Сердце Ангела

Автор Sergey Gavrilenko, Sr

Это произведение является вторым из серии «У истоков отечественного кино», задуманной автором летом 2017-го года.
Роман рассказывает о жизни и творчестве всемирно известной актрисы немого кино Веры Васильевны Холодной, а также о том, как сложились судьбы ее детей – дочек Жени и Нонны, ее друзей и коллег: кинопромышленника Дмитрия Харитонова, режиссера Петра Чардынина, актера кино Осипа Рунича, поэта и певца Александра Вертинского.
Произведение состоит из двух частей: «Запах ладана», в которой повествование ведется от первого лица – актрисы Веры Холодной и «Дети Ангела» - рассказа о событиях одной из дочерей Веры Васильевны Холодной.
В романе подробно описаны политическая и экономическая ситуация до и послереволюционной России, а также время эмиграции в Турцию, Италию, Францию и Германию, в начале 20-х годов прошлого столетия.
Это первое художественное произведение, раскрывающее все подробности жизни и творчества «Королевы экрана» Веры Холодной, основано на документальных фактах и воспоминаниях современников и самой героини.
Роман рассчитан на самый широкий круг читателей интересующихся историей киноискусства, театра, а также подробностями жизни вышеупомянутых исторических персонажей.

• Язык: Русский
• Издатель: Sergey Gavrilenko, Sr
• Дата выпуска: 30 июл. 2018 г.
• ISBN: 9780463813416

Sergey Gavrilenko, Sr

Sergey Gavrilenko, Ukrainian historian and cinema archaeologist, professor. He is the author of numerous scientific and popular scientific publications on the theme of the early history of the cinema of Eastern Europe. He is the author of exhibitions and presentations on the theme of the archeology of the cinema of the world and Eastern Europe. The director of television documentary films: "N.V. Gogol. Origins ", 2002; "V.G. Korolenko. Diary pages », 2003; "Ukraine. History and legends of pyramid-tombs ", 2004; "Commandant of Poltava. Diary of the fortress defense ", 2009. The author of historical novels on the theme of the early history of cinema in Ukraine: "The Man with Preobrazhenskaya", 2017; "Heart of an Angel", 2018. Contact the author at: [e-mail]

Предварительный просмотр книги

Сергей Гавриленко

СЕРДЦЕ АНГЕЛА

125-летию со дня рождения В.В.Холодной.

Исторический роман – реквием в двух частях.

Роман о жизни и творчестве «королевы экрана» Веры Васильевны Холодной и судьбах ее детей, друзей и коллег.

Художественный редактор: Оксана Гавриленко (Украина)

Редакторы: Вера Кортезе, Татьяна Харт (США)

Консультанты: Вера Холодная-Гилберт (Турция), Валентина Слободян (Украина)

Художники: Эдуард Трирог, Нестер Кисленко (Украина)

Обложка: Каролина Вениславская (Украина)

Серия книг

«У истоков отечественного кино»

Том 2

Дорогие друзья!

Я очень рада, что мне представился уникальный случай презентовать новый исторический роман-реквием Сердце Ангела историка киноискусства Сергея Гавриленко! Это – вторая книга автора из серии романов, посвященных теме истоков отечест-венного кинематографа. В этой книге я не только гость, представляющий этот труд, но и консультант, который со всей ответственностью может заявить: это единственное литературное произведение, где образ моей бабушки, знаменитой актрисы немого кино Веры Васильевны Холодной, представлен наиболее правдиво!

Я очень надеюсь, что отечественная киноиндустрия приложит все усилия, чтобы по этому роману был снят полнометражный художественный фильм, который раскроет во всей красе жизнь, творчество и чувства моей знаменитой родственницы!

С уважением к читателям, ваша

Вера Холодная-Гилберт, внучка В.В.Холодной.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

«ЗАПАХ ЛАДАНА»

Глава 1

Капли дождя

Капли прохладной воды тонкими струйками стекали по стеклу вагонного окна. Женечка внимательно наблюдала за ними, сопровождая их путь своим маленьким пальчиком. Этот дождь принес с собой надежду, ту самую надежду, которая была так необходима всем нам после того, что мы пережили, что видели и что теперь навсегда останется в нашей памяти. Москва, Киев, Харьков… везде, где мы останавливались и давали концерты по пути в Одессу, царили страх перед будущим, страх, порожденный политической неразберихой. Этот дождь смывал человеческие грехи, давая возможность вздохнуть полной грудью и получить благословение.

Гудки паровоза слышались все чаще. Мы подъезжали к Одессе. В дверь купе кто-то постучал. Женя спрыгнула со своей полки и со словами:

- Лежи мамочка, это дедушка Матвей чай принес, - кинулась открывать дверь.

На пороге купе показался плотного телосложения мужичок с двумя стаканами чая.

- Дамы, доброго вам утра. Ваш чай! – с широкой улыбкой произнес он и, ставя стаканы на столик, добавил:

- Скоро Одесса!

Было смешно наблюдать, как большой и крепкий мужик с огромными ручищами пытался поставить стаканы с чаем на наш столик, обхватив каждый из них двумя пальцами.

Дедушка Матвей, как его называла Женечка, откланялся и вышел, тихонько закрыв за собой дверь. Я откинула легкое одеяло с ног. Вставать не хотелось. Эта дорога из Москвы в Одессу окончательно вымотала меня, да и всех нас. Сейчас было не лучшее время для путешествий по России. Эти постоянные длительные остановки на каждом контрольном пункте, проверки документов, пересадки с поезда на телеги, потом опять на поезд – все это сильно подавляло морально, да и физически было не самым легким испытанием. Из всей нашей труппы разве что маленькая Женя, которой шел шестой год, была полна энергии, и, казалось, никогда не уставала. Ей было интересно все, а особенно новые люди, с которыми нам приходилось общаться.

Пока я размышляла, поглядывая в окно вагона, Женя уже бросила кусочек колотого сахара в свой стакан и, стуча ложечкой, с интересом наблюдала, как тот растворялся в кипятке. Сахар не хотел исчезать, и сопротивлялся, как мог. Женю явно это смешило.

Построек в украинском стиле становилось все больше. Они мелькали за окнами нашего поезда, и стало ясно, что это пригород, и совсем скоро наше злополучное путешествие подойдет к концу. Мы начали одеваться. Как ни настаивал Петр Чардынин, наш режиссер, чтобы я одела для публики что-то более парадное, я осталась верна своему черному дорожному платью. В конце концов, я еду работать!

Поезд подходил к вокзалу. Все буквально прилипли к окнам. Нас интересовал один-единственный вопрос: лучше ли здесь обстановка, чем в покинутой нами Москве? Все мы, актеры фирмы Харитонова, направились в Одессу с надеждой, что здесь мы сможем продолжить работу над фильмами, и кучка людей, перевернувших Россию с ног на голову, больше не будет нам мешать. Вокзал – это показательное место, которое отображает жизнь города и его состояние. По вокзалу можно судить, насколько спокойная и стабильная обстановка. Конечно, стабильность сейчас искать в России было бы смешно, но хотя бы чуть-чуть. Многого нам и не надо.

Кроме толпы людей, спешивших к подходящему поезду, и немногочисленных немецких патрулей мы ничего не увидели. Одесса, омытая летним дождем, встречала нас с присущим только ей одной одесским радушием и гостеприимством.

Здание железнодорожного вокзала представляло собой двухэтажное строение в виде буквы П, обращенное короткой частью с главным входом на Привокзальную площадь. Поезда входили между длинными флигелями, где были расположены платформы, и упирались в короткий флигель. Такой вокзал, тупикового типа, получился потому, что в Одессе железнодорожные линии действительно оканчиваются, дальше – море. Конец пути!

В дверь купе опять постучались. Не успела я ответить, как в него вошла Софья, моя младшая сестра. Ее глаза горели от восторга.

- Верочка, приехали! Сейчас будем выходить!

Я еще раз взглянула в окно. Поезд заметно замедлил скорость. На перроне собирались люди. Много людей. Я знала, что так будет, и, сбежав от поклонников из Москвы, я опять угодила в руки к другим. В купе вошел дядя Матвей. С явно важным видом он взял наши вещи и направился к выходу из вагона, увлекая нас за собой. За таким мужчиной можно было идти куда угодно.

Мы вышли на платформу. Крики одетых с иголочки мужчин, вздохи нарядных дам, цветы, цветы, цветы…

- Королева экрана! Королева экрана! – кричали из толпы. Я на мгновение вспомнила Сашу Вертинского, с чьей легкой руки, по крайней мере, он так считал, ко мне приклеился этот титул. Ох, Саша, Саша…

Мы медленно пробирались к выходу вокзала. Я улыбалась всем, кому была необходима моя улыбка. Я давно поняла, что людей, которым нравится мое творчество, мой экранный образ, надо уважать и по возможности давать им то, чего они хотят. И опять цветы и автографы. Наверное, со стороны я смотрелась зловеще – уморенная дорогой бледная женщина в черном дорожном платье, прижимающая к груди охапки алых роз. Надо будет запомнить этот образ и подсказать его Чардынину, он оценит!

Наконец вся наша труппа выбралась из человеческого моря и направилась к выходу вокзала, предназначенному для пассажиров первого класса. На площади нас уже поджидали вымытые черные авто, украшенные цветами. Да уж, судя по всему, в Одессе меня ждет напасть под названием «поклонников еще больше, чем в Москве». Это будет настоящей катастрофой!

Кортеж состоял из нескольких автомобилей разных марок, но в основном немецких. Да это и понятно, привыкшие к комфорту немцы таскали за собой все, что только могли унести или увезти. Возле первого авто – красавца M.A.F. Torpedo F-5/ 14 PS, имеющего четыре цилиндра и разгоняющегося до 70 километров в час – меня поджидал сам господин Харитонов. Если, благодаря мужу Владимиру, я научилась разбираться в автомобилях, то предугадать поведение Дмитрия Ивановича я пока так и не смогла. Он любил своих актеров и часто радовал высокими гонорарами, эта любовь и уважение были взаимными, но раздобыть в оккупированной Одессе несколько автомобилей для своей труппы было, по крайней мере, неожиданностью даже для него.

Харитонов принял от меня цветы, в изобилии подаренные мне одесситами, и, положив их на кресло авто, обнял меня.

- Моя милая Верочка, как я Вас ждал, - с нежностью и нескрываемыми нотками радости произнес Дмитрий Иванович.

Вся наша труппа и сопровождающие родственники начали рассаживаться по машинам. Мама, Женечка и Софья удобно устроились во втором авто, а весь наш багаж был передан в крытую повозку извозчику, стоявшему чуть поодаль от парадного кортежа.

Улицы Одессы встречали нас утренним солнцем, сверкая еще мокрыми мостовыми и наполняясь любопытными прохожими. Город пестрел от разношерстного населения. Кого здесь только не было. Порой казалось, что Одесса стала приютом для всех, кто не хотел мириться с тем, что происходило в стране, но реально повлиять на что-либо был уже или еще не в силах.

Мы свернули на Дерибасовскую улицу и уже через пару минут подъехали к гостинице. «Большая Московская» – это роскошное пятиэтажное здание, выполненное в модном стиле «модерн». Оно выделялось своим бельэтажом с огромными окнами, предназначенными для витрин магазинов, и изысканнейшей лепниной на стенах 2,3 и 4 этажей. Лепнину сделали скульпторы Т. Фишель и С. Мильман, да так удачно, что дали повод к рождению истории про «дом с лицами» якобы вмурованных в стену людей. Кроме того, в гостинице функционировала одна из первых в городе подъемных машин, а в номерах были ванны, электрическое освещение и паровое отопление. «Большая Московская» была первоклассной в смысле интерьеров и сервиса гостиницей, но относительно недорогой – от рубля в сутки за номер, поэтому быстро стала одним из самых популярных отелей в городе.

Я, моя мама Екатерина Сергеевна, сестра Софья и дочь Женя разместились в трехкомнатном шикарном номере, любезно предоставленном нам Харитоновым. Мама и Женечка заняли одну из вместительных комнат-спален, я же с Софьей - вторую, чуть поменьше. Гостиную мы оставили для приема коллег и гостей, которых, судя по всему, будет предостаточно. В эту комнату внесли цветы, расставив их по всем имеющимся вазам на столе, камине и на полу. На какое-то время она превратилась в подобие зимнего сада, благоухающего летними розами. Женечка весело бегала, пританцовывая, между букетами, мама и Софья разбирали вещи. А я села на диванчик в стиле «ампир» и, осматривая наши новые апартаменты, смогла лишь произнести:

- Ну, вот мы и дома…

Шли последние дни июня 1918-го.

Глава 2

Сны и явь

Боже мой, как мне не хотелось открывать глаза.

Вчера, после того как мы приняли ванну, пообедали в ресторане гостиницы на виду у постояльцев, которые, видимо, совершенно не хотели есть и пришли сюда только посмотреть на меня, я решила отказаться от поездки по городу и легла отдыхать. Этот поступок был очень непривычен для меня, так как день – это время интенсивной работы на съемочной площадке, и о сне можно было только мечтать. Но день приезда после восьми суток дороги – это было святое время для отдыха, и я незамедлительно этим воспользовалась.

Встала я только к ужину, услышав голос мамы из гостиной, лихо раздающей указания портье по доставке корреспонденции. Я попросила принести мне ужин в номер. Усталость немного отступила, но особенного улучшения самочувствия я пока не ощутила.

- Приходили господа Полонский и Рунич, спрашивали о твоем самочувствии, - быстро произнесла мама, находясь еще в мыслях о делах переписки, и через пару секунд добавила:

- Они взяли Софью и Женю покататься по городу. Не переживай, скоро вернутся!

Переживать было о чем. По пути от вокзала до гостиницы Дмитрий Иванович в нескольких ярких предложениях описал мне обстановку в городе. Власть в Одессе менялась чуть ли не каждый день. На улицах, особенно по вечерам, творились безобразия, и часто слышались перестрелки. Одним словом, город был не самым спокойным и безопасным местом. Но, глядя на каменное спокойствие мамы, мне стало легче.

И действительно, через полчаса вернулись все наши. Их шутки и смех были слышны на весь коридор гостиницы.

Я поприветствовала Полонского и Рунича, пригласив их присоединиться к только что принесенному ужину. Они, в свою очередь, вежливо не отказались.

Витольд Полонский – красавец, герой-любовник! Статный мужчина тридцати девяти лет от роду, с правильными чертами лица и обворожительными чуть прищуренными глазами. Он сводил с ума всех женщин, которые хотя бы раз видели его на экране. Со мной он сыграл в нескольких фильмах: «Песнь торжествующей любви», «Жизнь за Жизнь», «У камина». И Евгений Францевич Бауэр, и Петр Иванович Чардынин давали ему роли богатых великосветских любовников, разбивавших сердца наивным женщинам, которых обычно играла я. В жизни же Витольд был милейшим человеком, внимательным и довольно ранимым.

Я попросила Витольда сесть рядом со мной. Он посмотрел на меня с такой нежностью, что мне стало не по себе. Я улыбнулась в ответ и отвела взгляд. Иногда мне казалось, что он тайно влюблен в меня, и, кажется, мои чувства меня не подводили.

Молодого и по-дьявольски красивого и обаятельного Осипа Рунича я посадила по другую сторону от себя. Тот скромно поклонился и сел. Осип был человеком молчаливым и несколько стеснительным, хотя по славе в русском кинематографе не уступал Витольду. Чего только стоит его роль Николая Ростова в фильме «Война и мир». Эти достойные господа были моими коллегами и хорошими друзьями. А я так люблю искренних людей!

Мы поужинали. Ресторан «Большой Московской» предложил нам легкие рыбные блюда, приготовленные по одесским рецептам. Я очень люблю море и все, что с ним связано, хотя иногда оно меня пугает своей непредсказуемостью и темными тайнами, сокрытыми в его глубинах. За столом мы делились первыми впечатлениями о городе и горожанах. Весело разговаривали, как будто бы за стенами гостиницы ничего страшного и не происходило.

Наступила первая ночь в новом для меня городе. Я долго не могла уснуть, перебив сон дневным отдыхом. Но, так или иначе, заснула.

Мне снились фрагменты нашего путешествия из Москвы в Одессу. Первой большой остановкой был Киев. Древний город произвел на меня унылое впечатление. Везде солдаты, баррикады, очереди за хлебом и другими продуктами. Мы дали один концерт в помощь раненым на фронте. Выступая, разыгрывали небольшие комические сценки, в частности, я играла гимназиста в «Красивой женщине» А.Аверченко. Эти сценки, как бальзам, на несколько минут успокаивали ту боль, которая царила вокруг. Люди, измученные жизнью, погружались в сладкие грезы и совсем другой, выдуманный мир, а потом благодарили, дарили цветы и улыбки. Ох, как же тяжело им давались эти искренние улыбки. Потом был Харьков – и снова уныние и безнадежность. Серые стены, грязь, не свойственная этому величественному городу в мирное время, и хмурые лица, побледневшие от недоедания и тяжелого труда. И снова концерт, и снова аплодисменты и улыбки. Пир во время чумы, не иначе!

И вот, как на яву, я вижу, что выхожу из вагона. Вокруг темно, и только несколько уличных фонарей освещают длинное