Кино Моей Памяти

Автор Нана Кавтарадзе

Нана Кавтарадзе — филолог, преподаватель французского языка. Еще школьницей Нана Кавтарадзе снялась в роли юной невесты в знаменитой короткометражке Михаила Кобахидзе «Свадьба». Потом в легендарной «Мольбе» Тенгиза Абуладзе. Выпускница филфака тбилисского университета и мастерской Сергея Герасимова во ВГИКе жила среди людей, связанных с кинематографом.

О чем книга? О том кино, которое показывает нам жизнь, о ленте разворачивающихся перед нами и внутри нас событий: умей и успей лишь запомнить, ощутить, понять. И кем ты будешь в этом кино — оцепенелым наблюдателем или азартным и страстным участником — зависит от тебя самого и от даров, которые проливает на тебя небо. 

Нана описывает родной дом над Курой, дом киношников, его обитателей. Среди друзей и знакомых — Сергей Параджанов, Отар Иоселиани, Михаил Калатозов. Крестная — великая Натела Товстоногова.

Немало людей замечательных проходит по страницам — от княгини Киры Волконской до Натальи Ильиной, от Георгия Товстоногова до Мераба Мамардашвили. Но и множество других, без громких имен — учительниц французского, подруг, друзей, родных, описанных любовно и тщательно.

Через бытовые обстоятельства здесь смотрит время, через судьбы просвечивает история. И даже чисто женские, артистические ракурсы — как человек выглядел, как носил одежду, как был воспитан — сохраняют живыми давно канувшие моменты... ( Марина Токарева, НОВАЯ ГАЗЕТА)

"Эта книга - послание, Браво!" - Отар Иоселиани

"Bсё так плотно укутано в авторскую нежность..." Вадим Абдрашитов

• Язык: Русский
• Издатель: Publishdrive
• Дата выпуска: 9 нояб. 2021 г.
• ISBN: 9785950032332

Предварительный просмотр книги

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ...

Нана права, цитируя в эпиграфе, что «память – единственный способ иметь прошлое». Тем более в наше время и в нашей стране, где история непредсказуема. И единственная возможность Историю сохранить – это сохранить хроники частной жизни. Из нихто на самом деле и соткана История большая. Поэтому нет ничего дороже этих частных, личных, семейных историй. В другом эпиграфе Автор выделяет: «чтобы знать, куда идёшь, надо знать, откуда идёшь». Конечно, а сегодня помогает понять не менее сложное – где ты сейчас.

Но помимо этого знания Автор воссоздал в своих воспоминаниях Время, его атмосферу, причём так лирично, так осязаемо, так чувствительно, что, конечно, выдаёт в рассказчике писателя тонкого, наблюдательного, много и сильно чувствующего. И Время это материально, имеет цвет, запах, плоть. Её этюды при всей лиричности и акварельности глубоко обчувствованы и окантованы чёткой графикой исторического хода событий.

Невероятна плотность человеческих драм и трагических судеб, когда ниточки частных историй разрываются адскими центробежными силами ХХ века. И удивительна светлая печаль рассказчика – всё так плотно укутано в авторскую нежность.

«Невыразимая печаль

Открыла два огромных глаза…»

В книге много знакомых, друзей, коллег, художников, поэтов… И, как читатель, я тронут пониманием Автором драгоценности общения с ними.

И вот ещё что, очень важное, особенно сегодня, во времена антисанитарного общения с памятью о великих: воспоминания Наны густонаселённые – родными, близкими, друзьями, просто знакомыми – и соседи там, и родители, и знаменитости… И ни о ком из них нет у Автора ни единого плохого слова, не сказано даже двусмысленности, нет намёка на многозначительное умолчание. Нана – человек открытый жизни и искренне благодарный этой жизни за встречи с другими людьми, за пересечение судеб, за соседство в Истории – здоровое, ясное, благородное и благодарное пребывание во Времени.

Вадим Абдрашитов

НАЧАЛО

Я родилась в городе, который бабушка называла Тифлисом. Пастернак описал Тифлис так, как увидел и ощутил:

Я видел, чем Тифлис

Удержан по откосам,

Я видел даль и близь

Кругом под абрикосом.

Он был во весь отвес,

Как книга с фронтисписом,

На языке чудес

Кистями слив исписан.

По склонам цвел анис,

И, высясь пирамидой,

Смотрели сверху вниз

Сады горы Давида.

Я видел блеск светца

Меж кадок с олеандром,

И видел ночь: чтеца

За старым фолиантом.

Рождение свое я, конечно, не помню. В день моего рождения, 28 апреля, город моего детства, город, где жили и живут замечательные люди, был в полной красе цветения и весенней прелести.

ПРЕДОК. ИСТОРИЯ ОДНОЙ ФОТОГРАФИИ

Чтобы знать, куда идти,

нужно знать, откуда идёшь.

Композитор В. Гаврилин³

– Но для чего же мы не делаем как купцы? На лубок не срубаем сад? – возвращаясь к поразившей его мысли, сказал Левин.

– Да вот, как вы сказали, огонь блюсти. А то не дворянское дело. И дворянское дело наше делается не здесь, на выборах, а там, в своём углу. Есть тоже свой сословный инстинкт, что должно или не должно. Вот мужики тоже, посмотрю на них другой раз: как хороший мужик, так хватает земли нанять, сколько может. Какая ни будь плохая земля, всё пашет. Тоже без расчёта. Прямо в убыток.

– Так и мы, – сказал Левин.

– Очень, очень приятно было встретиться...

Лев Толстой. «Анна Каренина»

Дедушку моей бабушки Анны звали Тариэл Георгиевич. Имеретинский дворянин среднего достатка, всю жизнь провёл в имении. Богатым не был, но и в бедности не жил. Трудиться не стеснялся, деревенскую жизнь любил. Рассказы бабушки Анны о своём дедушке сопровождали моё детство. В начале семидесятых годов прошлого века в литературном журнале напечатали воспоминания внучатой племянницы Тариэла Георгиевича, Русудан Николадзе, под заглавием «Дедушка Тариэл». Слышанные мною рассказы оживились фактами. Появилось ощущение, будто я бабушкиного деда видела, даже знакома была с ним. Даты рождения и смерти моего далёкого предка мне не известны. Он был человеком ХIХ столетия. Не болел, но до глубокой старости не дожил. Оставил после себя порядок в хозяйстве и не оставил долгов.

В 2003 году в «Утренней газете» за 14 января появился материал того же автора с портретом Тариэла Георгиевича под заголовком «Фотография Тариэла Лордкипанидзе для Альфонса Доде». В скобках: «Фрагмент из книги воспоминаний». Фрагмент в чёмто дополнил портрет «знакомого» предка. Газету мне прислали из Тбилиси.

Тариэла Георгиевича знали в губернии. Представители всех сословий относились к нему с большим почтением. Близко знавшие любили. Особенное уважение он заслужил своими учёными сыновьями. Их было четверо, все окончили университеты, чем пожилой дворянин очень гордился.

Илларион (отец моей бабушки Анны) – известный педагог, математик, автор первого учебника по геометрии на грузинском языке. В разное время был директором мужских гимназий – в Баку, Кутаиси⁴ и Тифлисе. Константин – известный врач, терапевт⁵, главный врач и руководитель больших клиник в Баку и Тифлисе. Константин Тариэлович был награждён орденом труда, и ему был преподнесён экипаж, в пожизненное пользование. Третий сын, Виссарион, имел техническое образование инженера путей сообщения. Давид, самый младший, был учёным агрономом, поселился в имении Диди Джихаиши и, наверное, помогал отцу по хозяйству.

Сыновья уважали, любили отца, считались с ним. Часто навещали. Гостили семьями. Замечательного дедушку Тариэла любили не только сыновья, но и племянники. А внучатые племянники с племянницами испытывали к пожилому родственнику самые тёплые чувства! Как видно, было за что. Близость Тариэла Георгиевича к родственникам или просто к людям возникала, как мне кажется, вследствие его дара любить и, конечно, из общности душевной и сердечной. Широкоплечий, ростом чуть выше среднего, стройный. «Вот порода!» – восхищались Тариэлу Георгиевичу вслед. Рано поседевшие волосы, коротко подстриженные, «под ёжик», как сказали бы теперь, подчёркивали красивую форму головы. В один прекрасный день решив, что старость наступила окончательно, Тариэл Георгиевич отпустил бороду. Отец четырёх сыновей рано овдовел, но о женитьбе не могло быть и речи, об этом знали все. Тариэл Георгиевич хорошо рассказывал. Его с удовольствием слушали. Выразительно произносил каждое слово, уважая того, с кем вёл беседу, будь то ребенок или взрослый, крестьянин или дворянин. Тариэл Георгиевич радовался общению, и радость передавалась тому, с кем он общался. О памяти его рассказывали чудеса. Будто Тариэл Георгиевич знал наизусть поэму Руставели «Витязь в тигровой шкуре» (наверное, знал много, но, наверное, не всё… Так я предполагаю, хотя… бывает всё). Он умел точно объяснить родственные связи, разматывая сложные плетения с рождениями, крестинами, браками и смертями. Вставал Тариэл Георгиевич чуть свет. По хозяйству почти всё умел и почти во всём разбирался.

В 1889 году племянника Тариэла Георгиевича, сына родной сестры, Георгия Л.⁶, молодого литератора, критикующего существующие порядки, арестовали. Осудили: «На пять лет в Сибирь». Дядя, обожавший Георгия, негодовал, возмущался, переживал. И вот, семья и родственники собрались ехать в Кутаиси проститься с осуждённым. Тариэл Георгиевич категорически отказался от поездки. Не пойдет он на поклон к жандармам и палачам! Ни за что! Если хотят помочь, если уважают его, пусть устроят прощание с племянником в имении. Помогли. Кто помог, точных сведений нет. Наверное, это и не так важно⁷.

В экипаже для заключённых, в сопровождении двух жандармских офицеров, арестованного доставили в имение дяди. Заключённый недолго находился в доме. Дядя с племянником вышли во двор, члены семьи, близкие родственники следовали за ними. Двор был почти полон, крестьяне, соседи, пришли с детьми и стариками. Началось прощание перед отправлением. Слышны были всхлипывания, вздохи и охи. Мужчины покашливали, останавливая навернувшуюся на глаза слезу, а когда дядя последним обнял племянника и долго держал его в объятиях, даже жандармские офицеры виновато опустили головы.

Тариэл Георгиевич возненавидел Кутаиси, заманить его туда было невозможно! Через несколько месяцев после ссылки племянника из Тифлиса в имение доставили щенка, сибирскую овчарку. Тариэл Георгиевич радовался, как ребёнок. «Представляете, сибиряк!» Так и прозвали щенка – Сибиряк. Щенок вырос в огромного пса, который обожал своего хозяина. Утром, выйдя на балкон, хозяин приветствовал четвероногого друга сначала по-русски, потом по-грузински, собака отвечала довольным, негромким лаем. Почему Тариэл Георгиевич приобрёл сибирскую овчарку, об этом никто его не спрашивал. Выбор породы щенка был связан с местом ссылки племянника. Что могло это значить для дяди? На этот вопрос мог ответить, наверное, только он сам, дядя Тариэл.

В книге Русудан Николадзе пишет о том, что её отец Николай (Нико) Николадзе⁸, построив дом рядом с домом двоюродного брата матери Тариэла, сделал в боковой ограде калитку, чтоб легче и быстрее приходить к дяде, которого любил и с которым постоянно общался. Нико Николадзе учился в Петербурге, в Париже, в Цюрихе. В Париже он близко сошёлся с замечательным писателем Альфонсом Доде, приглашал его приехать в Грузию, погостить в деревне, но Доде отклонил приглашение на неопределённое время, по личным причинам, однако попросил об услуге, вот какой: сделать и прислать ему, или привезти, как можно больше фотографий типажей, людей разных сословий, мужчин, женщин и непременно портрет дяди, о котором Нико, как видно, интересно рассказывал. Нико Николадзе обещал исполнить просьбу. Приехав в имение, племянник захотел отвезти дядю в Кутаиси, чтобы сфотографировать его в фотоателье, но… получил решительный отказ! В город Кутаиси дядя не поедет! Николай понял, что надо будет привезти фотографа в имение, иного выхода нет.

На следующий день, чуть за полдень, с просёлочной дороги на аллею, ведущую к дому Тариэла Георгиевича, свернул всадник, ехавший рысцой. В нём можно было узнать Николая на любимом коне по кличке Сократ. За всадником немного отставал экипаж, нагруженный аппаратурой, рядом с которой сидел фотограф – хозяин лучшего фотоателье в Кутаиси.

Фотограф пришёл в восторг от объекта съёмки, пожилого красавца в белой лезгинке, который стоял на балконе и ждал гостя. Сфотографировать хозяина оказалось очень непросто – сниматься он не хотел. Сначала гостя вкусно накормили, после чего ему положено было отдохнуть, отдых плавно перешёл в ужин, и только переночевав, на следующее утро, после завтрака, фотограф снял гостеприимного, но своенравного дворянина!

Нико Николадзе сдержал слово, отвёз обещанные фотографии в Париж. Альфонс Доде к тому времени был тяжело болен. Интерес замечательного французского писателя и воспитанная привычка исполнять данное обещание сделали возможным для меня увидеть далёкого предка.

Из отрывка, напечатанного в газете, я узнала, что с фотографии был сделан рисунок карандашом, а сама фотография хранится в музее Альфонса Доде в Париже. Выцветшая небольшая фотография из фотосессии, о которой шла речь выше, всё мое раннее детство висела над письменным столом, за которым я делала школьные уроки, в нашей с бабушкой квартире в доме на маленькой, старой Тбилисской площади, с неподходящим к ней совершенно названием – Советская.

____________________

³ Гаврилин Валерий Александрович (1939–1999). Русский, советский композитор. Цитата из книги «Слушая сердцем…» Издательство «Композитор», Санкт-Петербург, 2005.

⁴ Учеником Иллариона Тариэловича в Кутаисской реальной гимназии был Андриа (Андрей) Размадзе, известный в будущем математик.

⁵ Константин Тариэлович Лордкипанидзе окончил Харьковский университет, работал ординатором у известного профессора К. Крымова. Работал в Грузии, в Баку, опубликовал более шестнадцати трудов большого значения в лечении брюшного тифа, желудочной ахилии, лёгких. В 1919 году возглавил Тбилисскую первую городскую больницу, продолжая активную научную работу. В 1928 году К. Лордкипанидзе было присвоено звание Героя Труда. К. Лордкипанидзе был человеком высокой эрудиции и культуры, он первым применил на Кавказе искусственный пневмоторакс в лечении туберкулёза. К. Лордкипанидзе пользовался большим уважением, авторитетом и любовью и в Баку и в Тбилиси. (Из книги: «Медицина Грузии». Издательство «Ганатлеба», Тбилиси, 1986.)

⁶ Георгий Ласхишвили (1866–1931), публицист, редактор, общественный деятель, один из лидеров социалистов-федералистов, был министром народного просвещения в правительстве меньшевиков во время недолгого существования независимой Грузии. После возвращения из Сибирской ссылки в 1894 году активно занимался общественнополитическими вопросами, связывая их с журналистской деятельностью.

⁷ Существовала версия, что Тариэлу Георгиевичу осуществить прощание с племянником в имении помог князь Илья Чавчавадзе, классик грузинской литературы и общественный деятель.

⁸ Николай (Нико Николадзе) (1843–1928), публицист, просветитель, общественный деятель. Известен в первую очередь участием в различных экономических и социальных проектах своего времени. Николай Яковлевич печатался в журнале «Современник» (1864). В 1878 году основал в Тифлисе ежедневную газету «Обзор». В начале 1880 года принимал участие в «Отечественных Записках». Учился в Петербурге, Париже, докторскую диссертацию защитил в Цюрихе.

⁹ Альфонс Доде, французский писатель, классик.

«ДВЕ ИЛИ ТРИ ВЕЩИ, КОТОРЫЕ Я ЗНАЮ О НЁМ...»

Ленин узаконил террор, создал психологическое и учебное «пособие» для населения: убивать можно. Сталин воспринял и развил навык убивать людей с помощью резолюции. Эти резолюции «отменяли» десять заповедей – народ пытались лишить совести.

Александр Сокуров, кинорежиссёр,

«Известия», 6 марта, 2003

Отца моей мамы Петра Ивановича я не могла знать, он пропал¹⁰ задолго до моего рождения. Я – Петровна и ношу его фамилию. Почему так? Виновата история нашей страны, возможно, ещё что-то, суть вовсе не в том, кто виноват, а почему так случилось и каков итог.

Название моего рассказа не я придумала – это кино. Фильм Годара «Две или три вещи, которые я знаю о ней».

Трюффо написал о Годаре и назвал своё сочинение: «Две или три вещи, которые я знаю о нём».

У меня название и образ, и суть. Действительно, я знаю о нём, моем отце по паспорту, а на самом деле дедушке, так мало, что знание можно обозначить именно так – «две или три вещи».

Две фотографии висели на стене, возле кровати бабушки.

Я рассматриваю их...

На одной выцветшей – совсем молодой гимназист, на другой – молодой человек у окна, его не очень хорошо видно, угадывается привлекательная внешность, большие глаза, можно предположить задумчивость... Или грусть, что иногда одно и то же.

Приведу выдержки из предисловия к книге переводов Петра Ивановича¹¹:

«Пётр Иванович К. принадлежал к лучшим представителям грузинской гуманитарной интеллигенции. Родился в Имерети, в деревне Зоврети в 1883 году. Начальное образование получил в семье, довольно состоятельной и культурной. В двенадцать лет поступил в классическую гимназию в городе Кутаиси, окончив её с отличием (золотая медаль) в 1903 году. Во время учёбы в гимназии его увлечением и сферой интересов стали литература – русская, грузинская и классические языки»

«…после окончания гимназии Пётр Иванович поступает в Петербургский университет, на юридический факультет, во время учёбы женится на дочери известного педагога Иллариона Лордкипанидзе – Анне, студентке Петербургского Женского Медицинского Института. Эта молодая семья превратилась в небольшой культурный центр, место встреч передовой грузинской студенческой молодежи»

«…интересы Петра Ивановича углублялись, он продолжал занятия классическими языками, начал собирать материалы для русско-грузинского словаря и для словаря юридической терминологии»

«…Пётр Иванович был известен, как блестящий юрист, адвокат, замечательный оратор»

«…его литературная, переводческая деятельность началась ещё в студенческие годы»

«…когда по решению правительства в 1933 году собрался коллектив известных учёных и литераторов для составления нового русско-грузинского словаря, редактором назначен был Пётр Иванович. Он редактировал весь лексический материал, он же взял на себя фразеологию и все примеры (400 000 слов). Новый словарь представляет собою большой шаг вперёд, после известного словаря профессора Чубинишвили. Словарь вышел в издательстве Тбилисского государственного университета в 1937 году, это значительный памятник, в построении которого вклад Петра Ивановича огромен. Будущий путь развития грузинской лексикографии не сможет его обойти»¹².

Предисловие к книге «Переводы греческих и римских авторов» (1962 г.) написано близким другом Петра Ивановича, блестящим литератором, переводчиком Геронтием Кикодзе.

Редактировал книгу переводов эллинист – Пантелеймон Берадзе. Переводы Петра Ивановича стали достоянием читателя, для которого они были предназначены. Книга оригинальных переводов греческих и римских авторов превратилась в ещё одно вещественное доказательство – жизни и творчества моего деда.

В Париже я узнала от старой и доброй знакомой Петра Ивановича , что его в Петербурге, в кругу близких знакомых, между собой называли Чёрным бриллиантом. «Редкий, замечательный, неподражаемый!» – сказала старая дама¹³. Я смотрела на фотографии, едва понимая, что этот молодой человек – мой дедушка, родной, близкий, исчезнувший, пропавший…

Украденный у меня – Чёрный бриллиант.

____________________

¹⁰ Был арестован в августе 1938 года, сослан в один из лагерей ГУЛАГа (Потьма): «10 лет, без права переписки».

¹¹ «Переводы греческих и римских авторов»: Софокл, Лисий, Платон. Цицерон, Саллюстий, Овидий. Государственное издательство «Советская Грузия», 1962.

¹² Перевод с грузинского Н. К.

¹³ Мелита Чолокашвили, грузинская княжна, училась в Петербурге. В 1922 году эмигрировала во Францию. Мелите посвящали стихи, романсы. Художники писали её портреты. Лучший портрет Мелиты кисти Савелия Сорина – «Мелита».

ЕЁ ЗВАЛИ АННА¹⁴

По инициативе и при личном участии мэра Санкт-Петербурга Валентины Ивановны Матвиенко городу, сестре Георгия Александровича Товстоногова – Нателе Александровне, всем, кто не раз ощутил на себе магию Большого Драматического театра им. Горького (ныне имени Г.А. Товстоногова), был преподнесён подарок – памятник Георгию Александровичу Товстоногову.

Его поставили в чудном маленьком сквере, под окнами квартиры, где жил замечательный петербуржец и где в квартире рядом жила его сестра, вдова Евгения Лебедева, большого актёра и человека. Об открытии памятника нигде не было объявлено. Пришли, кому сказали, кто случайно узнал. Замечательные лица разных возрастов. У многих после слова, произнесённого Олегом Басилашвили, появились слёзы.

Поднялись домой, выпить чай или кофе, посидеть немного на знаменитой кухне Товстоноговых. Стол был накрыт для лёгкого второго завтрака, был примерно час дня. Речь зашла и о Грузии, конечно. Натела вдруг вспомнила и сказала: «Вы знаете, бабушка Наны, Анна Илларионовна, по словам моей мамы, была одной из самых красивых женщин в Петербурге, она училась в Женском Медицинском Институте, а мама в консерватории. Кроме красоты Анне была присуща настоящая царственность. Необыкновенная была женщина!»

Век тому назад «Вечерние Петербургские Ведомости» за 31 января 1910 года, в материале «Грузинский праздник», писали о красивой студентке Женского Медицинского Института. Приведу отрывки:

«…Вчера на празднике в Дворянском собрании я захотел жить прекрасной сказкою и с мечтою остановился у высокой плоской башни – обиталища великолепной царицы Тамары...

Она глядела ласково из-за окна, увешанного тёплыми, обильно-узорными коврами: чёрные волны сбежали ниже плеч, золотистыми искрами горели белые ткани, и гордая корона обнимала легендарную головку... а сколько цветов у черноокой царицы! Не отходи, чтоб не развеять сказки, не отводи глаз от нея, чтоб не осыпались грёзы... И вдруг писклявый голосок, рядом со мною:

– А... посмотрите... это же наша медичка! M-elle Лордкипанидзе! Волшебная Тамара с глазами агатами, священная в своей красе...»

И ниже – подпись: Вас. Р.

Многие рассказывали мне о красоте моей бабушки, о доброте её, о безупречной порядочности, о замечательных человеческих качествах, увлечённо рассказывали¹⁵. Она же была увлечена жизнью, не собой. Любила свою профессию, близких. Помню её читающей за столом. Помню постоянно помогающей людям. У неё был свой мир, своя территория, а у меня было ощущение, что с ней рядом не страшно ничего! Она вылечит от всего. Защитит от всех. Объяснит всё. Бабушка умела меня слышать, а я слушалась её, потому что очень уважала и любила. Обидеть её я просто не могла, не считала возможным!

Анна рано покинула меня, оставив в печали! Она этого не хотела, и то, что случилось, от неё не зависело, но я всё равно «обиделась»!

Это, конечно, было несправедливо, я знаю, но тогда…

Обида ушла, а воспоминания о бабушке никогда меня не покинули, они со мной.

Ещё немного об Анне, о моей бабушке, удочерившей меня.

«…После восстания 1924 года¹⁶ из участников спаслись немногие. С. Залдастанишвили и Ш. Амирэджиби¹⁷ скрывались. Бунтов- щикам грозил расстрел. Когда друзья, собрав деньги, договорились в Батуми с лодочником, что тот в назначенное время перевезёт беглецов в Турцию, бабушка решила поехать вместе с ними до Батуми. Все трое ехали в разных вагонах из соображения безопасности.

Родственник Анны, известный в Батуме врач, по её просьбе устроил большое застолье, пригласив мэра города и всех городских начальников на званый ужин. Пир удался на славу, а беглецы уплыли на рассвете к другим берегам. Бабушка послала на домашний адрес телеграмму: «Свадьба состоялась», что означало: «всё в порядке».

Из воспоминаний моей мамы, напечатанных в журнале «Цискари» № 12, за 1998 год¹⁸.

Там же: «…Во время учёбы в Петербурге студенты грузины в благотворительных целях устраивали концерты и литературные вечера, а собранные средства шли на помощь малоимущим студентам. Однажды решили пригласить Собинова¹⁹. Он всегда соглашался петь безвозмездно, если позволял график.

Студенты, собрав деньги, купили красивый, небольшой ковёр и с подарком сопроводили Анну к знаменитому певцу просить спеть на концерте. Собинов согласился, но подарок брать не хотел, Анна смогла уговорить его. Спустя годы Собинов приехал в Тифлис на гастроли. Концерты имели неслыханный успех. Перед прощальным банкетом певец спросил одного из организаторов званого ужина в его честь, не знает ли он Анну Л., которая училась в Петербургском Женском Медицинском Институте, и, получив положительный ответ, попросил непременно пригласить её на банкет. Анну Собинов сразу же узнал, предложил сесть рядом и сказал во всеуслы- шание, что коврик, подаренный ею, висит у него над кроватью и напоминает ему Анну. Потом он пригласил Анну на танец».

В той же публикации: «…недавно мне передали письмо Григола Робакидзе²⁰ от 20 июля 1962 года, адресованное сестре Лиде, присланное им из Женевы: Анико К. вспоминается мне не редко, она была очень красивая. Уверен, и годы спустя её краса не померкла. Ей характерно светлое благородство, сердечность. Петя, муж её, о кончине которого я в своё время узнал, близкий был мне человек. Настоящий, во всех отношениях. Достойный, мудро мыслящий и щедрый».

Ираклий К.²¹, наш близкий родственник, в своей книжке воспоминаний, полной нежной любви к родному городу Тбилиси и близким ему людям, изданной его племянницей Наной, пишет: «…мне было десять лет, Анико²² посадила меня в экипаж, и мы поехали проведать Серёжу,²³ в Метехскую крепость²⁴.

Анико и Серёжа долго беседовали...

Серёжа уговорил Анну попросить Жордания²⁵ отпустить его к ней на день рождения, который должен был отмечаться через несколько дней. Он был уверен, что Ной Жордания из уважения к Анне согласится. Он не ошибся. Анна обещала исполнить просьбу деверя, с которым дружила со студенческих лет.

На следующий день она написала письмо Ною и послала маленького Ираклия домой к Жордания, жившим поблизости. Письмо Ираклий передал, его попросили подождать. Спустя немного времени мальчику вручили ответ. Это было письмо Жордания в Метехскую крепость: «Освобождаю Сергея Кавтарадзе из тюрьмы, на три дня. Поручается за него Анико Кавтарадзе»²⁶.

Как-то, я была, наверное, во втором классе, мы шли с бабушкой по улице Камо²⁷. Из хинкальной²⁸, которая находилась напротив ворот двора издательства, вышел человек с бородой, в сером плаще и, увидев бабушку, направился к ней, он качался. Мужчина взял её руку, поцеловал, а потом