Совсем другая история. Практика хаоса

Автор Мария Макеева

Книга в жанре фантастической роуд-стори рассказывает о путешествии контрабандиста по имени Рэн Тарона. Влекомый честолюбием и перспективами заработать огромные деньги, Рэн соглашается на перевозку опасного груза от таинственного заказчика, чтобы оказаться в водовороте опасной гонки между параллельными мирами вместе со своими новыми попутчиками. Но он ещё не знает, что теперь у него только один выбор: погибнуть или остановить сжатие миров…

Книга содержит нецензурную брань.

• Язык: Русский
• Издатель: Aegitas
• Дата выпуска: 28 авг. 2020 г.
• ISBN: 9780369403865

Предварительный просмотр книги

Предисловие

Спасибо всем хорошим людям)

ВМЕСТО ПРОЛОГА

Все совпадения не случайны, ведь согласно Теории Хаоса постоянно изменяющиеся сложные системы, основанные на математических концепциях рекурсии, в форме рекурсивного процесса или набора дифференциальных уравнений, моделируют физическую систему.

1. БОЛЬШОЙ ВЗРЫВ: Человек Без Имени

… Просто ей передайте мою любовь,

Я не хотел её подвести

Эти тени пришли, и им удалось,

Безоружным меня увести

Я не тот, кого знал ты весь этот век,

И сейчас совершенно другой.

Просто я — уже сломленный человек

И уж точно совсем не живой

И мне не найти покой…*

© The Rescues — Secret Comes Out

Примечание: Стихотворный перевод автора.© The Rescues — Secret Comes Out/The Rescues. 2017 г./Universal Republic Written by: Adrianne Gonzalez, Gabriel Mann, Kyler England …«Give her my love tell her i never meant any harm When came the shadows they fooled me and took me unarmed I’m not who you think i am I’m just a ghost of a broken man I don’t how to stop…»

Подбегая к станции метро Марьина Роща, он их почувствовал. Преследователи настигали. Все последние пять лет он только и делал, что убегал и прятался. И это чертовски изматывало, поэтому он перестал доверять человеческим чувствам и полагался только на звериное чутьё, которое в такие моменты всегда помогало.

Он метнулся ко входу в подземку, перепрыгивая через ступеньку, рывком открыл входные двери. Обернулся, увидел двоих. Они отстали буквально на десять метров.

Беглец подозревал, что его выследили из-за той рыжеволосой, которую встретил сегодня утром по какой-то счастливой случайности. А ведь он уже отчаялся найти подходящую биометрию, и тут такая - удача!

На станции, днём обычно безлюдной, к вечеру становилось оживлённо. К несчастью из четырёх дорожек эскалатора работали только две. Одна уходила вниз, вторая поднималась, и обе были заполнены практически до отказа. Он снова обернулся, заметил полицейских, но рассчитывать на их помощь было слишком самонадеянно.

Беглец кое-как протиснулся между пассажиров, насколько хватило освободившихся ступеней, оглянулся. Преследователи не отставали и сокращали дистанцию. Люди на секунду замирали под их взором, а затем прижимались к бортам эскалатора, пропуская вперёд.

Он только успел подумать, что в этот раз его действительно обложили… Как тут, на удачу, с левой стороны образовался небольшой просвет среди спин и плеч, и беглец устремился вниз, со ступеньки на ступеньку, все более и более убеждаясь в том, что именно здесь они достанут его, во всяком случае, спрятаться в метро не удастся. Эхо их мысленных приказов следовало за ним по пятам, словно они успели-таки направить в погоню отряд призрачной помощи. Потом им овладело другое наваждение, каким-то образом связанное с их воздействием. Он так занервничал, что не смог заставить себя обернуться: казалось, если сделает это, давление взорвёт ему голову.

***

В попытках найти помощника он посещал любые столпотворения. Преследователи, зная это, как и свою безнаказанность, использовали самые радикальные методы задержания.

В тот раз беглец заметил их первым, рванул из толпы к станции Пушкинская. Но митингующих на пути скопилось слишком много. Ему пришлось грубо прорываться вперёд, распихивая скандирующих зевак. Преследователи, недолго думая, открыли огонь на поражение. Пуля вспорола бедро худого мужчины в тёмно-синей рубашке буквально в двух шагах от беглеца. Когда мужчина падал, ошарашенно размахивая руками, словно пытаясь упереться в пространство, следующая пуля попала в ногу полной женщины, и та, взвизгнув, грузно распростёрлась на тротуаре.

Звуки выстрелов раздавались всё ближе. Толпа в панике рассыпалась в произвольных направлениях, только несколько человек припадая к земле, отползали, чтобы забиться в укромное место возле стен. Остальные митингующие замирали на месте и стопорили движение, не понимая, что к чему. На какой-то миг беглеца окружили крики, звон разбитого стекла и металлический скрежет. Затем вновь донеслись пистолетные выстрелы и чьи-то вопли.

Когда он уже почти выбрался из толпы, от стены прямо под ноги со звонким стуком отлетел кусок гранита, и снова раздались крики и визг, но сбежать удалось. После инцидента, который во всех новостях прошёл как «теракт в центре Москвы», до сегодняшнего дня он скрывался ещё два года.

***

Сейчас они тоже не стали медлить. Беглецу даже не потребовались жалкие остатки своих способностей. Выждав момент, он кинулся вниз, бестактно проталкиваясь через толпу.

Тяжело дыша, беглец пробежал с десяток ступеней, прежде чем осознал, что дальше хода нет — тупик, и налетел на спину в чёрной куртке. Непроизвольно прочитал надпись на ней: «whatever».* Вот сейчас точно, никакое мысленное воздействие не помогло бы расчистить дорогу. Он почти запаниковал.

Примечание: «без разницы», «пофиг» (Англ.)

В поисках выхода уткнулся взглядом в обездвиженный соседний эскалатор. Без колебаний подтянулся, цепляясь руками за бортик, перекинулся на соседние ступеньки. Помчался вниз. Преследователи тотчас проделали то же самое. Люди в толпе оживились — намечалось что-то интересное. Смартфоны поднялись в руках, камерами на беглецов. Полицейские наконец отреагировали, тут же кинулись наперерез.

Замерший эскалатор казался бесконечным. Одна мысль сверлила мозг — скорее добраться до своей машины. Беглец обернулся, двое не отставали. Он слышал их угрозы в своей голове.

Через несколько мгновений один из полицейских уже ждал беглеца возле нижних ступеней эскалатора. Под одобрительные крики, раздающиеся с платформы, он попытался достать пистолет из кобуры. Но беглец успел послать своё мысленное: «Не встревай! Погибнешь же! Замри, идиот!» И тот, послушно прижимаясь к будке дежурного по эскалатору, обмяк, а глаза его затуманились, словно внезапно на него обрушилась дремота.

Но тут же один из преследователей изловчился и схватил беглеца за рукав. Беглец закричал и дёрнул рукой. Но человек не отпускал, уголки его рта растянулись в улыбке.

Беглец дернулся с силой, вырвал запястье, оставляя пустой рукав в пальцах преследователя. Резким движением скинул куртку и раздался вскрик разочарования. Порадоваться беглец не успел: вырвавшись из захвата, он потерял равновесие и, перелетев через пару ступенек, рухнул на мраморный пол. От удара о блестящую поверхность перехватило дыхание, а сознание, кажется, попросту отключилось на несколько секунд.

Пришёл в себя от рывка. Затуманенным взором выхватывал какие-то лица среди мельтешения расплывчатых пятен. Кто-то с силой дёрнул его вверх, и он физически ощутил присутствие старой знакомой ненависти.

Люди в подземке больше не обращали на всю троицу никакого внимания. Не давая оклематься, заломив руки за спину, преследователи потащили беглеца к перрону. Он почувствовал запах вчерашнего виски, но этот запах почти сразу растворился в ощущении надменности, которым разило от преследователей после его поимки.

Руки вывернули сильнее, возле самого уха раздался громкий торжествующий шёпот высокого сероглазого преследователя.

— Ну, наконец-то! Пять лет. Надо же! Ты продержался пять лет. Отдаю тебе должное. Ты очень юркий и хитрый ублюдок!

Беглец застонал, помотал головой из стороны в сторону, сгоняя туман из глаз. В памяти возникали только бредовые образы, а перед взором плясали чёрные точки.

— Иди нахрен!

— Давай, дёрнись ещё. Думаю, в Отделе мы пообщаемся куда плотнее, — уже не понижая голоса, отозвался второй преследователь.

Беглец посмотрел на преследователей. Теперь он видел выражение их лиц, они не скрывали своей надменности и удовлетворения, застывшие без единого сомнения, уверенные в своей правоте. А за ними — снова маячил Отдел Контроля. Сколько ещё допросов? Сколько ещё жутких лет, проведённых в агонии?

Он ещё раз тряхнул головой. Поморщился. Помимо тумана, перед ним простиралось его прошлое, и оно вновь норовило стать настоящим. Чего ему совершенно не хотелось. Нахлынула паника. Он лихорадочно перебирал в уме все варианты для побега. Найти бы хоть один, маломальский, но, похоже, шанса не было, не единого. И, разумеется, никто не спешил к нему на помощь. Вряд ли сейчас их вообще кто-то видел. Преследователи первым делом позаботились об этом.

Подошёл состав. Беглеца втолкнули в раскрытые двери. Схватили за шкирку, грубо отволокли в угол, прижали к стене.

— Что ты здесь делал? Снова искал второго оператора?

Беглец в ответ лишь грязно выругался.

— Ты за пять лет, смотрю, осмелел. Но облажался, как всегда. Сколько ты их наловил? Шестеро, вроде?

— Да идите вы оба, на хрен уже! — он перебил сероглазого, пытаясь отдышаться.

Тот, не обращая внимания на грубость, продолжил:

— Что? Нашёл? Ещё одного? Так ты реально нашёл? Какого-то счастливчика снова придётся отправить на тот свет? Никогда бы не подумал, что в этом мире так много контролирующих. Надо же, Ротт, он снова нашёл! — Высокий преследователь обернулся на напарника. — А иначе чего бы ему в Марьину рощу два раза кататься, так ведь? Как ты умудряешься это делать? Как ты их находишь? Детектором? Но как? В этом городе пятнадцать лямов человек, и ты уже шестого отыскал…

Беглец ничего не ответил. В голове послышались крики: «Кого ты нашёл? Кто он? Где у тебя назначена встреча?» Но он чувствовал, что их воздействие сильно ослабло. Сцепился взглядом с женщиной напротив себя. Она явно его заметила. Преследователи больше не опасались и снизили контроль.

Он в который раз попытался высвободить руки из цепких пальцев, но ничего не вышло. Что-то тут же ткнулось ему в рёбра. Оружие. Ну, разумеется, пуля быстрее ног… И высокий сероглазый снова тихо, почти не разжимая тонких губ, зашептал:

— Попытаешься сбежать? Давай! Сделай это, и я заставлю тебя глотать собственную кровь до самого Перехода, понял?!

Сквозь шум в голове беглец понимал, что шанс на побег растворялся ежесекундно. В мозгу засело одно — желание дать дёру, оно набирало силу исподволь, росло вместе с паникой.

Пятилетняя гонка закончилась. Стойкие сигналы ярости преследователей ещё пробивались, но самоуверенность уже поглощала их всё сильнее. Никто не смел сбегать от них. Ни один человек. Ни один преступник. Ни в одном из миров. Только беглецу удалось сделать ноги, даже после того, как те забрали его имя и сущность.

Беглец прекрасно знал, что у преследователей тоже есть изъян. Они очень высокомерны и презирают преступников. Такова их естественная реакция, но она была беглецу на руку. В такие моменты они переставали контролировать разум и давить на психику.

Поезд остановился. Беглец, не зная, что ещё предпринять, решил сыграть на этой их слабости, собирая остатки сил, он резко дёрнулся, вырывая руку из захвата. Удалось! Дёрнул вторую. Затем оттолкнувшись всем телом, метнулся в раскрытые двери, посылая мысленный приказ:

«Не преследовать меня! Дать мне уйти! ДАТЬ МНЕ УЙТИ!»

Сил на полноценную задержку чужого сознания не хватало, но преследователи замешкались буквально на секунды, достаточные для рывка. Беглец бросился из вагона, словно все демоны ада восстали следом, а вдогонку почти без промедления раздались отрывистые звуки выстрелов.

Поначалу в вагоне никто не отреагировал на стрельбу, а на перроне — наоборот, люди поначалу остолбенели, а затем начали озираться. Часть из них, не понимая, что происходит, тотчас припустили врассыпную от поезда. А стрельба продолжалась, время растянулось, хотя всё уложилось в какие-то минуты.

Высокий преследователь навел пистолет на беглеца. Когда кто-то на перроне крикнул: «Господи, стреляют!» — ствол чуть дернулся в его сторону. Раздался выстрел, звук, будто гвоздём пробило фанеру. Беглец рванул к перрону с противоположной стороны, а один из преследователей выкрикивая его имя следом, выстрелил ещё раз.

В тот же момент беглец столкнулся с каким-то тучным мужчиной, запнулся и чуть не упал. Бедро обожгло так, что потемнело в глазах.

«Чёрт! Только бы успеть! Давай, слабак, бегом! Давай!» — Подгонял сам себя.

Снова послышался выстрел. Буквально с расстояния в десять шагов. От колонны откололся кусок и со звенящим стуком отлетел под ноги.

Пелена, укрывающая преследователей, окончательно спала. Пальбу наконец услышали все остальные пассажиры. И как только раздался высокий голос: «Ты не уйдёшь снова, с-с-сукин сын!», началась неразбериха. Люди плотной волной хлынули из вагонов, поезд застопорился.

Тем временем с противоположной стороны подошёл состав. Немедля беглец рванул к нему. Сознание сдавалось, но собирая остатки сил (адреналин ещё действовал), он ввалился в вагон, двери за ним захлопнулись. Преследователи опоздали всего на мгновение.

Беглец буквально рухнул на свободное место и тут же отключился. Очнулся, когда женский голос объявил последнюю станцию, уставился помутневшими глазами на шумных людей, валившихся в распахнутые двери.

«Чёртовы контроллеры! Времени не осталось, нужен чёртов морфин, иначе не доберусь до машины».

Поэтому не стал медлить, достал из заднего кармана небольшую одноразовую ампулу-шприц. После того, как всё было сделано, поднял глаза, обвёл взглядом вагон. На него уставились изумлённые пассажиры. Беглец сфокусировался на худом парне, тот нависал над ним, снимая всё на камеру смартфона, чем вывел беглеца из состояния оцепенения.

— Ты снимаешь, что ли? Чего уставился?! Убери свою хрень! — Беглец ощутил бешенство. — Стирай на хрен или я тебе телефон засуну в жопу! — последние слова прорычал парню прямо в лицо. Парень отпрянул, телефон выпал из его рук, беглец тут же наступил на гаджет — раздался треск стекла.

— Отвалили все от меня…

Парень испуганно попятился.

— Мой телефон…

— Похрен на него… — беглец сказал скорее сам себе, в никуда, чувствуя, как наркотик подействовал, позволил дышать спокойнее. Обвёл всех взглядом. Пассажиры какое-то время ошарашенно взирали в его сторону, затем вновь уткнулись в свои смартфоны.

«Что они там смотрят постоянно?! Они же здесь все полные психи».

Какое-то время он полулежал, восстанавливая дыхание и думая только о том, что когда-то давно он ненавидел дурь, а сейчас подсел на неё из-за долбанной цели.

Поезд остановился. Беглец, хромая, вывалился из вагона, спешно заковылял к выходу из метро. Кровь стекала под джинсами, пачкая их бурыми пятнами, маленькие красные капли оставляли указатель-дорожку на гладких плитах. Безуспешно прикрывая рану ладонью, беглец кое-как поднялся на поверхность, остановился на выходе, чтобы отдышаться и пересилить дурноту с темнотой в глазах. Наркотик, как всегда, сработал, и хотя нога ещё не слушалась, ясность мыслей уже позволяла строить планы.

«Вернуться к машине. Связаться с рыжей. Времени так мало. Чёртов Энж…»

Рыжеволосая девушка должна помочь.

2. ДИНАМИКА: Виктория

Её очередной день отпуска был весьма предсказуемым, стереотипным, повторяющимся, как в фильме «День Сурка». Он ничем не отличался от других таких же — зайти в кофейню, выпить чёрный кофе, затем минуя магазин с одеждой, где прохожим улыбались смешные манекены, завернуть в парк, там засесть с планшетом на скамейку под вязом, чтобы «потупить» в Интернете, почитать книгу, а вечером сходить в «киношку» или… снова почитать книгу.

Она перебрала в уме весь «разнообразный» набор этих возможностей, пока не остановилась на неопределённом — «А зачем мне всё это нужно?». Затем отсортировала все варианты и теперь дошла до смысла подобных дней; как только она поняла, что однообразие бесконечно, надежды что-либо изменить отступили. Где-то в глубинах ее подсознания манипулятор ежедневно опускался в ячейку за обыденной порцией скуки — скуки, в которой находились самые простые варианты, столь же «интересные», как спортивные новости. Конечно, имелся ещё один вариант — встретиться с подругами в баре, но в последнее время ей было так лень забредать за границы собственной зоны комфорта, что она свела всё общение к минимуму — в Интернет. И каждый день всё повторялся по новой, прогулка, кофе, книги, фильмы и автомат со скукой.

Виктория, не спеша направлялась от кофейни по знакомой улице к парку, удерживая стаканчик с горячим напитком. Она бы и с закрытыми глазами проделала этот путь, если б случилась такая нужда.

Было ещё так рано, но жара уже разморила, кофе всегда бодрил, и хоть эндорфинов хватало лишь на полчаса, она обожала эту утреннюю церемонию. Сразу отхлебнула в предвкушении, но напиток оказался слишком пресным, возможно из-за духоты, что поднималась от нагретого асфальта, кружила голову и вызывала шум в ушах.

Хотя идея закрыть глаза ей показалась забавной, и Виктория, уверенно пройдя с десяток шагов, зажмурив веки, внезапно споткнулась о камень и выплеснула горячий кофе на белую рубашку.

- Чёрт! Чёрт!

«Чёрт. Рубашку испортила, и в парк теперь идти нет смысла…»

День начинался паршиво, но при желании можно было найти даже плюс, ведь сегодняшнее утро уже не походило на все предыдущие.

«Какая же у меня дико скучная жизнь, что кофейное пятно на рубашке — это событие дня».

Виктория в сердцах пнула гальку, подняла глаза, и увидела, как витрина маленького магазина перед её взором расплылась, все цвета побледнели, а пространство вокруг словно затянули в полиэтилен. И вместе с этим её сразу наполнило тягучее чувство страха и отвращения. В одночасье магазины, дома и деревья приобрели самые уродливые формы из жутких ночных кошмаров и иллюстраций Мариуса Эшера. Манекены в витрине, казалось, уже не смеялись, а орали от ужаса, их искажённые криком рты призывали бежать как можно быстрее. Виктории стало так дико страшно, что ослабели все конечности. Она никогда не испытывала таких безотчётных панических атак.

Удар. Удар. Удар. Сердце барабанило в горле и висках, прибивало её к тротуару. Она так хотела сбежать, но в замешательстве упустила эту возможность и, замирая от страха, услышала, как её окружили звуки, а кольцо пространства из «полиэтилена» сжалось вокруг и, как живое, вибрировало им в такт. Целый вихрь из воющих голосов и колебаний воздуха.

Затем этот шум разрезал глухой, хриплый голос. Тот усиливался и отзывался в висках сердцебиением. Нечёткие ритмы поначалу сплетались в гласные (э-и-а-о-у-э), а затем она осознала, что звуки взывают к ней (В-и-к-т-о-р-и-я!).

Она без промедления обернулась, предполагая, что увидит хозяина голоса, но за спиной никого не оказалось, мало того, редкие утренние прохожие вообще не обращали на неё внимания и, судя по всему, не замечали никаких отклонений в пространстве.

Меж тем голос никуда не исчез, а наоборот, даже усилился. Девушка тряхнула головой, чтобы согнать наваждение и дурноту, поискала взглядом источник звука, тот раздавался уже совсем близко. Может быть, немного в стороне, где-то в расстоянии шага налево… Ещё чуть-чуть, и она должна была уткнуться в него, но никакого человека там не было, если это вообще должен быть человек. Только окружающий мир размывался под низкочастотный гул.

И в тот момент, когда она зажмурилась, чтобы изгнать гадкое чувство паники и сосредоточиться на побеге, девушка осознала, распахнула от изумления глаза - эти чёртовы звуки раздавались прямиком в её голове! Девушка ошарашенно уставилась в небо, замечая, как огромная туча поглощает солнечный свет. Замерла. И снова услышала:

«Виктория! Виктория! Стой! Стой на месте!»

Она успела подумать о зонте, как внезапно запнулась на звуках, тело враз онемело, остатки собственных мыслей исчезли. Где-то над ней включился синаптический пылесос и начал высасывать все логические связи в момент их зарождения.

Тело перестало слушаться, слова выскакивали из головы, а её саму заполняло нечто чужое, отвратительное и холодное. Чужие слова и чужие мысли. ЧУЖЕРОДНЫЕ. Девушка ещё больше запаниковала. Тело сковало окончательно, дышать стало труднее, по рукам пробежали мурашки, а затем её бросило в жар.

И тут он появился. Человек. Мужчина. Возник перед ней, вот так, просто из ниоткуда, буквально в паре метров от неё, в том месте, где весь мир перекрыла «полиэтиленовая плёнка». Несколько секунд она в шоке взирала на силуэт, а потом к ней вернулось осознание.

Возможно, мужчина был молод. В таком состоянии она не смогла точно определить его возраст. Со странным цветом волос, каким-то тёмным, серым и ярко-зелёными глазами, немигающими, страшными, с расширенным зрачками. Зелёный цвет выделялся, и только он заполнил всё её внимание.

«Что происходит? Кто это? Что со мной? У меня галлюцинации? Голова болит ка-а-ак!»

Мысли по-прежнему исчезали быстрее, чем появлялись. Вдобавок к этому тело наполнил непрерывный низкий гул. Он шёл, поднимаясь снизу, как из глубин Земли, от ступней до самой макушки. Казалось, она стоит на огромном сабвуфере. Постепенно гул достиг самого низкого регистра, а зеленоглазый силуэт, в три быстрых шага, достиг её.

Она попыталась закричать, но вместо этого из горла вырвался еле слышный сиплый писк - тело по-прежнему неохотно отзывалось на заторможенные сигналы мозга. Она всхлипнула от неожиданности и, набрав в лёгкие воздуха, чтобы закричать снова, отступила назад. Всего на один маленький шажок. Но мужчина снова возник перед ней, как сама неотвратимость. Одной рукой схватил за запястье, второй навёл на неё маленький черный эллипс, похожий на пульт от телевизора.

«Боже, он сейчас меня пристрелит?!»

На какое-то мгновение Виктория поняла, что забыла все накопленные годами знания, умения и навыки, настоящая tabula rasa. Вместо собственных воспоминаний перед ней расстилались чьи-то чужие — боль, страх, линия горизонта и дорога, шириной в пустыню.

— Не понимаю… Что происходит… Кто… вы? — Ей кое-как удалось разжать губы. Снова захотелось кричать…

Но голос зеленоглазого призрака громко прервал её попытки:

— Не кричи. Замри! Не кричи.

Она подняла взгляд и упёрлась в две зелёные бездны, которые источали равнодушие и холод. Всё случилось так поступательно неожиданно, что одна собственная жалкая мысль всё-таки пробралась в голову — «На самом деле мужчины не существует и всё это просто внезапное помутнение рассудка. Галлюцинация» Боже! Она сошла с ума, не успев допить свою грёбанную порцию кофе!

Но галлюцинация и не думала исчезать. В реальный мир её выдернул резкий низкий голос с каким-то непонятным акцентом.

— Не кричи. Мне нужно идентифицировать тебя, — голос ровно приказывал, заставлял подчиняться.

Мужчина придвинулся ближе, а она, вопреки инстинкту, не смогла отстраниться.

— Чёртовы сёстры, даже не представляешь, какая удача, что ты здесь оказалась. Ты. Только. Не. Кричи. — Незнакомец делал длинные интервалы между словами. Фразы строились слишком старательно и раздельно.

«Он говорит, как иностранец», — пронеслось у неё в голове.

— Я не сделаю тебе ничего плохого! Обещаю. Просто стой спокойно. Скоро всё закончится. — Мужчина отстранился, всматриваясь в неё. Зелёные глаза его блестели, а выражение лица сменилось с равнодушного на любопытствующее.

— Хм. Да, похоже, ты подойдёшь. Чёрт! Вот это реально удача!

Она помотала головой и промычала пару нечленораздельных звуков.

— Стой на месте. Мне нужно убедиться…

Тон был непререкаемым. Она послушалась, замерла.

«Кто это? Что ему нужно? Что происходит? Господи, да что он делает? Что вы дел…»

— …аете?

— Что?

Гул в голове снова поднялся от самых кончиков пальцев. Она почувствовала вибрацию собственных кроссовок.

— Что вы делаете? Что всё это значит?

Ей показалось, что голос был едва ли громче шуршания травы, но этого было достаточно, чтобы мужчина снова впился в её лицо гипнотическими зелёными глазами и коротко хрипло бросил:

— Не говори.

Как только он произнёс это, «полиэтиленовая плёнка» с обзора тут же исчезла. Всё вокруг моментально вернулось в свои границы и цвета. Но и тогда мужчина не испарился, наоборот, даже сильнее проявился в пространстве, стал чётче. Только её разум оставался в плену чужих картинок и слов.

— Кто вы? Что происходит? — произнесла Виктория, едва совладав с собственным голосом.

Мужчина отпустил её руку.

— Пожалуй, достаточно. Воздействие больше не нужно. Ты второй оператор. И я знаю, как сейчас тебе… — он замялся, словно подбирая слово, — нехорошо…

Но слова звучали по-другому, отрывались друг от друга, несли только смысл, без капли эмоциональности:

— Как. Тебе. Нехорошо. Это. Удача. Что. Я. Встретил. Тебя.

Слова знакомились друг с другом прямо в предложении. Незнакомец брал их из воздуха и складывал, будто наугад. И каким-то чудом те обретали смысл.

— Сюда приближаются дэоин оэл. Другие люди. Такие, как я. Тебе нельзя с ними пересекаться. И они следят за мной. Я доберусь до машины и вернусь за тобой эн оэбриоир. Второй оператор. Пока ты вне опасности, но думаю это ненадолго. У нас ещё есть шанс сбежать. Не пугайся. Ни дэнфэйд ме ту э гхорту. Я не сделаю тебе ничего плохого, обещаю. Но тебе придётся идти со мной. Я всё объясню. Постараюсь. Позже. Просто нужно быть уверенным, что я не ошибся. Сейчас я уже ни в чём не уверен. Погоди. Ещё раз проверю. Стой, не двигайся! — с этими словами он снова направил на неё «телевизионный пульт».

Она инстинктивно зажмурилась, но ничего не произошло. Незнакомец просто внимательно смотрел на чёрный эллипс в своей ладони.

— Да, я не ошибся. Ты подходишь. Сейчас я не могу взять тебя с собой. Погоди. Тут рядом метро Марьина Роща. Позже вернусь. На машине, — голос прозвучал уже мягче, но продолжал шатать почву под ногами, к нему было сложно привыкнуть, каждое слово отзывалось низкочастотным гулом в ногах и эхом в макушке. Она только и могла, что молча застыть, загипнотизированная, не в силах отвернуться от незнакомца.

«Не нужно меня трогать! Оставьте меня в покое! Да кто вы такой?!»

И мужчина, словно следуя этому желанию, резко обернулся, отстранился, оттолкнул её от себя - толчок получился грубым. Она не устояла на ногах и упала, а когда поднялась, мужчины простыл и след, словно того никогда рядом не стояло. Она бы приняла вывод, что это и была галлюцинация, если бы не одно «но». На запястье остался отчётливый красный отпечаток от пальцев незнакомца.

Давящий шум в ушах постепенно стих. Пошатываясь, на ватных ногах, она подошла к остановке. Образы дороги, закрывающей горизонт, исчезали как мимолётный сон. Всё произошло, как удар, короткий и сильный. Оставалось только выйти из нокаута и привести мысли в порядок.

Виктория ещё долго стояла на остановке, поднеся руку к своим губам, вспоминая, а большей частью догадываясь, что же с ней здесь случилось, пока летний ветер не принёс капли дождя из набухшей грозовой тучи.

3. УСЛОВИЯ: Мирна

— Рэн! Рэн! Ну-ка, вернись обратно! Ты снова нарушил обет Молитвы! — Сердитый женский голос разлетался с верхних этажей старого шестиэтажного здания из бурого кирпича.

— Рэн, разрази тебя Старейшие громом! — Снова донёсся раздражённый голос.

Худощавый мальчик лет шести с чумазой, перепачканной паутиной физиономией, обернулся на звуки. Его лицо было столь грязным, что было непонятно какого цвета его кожа, только жёлто-зелёные глаза блестели так жутко, что другие мальчишки боялись смотреть в них и поэтому не брали в свои игры.

Мальчишка, прекрасно зная реакцию настоятельницы Мирны, не боялся её, как другие дети. Да что она сделает-то? Поорёт и перестанет, когда он сам этого захочет.

— Настоятельница, я ненадолго, не переживай! Я видел новую птицу! Там, в лесу, в лапитнике! — Рэн даже зажмурился от удовольствия. Голос мальчишки раздавался звонко, бесстрашно и нагло. Мальчишка определял место собственных слов в этом мире. Его слова не желали подчиняться никому, даже старой суровой Мирне. Хотя эту женщину боялись все, от служек до контрабандистов, которые бывало покупали детей в услужение, но даже контрабандисты старались не проверять на прочность нрав старухи. Только не этот мальчишка и не его слова, зависающие в воздухе.

Не обращая внимания на проклятия, Рэн побежал в противоположном направлении от сердитого голоса.

— Что за ужасный мальчишка, Великие Старейшие! — В женском голосе снова появились нотки ненависти, — Когда уже его хоть кто-нибудь выкупит!?!

Настоятельница приюта при Храме Перехода — худощавая женщина шестидесяти лет, надо признать, не любила почти всех воспитанников своего интерната, но, несмотря на это, старалась быть справедливой. Она знала, что эти дети, всё равно пополнят ряды «людей с плохой кровью» — изгоев. Одна половина из них «сторчится» от низкопробной синтетической дури, вторая подохнет в пьяных драках. Воспитанникам Храма никогда не стать руководителями, контроллерами, отличниками службы или специалистами. Так было всегда и так предначертано. Мало того, после смерти, все они пополнят горнила Низшего места под ногтями Падшего.

Старый интернат при Храме на въезде в посёлок Ларел-Кри вообще слыл мало примечательным местом. В Альянсе Объединённых Земель существовало немало приютов при Храмах. Но этот считался самым захолустным. Здесь едва ли наберётся более тридцати воспитанников. Сам Храм, построенный ещё до Десятилетней войны, со временем оказался далековато от основных трасс, да и местные посёлки были столь малы, что дети в них стали редкостью, все сбежали в настоящий город — Мене-Ар, где было полно своих приютов.

Храмовый комплекс, сам по себе оставался довольно-таки обширными. Строение Храма, интернат, дома служек, сарай, серверное хранилище, подстанция и большой гараж — расположились на живописном лесистом участке недалеко от посёлка. Сад, собственноручно разбитый мужем Мирны, переходил в дикий, почти непролазный пролесок, который сменял настоящий лес, который раскинулся до самых заражённых пустошей, где деревья превратились в кривые, ржавые сучки.

Рядом пролегала небольшая дорога, по которой привозили пропитание и приезжали наниматели её воспитанников, но за весь вчерашний день, по ней проехала лишь пара автомобилей, да и они объезжали въезд к монастырю, словно старались миновать его побыстрее. Ни один курьер или работник давненько не заглядывали в обитель Мирны.

Центр монастыря разместился между деревьев, будто чужеродный объект, и выглядел абсолютно пустым. Часы на сарае, отбивавшие каждый час, разбивали почти полную тишину, и нотный звон звучал монотонно и странно, словно не хотел нарушать этого уныния.

Лишь раз здесь было многолюдно, когда случился большой пожар в соседнем посёлке Нере-Кри: здания весело полыхали целые сутки, черный дым поднимался в серое небо, но пожарные не могли подступиться, из-за пыльного самума, который случился в тот год. Половина поселковых тогда отсиделись в Храме, а Мирна здорово разбогатела за свою доброту. Она полагала, что проще было бы отстроить новый город, и желательно поближе к Храму, но правящий Триумвират решил, что на юге делать нечего. Руины сгоревшего посёлка долго еще дымились, несмотря на хорошие дожди, после пыльной бури.

С тех пор доход совсем упал. Рядом остался всего один более-менее жилой населённый пункт, пыльный как пятка чёрта — посёлок Ларел-Кри.

Мирна предполагала, что у Альянса есть все шансы сделать Храмы частными владениями — почему нет? Всего лишь одним налогоплательщиком больше, к тому же Мирна знала многих и могла помочь контроллерам и полиции. Когда она была моложе, частенько информировала службы о подозрительных личностях, требующих убежища и молитв. А затем докумекала, что с двух сторон получит куда больше, поэтому начала работать и с местными контрабандистами, постепенно создавая себе авторитет злющей, хитрой и очень жадной женщины. Она сдавала несогласных полиции, за определённую плату предупреждала контрабандистов о проверках, её тихо ненавидели все, но она оставалась полезной обеим сторонам.

Мирна не сомневалась, что её воспитанники, будь они обычными детьми, обязательно нашли бы способ убежать отсюда, вот только не могли этого сделать, так как принадлежали Храму до конца своей никчёмной жизни. В конце концов она даже научилась добывать с этого выгоду, сдавала в найм их, как вещи, и собирала деньги на собственном счёте, чтобы однажды самой выбраться отсюда в лучшее место.

Но ей помешали, планам не суждено было сбыться. Рэн являл собой неопровержимое доказательство того, что в этом заведении больше никогда всё не будет по-прежнему, а иногда, как она думала, всё совсем вырвалась из-под контроля. Служки до сих пор обращались к Мирне «госпожа настоятельница», но госпожой она уже не была. Из-за него, из-за мальчишки с плохой кровью. В шесть лет, с тяжелым взглядом, напрочь лишенный страха, Рэн не нуждался в наставлениях и молитвах и Мирна ненавидела его за это.

Разумеется, Мирна, бывало, стыдилась собственной ненависти к совсем уж маленькому ребёнку, но каждый раз, когда упиралась в его глаза, эта ненависть лишь усиливалась. Она его очень боялась, мальчишка источал липкий физический страх, рассеивал его вокруг себя, хотя сам ничего не боялся.

Мирна и подумать не могла, что можно так кого-то бояться. Она не опасалась ни великих Святых Старейших, ни первородных богов Перехода, ни даже Низшего места — огромной ямы в неведомом пространстве, за воротами ада, куда попадают все падшие создания с плохой кровью.

Этот мальчик был падшим, и он обязательно попадёт в Низшее место. Мирна это знала и очень торопила то время, когда всё произойдёт. Ловила себя на мысли, что хорошо бы он убился в лесу, или его переехал какой-нибудь доставщик провианта, но обрывала эти мысли, словно мальчик мог их услышать. Словно не Первородные боги читали судьбы, а этот чёртов непокорный ребёнок.

Часто Мирна молилась, что бы Великие Старейшие избавили её от этого лютого страха и ненависти. Просто мечтала вернуться к своей прошлой комфортной жизни, в то время, когда дети, которые здесь обучались, приносили небольшой доход и не трогали её душу, ни милосердием, ни ненавистью. И хоть воспитанники до сих пор держались послушно, треклятый мальчишка оставался слишком непокорным, нивелировал её некогда безропотный авторитет в глазах остальных. С горящими безумием глазами мальчишка запросто сбегал с уроков или со Священной Молитвы Перехода Старейших смотреть каких-то дурацких птиц.

Проживая вот так, день за днём, Мирна постоянно анализировала свой страх, и в конце концов осознала, что боялась Рэна не так, как боятся убийц или демонов, а боялась его, полагая, что он и есть демон или ещё хуже — сама смерть. Те, на кого он посмотрит — умирают, плохо кончают и она вот-вот умрёт в страшных мучениях. Ох, не дай Великие Старейшие!

Как только она до этого додумалась, перестала смотреть в его жуткие, всегда внимательные зелёные глаза. Она видела в них себя, свою неминучую кончину и собственный крах. Лишь в те редкие моменты, когда их взгляды случайно пересекались, она понимала, что нужно любыми способами избавиться от этого ребёнка, убить, увезти, отдать любому, кто его заберёт.

Сколько раз Мирна пыталась оправдаться перед собой за этот страх, вспоминая, а по большому счёту, выдумывая разные причины его появления. Но каждый раз, оставалась лишь одна мысль — «Тот, кому есть чего бояться — будет бояться всегда…»

Всё произошло шесть лет назад. Ранним утром, отправляясь на прогулку с мужем, ныне покойным, Мирна нашла младенца на ступенях Храма. Старый обряд был давно забыт, детей к Храму уже не подбрасывали многие годы. Но в то самое утро она была даже рада — лишний рот, разумеется, но и лишние рабочие руки, которые стоят немалых денег, даже в плохие годы.

Ребёнок бледным комочком лежал в одной распашонке и штанишках на той самой широкой ступени, куда подкидывали малышей ещё до Десятилетней Войны. Мирна ступила всего один шаг вниз, как услышала писк. Опустила глаза, подняла младенца, захотела прижать к себе, а потом… он впервые напугал её. Мальчик распахнул веки, видимо полагая, что это мать взяла его на руки и страх остался в ней, как ещё одна душа.

Мирна уставилась в испачканное лицо ребёнка, обратила внимание, что его одежда тоже вся грязная, и хоть младенец немного исхудал, выглядел вполне здоровым. Когда ей удалось-таки прижать малыша к груди, из рукава распашонки выпал обрывок жёсткой бумаги. Она подняла, прочитала: «Его имя Тарона. Дайте ему это имя». И как только сделала это, найдёныш посмотрел на неё, моргнул, потом ещё раз моргнул… и заорал.

Младенец не спал всю ночь, ревел, орал и упорно отказывался от молока, словно не понимал, что нужно питаться. Какой-то утробный, низкочастотный вой и гул плясал у Мирны в голове, когда тот начинал открывать рот. Это был чертовски громкий плач, и настоятельница, обычно терпеливая к детским слезам, впервые подумала об убийстве младенца.

Больше всего ей запомнилось выражение младенческих жёлтых глаз, от них она впадала в ступор и поэтому сразу решила, что ничего хорошего ждать от него нельзя. Мирна видела много детей в своей жизни, но такое с ней было впервые. Она как животное, впав в оцепенение, приседала на пол, прижав руки к ушам, и представляла, как на него летит автомобиль, а младенец не в силах сдвинуться, чтобы избежать смертельного удара.

Мальчик подрос хилым, но вполне здоровым. Кроме той записки, с ним не было никаких других опознавательных знаков. Разве что странная (« Наверное, дорогая», — мелькнула мысль в тот момент), грязная ткань распашонки, лёгкая, гладкая, тонкая и вместе с тем очень тёплая.

Какое-то время именно из-за этой необычной одежды настоятельница относилась к мальчику, как к украденному ребёнку из состоятельной городской семьи. Она развесила в посёлке объявления, ждала, что за мальчиком, возможно, вернутся богатые родственники и даже пожертвуют немалую толику ей, помимо обязательной платы. Но бесполезно, ничего не происходило. Проходили годы, мальчиком никто не интересовался, распашонка стала ему мала и последовала на самую дальнюю полку старого шкафа, а в Мирне вырос вместе с ребёнком этот въедливый страх, мешающий жить.

Время прошло, глаза малыша необычного, беспокойного жёлтого цвета, постепенно превратились в зелёный. Когда это произошло, его взгляд окончательно стал приказывающим, и она ему подчинилась. Так постепенно он забрал её власть. Для всего мира она оставалась «госпожой настоятельницей», пусть и захудалого поселкового Храма, но мальчишка лишал даже этого.

Воспитывать его - была просто беда. В три года он заставил Мирну замолчать и опустить розги, а позже, запретил бить непослушных воспитанников и даже кричать на служек. Как только она пыталась прикрикнуть, мальчишка тихо произносил: «Мирна, ты пугаешь птиц за окном!», и она сдавалась, упиралась в глухую стену из воздуха, скованная разумом и телом.

Когда её просто захлёстывала эта ненависть к мальчику, не принося облегчения и она не могла выплеснуть её, наказать или устрашить его, как других детей, Мирна молилась. Однажды даже хотела убить мальчишку во сне, но не решилась.

Временами настоятельница доставала распашонку, мяла её меж пальцев, пытаясь понять, что это за ткань, вертела пожелтевшую записку, в надежде найти хоть какой-нибудь знак или причину, которые помогли бы избавиться от ребенка, убрать, удалить хоть куда-нибудь, но за шесть лет ничего не изменилось. Происхождение мальчика оставалось всё такой же тайной.

Мерзкого мальчишку Мирна назвала — Рэн, что на языке древних рукописей означало «потерянный, изгой, отщепенец». Ей всегда нравилась та часть из священного писания о Переходе Великих Старейших в благословенный мир радости: «А те рэн оали ав ни ханкэ и инд оуре» — «У потерянных душ нет шанса обрести дом» и это было правдой. Воспитанникам Храма Перехода не обрести места в этом мире, как не обрести дом. Но вспомнив про записку, через год приписала второе, странное по звучанию, имя - Рэн Тарона.

Мирна отвлеклась от нахлынувших воспоминаний, ещё раз посмотрела в окно, но ребёнка простыл и след. Женщина шумно вздохнула, подумав, как всегда: «Хорошо