ШЕСТЕРО ИЗ ОДНОГО ЯЙЦА

Автор СЕРГЕЙ

В каждом человеке живет шесть ипостасей:
Смелость и Трусость; Злость и Доброта; Цинизм и Жадность.
Все эти свойства имеют разную пропорцию в эмоциональном составе каждого из нас.
Так и в герое этого романа. Читателю будет интересно понаблюдать со стороны, какая же смесь у нашего героя.
Что его ждет в реальном мире, где есть все: от богатства до нищеты, от любви до ненависти, от жалости до цинизма...

• Язык: Русский
• Издатель: SUNRAY
• Дата выпуска: 27 апр. 2021 г.
• ISBN: 9783985513512

Предварительный просмотр книги

Пролог

Человек, победивший свой страх, становиться Смелый.

Циник знает цену всему, но ничего не хочет знать о человеческих ценностях.

Добро — это намерение или действие человека, осуществляемое его свободной волей для созидания.

Зло — противоположность добру.

Часть 1

Сегодня в апреле 2021 года куда не посмотри, по всем каналам, на всех городских видеоэкранах, во всех социальных сетях каждые несколько минут блокировалась любая информация, даже реклама, и появлялась информация:

«В полдень, на пересечении улиц Пацифистов и Авантюристов, в кафе «Призрак Пентагона» в ходе перестрелки было убито десять человек. Среди убитых сотрудники охранной компании, строительно-торгового холдинга «Титан». Всем, кому что-либо известно по данному инциденту, просьба позвонить по номеру 1551, 5115 или просто 112…

… Криминальные разборки в «Призраке Пентагона».

В 21.00 смотрите интервью с заместителем начальника регионального отделения полиции…

«… По подозрению в причастности к убийствам в «Призрак Пентагоне» разыскивается мужчина тридцати-тридцати пяти лет, спортивного телосложения, рост 185-190. Волосы темные. Одежда темная. Возможно, огнестрельное ранение. А также девушка среднего телосложения, темные волосы, рост 170-175 см, одета в светлое. На левом плече тату в виде журавля. Кому что-либо известно об этих лицах, просьба позвонить по номеру 1551, 5115 или просто 112…»

Глава 1

С утра светило солнце, день обещал быть светлым и теплым, но к обеду погода испортилась, пошел дождь. Только что, добравшись до кладбища, малочисленная процессия пряталась под зонтами. Четверо мужчин, замыкающих группу панихиды, подняли вороты своих плащей. Зонтов у них не было. Волосы у парней намокли, по утомленным и худым лицам, как слезы, стекали струйки воды.

В этих людях было что-то общее, но если присмотреться к их фигурам, к движениям и взглядам, прислушаться к обрывкам их тихой речи, то можно удивиться, насколько обманчиво первое впечатление. Они не просто отличались друг от друга, они отчетливо были противоположностями друг друга. Может, поэтому и сами они, и окружающие, уже давно обращались к ним не по именам, а по определяющим их суть чертам характера.

Что-то общее с ними было и у покойника. Священнослужитель опаздывал, поэтому покойник больше часа лежал под непрерывным дождем. Какое-то еле уловимое, необъяснимое и вместе с тем очевидное сходство было между этим мертвым и теми четырьмя живыми.

Лаурел появился, когда панихида подошла к завершению. Отстранив от себя телохранителей, он вышел в центр скорбящих. Служитель церкви откровенно поклонился ему, улыбнулся, оптимистично пожелал душе покойного следовать по предписанным координатам, и второпях, удалился.

Он немного постоял у гроба, рассматривая молодое бледное лицо, поцеловал мертвеца в лоб, поправил чуть отогнутый воротник на его рубашке, затем подошел к краю могилы и посмотрел вниз.

— Кто копал? — спросил тихо он.

— Кто копал? — зашептались в толпе провожающих.

— Кто копал? — встревожено раздавалось с разных сторон.

— Кто копал?! — нетерпеливо крикнули сразу несколько голосов.

Через полминуты к Лаурелу подвели бородатого мужика с явными признаками алкоголика. Гробокопатель был испуган, руки его тряслись, челюсть вздрагивала.

— Это он! Он копал, — кто-то крикнул в толпе.

Лаурел подошел к гробокопателю, поправил тому прядь седых, мокрых волос, и как сын отца, обнял его.

— Добротную яму ты соорудил, — трогательно сказал он, — в этой могиле сходятся вместе континентальные плиты. Гранит и глина? Ты здорово потрудился и сильно устал.

— Песок копать — одно удовольствие, — гробокопатель шепотом ответил на ухо Лаурелу.

— Ну все равно молодец. Молодец ведь?! — обратился Лаурел к толпе.

— Да! Да! — тут же согласились с ним.

— Сработано на славу, — сказал грузный мужчина из толпы, заглядывая в яму и разминая в руках только что поднятую им мокрую горсть земли.

Лаурел не торопился выпускать могильщика из объятий.

— Утром компаньон приходил, — заговорил он, разглядывая испуганное, морщинистое лицо землекопа, — потом в банк поехал, осуществил намерения. — Лаурел окинул всех взглядом и продолжил. — Затем к мэру, после него на мегастройку. Ты и сам видишь, брат, я чуть не опоздал. Бизнес, постоянные переговоры — все это бестолковая суета. А теперь, еще ко всему, идет дождь. Ты уже иди, старик, я сейчас по покойнику прощальную речь скажу, — оттолкнув от себя чумазого могильщика, Лаурел, обращаясь к толпе, крикнул: — Все, пусть уходит!

Две женщины в черных платках тут же подхватили его под руки и отвели в сторону.

—Пусть совсем уйдет! — крикнул Лаурел требовательно, грозно. Но этот крик совсем не соответствовал его полноте и небольшому росту.

Старик поковылял вдаль между могил. Лаурел поднялся на скамейку, обвел взглядом собравшихся. Четверо промокших мужчин стояли, опустив свои головы, остальные смотрели на него широко раскрытыми сияющими глазами, их губы улыбались.

— Все мы, кто-то раньше, кто-то позже покинем этот мир, — торжественно заговорил Лаурел, — кого-то мы будем помнить, как чтящего законы совести физического гражданина, за его активность и преднамеренное правдолюбие. Кто-то сорвет с дерева и подарит ребенку яблоко. Мы будем помнить и его. Вчера в парке я стоял на коленях перед памятником воина с мечом, и мои слезы гордости орошали исторический монумент! — он смахнул с лица капли дождя, окинул всех взглядом и выкрикнул! — Героям Слава! — в толпе захлопали в ладоши.

Лаурел поднял руку вверх, все затихли, он продолжил речь.

— История не забудет честного чиновника и благородного лесоруба. Кого-то определят в трусов и предателей за то, что они продались и создали дисбаланс в сторону врага. Будет и тот, кого назначат лицемером. Знали мы и душегубов, и развратников, и много еще всякого неблагонадежного отребья! Но нет на свете страшнее клейма, чем клеймо должника! — проговорил он последнюю фразу, повышая интонацию. Сделал паузу, испытующе глядя сверху на опустивших головы мужчин.

— Должник думает, что взял не свое, а чужое! Нет! Он взамен отдал свое! За каждую секунду своей никчемной, убыточной жизни должник расплачивается своей душой, все больше превращаясь в тело без совести. Должник пришел к вам и попросил: «Дай, пожалуйста, денег, мне очень надо». И вы дали. Должник взял деньги и потратил. Вы пришли и сказали: «Верни мне деньги». Он ответил: «У меня нет».

Лаурел замолчал, лицо его стало хмурым и злым. Он засунул руки в карманы и какое-то время качался с пятки на носок, скользил медленным взглядом поверх голов собравшихся.

— Я вообще-то закончил прощальную речь! — Лаурел звонко произнес слова, спрыгнул со скамейки и добавил. — Может, кому-то еще есть что сказать? Все-таки человек погиб. Тут ведь есть и его друзья или те, кто его хорошо знал? Может быть, ты? — обратился он к одному из четверых мужчин, что стояли в стороне.

— Я? — удивился сутуловатый, коротко стриженный человек, растерянно глядя на своих понурых спутников в поисках поддержки.

— А кто? Ты здесь самый человечный гражданин, хоть и говорят на тебя Трус. Но я не верю тому, что они говорят. А кто же им теперь поверит. А ты скажи. Только искренне, от души, скажи про покойника и его суть.

— От души? — испуганно спросил сутулый.

— Давай, говори так, чтобы каждое сказанное слово резало сознание, как по жилам серп! — Лаурел решительно дернул Труса за рукав, выталкивая того в центр.

Растерявшегося мужчину называли Трусом. Ему было лет 30-35. Может, из-за худобы, может, из-за нерешительности в движениях и жалостливого взгляда, но из всей четверки он казался самым молодым и каким-то беззащитным. Очутившись в центре внимания, он не знал, куда ему смотреть, то и дело засовывал и вытаскивал руки из карманов.

— Давай, — теперь еле заметной улыбкой подбодрил его Лаурел.

— Это был самый Смелый и безрассудный человек, которого мне доводилось встречать в своей жизни, — делая паузы в словах, начал он. Украдкой взглянул на своих друзей и продолжил, — но больше безрассудный, чем Смелый. Да. Потому что, тогда было бы по-другому. Но случилось, что случилось. Я говорил ему, что все плохо закончится. Но он никогда меня не слушал. И никого он не слушал. И он погиб. А еще, он называл меня Трусом, но я не обижался. Вернее, я обижался, но я понимал, что у нас шкалы в линейке мировосприятия разные.

— Ну это не так интересно, — Лаурел похлопал Труса по плечу, — самое главное, самое важное — почему это случилось?

— Потому что Смелый зашел за красную линию. А заходить за красную линию — это знают все, нельзя. Но он перешел линию и тогда…

— Это понятно. Это все правильно ты оглашаешь. Но я хочу услышать о нем от тебя нечто другое. Кто он был, как единица общества, как контингент? — допытывался Лаурел у Труса, а тот дрожал то ли от холода, то ли от страха.

— Он был смельчак. Он был красавчик. Он был бабник! У него было много женщин, наверное, они все здесь, — сутулый мужчина поднял взгляд и посмотрел по сторонам. — Вы знали его? — обратился он к глядящей на него сквозь вуаль пожилой женщине.

— Нет-нет, дамочка его не знала, — за нее сказал Лаурел. — Я их пригласил, я! Ты главное скажи. Главное, по сути, понимаешь? Кто он был? Кто он был? Кто?

Оратор неуверенно пожал плечами и трусливо произнес:

— По сути, здесь никого нет из его поклонниц.

— Верно, это и без того понятно. Ты что тянешь! Ты Трус? И так, он кто?

Трус, втянув голову в плечи, еле слышно простонал: — Должник!

Лаурел, наконец, дождавшись нужного ему ответа, облегченно выдохнул, поднял вверх указательный палец: — Во-о-от! Это то, о чем я только что говорил. Я ведь не нажимал на него, он сам, сам эту мысль реструктуризировал. Думаете, вот так взял и обнаружил, что у меня в черепе? Нет. Это его мысли. Это ваши мысли. И мне очень жаль, что первое и единственное, что формирует головной мозг, глядя на вчера полное жизни тело — должник. И нечего сказать. И обидно. И стыдно. И одно утешение: мы не все такие.

Постояв немного в тишине, Лаурел потребовал принести четыре лопаты. Вручив их все тем же четверым продрогшим товарищам, приказал закопать покойника. Гроб засыпали землей. Утрамбовали и сформировали холмик. Лаурел долго не мог найти свои очки и попросил раскопать могилу. Гроб подняли. Вскрыли крышку. Как оказалось, целуя покойника, он обронил свои очки в изголовье гроба. Лаурел снова послал за священником, потому что церемония испорчена, и надо начинать все сначала. И снова он говорил что-то о долгах, и о порочной необязательности покойного, и только после полудня, когда прекратился дождь, и на мокрой траве засверкали солнечные лучи, колонна провожающих потянулась в город.

Люди шли по прямой, широкой, как взлетная полоса, бетонной дороге, огибая лужи и выбоины. Слева и справа от них тянулись две красные линии. Скоро одна из линий резко ушла влево, в сторону озера, другая — прямыми углами очерчивая основания первых домов, уходила вглубь города, теряясь в его кварталах.

Глава 2

Через полчаса на вешалке питейной «Призрак Пентагона» висело четыре насквозь промокших, снизу испачканных грязью, плаща. Здесь было тепло и уютно. Здесь играл Би Джиз, пахло вином, а светодиодные лампы под старину утопали в сигаретном дыму.

Седовласый бармен, высокий жилистый негр задумчиво щелкал по клавиатуре и, недовольно цокая языком, делал короткие комментарии. Напротив за стойкой сидела парочка, они пили пиво, обнимались и отвлекали старика пустыми разговорами.

Владельцы упомянутых плащей занимали один столик в дальнем углу от выхода. На красной ситцевой скатерти стояли две начатые бутылки коньяка. Рядом с ними стояли две полные бутылки с красным и белым вином. Двое мужчин разговаривали, другие двое были погружены в себя и почти не проявляли к ним интереса.

— Тебе лично легче всех. Тебя рано или поздно отпустят. Ты знаешь, что тебя отпустят, поэтому ты такой спокойный, — с дрожью в голосе жаловался уже знакомый для нас сутулый, с худым и бледным лицом мужчина.

Лаурел обозвал сутулого человека — Трус. Его собеседник напротив производил впечатление человека сильного и здорового. Волосы он носил длинные, глаза его были большие, карие, губы полные и бледные. Он почти всегда улыбался, обнажая ровные, белые, как снег, зубы. Его даже можно было назвать красивым, но большой горбатый нос портил его.

— Ты хороший, Добрый, тебя все любят, — продолжал сутулый, — все знают, ты здесь не при чем. И Лаурел на тебя смотрит как-то по-особому. Тебя даже судить не хотят. Ты с нами так, за компанию. Ты скажи ему, тебя он точно послушает. Трус тут тоже человек случайный. Когда Лаурел скажет тебе уходи, ты меня с собой забирай. Ты ему только скажи: «Пусть этот со мной идет», и он меня отпустит. Куда мне такую штуку провернуть! Я Трус, все ведь знают. Я темных комнат боюсь. Я с незнакомцами не общаюсь. Я на улицу зимним вечером выходить боюсь. Боюсь, ужасно! А тут такую аферу завернуть. Страшно. Головой можно рехнуться от страха. Куда мне состряпать такое. Вот ты мог бы такое проделать? Нет, ты тоже не мог бы физически. Мысленно, может быть, мог, а в действительности, чтобы по-настоящему, так ведь нет. А я и подумать о таком не смогу, обворовать такого человека. Я никогда бы на такое не решился, ни я, ни ты, а вот он, — Трус взглянул на сидящего напротив мощного, с грубыми чертами лица, мужчину. — Вот он смог бы. Жадный и злой. Такому Злому типу даже море по колено. Видишь, как смотрит на нас. Он деньги у Лаурела украл, а мы отдуваемся за него. Сумка была у Злого, он ее нес, он сумку и отдал… Сперва под себя спрятал, а потом и отдал грабителям. Я сам видел.

— Мало того, что Трус, еще и лгун, — с неприязнью бросил в ответ Злой, — все шепчутся, тайны у них. Знаю я все ваши тайны. Когда Лаурел мне прикажет вас убить, я глазом не моргну, сразу закопаю в землю живыми. Убивать двоих вместе мне будет жалко, — добавил он с улыбкой.

Добрый похлопал Труса по плечу.

— Злой только пугает, ты его не бойся, я не дам тебя в обиду. А сумку Злой отдал тем грабителям, что в масках были, я сам видел. Ни ты, ни я, никто из нас не виноват. Еще, когда думал, идти к вам или нет, я все за и против взвесил и спросил себя, доверяю я этим людям? И сам себе ответил — доверяю. И тогда доверял, и теперь верить не перестал. Что случилось с тобой? Подозреваешь то этого, то другого, так нельзя. Никто ведь не говорит, что это ты деньги украл.

— Я вам говорю, это он украл деньги! — вмешался Злой. — Трус точно с грабителями заодно. Может, воры не дали его доли, а только пообещали. Или, может быть, получил штук десять. Теперь бандиты по ночам звонят и шепчут ему на ухо: «Верни все деньги, иначе хуже будет!…». Угадал? Скажи, что я угадал?! Как я точно подметил! Смотрите, как он дрожит. Знает, что его положение раскрыто. Сволочь! Ненавижу! Я тебя словно клопа раздавлю! — Злой заскрипел зубами и с силой ударил кулаком об стол.

— Ну хватит болтать языком всякую глупость! — воскликнул человек в очках.

Этот человек до этой минуты все время молчал и смотрел на окружающих. Это был полноватый мужчина в золотистых очках на переносице. Лицо его было подчеркнуто красивой бородкой, поэтому выглядело вытянутым. Тонкие пальцы завершались ухоженными ногтями. Белая кожа отдавала аристократизмом. Это был типичный интеллигент.

— С какого времени хватит?! — Злой испытующе глядел на Труса. — Посмотри, как у Труса глазки забегали и лицо красное, словно горит! Разгадал я тебя, поэтому быстро пошел и принес деньги!

— Отстань от него! — еще настойчивей потребовал интеллигент.

— Защищаешь? Значит, ты с ним заодно! Я это предвидел. Ты не упустишь свой козырь. Ведь ты типичный Циник. Сегодня первого похоронили. Но тебе ведь плевать, пусть хоть всех перебьют. Тебе сны страшные сниться не будут. Бог, милосердие, наказание — для тебя это все чепуха, да?! Деньги — вот что реально! Именно такие, как ты, по ночам бабушек простынями душат ради наследства. Уроды! Пустые бездушные калеки вокруг. Нет у вас веры, и ни к чему воспитывать вашу совесть. Ненавижу вас!

— Все сказал? — въедливо произнес Циник.

— Я еще скажу. Я про каждого скажу. Я просматриваю вас насквозь! Вы для меня, что вот эта стеклянная бутылка! — он поднял одну бутылку из-под коньяка и, помахав над головой, с силой разбил ее об пол.

— Что за разборки среди вас? — устало крикнул бармен из-за стойки. — Вести себя по-хорошему и разговаривать как приличные люди не хотите?

— Все под контролем, старик! — поспешил успокоить его Циник. Он держал за руку Злого и не давал встать на стул. Когда ему это удалось, он недоверчиво посмотрел на Доброго.

— Ты и в самом деле веришь в то, что говоришь? Доверяешь всем и каждому? — Циник спросил с усмешкой. — Не пойму тебя никак, ты дурак или очень хитрый? Может, ты и Добрый. Говорят, что Добрый, не знаю. Но ведь быть добрым, не значит быть идиотом.

— И я веду разговор о том же. Он нисколечко не идиот, он им публично прикидывается! За всем этим грабежом стоит именно Добрый, — заговорил Злой, немного успокаиваясь. — Он все организовал и деньги взял. Я понял это сразу, а теперь убедился окончательно: лицемер, подхалим и никчемное животное! Ненавижу его от волос до ногтей на ногах. С каким удовольствием я раздавил бы его, как муху по столу.

— Я предельно искренен, — Добрый ответил интеллигенту. — Лаурела надуть совсем непросто, он никому не даст его опустить. Не думаю, что среди нас найдутся люди настолько глупые, чтоб сомневаться в этом. Лаурел вернет себе свои деньги обязательно. Ведь это его город, он здесь закон и власть! — затем нацелил взгляд на всхлипывающего Труса. — Когда Лаурел найдет тех воров, он нас всех отпустит.

— Отпустит? — спросил Трус.

— Обязательно нас всех отпустит. Мы опять станем свободными. Мы перешагнем через красную линию и будем идти целый день. Мимо полей с желтыми цветами и голубыми бабочками. Все плохое останется у нас позади и тут же выцветет под солнечными лучами. Плохое станет бледным и незаметным. Мы очистим нашу память в горных ручьях. Наша память вновь станет словно снег на вершинах гор. И от плохого не останется и следа. И мы пойдем дальше…

Циник, прикрывая рот ладонью и демонстрируя смех, стал приглушенно хихикать. Добрый, не обращая на него внимания, продолжал:

— Мы будем переходить вброд прозрачные горные реки, распугивая стаи серебристых рыб с красными плавниками. И никто нас не окликнет, и не ударит сзади палкой, и не потащит по пыльной дороге назад к красной линии.

Мечтая о таком красивом сценарии, Трус заговорил:

— Добрый, даже если он не найдет тех людей, ты скажи ему, что я ни при чем. Скажешь, хорошо, да?! Я ведь Трус, все знают. Мне с моими пороками на такое никак не решиться. И в мыслях моих такого коварного плана не было. Я бы никогда не смог. А вот ты, Добрый, наверное, смог бы. Хотя нет, ты не стал бы. А вот, кто бы сделал эту гнусность, так это… — но в этот раз он не сказал, кто бы совершил ограбление, потому что, встретившись глазами со Злым, потянул носом, опустил голову и замолчал.

Лаурел пришел в бар под вечер. Вежливо поздоровался с барменом, поинтересовался, можно ли ему сесть