцу и заглянул в его глаза. Тот вскрикнул — то ли от боли, то ли от ужаса — и запрокинул голову. Незнакомец поднялся и отряхнул ладони: он узнал всё, что ему было нужно. В число его способностей входило умение мгновенно видеть всё, зрительно испытанное живым, мёртвым или, как в данном случае, сошедшим с ума человеческим существом. Единственное, что для этого требовалось, это неповреждённые органы зрения. По счастью, стервятники ещё не успели до­браться до глаз португальца, что нередко случалось в Африке с ранеными, оставленными на поле боя. Обладатель удивительных способностей в последний раз осмотрел место недавнего преступления, обнюхал следы мочи русских и швейцарца, по привычке раздавил проползавшую мимо кобру и направился к Луанде.

На 15-м километре вновь наступил покой. Его животные обитатели занялись своими ежевечерними делами, совокупляясь и поедая друг друга. Цикады с новой силой заскрипели жёст­кими крыльями, призывая партнеров посетить своё жилище — сухие ветви одинокого баобаба. Когда перед самым закатом приведённые швейцарцем ангольские полицейские прибыли, чтобы забрать португальца, они обнаружили, что он мёртв. Их удивило то, что лишённое признаков жизни тело полностью проигнорировали вездесущие стервятники, гиены и даже насекомые. При иных обстоятельствах его труп стал бы настоящей находкой для представителей африканского животного мира. Стражи порядка обнаружили и другую странность: у мёртвого португальца отсутствовали глаза, и птицы были здесь ни при чём.

Глава 2

Майор и Капитан недаром относились к Аналитику уважительно, но в то же время с некоторой опаской. Их сослуживец происходил из прекрасной интеллигентной семьи. Его родители были преподавателями гуманитарных наук, от которых он уна­следовал способности к языкам и аналитический склад ума. В отличие от своих соратников по ангольской миссии ГРУ, Аналитик не прошёл школу спецназа и даже не служил срочную службу в Советской Армии. Будучи романтиком по натуре, он с детства мечтал о путешествиях. Во времена коммунизма для осуществления подобной мечты советскому гражданину необходимо было стать дипломатом, военным или шпионом. Связи отца-профессора и собственные мозги позволили Аналитику попасть в элитарный Военный институт, где готовили военных переводчиков и юристов. Правда, ему не хватило номенклатурности, чтобы стать дипломатом. В отличие от него, дети партийных вождей часто уже в шестнадцать лет могли похвастаться знанием будущей страны пребывания и даже той или иной конкретной должностью при советском посольстве. Людям же менее благородного происхождения приходилось довольствоваться тяжёлой работой преимущественно в армии или КГБ в горячих точках вроде Анголы, Афганистана и Эфиопии. В эти дыры детишки номенклатуры попадали на пару-тройку месяцев — для «героической» отметки в личном деле и ускоренного продвижения по службе. Либо, опять же ненадолго, в качестве наказания, назначенного суровым родителем — генералом, министром или партийным вождём — за пьяный дебош в ресторане, за разбитое сердце дочки другого высокопоставленного номенклатурщика и за прочие шалости, присущие советским мажорам.

Аналитик не расстраивался по поводу того, что в Совет­ском Союзе одни люди являлись «более равными», чем другие. Атлетически сложенный симпатичный парень хорошо учился, много занимался спортом и пользовался популярностью у московских невест. Избрав в качестве основного иностранного языка португальский, в возрасте восемнадцати лет профессорский сын получил звание младшего лейтенанта и уже после первого года учёбы был отправлен на «практику» в Анголу. Как и все подобные «практиканты», Аналитик испытывал щенячий восторг от своей первой заграничной командировки. Конечно, приходилось болеть малярией и дизентерией, выводить глистов всевозможных размеров, трястись от страха во время обстрелов южноафриканцев и выбираться из засад, в которые иногда попадали колонны ангольской армии. Зато это была настоящая романтика, о которой мог только мечтать молодой человек из Советского Союза, надевший иностранную пятнистую форму без знаков различия. Возвращаясь в Луанду после операций, новоиспечённый лейтенант мог распивать невиданные доселе спиртные напитки с такими же сопливыми оболтусами как он сам и тратить немалую по советским меркам зарплату в долларах на экзотические игрушки вроде видеомагнитофонов и кассет с шедеврами мирового кинематографа. Вполне предсказуемо он и его безусые товарищи сравнивали себя с наёмниками в бельгийском Конго и француз­ским Иностранным легионом. Да, бывало тяжело, но никогда не было скучно.

Самым трудным испытанием, перенесённым Аналитиком, стала малярия. Её наступление ознаменовалось тупой болью в глазных яблоках, ноющими висками и слабостью в ставших болезненными коленях. Аналитик отнёс эти симптомы к по­следствиям отпразднованного накануне дня рождения и остал­ся на ногах. К ночи, однако, он свалился с высокой температурой, головной болью и жутким ознобом. Наш герой даже подумал, что это тяжёлая форма гриппа. Но было и одно сущест­венное отличие: прежде при гриппе ему никогда не хотелось умереть. К несчастью, Аналитика лечили советские военные врачи, которые в отличие от кубинских почти не разбирались в тропической медицине. В процессе лечения их пациент полуослеп и полуоглох от побочного действия лекарств и порой испытывал такие приступы слабости, что не мог преодолеть даже два лест­ничных пролета. Потом Аналитик ещё несколько раз переболел этой дрянью, от которой не существовало вакцин и иммунитета. Один раз он даже оказался в коме на двое суток, когда умиравшие возбудители страшной болезни — плазмодии — закупорили сосуды мозга. Начальство уже было заказало в Луанде «технические средства для эвакуации тела лейтенанта N» (традиционный для