Из ада в рай

Автор Lemi Misirbiev

Книга "Из ада в рай" - это повествование об ужасных геноцидах СССР и России над Чеченским народом с февраля 1944 года и по сегодняшний день. В этой книге автор описывает, как русские заживо в сараях сжигали чеченских детей, женщин и стариков, расстреливали в больницах больных, сбрасывали в пропасть и топили в озерах ни в чем не повинных люд

• Язык: Русский
• Издатель: Lemi Misirbiev
• Дата выпуска: 20 июл. 2023 г.
• ISBN: 9781088184547

Предварительный просмотр книги

О КНИГЕ

К великому сожалению, миром правят дьяволы в образе человека. Им присущи лишь обман, сеяние хаоса, насилие и уничтожение целых народов ради собственной наживы и власти.

Невозможно оценить всю глубину преступлений, совершенных российскими правителями за века истории этой страны. Преступлений против чеченцев, ингушей, кабардинцев, татар, евреев, украинцев и многих других народов.

Чеченцы — один из самых многострадальных народов мира. Народ, который устал от десятилетий правления кровожадных идолов, от репрессий и бесправия, от безразличия мирового сообщества, равнодушно взирающего на геноцид, творимый Россией в Чечне. Устал и, чтобы отстоять свое право на свободу и на саму жизнь, взял в руки оружие.

Путь к свободе — это путь мужественных людей, готовых расстаться с жизнью ради счастья родных и процветания Родины.

Бойцы Чечни в ожесточенных сражениях с федеральными силами России доказали всему миру, что чеченцы заслуживают свободу и независимость.

Они поставили свою жизнь и здоровье на службу Родине по собственной воле, не имея ни боевой подготовки, ни вооружения. И они победили первую Русско-Чеченскую войну, победили одну из сильнейших тогда армий мира, благодаря личному мужеству, верности долгу и вере в то, что Свобода приходит лишь к тем, кто ее заслужил.

Жизнь каждого из нас зависит от личных поступков и желаний и, смотря какой именно путь каждый из нас выберет, наполняется чаша человеческого достоинства.

На штыках варварского эгоизма предателей Чечня превратилась в очаг бесправия, насилия и убийств. Все, что было завоевано жизнями, более трехсот тысячами людей кануло в пропасть. Но выбраться оттуда можно лишь волей и поступками Чеченского народа.

Каждый человек нашей планеты заслуживает свободу и независимость, и я уверен, что Чечня вступить в свои права свободного народа.

ГЛАВА 1

Села Герзель и Нижний-Герзель расположены в Юго-Восточной части Чечни, у подножия гор. Границей республик здесь служит река Аксай—Ясси-хи, исток которой прячется в недрах горы Анда. На поверхность вода выходит родником — хрустально чистая, целебная. Но ближе к подножию она становится мутной, словно уставшей от долгого извилистого пути.

Этот хрустальный родник напоминает мне лучших, самых чистых душой парней и девушек, собравшихся в отрядах сопротивления, противостоящих врагу. А мутная вода низины словно символизирует усталость этих юных героев от подлости и жестокости бездушных российских чиновников и генералов, для которых нет ничего святого, и которые способны лишь к зверству в отношениях с людьми и окружающим миром.

У моей матери Кемисы было восемь сестер. Ее мать, моя бабушка Бизант, умерла при родах, а отец Абдул-Вагаб скончался шесть лет спустя. После смерти отца 6-летнюю Кемису забрала к себе ее тетя, сестра матери, Мухаржат, у которой к тому времени уже было одиннадцать родных детей. Их семья жила в то время в селе Герзель-Аул.

Кемисе было двенадцать, когда 23 февраля 1944 года чеченский и ингушский народы были предательски высланы в Киргизию и Казахстан. Моя мать и ее новая семья оказались в селе Джида, Сузакского района, Киргизской ССР. В тяжелом пути и невыносимых для жизни условиях высылки девять из одиннадцати детей Мухаржат умерли от голода и холода. Кемиса выжила.

В то время моему отцу Пахрудди было пятнадцать лет. Баудди, отец моего отца, с помощью друзей построил в Ялхой-мохк большой дом и пекарню. В начале Второй мировой войны Баудди и его жена Язу переехали в этот дом вместе с сыном Пахрудди и дочерью Зубаа из села Герзель.

Накануне депортации чеченцев дед с женой и сыном отправился в соседнее село навестить родственников, Зубаа осталась в Ялхой-мохк. На следующий день, еще до рассвета, все села и города Чечни были окружены 120-тысячной армией НКВД СССР, у каждого чеченского дома стояло по несколько вооруженных солдат. Всех жителей села согнали в колхозный двор. Никаких вещей взять не разрешили, но кто-то все же успел прихватить немного еды. Люди не понимали, что происходит, но судьбы каждого чеченца и каждого ингуша уже были предрешены сатаной-Сталиным и его кровожадными псами.

Чеченский и ингушский народы были ложно обвинены в предательстве и бесчеловечно вывезены из родных мест в товарных вагонах.

Особый же цинизм и дикость состояли в том, что под предлогом учений войска НКВД начали собираться в Чечне еще за два месяца до депортации. И каждая чеченская семья кормила и помогала русским солдатам, чем могла. А они отплатили штыками.

В Ялхой-мохк, неподалеку от дома, у моего деда Баудди была своя пекарня, а два построивших ее русских мужика, остались у него работать. Эти русские, видимо, что-то знали о готовящейся депортации и предупредили деда, но тот не поверил и уехал, сказав дочери идти ночевать к его сестре Хулимат, жившей со своей семьей по соседству.

Однако Зубаа не пошла к тетке и осталась дома одна. Когда утром пришли конвоиры, и началось выселение, тетка, узнав, что племянница не уехала с отцом, уговорила солдат разрешить забрать ребенка из покинутого всеми села, и под конвоем вернулась в Ялхой-мохк.

Тем временем, рабочие деда, глубоко уважавшие и его самого, и его дружную семью, в последний раз растопили печи пекарни, испекли дочери Баудди хлеб и собрали в дорогу немного кукурузной и пшеничной муки.

Вот так, вместе с семьей тетки Хулимат, Зубаа, сестра моего отца Пахрудди, попала в Казахстан. Лишь шесть лет спустя она, наконец, встретилась с братом и матерью. Увидеть своего отца Баудди ей так и не довелось. Дед, узнав, что его дочь живет у родни в Вишневском районе Акмолинской области Казахстана, через кого-то получил разрешение поехать за ней, но в пути был задержан и на три месяца отправлен в тюрьму за якобы подделку разрешения на выезд из поселения. Мой отец отправился за Баудди, когда тому оставалась всего неделя до освобождения. Но в назначенный день дед из ворот тюрьмы не вышел, а отцу сообщили, что он умер и похоронен на территории режимного объекта. Скорее всего, деда попросту убили, не дав родным даже похоронить его по обычаям нашего народа.

К тому времени, когда Зубаа привезли в Сузак, мои родители уже заключили брак. В Сузаке у них родились мои братья Мовсар и Лом-Али и сестры Залпа и Лайла.

В ходе депортации и в местах принудительного поселения в Казахстане и Киргизии погибло две трети тогдашнего населения Чечни и Ингушетии. Пока чеченская и ингушская молодежь сражалась на фронте, защищая Родину от немецких захватчиков, другие захватчики с именем Сталина на устах отправляли их родителей, братьев и сестер на смерть, заживо сжигая их в сараях, моря их холодом и голодом в ужасных условиях, не отапливаемых вагонов и степных кое-как сколоченных бараков.

Высылке подлежали все мужчины, женщины, дети и старики. Тех, кто сопротивлялся или не мог идти, убивали с особой жестокостью. В одном только селе Хайбах войска НКВД заживо сожгли в конюшне более девятисот человек, с которыми просто не захотели возиться. Остальных отправили в ссылку в товарных вагонах. В тесноте столь ужасающей, что не только спать, но даже сидеть приходилось по очереди, люди неделями ехали без еды и теплых вещей, тысячами умирая от холода и голода. Многие ели клевер и скудную траву, если удавалось найти их во время коротких остановок в степи. Опухшие от голода и сорняков, люди умирали целыми семьями. Трупы умерших людей военные просто выбрасывали из вагонов.

Высылаемые не знали, зачем и куда их везут, но многие еще верили, что смогут вернутся домой. Никакой вины за этими людьми не было. Первые годы в местах принудительного поселения мало кто из местных стремился помочь полумертвым, доведенным до крайней степени нужды переселенцам. Подготовленное пропагандой местное население было настроено к «гостям» враждебно: они ожидали прибытия предателей, врагов народа и дикарей-людоедов. То же самое говорили о местных и чеченцам. Но мозги даны людям, чтобы думать и делать собственные выводы, а сердца, — чтобы сопереживать страданиям и радости других. Повезло семьям, попавшим в села к добрым людям, помогавшим несчастным изгнанникам в их отчаянном положении!

Семья Мухаржат и ее мужа Али какое-то время жила в Джиде Сузакского района, а семья моего деда — в шести километрах, в районном центре Сузаке. Я не знаю, как встретились мои родители, но жили они дружно и никогда не оставляли надежду вернуться в родные края.

В 1957 году вайнахи (чеченцы и ингуши) были реабилитированы Н. Хрущевым, и родители смогли осуществить мечту: вновь поселиться в Чечне. Их новым домом стала одна из десятка казарм, построенных для железнодорожников станции Герзель.

Через два года после возвращения на Родину, в 1959 году, мой отец Пахрудди скончался от болезни. Ему было всего тридцать лет. До депортации отец успел окончить семь классов школы. Он был грамотным, начитанным человеком, знал наизусть множество илли (народных песен) чеченского фольклора. Об этом говорили, воспоминая о нем, моя мать и односельчане.

После смерти мужа мать пошла работать в местный колхоз. Вместе с детьми ее выселили из казармы на улицу, так что мои первые месяцы жизни прошли в землянке, собственноручно вырытой матерью.

Я родился через три недели после смерти отца и был самым младшим из пяти детей. Чтобы прокормить нас, мать работала в колхозе с утра до ночи. При этом она находила время делать саманные кирпичи и уже на следующее лето своими руками построила небольшой дом на две комнаты.

Моя тетя Зубаа в то время уже была замужем и жила в селе Хамаматюрт в Дагестане. Она, ее муж Ризван, двоюродный брат матери Ваха, а также сестры матери и друзья отца по возможности помогали нам, но, учитывая всеобщую бедность и нужду, полагаться мы могли только на себя.

Вместе с отцом и матерью вернулась в Чечню и семья Мухаржат. Из четырнадцати человек, помимо Кемисы, осталось лишь трое детей да сама тетка, отдавшая моей матери все, что могла, и заботившаяся о ней, как о дочери, до самого ее замужества.

Я не в силах описать всю глубину трагедии чеченского народа. Но, как бы тяжело, ни пришлось, чеченцы всегда стремились, и будут стремиться к Свободе. Ибо лишь она может дать людям жизнь, достойную человека. Чеченцы видели так много горя и страданий, что научились чтить свободу каждого, какой бы национальности он ни был.

Шли годы, мы с братьями и сестрами учились в местной школе, потом сестры вышли замуж. Брат Мовсар поступил на работу в Грозненскую нефтяную компанию, другой брат Лом-Али, окончил Ростовский университет, стал журналистом и работал в Телерадио-комитете Чечни. К тому времени неугомонная мать уже построила новый, более уютный и просторный дом.

Я окончил школу-восьмилетку и Калиновское профтехучилище. Затем — Школу рабочих и сельских корреспондентов при Радиокомитете Чечено-Ингушской Автономной Республики. Два года я служил в Армии в городе Свободный Амурской области.

Пытаясь утвердиться в жизни, я много работал, менял профессии и города в самых разных уголках Советского Союза. Но нигде я, чеченец, не был принят так, как принимали русских людей. Нет, директора организаций и учреждений, куда я обращался в поисках заработка, не показывали открытого пренебрежения, но всегда находилась причина отказать мне в работе, чтобы предложить ее этнически правильному кандидату.

В конце концов, я вернулся домой, успев напоследок поработать в холодном северном Архангельске, где в эстетико-художественном кооперативе «Чайка» набрался так пригодившихся впоследствии навыков ведения дел. После того, как только вышел «Проект закона о кооперативах», идея открытия собственного предприятия захватила все мои мысли.

Однако для создания кооператива нужны были деньги, которых у меня набралось ровно 28 рублей. У матери, всю жизнь трудившейся от зари до зари в сельском колхозе, но не заработавшей и лишнего рубля, сбережений не было. Такова была жизнь в СССР: умереть не умрешь, но и богатым не станешь. Иначе кто будет работать за гроши ради выживания без шанса выбраться из нужды?

Слишком бедно жили миллионы семей в СССР, особенно в Чечне. Здесь для местных правительством были закрыты все двери в нормальную жизнь, а к власти не допускался ни один чеченец. И не только к власти. Вплоть до 90-х годов чеченца не брали на работу даже токарем на завод: вдруг выберется из нищеты и поднимет гордую голову к небу, вспомнит о том, что чеченцы — свободный народ и потребует свободу у советского государства.

Так что мой стартовый капитал был куда меньше моей решимости обзавестись собственным офисом. Но дорогу осилит идущий. Я с детства пишу стихи, рассказы и заметки о людях, которые трудятся, чтобы заработать на жизнь. Мне повезло: несмотря на цензуру, меня печатали в разных газетах и журналах республики. Бухари Абзотов и Хавас Акбиев, знакомые журналисты из редакции газеты «Красное знамя», подсказали, что в Комитете гражданской обороны при Гудермесском горисполкоме мне могут предложить доступные варианты.

Главой Комитета оказалась простая и отзывчивая русская женщина, кажется, по фамилии Ткаченко. Мы коротко поговорили, и она позволила мне занять небольшое полуподвальное помещение под 5-этажным жилым домом. В качестве платы я обязался соблюдать чистоту и присматривать за вещательным оборудование, размещенным в одной из комнат.

Дело пошло. Я разработал Устав кооператива по оказанию ремонтно-строительных и бытовых услуг населению. Кооператив «Свобода» — так назывался мой «стартап».

Чиновникам в Городском исполкоме название не понравилось, и регистрацию устава затормозили. А ведь я хотел всего лишь свободы жить и трудиться самостоятельно, ни от кого не зависеть и чувствовать себя человеком.

В то время в СССР о равенстве и братстве народов Союза говорили повсюду: в газетах, по радио, в телевизионных программах и даже на собраниях политической информации, еженедельно проводимых на каждом советском предприятии. Да, люди жили в одном большом государстве, в едином обществе, дружили семьями и были равны в нищете и бесправии, трудясь ради прекрасного будущего. Но, видимо, свобода покинуть этот замкнутый круг в число достижений «светлого завтра» не входила.

Следующие полгода ушли на сражения с советской бюрократией. И я победил! После того как на очередном заседании Городского совета несколько депутатов публично стали на мою сторону, чиновники решили, что проще уступить, и кооператив «Свобода» обрел официальный статус. Все эти месяцы я не сидел без дела. Едва получив помещение, я собрал несколько ремонтно-строительных бригад и нашел первых клиентов, согласных за приличный откат дать работу моему подпольному, в прямом и переносном смысле, кооперативу. После открытия счета в банке и получения денег за авансом выполненные работы стало понятно, что «Свобода» приносит плоды, и банкротство мне не грозит. Вот так, с двадцати восьми рублей и неиссякаемой веры в себя начался мой предпринимательский путь.

Бизнес эпохи перестройки был специфичным. Делая ремонт, мы нередко делали приписки, в разы завышая объемы выполненных работ и использованных материалов. Потом делились излишками с заказчиками, директорами советских предприятий и учреждений, чтобы получать все новые заказы и все более крупные суммы «левых» доходов.

Так мы и строили по-свойски свой «коммунизм».

Бизнес рос, и вместе с ним рос круг моих новых друзей и знакомых. По вечерам я начал засиживаться в ресторанах, все больше угощал своих знакомых, заводил новых друзей. На халяву, каждый из них рад был проводит со мной время, делиться о разных жизненных ситуациях выпивая хороший коньяк.

Я все больше погружался в роль состоятельного бизнесмена, все меньше времени уделяя работе и во всем полагаясь на своих помощников. О том, что помощники меня грабят, я догадывался давно. Особенно усердствовал в этом один из моих водителей. Из уважения к его семье я не буду упоминать его настоящего имени, пусть будет просто Бек. Этого человека я ценил. Выполняя несложные поручения, он ни в чем не знал отказа. Бек становился наглее и в какой-то момент начал красть все, что попадалось ему под руку. Я закрывал на кражи глаза, надеялся, что он поймет мерзость своих поступков