Платформа Беговая. Книга III. Назар: горечь победы

Автор Ka Lip

Книга III. РУСРЕАЛ! Россия начала 90-х и 2000-х. Это рассказ о лихих девяностых и о людях, которые тогда жили. И ещё это произведение о конном спорте и о той его стороне жизни, которая закрыта от зрителя, находящегося на трибунах соревнований....
ВНИМАНИЕ! Основная линия романа – нетрадиционная сексуальная ориентация.
Это роман-драма, достаточно тяжёлый в психологическом и эмоциональном плане.

• Язык: Русский
• Издатель: Ka Lip
• Дата выпуска: 3 июл. 2019 г.
• ISBN: 9781370675982

Ka Lip

My books are very different. I write about love. live in [e-mail]

Предварительный просмотр книги

Платформа Беговая. Книга III. Назар – горечь победы

Пролог

Москва. Ноябрь 2003 года.

Первый снег падал на улицы города, смешиваясь с грязью под ногами прохожих. Редкие снежинки не могли своей кристальной белизной очистить этот город от его грязи. Люди затаптывали их, даже не замечая, перемешивая в серую массу. Так всегда выглядит этот город в преддверии зимы. Хотя ожидать, что зима укроет его своим белым покрывалом, очистив от серости, было бы наивно. Обычно снег, выпавший за ночь, таял и превращался в месиво. И ничего не менялось – город опять становился серым и мрачным, как и люди, спешащие по его улицам. Они бежали, не замечая ни серости холодного ноябрьского утра, ни редких снежинок с неба, ни мокрого асфальта под ногами. Таков был установленный здесь ритм жизни – движение вперед, а если ты остановишься, то тебя затолкают и выбросят на обочину…

Глава 1

Алёша давно не был в Москве, да и зачем? Теперь он жил в коттедже Гавра на Рублёвке, каждый день ездил в Конный клуб, два раза в неделю – к бабушке в подмосковную клинику и раз в месяц выбирался в Москву, чтобы оплатить свою комнату в коммуналке.

Поскольку за рулём он себя чувствовал ещё не очень уверенно, то в Москву ездил только по выходным и рано утром, когда не было сильного потока машин, и мог не спеша выруливать на своей Мазде, соблюдая все правила дорожного движения, как самый дисциплинированный водитель. Он немного скучал по Москве, по своему району, где прошло его детство, и по ипподрому – конюшне Петровича. Да вот только в Москве ему теперь было нечего делать, там его никто не ждал. Детство закончилось, квартиры его больше нет, а эта комната в коммуналке не была его, и он здесь был чужой. Даже на конюшню к Петровичу он теперь не мог поехать. Лёша понимал, что он изгой, от него все отвернулись, его просто все выкинули из своей жизни как ненужное, лишнее, мешающее им. Но он не осуждал Петровича, как и всех на конюшне. Он даже понимал его, ведь тренер вырос в другое время и тогда такие, как он, считались выродками, хотя таким он себя и сам считал. Так что же осуждать пожилого человека? Наоборот, Алешке было стыдно перед ним. Жаль, что он так подвёл своего тренера, что стал таким. И теперь Петровичу, наверное, неприятно постоянно выслушивать от других, что на его конюшне был такой, как он.

Гавра он тоже больше не видел после тех летних соревнований. Гавр просто его использовал, а потом выбросил за ненадобностью. Хотя он регулярно оплачивал всех коней и все связанные с ними расходы. Также он передал Алёше банковскую карточку, на которой всегда были деньги. Ею Алёша пользовался только при расходах на лошадей Гавра, а на остальное он зарабатывал, занимаясь с прокатом в Клубе. Хотя остальных расходов у него было не так много. «Дома» в коттедже экономка регулярно кормила его, сказав, что таково распоряжение хозяина и если Алёша не будет есть, то ей влетит за невыполнение его указаний. Поэтому завтраки и ужины у Лёши всегда были. Обедал он обычно на конюшне, но это были перекусы.

Конюшня жила веселой жизнью – то дни рождения, то прокат торт и конфеты подарит, или кто из коноводов пирожки испечёт. Вот с этим дружный коллектив и пил чай в комнате для персонала. Так что Алёша тратился лишь на оплату комнаты и на бабушку, и то всё лечение ей оплачивал Гавр, а он лишь привозил ей цветы, надеясь, что она их видит или хоть чувствует их запах.

Что сейчас происходило в его жизни, он не понимал и не знал, что ему делать. Он не понимал Гавра. Почему тот, выгнав его из своей квартиры, продолжает держать у себя и при этом тратит на него такие суммы денег? Он несколько раз звонил Гавру, пытаясь с ним поговорить, но Гавр сухо отвечал, что не считает нужным это обсуждать. И Алёша продолжал жить у него в доме, интуитивно чувствуя, что добром всё это не кончится. Но каждый раз, ища выход, он понимал, что с бабушкой в таком состоянии ему деваться некуда. Он не сможет обеспечить ей должный уход и покупать дорогие лекарства. И ещё его два коня. Куда он со всем этим поедет? Вот в таких раздумьях проходили дни. Он понимал, что просто плывёт по течению, не сопротивляясь, не борясь, а ожидая, что будет дальше.

***

В этот день в манеже было много проката. Ноябрь месяц уже не позволял заниматься на улице, и все толклись в помещении. На Зацепе сейчас ездила девчушка лет пятнадцати. Она регулярно приходила к Алёше заниматься. Можно сказать, что Лёша, тренируя её, из слабенько ездящего всадника за несколько месяцев сделал уверенно сидящую в седле. Её мама всегда была с ней на тренировках. Сейчас она сидела на трибуне в манеже и смотрела на свое чадо. Алёша не любил заниматься с обучающимися в дни, когда в манеже было много народу. Всё-таки Зацеп, хоть и постарел и притих с годами, но оставался жеребцом и присутствие кобыл рядом с собой воспринимал неоднозначно. Мог и спокойно пройти мимо, а мог начать приплясывать и ржать. Это, видно, зависело от его вкусов к противоположному полу.

Алёша видел, что Казик выехал на своем новом коне в манеж. Это была кобыла по кличке Валенсия, которую недавно привезли из Европы под него. Зацеп всегда очень бурно на неё реагировал, возможно, ещё не привыкнув. Лёшка несколько раз просил Казика не подъезжать близко на ней к Зацепу, но иногда Алёше казалось, что тот специально выходит на своей лошади в тот момент, когда на Зацепе занимаются его ученики. Или постоянно оказывается в том углу манежа, где они ездят. Может, конечно, Алёше это и показалось.

При появлении Казика в манеже на Валенсии, Алёшка нервно посмотрел на часы. Девочке ещё оставалось отзаниматься у него пятнадцать минут. Он продолжал тренировку, наблюдая краем глаза за Казиком. В какой-то момент, отвлекшись от Казика и потом повернув голову, Алёшка в ужасе замер. Валенсия прокурсировала буквально мимо носа Зацепа. Тот заржал и встал на дыбы. Девчонка как куль с картошкой плюхнулась с него на песок манежа. Зацеп, почувствовав свободу, рванул к Валенсии. Народ в манеже попрыгал со своих лошадей и стал быстро ретироваться, пока Зацеп их не увидел. Валенсия, повернувшись к подбегающему жеребцу задом, отбила с двух ног. Лёша видел, как Зяма после этого захромал на переднюю ногу – видно, Валенсия всё-таки попала по нему. После шума, гама и набежавших в манеж коноводов, Зацепа удалось поймать, но было понятно, что девочка на него уже не сядет. Она была испугана, да и Зацеп хромал, не оставляя шансов, что на нём можно ездить.

Лёше повезло, что мама девочки была очень адекватным человеком и не стала его ни в чём обвинять, даже не потребовала денег за сорванное занятие. Мама и дочка, культурно поблагодарив его за тренировку, ушли, и Алёша понял, что они уже не вернутся к нему на занятия после случившегося. Хотя, что ему было из-за этого расстраиваться. Всё равно, судя по травме Зацепа, в ближайший месяц он не сможет работать в прокате. А может и не месяц.

Лёша завёл коня в денник, расседлал его и пошёл в лазарет за ветврачом.

После обследования ноги Зацепа прогноз был неутешителен: минимум месяц, а там как пойдёт. То есть сначала не выпускать коня из денника, потом шагать каждый день в руках. Через месяц – осмотр и принятие решения по лечению, плюс мази для ноги, уколы витаминами и дополнительная подкормка для суставов. Заплатив за всё это, Алёша побрёл в комнату персонала.

Там была вся компания, народ пил чай.

– Что с конём? – спросили сразу несколько человек, когда он зашёл в комнату. Алёша кратко пересказал то, что ему сказал ветеринар.

– Не нужно было прокат на жеребца сажать, – отпивая чай и смотря на Алёшку, сказал Казик.

– Зачем ты к нему близко подъехал, ты же знал…

– Что знал? Это ты должен знать, что на жеребцов слабого всадника не сажают. А я лошадь работал…

– Что, места было мало? Ты технику безопасности нарушил. На кобыле к жеребцам не приближаются! – Лёша видел издёвку в глазах Казика и слышал его насмешливый тон.

– Слышь, да ты обозрел совсем! Ещё мне будешь говорить, где мне ездить на лошади, а где нет.

– Зачем ты это сделал?

– Ты в чём меня обвиняешь? Или думаешь, крутой такой? Да ты своему Гавру давно уже не нужен, так что помалкивал бы. Всё равно скоро отсюда вылетишь.

Алёшка покраснел, затем побледнел и, чувствуя на себе взгляды всех присутствующих, выбежал из комнаты.

– Сволочь ты, Казик, – констатировала Нина.

– Конечно, а иначе бы не выжил, будь я таким же дауном, как этот Лёха. Его Гавр давно бросил, а он всё надеется и верит.

– Тебя он тоже быстро бросил, – съязвила Катя.

– Так у меня таких, как Гавр, знаешь сколько? Что мне париться? Один бросил, другой нашёл.

Дальше разговор перешёл на тему обсуждения Казиковых бойфрендов, а про Лёшку все и забыли.

***

Добежав до денника, Алёша остановился и протёр глаза. Ему не хотелось, чтобы кто-либо увидел его слёзы. Хотя сдержать их было так трудно. Его источник заработка полностью был перекрыт. Конечно, у него ещё оставалось в работе два чужих коня, за которых ему платили частники, и ещё один мальчик-конкурист, которого он тренировал на его коне. Но когда у тебя есть своя лошадь для обучения – это намного лучше, чем зависеть от желания частников. Сегодня им нужно, чтобы их лошадей тренировали, а завтра они могут передумать, такое случалось регулярно.

Лёша поднял глаза и, увидев, что он стоит напротив Вальхензея, зашёл к нему в денник.

– Валюша, хороший мой, родной… – он обнял коня за шею и прижался к нему, – мы дождёмся твоего хозяина. Обязательно дождёмся. Знаешь, как я по нему скучаю? – Лёша отстранился и заглянул в глаза коня. – Ты тоже скучаешь. Плохо нам без него…

Алёшка решил поседлать Вальхензея и поехать на нём в поле. Хорошо, когда конюшня располагается за городом. Из неё можно было выехать в поля за забором Конного клуба. Вот туда он и направил коня. Проехал по тропинке, миновал небольшой перелесок, и перед ним поле. Огромное русское поле, уже покрытое налётом снега, закрывшего пожухлую траву своей белизной. Это поле, как и все поля вокруг, не обрабатывалось. На нём кое-где уже выросли деревца, которые через несколько лет превратятся в лес. Кустарник, сорняки и жухлая трава, примятая снегом, – вот всё, что видел Алёша перед собой. Наверное, раньше на нём выращивали хлеб или траву для коров. Лёша этого не знал. Но он представил, как это было раньше, видя вдалеке остов полуразрушенного коровника, стены от сенохранилища с провалившейся крышей и развалины зданий.

Всё это когда-то жило, там были люди. Они работали здесь, на этой земле, жили, строили планы, мечтали, растили детей. Потом пришла перестройка, и их труд стал никому не нужен. Всё, что они любили и берегли, обесценилось и потеряло свою суть. Их стремления, надежды, чаяния - всё это было уже не важно. Стали важны лишь деньги. Наверное, эти люди тоже боролись, хотели сберечь то, что им дорого, сохранить это, чтобы передать своим детям. Но они всего лишь люди, и постепенно деревня стала умирать, здания – разрушаться, а поля – зарастать сорняком. В один миг всё, что было правильным и настоящим, оказалось разрушено и заменено на подделку. Да вот только уже ничего не вернуть. Люди, разочаровавшись в жизни, уезжали, пытаясь выжить в незнакомом новом для них мире. Они даже смогли принять ценности этого мира, его основу, его суть. Люди поняли, что деньги – это главное, а всё остальное… Да разве это важно? Главное – один раз предать себя, переступить, и тогда можно жить. Легко жить, став таким, как все – продав себя и приняв ценности новой жизни…

Алёшка никогда так глубоко не думал о происходящем в жизни. Возможно, природа вокруг него располагала к философским мыслям, или сама его жизнь, где он так же, как и все, смог переступить через себя и жить ради денег. Но так ли это? Он стал содержанкой Гавра, человека, который измывается над ним всё это время, но он лишь терпит и молчит. Значит, он такой же, как все, так же сломался и принял новый мир с его порядками и ценностями.

Свежий ноябрьский воздух пьянил и дурманил. Как же Алёшка любил всё, что вокруг него. Мальчик, родившийся и выросший в городе, откуда в нём это? Эта любовь к русскому полю, припорошенному первым снегом, к пасмурному ноябрьскому дню, сквозь облака которого проглядывают клочки голубого неба. Воздуху, упоительному воздуху свободы. Да, он любит Россию и не важно всё это – то, что произошло в этой стране, и то, что жизнь делает с ним. Всё это не важно. Всё это – лишь краткий миг жизни, который пройдёт, и о нём никто и не вспомнит через века… а помнить будут об этой земле, на которой люди жили, любили, страдали, боролись. О земле, которая так никогда и не покорилась никому. И о людях, которых никто и никогда так и не смог покорить.

Чувствуя под собой коня, который, опьяненный этим воздухом, плясал под ним, не в силах более сдерживать рвущуюся из него свободу, Алёша отпустил повод, положив его на шею лошади, и раскинул руки, как крылья у птицы.

Конь втянул ноздрями воздух, и они устремились вперед. Всадник и лошадь, слившиеся воедино, неслись сквозь пространство и время, наперекор всему, наперекор судьбе.

Лёшка чувствовал потоки воздуха, от которого слезились глаза и перехватывало дыхание, его разведённые руки обнимали этот мир. А он сам улыбался, летя над землей и обретя крылья…

Когда поле закончилось, конь сам перешёл в рысь, а потом в шаг. Вальхензее тяжело дышал, но был счастлив краткому мигу свободы, который ему подарил его Алёшка. И Лёша был счастлив. Сегодня и сейчас он ощущал это счастье каждой клеточкой своего тела, он впитал это счастье в себя, так же, как и воздух свободы.

Потом они шагали обратно в сторону конюшни. Лёшка опять отдал повод коню, зная, что тот никуда уже не побежит. Он так же, как и его всадник, созерцал природу и думал о своём….

Алёша тоже думал о том, что он любит эту землю. Он любит свою Родину, свою страну. Несмотря ни на что. Ведь всё, что происходит в его жизни плохого – это неважно, всё забывается, а остается вот только это вечное и неизменное: поздняя осень, серое небо над головой, поле, припорошенное снегом, и упоительный воздух. Это и есть его Родина.

***

Доработав этот день, Алёша в раздумьях о себе, своей жизни и о будущем, вернулся домой. Экономка ему сообщила: Гавриил Владимирович просил передать, что в эту субботу в коттедже будут гости, и он тоже приглашён на это мероприятие, поэтому Гавриил Владимирович просит Алешку не задерживаться на конюшне и приехать пораньше.

Лёшка удивился услышанному. То Гавр пропадает на несколько месяцев, а потом зовёт гостей и даже хочет, чтобы он там был. Нехорошее предчувствие проскользнуло в Алёшином сознании. Он поежился и прогнал от себя плохие мысли.

***

Назар поднял глаза к хмурому осеннему небу над головой. Весь день сегодня накрапывал холодный дождик. Он, как предвестник зимы, смывал последние краски осени с деревьев и окрашивал всё вокруг в промозглую мглу. Скоро этот дождик сменится на первые снежинки и холода, с порывами колючего ветра. Но сейчас Назар не замечал ни моросящего дождя, ни прохлады осени. Его мысли были далеко отсюда, он вспоминал своё детство под Смоленском в деревне. Как тогда ему было хорошо и что значит быть свободным. Только здесь, находясь за решёткой, он прочувствовал всю глубину этого чувства, чувства свободы. Тогда он тоже ценил свободу, когда всё лето носился по полям, купался в реке и пас лошадей. Да только потом он променял свободу на Москву, азарт движения к цели и самообман, что деньги и власть дают эту свободу. Как же он ошибался. Сейчас у него есть деньги, много денег, и есть власть, да что от этого толку? Он за решёткой и вся свобода его заключается в том, что он может видеть лишь клочок этого неба над головой.

Но самое страшно было даже не то, что сейчас он в тюрьме, а то, что будет потом. Ведь он понимал, что, выйдя из тюрьмы, он не станет свободным. Теперь он себе уже не принадлежит: он, так стремившийся занять свою нишу в этом мире и шедший к ней по трупам, теперь обрёл своё место. Он в авторитете, за ним стоят люди, которые его поддерживают и будут поддерживать и дальше – и здесь, и на воле. Его положение в криминальном мире обрело другой статус, который дает ему власть, да вот только не свободу. Теперь он должен до конца дней своих жить по законам их мира, соблюдая их сам и следя, чтобы их соблюдали другие, и если кто отступает от этих законов – карать смертью. И всё это относится и к нему, причем с него спрос в сто раз больше, чем с обычного бандита. Теперь он авторитет, а это как крест, который человек несёт на себе до гробовой доски. Вот поэтому Назар и вспоминал себя, когда ему было лет двенадцать, каким он был счастливым, свободным. Как тогда он, вскочив на коня, несся на нём через поля, разведя руки как крылья, как будто хотел обнять этот мир. Он вспоминал эту траву, небо, перелесок и цветочки у обочины дороги. Он всегда любил землю, где он родился. Эта земля была его Родиной и не важно, что с ней сделали люди. Даже не важно, какими сейчас стали эти люди, предав свою землю и перестав быть людьми в своём стремлении заработать денег. Возможно, и он стал таким, как все, хотя нет, это не так. В его душе навсегда осталась память о счастливом уголке земли. Там, где осталось его детство, и где впервые он ощутил, что такое любовь к Родине, смотря на закат солнца и слыша стрекот кузнечиков в траве.

В голове возникли слова забытой песни: «Только ты, душа, суровой жизни пленница,

Из меня, как из темницы, смотришь вниз…»* От этих слов стало больно: то, что он прятал в себе, опять всплыло из глубин памяти, отдаваясь тупой болью в сердце: «Душа болит, а сердце плачет, А путь земной еще пылит…»*. Дальше он не позволил себе вспоминать.

«Зачем же ты предал меня, мой мальчик… Алёша… Зачем?»

Сколько раз он задавал этот вопрос и не находил на него ответа. Хотя потом и не искал уже