Молчание о войне

Автор Михаэль Боков, Андрей Бульбенко, Марта Кайдановская и еще 7

В сборник вошли рассказы и повести писателей из России и Украины. Несмотря на название, «Молчание о войне» — очень мощное антивоенное высказывание, документ эпохи, один из первых опытов прозаического осмысления событий 2022–2023 годов. Вы почти не найдёте в этом сборнике знакомых имён — но это потому, что, опасаясь за свою безопасность, авторы выступают под псевдонимами.

• Язык: Русский
• Издатель: Freedom Letters
• Дата выпуска: 16 июл. 2023 г.
• ISBN: 9781998084548

Предварительный просмотр книги

cover.jpgfreedom-letters

№ 17

Молчание о войне

Freedom Letters

Петроград

2023

Булат Ханов

Превозмогание

Очередной рубеж нацистской обороны пал. Освободители вошли в город. Местные высыпали на улицы с песнями и флагами.

Среди множества цветов комбат Рященков заприметил один — любимый. Подкрутив ус, он подъехал на жеребце к улыбчивому мальчонке в шлемофоне. Паренек сжимал древко с красным полотнищем.

— Как тебя звать, дружок?

Мальчик отдал честь.

— Алёшка!

Командир посадил паренька перед собой и повез к месту, где недавно располагался вражеский штаб. Штаб раскурочили, уцелело только крыльцо с козырьком. Рященков спешился и поднял Алёшку над головой, чтобы тот закрепил флаг.

— Умница! — похвалил комбат. — Держи шоколадку.

Ратуша сохранилась лучше. Облик её портили не столько следы от миномётных обстрелов, сколько граффити со свастикой. Сюда уже тащили ведра с щелочным раствором, чтобы смыть непотребство.

Штурмовики «Баха» начали раздавать оголодавшим жителям печенье, консервы, молитвенники. Прошел слух, будто свет и газ скоро починят. Это могло означать только одно: уже завтра вечером ликующие горожане будут печь блины и смотреть по телевизору праздничный концерт Шамана.

Поначалу бойцы из регулярных частей, наслушавшись грязных историй про бессудные расправы, чурались наёмников. При ближайшем знакомстве мнение поменялось. Баховцы оказались балагурами и смельчаками. Они грудью защищали боевых товарищей и каждый раз доказывали верность антифашистской доктрине. Действуя где-то добрым словом, где-то кувалдой, солдаты удачи методично демонтировали нацистский режим.

Рядовой Идуллин гордился своим полком. Если бы не смелость верховного, бросившего вызов западным лицемерам, Идуллин так бы и никогда не узнал, что это такое — настоящее братство. За полгода службы рядовой возмужал: сбрил хипстотную бородёнку, обзавелся трофейной финкой, научился шутить про девчонок. По белому свету шагалось легко и весело, особенно в модной экипировке. Бронежилеты задерживали разрывные пули, каски спасали при артобстрелах, а освящённое термобелье выручало при лютых холодах. Боец из соседнего отряда однажды целые сутки пролежал в сугробе и не замёрз.

Отодвигая границу от родного дома, Идуллин обрёл друзей, повидал новые города и получил настоящую культурную закалку. За последнее отвечал Мединский. В часть к рядовому приезжали лучшие актёры, музыканты, поэты. На видеосвязь однажды вышел сам Дугин. Вдохновлённые его речью бойцы ринулись в марш-бросок длиной в пятьдесят километров и помогли тем самым закотлить дюжину вражеских дивизий. А когда Идуллин получил осколочное в печень, поддержать его дух в госпиталь прибыл Петросян. От искрометных шуток Ваганыча у рядового разошлись швы, и лечение слегка затянулось.

Всё это вспоминал Идуллин, глядя, как с ратуши отскабливают арийские мерзопакости.

К нему подбежала маленькая девочка.

— Дяденька освободитель, а можно с вами сфотографироваться?

Никто бы не отказал. Тут же подоспел с полароидом старый волк Гастон. Идуллин распахнул плащ и поднял девочку левой рукой. Малютка прильнула к солдатскому плечу. Умилённый фотограф щёлкнул, и кадр отправился в вечность.

Из всех боевых товарищей Гастон больше остальных импонировал Идуллину. Депутат и борец, Гастон в первые дни добровольцем отправился на фронт и встал плечом к плечу с бывшими учителями, курьерами, кассирами. После одного из боёв, победного и кровопролитного, Гастон на некоторое время исчез и вернулся с двумя потрепанными противниками в губной помаде.

— Содомиты, — прокомментировал депутат. — В катакомбах прятались.

Содомитов немедленно осудили и выслали почтовым переводом в США.

Праздничное настроение от взятия города едва не омрачил комбат Рященков. Когда бойцы готовили площадь перед ратушей для парада, командир известил их по громкоговорителю, что датчики засекли натовские ракеты, летящие в сторону города.

— Обиделись, черти! — Рященков выругался. — Ускакали отсюда, теперь будут мстить.

— Да кто им даст? — крикнул Гастон.

Бойцы выстроились на площади в шахматном порядке и наставили автоматы на небо. За месяцы боёв опытным путём выяснилось, что хвалёные «Горгулерсы» на раз-два сбиваются прицельными очередями из «Калашникова».

Пока ждали прилёта, послышались смешки.

— Вы уж хотя бы вид сделайте, что боитесь, — сказал комбат. — Проявите каплю сочувствия к несчастному неприятелю.

— Русские не боятся! — парировал Идуллин.

Солдаты одобрительным рёвом откликнулись на эти слова.

«Горгулерсы», жалкие и нерасторопные, показались вдали. Их сбили, как тарелочки в тире. Обломки попадали в поле.

Идуллин оглядел горизонт, чистый и родной. Солнце, убаюканное автоматной симфонией, отправлялось на ночлег. Оно твёрдо знало, для чего оно поднимается каждое утро. Русский мир, человечный и тёплый, гордо шагал по планете и дарил предчувствие громадного и неизбывного счастья впереди.

Александра Крючкова

Обычный день

Валера не помнил, когда мама последний раз заглядывала к нему в комнату перед сном. Он вообще практически ничего не помнил о себе маленьком, как будто ему сразу было четырнадцать. Он уже лежал, но ещё читал книгу, содержание которой постоянно словно ускользало, растворялось в гулких звуках в голове и пятнах перед глазами.

Такой сегодня был день — мир словно мерцал, то вспыхивая, то становясь приглушённым. Что-то такое рассказывали на дурацком классном часе о взрослении. Валера всё хихикал и перемигивался с Ленкой, пока классная монотонно бубнила о том, что внутренние органы не поспевают за внешним ростом, у подростков кружится голова, некоторые могут даже терять сознание. Поэтому важно больше гулять на свежем воздухе и что-то ещё, Валера не слушал дальше, что именно.

Мама присела на край кровати и забрала у него книгу — старую, бумажную, с потрёпанными уголками и едва читаемой надписью «Герой нашего времени». Валера подумал, что сейчас ему точно влетит. Отец велел пользоваться для чтения только планшетом и зорко следил, чтобы никто не прикасался к нескольким томам, стоявшим на полке в гостиной. Он называл их реликвиями и раз в неделю любовно протирал корешки специальной тряпочкой. Но последнее время по вечерам, когда родители уже спали, Валера брал книги и подолгу рассматривал их.

Читать текст без подсветки, переворачивая страницы и не меняя размера шрифта, было непривычно и отнимало массу времени — он отвлекался, забывая, о чём уже прочитал. Мама кивнула на книгу:

— И как тебе?

— Да пока не понял что-то. Думал, будет про героев — ну, военных там, врачей или пожарных. Или про президента.

Мама удивленно подняла бровь:

— Президента? А он что же, герой нашего времени?

Валера пожал плечами:

— Он уже шестьдесят семь лет у власти, нам на каждой классной инфе говорят, что, если бы не его героические усилия, страну бы уже завоевали и разделили между Бенилюксом и Азией, как с остальной Европой сделали. Вот он и не может позволить себе отдохнуть, а ведь 116-й год человеку. Мам, как думаешь, он сильно устаёт?

Она устало улыбнулась и не ответила. Валера часто слышал, как за закрытой дверью кухни родители спорили о том, что надо было уезжать, пока разрешения ещё выдавали всем подряд, но из-за папиной работы в НИИ и маминого протеста (Валера всё не мог понять, против чего была мама) их бы всё равно не выпустили. Мама отложила книгу на стол и, помедлив, взяла сына за руку.

— Расскажи лучше, как прошёл твой день.

Валера зажмурился. В голове гудело всё сильнее, и цветные кольца перед глазами сжимались и разжимались снова. А ещё он слышал какие-то голоса, обрывки разговоров и чувствовал себя так, будто уже проваливается в сон, но ещё понимает, что не заснул.

Мама сжала его сухую узкую ладонь:

— Валер?

Он открыл глаза и снова пожал плечами.

— Да обычный день. Классная инфа, потом уроки, потом маршировки, курс молодого бойца для нас и сестринское дело для девчонок. Среда как среда.

***

Валера соврал. День был необычный. Сегодня из-за скачка напряжения в сети в школе вдруг отрубилась пропускная система, и терминалы перестали принимать карточки школьников. Во дворе собралась небольшая толпа. Малышей, которых родители приводят пораньше, уже развели по кабинетам. У старшеклассников была производственная практика. Учителя, пока взмокший техник лихорадочно стучал по клавиатуре и постоянно куда-то звонил, следили, чтобы ученики с шестого по восьмой класс не разбрелись кто куда. А они и не собирались разбредаться.

Все уже достали личные смартфоны — кто-то записывал сториз, кто-то просматривал ленту, кто-то уже вошёл в сетевую игру. Нерды вытащили планшеты и читали учебники. У Валеры и Ленки личных смартфонов не было, только семейные у родителей, дома. Ленкина мать считала, что Ленка может отупеть от интернета, а надо учиться. Отец Валеры говорил, что на работе строго-настрого запретили членам семей сотрудников иметь персональные гаджеты — секретность. Ленка и Валера стояли чуть поодаль и наблюдали за остальными. Вернее, Валера смотрел на Ленку, а она грызла сушку и откровенно скучала, рассматривая одноклассников.

На крыльцо вышла багровая то ли от злости, то ли от тугого парика директриса и сказала срывающимся голосом:

— Ребята! Система пока не работает, но Иван Сергеевич сделал так, что вы все зарегистрированы как пришедшие на занятия. Прошу всех пройти в классы и приступить к урокам. Классная информация на сегодня отменена.

Валера уже собрался идти, когда Ленка вдруг схватила его за рукав и сказала:

— Помнишь, нам на внеклассном чтении книгу давали. Про Марика и Лянку? Ты её тогда прочитал?

Валера поморщился, голова болела уже с утра, мысли были тяжёлые, слиплись в ком, как карамельки в кармане, но что-то такое вспомнил:

— Это которые из дома ушли, чтобы искать приключения? «Черти лысые»?

Ленка подмигнула:

— Ага! Давай сегодня прогуляем, как они, а? Ну когда ещё такой шанс будет?

Голова гудела, как майский жук, солнце пригревало, школьники нехотя выключали смартфоны и стекались к главному входу. Валера подёргал себя за мочку, словно заставляя шум в ушах стихнуть, и кивнул:

— Ладно, давай. Только бриться налысо не будем!

Ленка прыснула и, не отпуская его рукав, потащила Валеру на задний двор, где калитка всегда была открыта для всяких хозяйственных нужд.

В суете никто не обратил на них внимания. Они спокойно вышли с территории школы, но, оказавшись за калиткой, припустили вверх по улице, как два вырвавшихся из вольера щенка. Добежав до небольшого сквера, в который уже стягивались погреться на нежарком майском солнце пенсионеры и мамы с колясками, они расхохотались, плюхнулись на скамейку и начали долго, азартно спорить, как провести день. Кино и дальние маршруты пришлось отмести сразу — при оплате билетов их карточки школьников мгновенно засветились бы. А по идее оба они сейчас слушали нудного историка — бывшего военного, который сам себя поправляет тихим «Отставить!» и приветствует класс кратким «Встать!».

Решили идти пешком, куда глаза глядят, потом повернуть направо и снова идти прямо и так, пока не надоест гулять и не настанет время возвращаться домой. Всё же уходить раньше, чем окончатся занятия, не хотелось, хотя приключение пузырилось в них, щекотало носы, как газировка, заставляло постоянно взрываться смехом. У Валеры даже голова меньше гудела, хотя перед глазами всё чаще мелькали цветные кляксы, о которых он постеснялся сказать Ленке — ещё решит, что он трусит и нервничает.

Так они и брели по весенней улице, глазели на витрины и плакаты. Рассматривали памятники Президенту и рассуждали, каково это — дожить до 115 лет и работать каждый день, убегает ли он с работы, как они сегодня, любит ли сушки, читает ли книги. Они хотели дойти до набережной, но она снова была перекрыта. Утром Ленка как раз успела прочитать новости в смартфоне матери, пока та собиралась на работу: в выходные в центре было много полиции, больше обычного. В тот день была сорокалетняя годовщина каких-то маршей, но на бульвар пропускали только тех, у кого были пригласительные на выставку городской коммунальной техники. Валера немного расстроился, что не попал к морю, но никогда не унывающая Ленка хмыкнула и потащила его в обратную сторону.

— Подумаешь, море. Лето скоро — каждый день ходить будем!

Они обошли весь центр, и Валера понял, что никогда толком не видел собственный город, потому что они никогда не гуляли всей семьей. Он смотрел на старые и новые дома, людей, похохатывающую, грызущую свои какие-то неиссякаемые сушки Ленку. И, несмотря на головную боль, ему было очень хорошо, хоть он так и не посмотрел на набережную. Валера стеснялся сказать Ленке, что всё лето сидит дома, а на море они не ездят совсем. Мама говорила, у Валеры аллергия на летнее солнце, денег на отпуск на севере у них нет, вот он и спасается дома от радиации. Он даже не помнил, был ли когда-то у моря. Но ему нравилось думать, что шум в голове похож на шторм или хотя бы прибой, который им показывали на географии пару лет назад.

Когда настало время возвращаться домой — Ленка предусмотрительно поставила будильник на часах — они дошли до школьной остановки. Там постояли немного молча, а потом Ленка как-то странно, пятнами, покраснела, как будто прыснула своим обычным лёгким смехом в вишнёвый сок и размазала его по лицу, как маленькая. Она дернула Валеру за рукав и вдруг поцеловала его в щёку, быстро и легко, словно клюнула.

— До завтра! — чужим высоким голосом сказала Ленка, почему-то рассмеялась и побежала к своему автобусу, который уже собирался уезжать.

Валера потрогал щёку, посмотрел на часы и пошёл домой. Гул в голове не стихал, но теперь Валере было даже приятно. Он снова дотронулся до щеки и задумался, считается ли это происшествие первым поцелуем или только репетицией.

***

— …что, вообще ничего интересного? Просто обычный день?

Мамин голос раздался среди гула, Валера посмотрел на неё, цветные кольца превращались в круги, мама, с тревогой глядящая на него, то появлялась, то исчезала, пряталась за пятнами.

— Обычный день. — Валера подумал и добавил: — Но очень хороший. Я бы хотел его запомнить просто так.

Мама кивнула, улыбнулась одними глазами, погладила его по щеке, а затем нажала ему на переносицу. Валера недоумённо улыбнулся ей в ответ, закрыл глаза и больше не шевелился.

Когда в комнату заглянул муж, она всё ещё сидела, сложив руки на коленях, как примерная школьница на концерте. Муж покачал головой:

— Отключила?

Она дёрнула плечом и ответила вопросом:

— Может, стоило ещё подождать? Там заряда оставалось процента полтора. Ещё одно утро вместе провели бы.

Муж положил ей руку на плечо:

— Ты же знаешь, старые модели непредсказуемы. Он мог пойти в школу и заглохнуть там. А нам бы с тобой потом ещё с исками о причинённом моральном ущербе разбираться пришлось. Кому-то из родителей обязательно бы не понравилось, что с их детишками учился робот, да ещё и такой древний. — Он похлопал жену по плечу. — Попереживала и хватит. Оформим кредит, возьмём что-то посовременнее, не одноразовое. Хочешь, подберём похожего, но с хорошим аккумулятором?

Она покачала головой:

— Лучше поедем в конце недели в Ветеринарный центр. По воскресеньям там можно выбрать живую собаку. Я с детства хотела собаку, но у матери была аллергия, и мне купили дог-бота. Он тоже… — она помолчала, — …быстро разрядился.

Муж знал, что ни в какой центр они не поедут, но подбадривающе похлопал её по плечу.

— Иди спать, — сказал он, — сегодня всё равно уже ничего не решим.

Она молча кивнула, тяжело поднялась и, не оглянувшись на вытянувшуюся на кровати фигуру, вышла из комнаты.

Решать было нечего. Семь минут назад на семейный смартфон пришло уведомление о разрешении взять целевой кредит.

2021

Андрей Бульбенко

Марта Кайдановская

Пропадаешь

— Варька? Ну хоть ты. (В ответ булькнуло.) А где все?

Булькнуло громче.

— А? Пропадаешь!

Опять булькнуло. Потом проклюнулось:

— …ключений связь вот такая! Васька! Вась!

— Ну?

— Вась! — взывала Варька мужским голосом. — А где все?

Ноут светился буквами «ВО» на черном экране. Сверху в маленьком окошке виднелась знакомая физиономия — кажется, Васина. Никаких других физиономий не было.

Вася хмыкнул.

— А я знаю?.. Видеосвязь включи.

— А?

— Видео включи, грю. Хоть посмотрю, какая у тебя там морда.

— Во-от… — скрипел ноут. — Уже вроде бы и время, а? Думал, опоздаю, вы все тут уже это… А кто ещё был, Вась?

— Да никого не было.

Ноут умолк, поэтому Вася повторил громче:

— Никого не было! Я, честно говоря, и сам не в курсе, тоже опоздал… Варьк! Да включи ты видео, чего ты пря…

— …рок шесть минут уже! Вроде в половину начало было, да?

Экран вдруг расцвел розовым и голубым: розовый лоб с залысиной, за ним голубая стена. — Прикинь, забыл видео включить!

— Да я заметил.

— Что?

— Что «что»?

— А? Пропадаешь!

Вася ругнулся. Розовый лоб завис на экране, потом съехал влево. На стене показалось что-то глянцевое, с изгибами.

— Та блин!

Картинка запрыгала. В ней мелькали попеременно то голова, то потолок.

Потом голова перестала прыгать и снова уставилась куда-то, как все головы делают в зуме. Под ней был белый халат.

— Всё время съезжает вебка. Прикинь, у меня допотопная ещё, на мониторе не стоит. И монитор допотопный, я ж с работы…

— А что это у тебя там такое на стене? — спросил Вася.

— Где? А. То просто реклама, не обращай вни…

— Покажи.

— Та я ж только вебку это самое, она ж не вертится у меня, допотопная ещё, я ж гово…

— Покажи!

— Ну слуш, ну говорю же — вебку только поста…

— Чет ты оборзел, Варьк, — натянул губы Вася. — Тебе говорят, а ты вроде как и не понимэ.

— Ну слуш…

— В школе-то понятливый был. А щас оборзел. Забыл, как тебя воспи…

— А сейчас-то уже не школа, Васёк! — вдруг зачастила голова. — Сейчас-то не школа и не выпускной! И брюхо у тебя вон какое, да и у меня! И нам по сорок два! И я не Варька давно, а Варсонофий Михалыч Обабко, зав косметологии! И таких разговоров, ты меня извини, я не поним…

— Вот и вижу, что не понимэ.

— А?

— Тебе русским языком говорят, а ты не понимэ. Небось, отвык от ру…

— …езура!

— …отвык от русского-то в этой своей…

— Бип, цензура, грю!

— Чего?

— Того! Лёша просил, не помнишь? Запрет на все такие темы, забыл, что ли? Вон объява висит! И он просил: чуть кто забывается — так сразу говорить «бип, цензура»! Вот я тебе и говорю: бип, цензура!

— Та ладно, — Вася откинулся на спинку дивана. — Всё равно его тут нет, — сказал он тише.

Голова на экране сосредоточенно пялилась вбок.

Вася с шумом выпустил воздух. Потянулся. Глянул зачем-то в телефон. Потом в окно. Там были огни и кусок вывески «Zимняя распро…»

— Так чё, — сказал Вася.

Голова молчала.

— Э, — позвал он, — ты где?

Голова молчала. Потом вдруг дрогнула и забулькала:

— Агоигеква! Агоквекваешь!

— А?

— Пропадаешь!

— «Пропада-аю я-а! — завёл вдруг Вася, поводя плечами. — На него, на него я смотрю и понимаю: пропадаю я-а-а!..» Помнишь? А?

— А то! Самый свежак был на выпуске!

— Помнишь, знач. И я. И Ленка тоже тогда…

— Где она сейчас?

— Кто? — вскинул брови Вася. — Ленка-то? А ты не в курсе?

— Ну так. Что-то и до меня дошло. Её — Варька прокашлялся, — её тут не было, кстати?

— Говорю же тебе, умнику: никого не было. Даже Лехи, хоть он и кипиш поднял. А Ленка… ха. Нужны мы ей сильно.

— Ну, тогда ты ей очень даже нужен был.

— Ты тупой, Варь? Был тупым и остался?.. Лан, шучу. — Вася рухнул на спинку. — Я вот всё думаю: если в жизни между Мэ и Жо такие непонятки — то, может, нам лучше в сети? Буковками в чатике? Буковками проще, кстати, эт