Хроники Илиона. Бремя меча. Часть первая.

Автор Marcus V Corvinus

Он — избранник гибнущих Богов. Их шанс уйти достойно.
Он — Илион, один из тысяч. Мастер меча и магистр магии.
Он — человек ...
Вера в античных Богов уходила. Значит, и Боги должны уйти — раствориться в волнах бесконечной реки времени. И чем больше слабели они, тем тоньше и сокрушимее становились стены Тартара — мира мертвых чудовищ и несомого ими зла!
Древние демоны стали вырываться на свободу. Дабы избежать ужасного, пока еще, гнева Богов и Героев, они бежали прочь. Бежали не за тридевять-земель, а за тридевять-времен, туда, где только те боги остались, что не смогут причинить им абсолютно никакого вреда! Божество-машина да Божество-золото привечали их равнодушными взглядами пустых глазниц...
Но, к счастью, не только они...
Встретили их меч Илиона, самоотверженно отправившегося сквозь времена, дабы стать защитником слабых, и еще мечи тех, кто последовал за ним, вдохновившись достойным примером — дети Богов и прославленные Герои, чьи имена и деяния высечены в граните вечности.
Он — человек!
Он — один из миллиона, ибо деяния его беспримерны!
Он — избранник Богов, последняя надежда их уйти достойно...

• Язык: Русский
• Издатель: Marcus V Corvinus
• Дата выпуска: 13 авг. 2022 г.
• ISBN: 9781005853778

Предварительный просмотр книги

Эпизод первый, 1.08.20...г., 7.30 вечера.

  Негромкий, но настойчивый стук в дверь заставил подняться с постели на полчаса раньше намеченного. А ведь ночка накануне выдалась не из легких!

  Не утруждая себя поиском штанов, я прошел по коридору, и, не очень гостеприимно, рванул ручку. За дверью стоял незнакомый мужчина; простите, какой-то мужик — буду верен избранному образу жлоба до конца! Так я любил отшивать всяких распространителей и проповедников.

  — Шо?

  Какой-то мужик опешил, хотя виду не подал: судя по выражению лица, он явно ожидал увидеть особу поинтеллигентнее. Но промелькнувшее, было, недоумение быстро исчезло. И стало — ни дать, ни взять — агента контрразведки во время допроса из просмотренных мною кинофильмов.

  Это был явно не распространитель!

  — Извините, это Вы — Черкашин Константин Андреевич?

  — А кто интересуется?

  Секунд пять он пристально смотрел, а затем, словно спохватившись:

  — Младший оперуполномоченный уголовного розыска младший лейтенант Таранов Вячеслав Алексеевич.

  И, мелькнув удостоверением, продолжил задавать вопросы:

  — Так это Вы — Константин Андреевич?

  — А с какой целью, — продолжил я отвечать вопросом на вопрос, — интересуетесь?

  — Ведется расследование серии квартирных краж в вашем районе. Вы позволите?

  Он сделал движение, намереваясь войти, но я стоял насмерть.

  — Не позволю. Какое отношение я имею к Вашим кражам?

  — Мы проводим опрос всех потенциальных свидетелей. Посему, прошу Вас ответить на несколько вопросов. И удобнее будет сделать это в помещении, а не на лестничной клетке. — Он, видимо, решил поднажать на меня — взять, наконец, инициативу в разговоре. — Начните, пожалуйста, с ответа на мой самый первый вопрос. И, будьте добры, наденьте, хотя бы, штаны.

  Несмотря на то, что последняя его реплика меня разозлила, я призадумался — имея опыт общения с современными представителями закона, я накрепко усвоил, что выражения будьте добры и прошу Вас совершенно не водятся в их лексиконе. Мой же гость оперировал ими тоном знатока, что наводило на мысль — он не совсем тот, за кого себя выдает! К тому же, поквартирный обход и опрос насчет каких-то там ограблений, выражаясь языком моего времени, офицером городской стражи?! Да он, как говорят здесь, держал меня за лоха!

  Было бы очень интересно узнать, что означает все это представление, но, к десяти часам вечера я должен был быть совершенно в другом месте. И в гораздо более приятном обществе! Так что мое решение быстренько закончить с Вячеславом Алексеевичем уже обретало вид заклинания забвения, которым я обычно пользовался в подобных ситуациях…

  — Хорошо. Проходите. У меня есть час свободного времени. После чего попрошу Вас удалиться.

  Казалось, гость был доволен таким исходом дела. Нимало не смущаясь, он прошел в гостиную, не разуваясь, и, не дожидаясь приглашения, уселся в кресло. Уже пожалев, что впустил его, я, было, хотел высказать ему по поводу такого хамства, но он решил, что не стоит упускать инициативу:

  — Итак, Константин Андреевич — это таки Вы?

  — Да, это таки я.

  — Скажите — долго ли проживаете в этой квартире? И кому, кстати, она принадлежит?

  — Принадлежит мне; уже два года, или около того.

  — Два года… — С задумчивым видом он что-то соображал. — А до этого Вы, простите..?

  — Родился, жил…

  Устроившись в кресле напротив, я, увиливая от прямых ответов, сам принялся приглядываться к этому субчику. Конечно, ничего не стоило просто погрузить нахала в транс, и выпотрошить память до самого дна, но иногда правильно построенный диалог давал куда более значимые результаты в плане понимания целей и мотивов оппонента.

  — Да, это — несомненно. Но можно подробнее?! — Каменное спокойствие, полуделовая-полурасслабленная поза, уверенная речь, пронзительный взгляд и значимая доля харизматичности располагали к диалогу с этим человеком! Я был вынужден признать — работал профессионал.

  — Школа, кафедра журналистики Каразина, несколько работодателей…

  — Проживали с родителями?

  — Нет, снимал.

  — Снимали… А, собственно, откуда Вы родом?

  — С юга, Вячеслав Алексеевич. Но к чему Вам такие подробности?!

  — Не переживайте, это простые формальности. Как говориться — не для протокола…

  — Так может, Вячеслав Алексеевич, пивка открыть, посидеть…, словно старые друзья, пооткровенничать о личной жизни? О бабах потрещать? Мы ж не для протокола..?!

  Изобразив задумчивую улыбку, глядя в глаза, и начисто проигнорировав мою возмущенную тираду, он заявил:

  — И все же?

  — Мама, — процедил я, бросая откровенный вызов, — учила меня не сообщать посторонним свой домашний адрес!

  — А не препятствовать следствию, — парировал он, — мама Вас не учила?

  Намереваясь вывести его из себя, я не заметил, как стал закипать сам. По-настоящему. Ведь, вместо того, чтобы пребывать в сладостном предвкушении предстоящего свидания, я вынужден был разгадывать цели и намерения этого служаки.

  — Если я, как Вы выразились, под следствием — предъявите мне что-нибудь! Вызовите на официальный допрос. Честно говоря, уже надоел устроенный Вами цирк. Какое отношение все это имеет к кражам?

  Я все больше убеждался в том, что этот оперуполномоченный никакой не оперуполномоченный! Он, становилось понятным, хотел раздобыть обо мне побольше информации, и сравнить легенду о моем прошлом, доступную тем, кто захочет «пробить» меня по инстанциям с тем, что расскажу я сам! Но, вставал логичный вопрос, зачем ему это нужно?! С чего бы это правоохранители могли заинтересоваться мной — обычным, ничем не примечательным человеком?!

  — Не сомневайтесь, — заявил он, все так же пристально глядя в глаза, — в нашей способности это сделать! Однако меня удивляет, с какой настойчивостью Вы увиливаете от ответов на элементарные, по сути, вопросы! Я же не налоговую декларацию требую! И не о бабах, как Вы выразились, трещу!

  Наконец, проскользнули первые нотки раздражения в его голосе.

  — Не люблю, — произнес я с расстановкой, — вмешательства в свою частную жизнь.

  — А я, — скопировав мою интонацию, сказал Таранов, — не для собственного удовольствия в нее вмешиваюсь! Это называется — служба.

  — Какое, повторюсь, отношение моя личная жизнь имеет к квартирным кражам? Ваши, Вячеслав Алексеевич, вопросы скатываются к выяснению подробностей, кои, по моему мнению, задают человеку, которому уже предъявлено обвинение. Если Вы не намерены сейчас этого сделать, будьте добры! — Я указал на дверь.

  А сам приготовился точным, императивным ментальным приказом вымести из его памяти и сознания все, что касалось личности Черкашина Константина Андреевича.

  Но его поведение резко изменилось. Словно он интуитивно почуял угрозу!

  — Скажите, в таком случае, не случалось ли Вам, в последнее время, видеть в этом районе каких-нибудь подозрительных личностей? Или, скажем, чужих, не из этих окрестностей? Надеюсь, такой вопрос впишется в ваше представление об опросе вероятных свидетелей?!

  Хоть он и вписывался в мое представление, но, к сожалению, не говорил о том, что Таранов раскаялся. Ответь я ему хоть, что —