Гьяк: Сборник рассказов

Автор Димосфенис Папамаркос

Сборник «Гьяк» — самое известное на сегодняшний день произведение молодого греческого писателя Димосфениса Папамаркоса. Предлагаемая вниманию читателя книга — первый опыт перевода всего сборника рассказов. Теперь услышать истории героев Папамаркоса, вернувшихся с греко-турецкой войны 1919—1922 гг. и пытающихся осмыслить этот опыт, могут не только соотечественники писателя, но и русскоязычная аудитория. Книгу перевела Ксения Климова.

• Язык: Русский
• Издатель: ОГИ
• Дата выпуска: 16 сент. 2023 г.
• ISBN: 9785942828653

Предварительный просмотр книги

Димитрис Яламас. От редактора

Сборник рассказов Димосфениса Папамаркоса «Гьяк» — это жесткая книга. После ее прочтения ты чувствуешь такую же боль и такое же онемение в теле, как после просмотра одного из первых фильмов Йоргоса Лантимоса или после прослушивания Третьей симфонии Густава Малера в исполнении Теодора Курентзиса. Ты снова возвращаешься к прочитанным страницам с воображением, возбужденным абсурдом, насилием, неотвратимым злом, которые разбивают вдребезги чувствительность современного человека. Его герои — одновременно и палачи и жертвы — превращают читателя в своего немого отца-исповедника и вместе с тем — в соучастника своих греховных поступков, попутчика в поиске выхода как из темного круга «крови» (гьяк на арванитском наречии означает «кровь»), так и из еще более темного круга, где слышится невнятный шепот истории.

Главные герои рассказов Папамаркоса — солдаты, воевавшие в греко-турецкой войне 1919—1922 годов, но все, что происходит в его рассказах, могло произойти на любой войне, с любым врагом, в любой исторический момент. Папамаркос пишет о неизвестном солдате, вернувшемся с войны, которая всегда высвобождает в человеке жестокость. Он заостряет внимание на тех пограничных состояниях, когда солдат возвращается в город, в деревню и в свою семью, но продолжает носить в себе всю дикость кровавой резни. Это привыкший к крови человек. Заложник архетипических инстинктов, он становится мстителем, палачом своих личных врагов, мясником в мирное время. Персонажи рассказов Папамаркоса — это крайние случаи, именно те, о ком умалчивает общественная история. Этих персонажей писатель благоговейно ставит в ряд с нашими любимыми дедами, с почтенными деревенскими стариками, которые по воскресеньям надевали праздничную одежду и шли в церковь, а потом сидели в кофейне, смотрели на нас с добротой и любовью в глазах и рассказывали нам разные истории из своей жизни… И мы так никогда и не узнаем, как они сами были связаны с «кровью».

В эту жестокую игру памяти и сознания вводит нас оригинальный и сильный художественный текст Папамаркоса, и он добивается своей цели, потому что язык, на котором говорят люди в его книге, — это грубый и резкий язык человека из доиндустриального, маленького и закрытого общества, это просторечный деревенский говор. Мы больше не говорим на таком языке, но он отпечатался в нашей памяти как язык маленьких сообществ, которые составляли греческий мир, каждое — со своими различными традициями и говорами, со своими трагическими историями, со своими закрытыми границами, со своими секретами.

Рассказы из сборника «Гьяк» являются признанными в Греции литературными произведениями, а некоторые из них уже переведены на английский, французский, немецкий, итальянский и польский языки. Настоящее издание на русском языке будет первым иностранным изданием всего сборника рассказов целиком. Его перевод был делом совсем не простым. Язык Димосфениса Папамаркоса — это язык разговорный, с диалектными элементами из арванитского говора, с отсылками к разным особым социальным отношениям, к обычаям и традициям сельскохозяйственных сообществ современного греческого мира. С этой точки зрения ответственность переводчика и сложность самого произведения очевидны. Эллинист и этнолингвист К. А. Климова, обладающая многолетним опытом исследования балканских традиций, была идеальным человеком для передачи такого материала и смогла, в сущности, коснуться сути языка Папамаркоса и достичь в русском переводе поразительного результата.

Ксения Климова. Кровавые законы греческих арванитов

Герои рассказов Папамаркоса — арваниты. Так в Греции называют особую субэтническую группу исторических албанцев, православных по вероисповеданию, которые переселились на территорию современной Греции в XII–XV веках. В других регионах Балканского полуострова, а иногда и за его пределами, их принято называть арнаутами. Греческие арваниты говорят на специфическом старом диалекте албанского языка — арванитском, и именно на нем общаются между собой герои рассказов этого сборника. К нынешнему, XXI веку большинство арванитов эллинизировалось настолько, что немногие могут вспомнить свое этническое происхождение, а арванитский язык сейчас находится на грани исчезновения, как и многие другие так называемые малые балканские языки, на которых сейчас, в современном глобализированном мире, хорошо изъясняются только люди старшего возраста, в то время как молодежь и дети знают преимущественно всего несколько бытовых фраз, а в повседневной жизни используют новогреческий язык. Ассимиляция арванитов проходила в Греции на протяжении долгого времени, большинство из них еще со средних веков были двуязычны, они одинаково хорошо владели и родным арванитским, и греческим языками. В отношении этнического самоопределения для этой группы можно выделить два уровня: на уровне микрорегиона, внутри своей общины, они позиционировали себя как арваниты; а на более широком уровне, общегреческом, — как греки, при этом это никогда не вызывало у них никакого когнитивного диссонанса. Многие известные герои греческого восстания за освобождение от османского ига в 1821 году были арванитами: Маркос Боцарис, Одиссеас Андруцос, Ласкарина Бубулина. Арванитского происхождения были и знаменитые греческие деятели искусства, такие как актриса Мелина Меркури, певица Сотирия Беллу, поэт Никос Энгонопулос.

В книге «Гьяк» арваниты в составе греческой армии сражаются с турками во Второй греко-турецкой войне 1919—1922 годов (примечательно, что ни в Греции, ни в Турции эта война не имеет такого названия: греки называют ее Малоазийским походом, а турки — Западным фронтом в Войне за независимость). В начале военной кампании греческая армия постепенно завоевывала все новые территории, так что к 1921 году греки захватили почти всю западную часть Малой Азии, где тогда проживало значительное число греческого населения. Однако закончилась эта война в 1922 году полным разгромом греческих войск и большой гуманитарной трагедией — греко-турецким обменом населением, или, как ее называют сами греки, Малоазийской катастрофой. Около 1,5 миллиона греков были изгнаны с турецких территорий и насильно перемещены в Грецию, а около 600 000 мусульман были принудительно выселены с греческих территорий и перемещены в Турцию.

Каждый из рассказов сборника «Гьяк» (за исключением, пожалуй, только «Баллады», посвященной мифопоэтическому объяснению того, почему же покойники, уже давно лежащие в земле, никак не находят упокоения) повествует о событиях, произошедших на той войне, далеко, в Малой Азии, но имеющих очень важное значение в нынешней жизни героев. Каждый из них страдает от посттравматического синдрома, приобретенного там, в Малой Азии, но сквозь конкретные истории мы видим, как вместе с героями произведений Папамаркоса страдают все солдаты, пришедшие с войны — была ли она с греками, турками, немцами, афганцами, арабами, вьетнамцами, — а вместе с ними страдаем и мы.

Однако, помимо жестокости и крови, которые неизбежно сопутствуют любой войне, здесь мы наблюдаем действие и других кровавых законов — негласных законов традиционных этнических сообществ. Священный арванитский «Канун», средневековый албанский свод моральных канонов и правил поведения, в арванитском обществе гораздо важнее любых официальных законов. Именно «Канун» предписывает всегда мстить за пролитую кровь: «одна кровь» — убийство мужчины, «половина крови» — убийство женщины. Традиции вендетты в греческом мире характерны не только для арванитов, до недавнего времени они были очень распространены и на Крите, и, в особенности, в греческом регионе Мани (Южный Пелопоннес). Когда кого-то убивали, семья должна была отомстить, убив либо самого убийцу, либо другого мужчину из этого же клана; в ответ представители первой семьи могли убить следующего мужчину — и кровная вражда затягивалась на долгие годы. Доходило до того, что мужчины, опасаясь за свою жизнь, много лет подряд отсиживались в специально построенных для этих целей высоких каменных башнях рядом с домом, а всю работу выполняли женщины и дети.

Герои рассказов Папамаркоса находятся в очень сложном положении, на перекрестке двух миров, в каждом из которых действуют жестокие законы «крови»: это с одной стороны война, а с другой — традиционный мир, определяемый «Кануном». Ни один из этих миров невозможно гармонизировать с миром современным — миром глобализации и новых гуманитарных ценностей. Ценности героев «Гьяка» основаны на защите «своих», на поддержании любой ценой как семейного, так и этнического единства, хоть эта цена зачастую — смерть «чужого», будь то убийца, посягнувший на члена семьи, турецкий враг на поле боя или мирные жители: ходжа, призывающий к молитве, женщины и старики из турецких сел, которые просто по определению были «чужими».

Все истории, описанные в книге, представляют собой «рассказ в рассказе», поскольку мы всегда понимаем, что рассказаны они были не лично нам, не самому читателю, а какому-то другому человеку: будущему тестю, родственнику, другу, священнику, местной проститутке, попутчику… Мы словно подслушиваем откровенный разговор двух близких людей, тот разговор, где можно сказать всю правду, какой бы горькой она ни была. Это создает особое ощущение причастности к сокровенному.

Все герои рассказов «Гьяка» вернулись с войны, из Малой Азии, куда они отправились из своих родных мест, куда они никогда бы не попали, если бы не война, если бы не роковая необходимость. То есть все они побывали «на чужбине». В современной греческой традиционной культуре существует особое понятие «чужбина» (ξενιτιά) — это место, куда отправлялся кто-то из членов большой греческой семьи, когда уезжал на заработки или его перемещали туда насильно. В народном сознании «чужбина» превращается в некий мифологический топос, выходящий за рамки обычного мира. Родные места и чужбина в греческом фольклоре соотносятся между собой как обычный мир и загробный, потусторонний, Нижний мир. Этот образ в греческой традиционной культуре обладает фантастическими, сказочными чертами, на чужбине «все наоборот». Еще одна черта, отсылающая нас к фольклорному образу чужбины, — ее враждебность по отношению к герою, ведь в греческих народных песнях о чужбине герой всегда страдает, болеет и часто умирает там, не в силах возвратиться домой. Разве не таким же фантастическим и опасным топосом — «чужбиной» — предстает перед читателем Малая Азия, где воюют герои Папамаркоса? Возвращаясь с войны, все они на самом деле возвращаются «с того света», точно так же как «ходячие покойники» из «Баллады», и никак не могут найти себе места среди обычных людей. Может, именно поэтому Аргирис из рассказа «Нокер», не найдя успокоения в родном селе, отправляется в далекую Америку, снова возвращаясь на пусть уже и другую, но — «чужбину», так что Новый Свет превращается для него в «тот свет».

Гьяк[1]

Йоргосу Гусису, моему другу

Косы я тебе отрежу{1}

Ну, раз уж ты спросил, скажу тебе, Антонис. Так уж полагается, раз уж я пришел к тебе в дом и прошу у тебя то, что прошу. Только ты мне поклянись, что это останется между нами, дальше этого стола не пойдет. Я, ты, но больше — никто. Я не то чтобы стыжусь, но лучше, чтоб про это не прознали. Потом не удержать будет. Потерпи и поймешь, что к чему.

Сестру мою, Сирмо, ты помнишь. Да погоди, я не затем тебе рассказываю. Дай мне сказать. Сирмо, значится, и я были младшими. Был, конечно, еще Христофор, но он помер в годик-два, младенцем еще, Господь упокой его душу, мы даже и за брата-то не успели его принять. С Сирмо были мы ближе всех. Видишь ли, Стаматиса и Васи́лиса мать моя рано родила, и пока я немного подрос, они уже в женихах ходили. А мы последыши были. Я и Сирмо. Она была на четыре года постарше меня, да к тому же девчонка, и она лучше всех надо мной командовала. Вырастила меня короче, прямо так и скажем. Мать с отцом уходили по