Ночь

Автор Alexey Danilov

История полицейского недалёкого будущего, на глазах которого произошли исторические события: «кредит доверия родины», «жетоны согласия», а так же личная драма и преступления.

 

«.. Пожарный открыл было рот, но какое-то время не мог проронить ни звука. — Я понимаю, — наконец отозвался он, — вас чуть не убили, поэтому всё окрасилось в чёрное… — Да ни черта вы не понимаете! Зло должно быть наказано, и наказание должно быть равноценно вреду. Ни как иначе! — Но, это же дикость… Око за око, зуб за зуб! Вы же полицейский… Есть законы! — Как хорошо, что вы вспомнили о законах. Сейчас действует режим чрезвычайного положения, а значит, я поступлю, как сказал… без колебаний или сомнений. А вы готовы? Вы понимаете, что убийство никак не исправить. Какие бы законы, вы — воспитанный, современный человек не придумали, смерть не обратима! Каким законом вы собираетесь добиваться социальной справедливости? Какой закон вернёт ваших погибших товарищей? Убийство не обман и не грабёж, это высшая степень насилия, и единственное средство избавить остров от дальнейшего распространения смертей — обратить против убийц те же инструменты!..»

• Язык: Русский
• Издатель: Alexey Danilov
• Дата выпуска: 24 февр. 2024 г.
• ISBN: 9798224365906

Alexey Danilov

I'm 44+. I was born and live in Belarus. I am opposed to the ideas of parasitism, whether it be ideology or religion, therefore I do not work and do not benefit in any other way the parasitic regime of my country. Unemployed and have no income since February 2017. Music: https://soundcloud.com/nebenerus art :https://www.deviantart.com/alexfantom If you are interested in my work, distribute my books among your friends. Patreon and most payment systems in Belarus are blocked! ___________________________________________________________________________ Мне 44+. Родился и живу в Беларуси. Противник идей паразитирования будь то идеология или религия, поэтому не работаю и не приношу пользу иным способом паразитирующему режиму моей страны. Безработный и не имею дохода с февраля 2017 года. Музыка: https://soundcloud.com/nebenerus art: https://www.deviantart.com/alexfantom Если вам интересно мое творчество, распространяйте мои книги среди своих друзей. Патреон и большинство платежных систем в Беларуси заблокированы!

Предварительный просмотр книги

Содержание:

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

––––––––

...— Что с тобой? — возмутилась сестра, толкнув меня в плечо.

— Не спал всю ночь.

— Ты забыл, что твоего племянника призывают?

— Нет, не забыл.

— Так чего же ты жалуешься? Или у тебя племянников дюжина? Скажи ему что-нибудь... подбодри.

Я посмотрел на стройного, хорошо сложенного, молодого мужчину, стоящего у перил пристани, и развел руками.

— Он совершенно точно не нуждается в моих нравоучениях.

— Но я волнуюсь... если для тебя это что-нибудь значит.

— Не нужно волноваться! — грянул командирский голос полковника Штерна.

В угловатой фуражке, сурового вида, военный комендант города появился внезапно, поэтому сестра дернулась всем телом, вонзив пальцы мне в руку.

— Доброе утро, господин полковник, — приветствовал я, зевнув, — а вам-то чего не спится в пять утра? Вышли воздухом подышать?

Военный провел ладонью по гладко выбритому лицу, едва коснулся седых висков, а потом смахнул с широкой груди невидимую пылинку, и тогда я понял, что для него эта поездка такая же судьбоносная, как и для моего племянника. Новый китель сидел на нем, как влитой, а планка немногочисленных знаков отличия сияла лаком.

— Неужели пришло время? — усмехнулся я.

Полковник качнул головой, а затем вздернул подбородок и произнес:

— Уверен, что страна не ошиблась в своем выборе.

Я и сестра переглянулись. Если для неё наш разговор был завуалирован с самого начала, то даже я не ожидал такого поворота.

— Разве так встречают пенсию? — спросил я неуверенно.

— Какая пенсия, сержант? — удивился военный комендант. — Я наконец стану генералом.

— М-да... — вздохнула сестра, — в нашем городе генералов еще не было.

— Не уверен, что генерал захочет остаться на острове, — предположил я.

— Я не знаю, каковы планы штаба, но, уверяю вас, Клифстон не брошу на произвол судьбы...

— Значит, субботние стрельбы гражданской обороны не отменяются? — спросил я с иронией, так как прежде, комендант и, по совместительству начальник гражданской обороны острова, очень огорчался малому числу желающих повысить навыки стрельбы.

— Стрельбы никуда не денутся! — отрезал тот.

После непродолжительного молчания полковник заметил приближающийся паром и скомандовал единственному призывнику:

— Отбывающим на срочную военную службу построиться!

— Джеки, ну ты и болван! — сказала сестра, когда в клубах утреннего тумана исчез паром, вместе с будущим генералом и, без пяти минут, солдатом.

Я не хотел спорить, поэтому держался позади.

Ночь прошла в наблюдении за лодками местных браконьеров, и я чертовски устал, поэтому спешил скорее оказаться в своей холостяцкой кровати. Однако, не подумайте, что наш город кишит желающими поживиться ресурсами матушки природы. Рыба в наших местах ловилась невкусная (если не больная), но на «большой земле» дельцы неплохо наживались на простодушных гражданах, не забывая наградить их пищевым расстройством.

Широко шагая, сестра быстро поднялась по ступеням на городскую набережную, а потом обернулась и махнула рукой. Это не было прощание, хоть мы и жили в разных уголках Клифстона, виделись регулярно. Джуди была раздосадована. Она хотела услышать слова поддержки, что с её сыном ничего страшного не случится. А я просто не мог ей врать.

— Пока военные трясутся в ожидании пенсии, с твоим сыном ничего не случится! — крикнул я вдогонку.

Сестра замерла, подождала меня, а потом, подхватив под локоть, сказала:

— Пусть так, но я тебе волосы выдеру, если что-то случится.

«Уже случилось», — подумал я, но промолчал. — «Пойти-то он пошёл, даже вполне добровольно, и армия в его лице получит ценного и незаменимого бойца, но это будет несколько позже».

Моя добродушная и жизнерадостная сестренка понимать всё это не обязана.

Кстати, только ей позволено называть меня женским именем — Джеки. Не вздумайте повторить этот номер, в противном случае будете привлечены к ответственности. Для вас я сержант полиции Джексон Лакхард.

Наверно, я должен был сказать напутственные слова племяннику и как-то сгладить атмосферу прощания матери с сыном, но слишком хорошо знал, что парень сделал выбор, хоть и осознанно, но под давлением обстоятельств.

Как близкий родственник, я чувствовал угрызения совести, но это не основание делиться жизненным опытом по любому поводу. Хоть вооруженные силы не сильно изменились со времён моей службы, для каждого, кто туда попадает, они становятся экзаменом и домом отдыха, университетом и зоопарком, в зависимости от личных качеств.

В племяннике, как в человеке, я не сомневался, поэтому дал ему право получить заслуженный опыт без лишних нравоучений. Мой опыт сложно назвать универсальным. Судьба часто благоволила мне, и главное её вмешательство произошло, как ни странно, в бытность мою солдатом.

В те времена о «доверии родины» никто, кроме учёных мужей, серьёзно не задумывался. Идея оценивать или измерять поведение гражданина единым мерилом, не нравилась импульсивным натурам, но, спустя некоторое время о «революции правового механизма» заговорили на каждом углу.

«Кредит Доверия Родины» родился в день принятия соответствующего закона, и наше будущее обрело родственную связь с государством. Мы — граждане суверенного и свободного народа добровольно (или не совсем) приняли обязательства поступать и мыслить не только в соответствии с требованиями нового времени, но и в рамках меры доверия, оказанного

страной.

«Мы — Родина, наше будущее — будущее нашей страны».

Такие, и подобные им, лозунги до сих пор встречаются на заборах нашего государства. Но, если о будущем заранее побеспокоились лучшие умы, то с нашим прошлым им пришлось немного повозиться.

Вполне очевидно, старый конь борозды не портит. Но какими должны быть границы этой старости, и какой должна быть эта «борозда» курса Священной Родины, чтобы наши пороки и ошибки заслуживали «доверия»?

Прошлое граждан учёными мужами было решено сжать в рамки пяти лет, предшествующих принятию закона. Таким образом, «общественная оценка» моих «деяний» начинала отсчет в тот самый момент, когда я стоял по стойке смирно перед дюжиной свирепых полковников. Все они добивались от меня нового взгляда на недавние события, так как мешали своей неприглядностью одному из них, и угрожали расправой закона — другому.

Конечно, мои гордость и честь требовали справедливости, но я был близок к тому, чтобы угрозы военных начальников обрели реальные очертания.

Армия не то место, где можно требовать сатисфакции от командира.

«Командир наш отец», даже если распускает руки, и я хотел справедливости, но ещё больше хотел уволиться из этого неприветливого и угрюмого места, поэтому отказался от претензий к руководству и получил приказ на демобилизацию одновременно с новыми перспективами.

Пять лет спустя, едва полицейская школа осталась позади, а государство щедро отсыпало мне тысячу баллов «кредита доверия родины», после вычетов прошедшей пятилетки я оказался в числе правоохранителей с завидным послужным списком. Конечно, каждый год эта тысяча появляется снова. Как лучший подарок к новому году, граждане ждут этот «акт справедливости», как неизбежное. Только для одних — это упрочнение собственного положения, для других — это «акт группового изнасилования фундаментальных прав и свобод».

Первые сразу приспособили свой организм к ежедневной тряске на кочках современной системы правосудия. Вторые отличаются природной вспыльчивостью, поэтому терпят и страдают в отведенное для этого, время, проще говоря — спиваются, сходят с ума в своих тесных квартирках в свободное от «учёта гражданской активности» время (с семи часов вечера и до пяти утра).

Кто бы мог подумать, но число уголовных преступлений значительно снизилось. Граждане перестали друг друга истязать и доводить до состояния несовместимого с жизнью. Они научились экономить доверие Родины, поэтому полицейских начали сокращать, а мне, благодаря высокому «рейтингу благонадежности», доверили службу в маленьком, но довольно-таки спокойном городе, сжатом бурными потоками реки и скалами.

Вот уже тринадцать лет мне, как единственному полицейскому в городе, доставляет особое удовольствие оформлять заявления на побои от сожителя моей сестры — этого гнусного алкоголика. Она успеет дать ему по шее ещё несколько раз, прежде чем наступит новогодняя полночь и «кредит доверия родины» снова станет равным тысяче.

Вообще, проводы станут для матери «красным днём календаря». Парень навсегда изменится и с этим уже ничего не поделать. Но и для меня этот день стал особенным...

1

Простившись с сестрой, я поднялся с набережной на площадь, где в одном здании разместилась мэрия, начальная школа, продовольственный магазин и полицейский участок. Не то, чтобы здание было огромным, просто наш городок был таким компактным. Аппарат управления городом состоял из мэра и двух его заместителей (глубокие старики с огромным стажем «общественного влияния»), школа размещалась в двух комнатах, а число учащихся и в лучшие времена не превышало десяти человек. Тут бы к месту смотрелся и компактный суд, и тюрьма, однако «эпоха доверия родины» устранила причины уголовного мышления, а с ними и такие грозные учреждения. Собственно, поэтому полицейский участок занимал небольшое помещение, а по штату мне полагался один дежурный и один помощник. Обе эти важные должности занимала Ева Томпсон — очаровательная пенсионерка с тягой к взаимопомощи и вселенской справедливости. Как и все старики городка, она регулярно посещала нашу церковь и ратовала за строительство монастыря «непорочной великомученицы Беладонны».

На противоположной стороне площади располагались: импровизированный парк и павильон магазина одежды у его входа. В первом росло пять дубов и два клёна, во втором снова поменялась хозяйка, и по слухам, она возила «самые великолепные трусики». Покупая каждую среду пару носков, я просто извёлся терзаниями: «что думает эта суровая, но привлекательная брюнетка о моей чистоплотности»? Ведь придумать оригинальный повод для разговора я так и не смог.

Сегодня была среда, и я уже предвкушал своё телячье мычание за кассой:

«Прошу пару черных носков!»

Эта глупая фраза меня уже порядочно злила, но Элеонор Лонграйд (как звали хозяйку магазина) ни разу не выразила удивления или презрения. Она была профессионалом, поэтому воспринимала меня, как рядового покупателя. А я желал знакомства. Вероятно, так сильно, что порол чепуху на ровном месте.

На этот раз всё вышло само собой. Элеонор окликнула меня, когда я проходил мимо, и попросила помочь с замком. Сон и усталость мгновенно улетучились, и я с радостью поспешил на помощь.

Ночной дождь угодил в замочную скважину и тот предательски, но своевременно, заклинил. Я быстро справился с этим важным поручением и даже помог девушке поднять роллет, закрывающий витрину от разного рода «нестраховых случаев» (какие случались в нашем городе не реже, чем в обычном). Глупо улыбаясь, я уже намеревался продолжить движение в сторону участка, как неожиданно, девушка предложила забрать «те части гардероба, за которыми я обязательно приду девятью часами позже».

Я посмотрел в черные глаза Элеонор, и тут до меня дошло, что сегодня между нами нет прилавка. Это воодушевило меня, и я выпалил:

— Пустяки! Я уже набрал столько, что не успеваю выбрасывать.

— Зачем же вам столько? — спросила она, улыбнувшись.

— Это сложный вопрос.

— И чем же? — она сверлила меня глазами, как прокурор, но стояла так близко, что я ощущал аромат её духов и дрожал от напряжения.

— Человеку не всегда удаётся быть благоразумным, — заметил я. — Тем более, если это касается самочувствия.

— Вам плохо?

— С вами мне хорошо.

Элеонор усмехнулась, и меня пронзил холод. Я никогда ранее не видел её улыбки, а это что-то да значило. Тут же вспомнив о сканерах «учёта доверия» висящих где угодно, только не в местах, где злоумышленники планируют свои преступления, и строго сказал:

— Не примите за грубость или бестактность, я не преследую вас, но прихожу сюда не за бельём.

— Вот как? Зачем же?

Твёрдость изменила мне, и я вяло промямлил:

— Человек, поверивший, что у него всё под контролем, рискует больше всего.

Я ещё не сообразил, какую чушь сказал, а Элеонор усмехнулась и спросила:

— Поход в магазин для вас такое опасное предприятие?

— Вероятно, вам не впервые приходится наблюдать, — начал оправдываться я, — как мужчины теряются при виде красивой девушки...

— Да, — согласно кивнула Элеонор, — таким глупым и вас никто больше не увидит.

Я готов был провалиться под землю, краска залила моё лицо, а девушка, скрестив руки на груди, посмотрела мне в глаза и дружелюбно заметила:

— Я не знаю никого в этом городе, кто, покупая носки, так бурно краснеет. Наверно, вы импульсивны по натуре и умеете махать кулаками.

Как представитель закона, я просто был в смятении.

— Это обманчивое впечатление, — заметил я, поправляя фуражку и закрыв лицо правой ладонью, словно пытаясь скрыть вещественное доказательство. — Люди тонкие натуры...

Неожиданно, мимо нас прошла вереница учащихся, и я осознал, что держу Элеонор за руку. Девушка протянула мне сдачу, оставленную бог весть когда, а я схватил её тонкие пальцы и держал, словно боясь отпустить.

— Господин полицейский! — сказала девушка после минутной паузы. — Я буду ждать вас вечером.

Она скрылась за дверью своего магазина, а я продолжил путь к участку, чувствуя, как начали расцветать фонарные столбы.

Майское, солнечное утро способствовало моему романтическому настроению, поэтому оказавшись перед старушкой Евой, я долго смотрел на неё непрофессионально возвышенно. К чести мадам Томпсон, она не только «тайком» переписывала на мой счёт свои многочасовые переработки, так как всю жизнь просыпалась засветло и спешила на свой пост. Совершенно открыто и усердно она искала мне спутницу.

Поправив очки в большой роговой оправе и нравоучительно угрожая пальцем, она уверенно произнесла:

— Наконец, это свершилось, и молодой офицер обрёл луч света.

Я посмотрел в зеркальную поверхность экрана служебной медиапанели, и заметил странный блеск в своих глазах.

В сорок с небольшим мужчина выглядит достаточно неплохо, если отказался от вредных привычек, делает зарядку по утрам и много двигается. Я старался следовать этим правилам, но меня пугало, как за последние годы изменились мои ровесники. Почему-то все они обрели вид потрепанной мебели. Я же не видел перемен в отражении. Казалось, мой возраст застыл на отметке тридцать три и это очевидно всем. Только таким старушкам, как Ева, я казался цветущим юнцом.

Поправив форму и полицейский значок, вставленный в петлицу слева на груди, я развернулся навстречу посетителям, влетевшим в участок большой компанией. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что произошло, и какой шум предстоит пережить.

Главный технолог института Лоренс Филипп, под руку со своей женой — домохозяйкой Сиреной Филипп, толкали впереди себя двух подростков: свою дочь ­Элен и Стива Паркера, родители которого застряли на входе или намеренно заперлись между двойными дверями улицы и холла, чтобы обсудить дальнейшую тактику. К несчастью для четы Филипп, я уже знал, каков будет исход посещения полиции, однако, вооружился протоколом и попросил Еву включить «регистратор правовых конфликтов».

— Я требую посадить этого мерзавца! — крикнул Филипп старший, толкнув Стива в спину.

Парень выглядел старше своих лет и наверно нравился сверстницам своей длинной шевелюрой. Впрочем, ничего нового в этом не было. В любом маленьком городе даже минимальное отклонение от принятых стандартов вызывало негодование одних и симпатии других.

— Прошу садиться, — предложил я, указывая на ряд кресел. — Как представитель закона, я рекомендую избавить свою речь от эмоциональных порывов и обстоятельно рассказать о предмете правонарушения.

— Он испортил нашу дочь! — крикнула мадам Филипп.

— Черта с два! — отозвались вошедшие Меган и Алекс Паркеры. — Ваша девочка сама пришла в наш дом... и совратила нашего сына!

— Так вы теперь признаёте, что являетесь пособниками уголовного преступления?! — взвизгнула мадам Филипп.

— О каком преступлении вы хотите заявить? — спросил я.

— Изнасилование! — крикнул Филипп старший и погрозил кулаком Алексу Паркеру.

— Прошу прислушаться, — напомнил я, — ваш темперамент приведёт вас к проблемам с кредитом доверия.

— Какое мне до него дело! — снова повысил голос разгневанный отец. — Я почётный налогоплательщик.

— И ваши налоги идут, в том числе, и на органы правопорядка, — заметила Ева.

— К чёрту органы, — огрызнулся мистер Филипп, — я требую правосудия! В городе тысяча триста семьдесят человек, а этот подонок испортил нашу дочь.

— Прошу прощения, — вмешалась Ева, — но в это число входят триста девяносто три пенсионера.

— И не забывайте о тех из нас, кто не так юн, — заметил я.

— Итого, восемнадцать девочек подростков, десять из которых уехали на подготовку к вступительным экзаменам в высшую школу, хотя официально всё ещё числятся в городе, — продолжила мадам Томпсон. — Мальчиков у нас на всех не хватает.

— Зачем эта феерия статистики? — проворчал мистер Филипп.

— Вы не понимаете, каково быть молодым, — спросил я, — или забыли, как пользоваться жетонами согласия?

Худшего вопроса чета Филипп не ожидала. Их гнев готов был обрушиться на мою коротко стриженую голову всей тяжестью попранного достоинства, но мадам Томпсон снова выручила меня.

— Готовы ли вы засвидетельствовать своё незнание закона «о половой ответственности» и его дополнений, в частности главы «регламент половых сношений».

Отец и мать переглянулись и бурно покраснели.

— Офицер, — вмешался мистер Паркер, — объясните крикунам, как правильно заниматься любовью, иначе они всех нас затрахают своим криком.

На потолке звонко пискнул регистратор, а Меган Паркер стукнула мужа по плечу.

— Ну, вот, — прошептала она, — теперь снова будешь встречать рождество в камере.

По инерции Алекс продолжил жестикулировать, однако, делал это, прикрыв ладонью рот и едва сдерживая смех.

Наконец, пришла моя очередь ощутить неловкость. Чтобы объяснить присутствующим, каковы основные правила применения жетона согласия, нужно было его иметь. Однако, при всей обыденности «конфликта полового взаимопонимания», мне ещё не доводилось быть наставником в этом вопросе, и, что хуже всего, я не планировал половые отношения уже больше трёх лет. Поэтому, густо покраснев, я выскочил из участка к автомату выдачи жетонов, установленному перед входом в мэрию.

Через минуту я вернулся в участок, разорвал целлофановую упаковку жетона, затем развернул инструкцию и начал читать присутствующим:

«...Жетон согласия бывает двух разновидностей. Индивидуальный и коммерческий.

Первый применяется для заключения индивидуального контракта на интимные сношения (далее секс) по согласию. Коммерческий — применяется в соответствии с «порядком оказания интимных услуг» и позволяет вносить предоплату, производить: накопление услуг, а так же налоговые вычеты.

Жетон круглый. Состоит из двух разноцветных половин. Его вы носите с момента выдачи и активации, а так же после использования до возврата в автомат приёма-выдачи жетонов. Число выдаваемых жетонов не ограничивается, но регламентируется вашими медицинскими показателями.

Каждый индивидуальный жетон предназначен для разового использования, дабы защитить вас самих от утери и манипуляций злоумышленников.

Оказавшись наедине с партнером, вы ломаете жетон по линии пополам и обмениваетесь частью жетона с партнером. Полученную половину вы прижимаете к половине своего жетона, и активное вещество склеивает их в единое целое. Электронный чип вашего жетона производит запись данных вашего партнера и фиксирует время согласия в соответствии с данными вашего персонального идентификатора.

Теперь ваш жетон подтверждает факт договора на секс по обоюдному согласию.

Примечание:

Если по каким-либо причинам в течение часа после фиксации времени согласия половое сношение не состоялось, договор считается утратившим силу, поэтому, для реализации своего конституционного права на секс необходимо повторить вышеописанную процедуру.

Далее:

В автомате выдачи жетонов вы должны оставить использованный, погашенный жетон в окошке «приём погашенных жетонов».

После этого автомат вносит в медицинскую базу данные полученного жетона, и с этого момента ваша интимная связь защищена законом и всеми уровнями защиты персональных данных».

Посмотрев на ликующую семью Паркеров, а потом на посеревшие лица Филиппов, я перевернул листок и строго произнёс: «А теперь, прошу выслушать внимательно!» — (и прочитал дополнение, написанное большими буквами):

«В случае находки утерянного жетона, надлежит поступить с жетоном, как если бы он был использован, то есть — вернуть в автомат приёма-выдачи жетонов.

В случае утраты жетона, до или после использования, а так же в случае возникновения спорных ситуаций, не предусмотренных настоящей инструкцией, следует обратиться в органы правопорядка, для оформления запроса во Дворец Регистрации Половых Сношений (сокращенно дэ-эр-пэ-эс).

Ваше доверие охраняется законом».

Спрятав жетон и инструкцию в карман, я посмотрел на миссис Томпсон, позволив ей произнести свою любимую шутку:

— Мне позвать священника? — спросила она.

— Это ещё зачем? — прошипела мадам Филипп.

— На случай если молодежь надумает скрепить свой союз церковными узами.

— Какой к черту союз? — прошипел главный технолог, закусив губу.

— Вы использовали жетоны? — спросил я подростков.

— Использовали, — отозвался парень.

— И поступили, как написано в инструкции?

— Да.

Его лицо сияло торжеством, однако я ему не завидовал, в глазах юной Элен стояли слёзы.

— Вы можете написать заявление, — предложил я, — мои полномочия позволяют сделать запрос во дворец регистрации половых сношений, и конфликт будет исчерпан, по крайней мере, в правовом смысле.

Стив посмотрел на мать своей возлюбленной, и вот же миг раздалась звонкая пощёчина, а потом чета Филиппов покинула участок, увлекая за собой рыдающую девушку.

Паркер старший усмехнулся и вышел из участка, а мать спросила сына, больно ли его ему, и, не дожидаясь ответа, вывела на улицу.

Для нашего городка, это была типичная история, если дети надолго оставались наедине без присмотра. Шестнадцать лет это сложный возраст, тебе скучно, взрослые кажутся глупыми, а тело диктует сумасшедшие требования и жестоко наказывает, если проявить слабость.

2

Единственное место, где голодный человек мог поесть в нашем городке, находилось на первом этаже института сельскохозяйственной химии. Сюда приходили и сами работники института, и немногочисленные гости города.

Достопримечательностей у нас было немного, поэтому люди, не связанные с производством удобрений, к нам ездили не часто, да и то с экскурсиями в местный храм.

Река не радовала любителей рыбалки, лес не баловал своими дарами, а горы были изрезаны шахтами, как сыр, многочисленными дырами. Да и утёс, заметный издали, уже давно не привлекал любителей экстремальных восхождений, так как находился под охраной.

Главным достоянием нашей местности были жители, отличавшиеся оригинальностью вкусов и свободомыслия, без которых жить в таком уютном, но, откровенно, скучном месте было бы невыносимо.

Скука — главное оружие судьбы.

Я видел, как она ломала молодёжь, но это-то не удивительно. Кто из нас в двадцать лет стремится ограничить себя однообразием? Скука нещадно разбивала иллюзии тех, кто всеми силами пытался изображать из себя оригинала, но не являлся таким по сути.

Клифстон, как называется наш город, избавлялся от бесхарактерных и поверхностных людей, не прибегая к пыткам. Хотя, покидавшие насиженное место с горечью несбывшихся надежд, с этим утверждением поспорят. Да и пусть спорят, чем им ещё заниматься. Найти своё дело они здесь не смогли, найти себя в каком бы то ни было занятии тоже, и кем они убегали, как не жертвами самообмана.

Коренных жителей нашего острова невозможно впечатлить заслугами и государственными наградами. Под пристальным взором аборигена, случайно попавший к нам, человек «распадался на составляющие, а потом выпадал в осадок».

Братья Бриджес, стройные великовозрастные близнецы застали те времена, когда Клифстон ещё была деревней, а института не было и в помине. Владея ювелирной мастерской, они не только не изменили своей малой родине, но и прославили город. Специалисты называли их поделки произведениями искусства, иной раз богатые вдовы посещали остров ради возможности заполучить редчайшие серьги или перстни задолго до того, как мастера отправятся на большую землю, чтобы выставить их на продажу в известном салоне.

Я успел расправиться с куриным бульоном, когда Нил и Дэн вошли в кафе.

Заметив меня, они сделали заказ и направились к моему столику.

— Отправил? — спросил Нил, усаживаясь напротив меня.

— Ага, — отозвался я, понимая, что первый вопрос будет затравкой к разговору.

— А правда, что твой племяш добровольно пошёл? — спросил Дэн.

— Армия сделает из него человека, — вставил Нил и перешел в наступление. — Ты вот лучше скажи, какого ты мнения об огне?

— А что с ним не так? — спросил я, принимаясь за картофельное пюре.

Нужно заметить, иногда приходилось расправляться с едой в спешке, чтобы нить разговора не застряла где-нибудь между зубами.

— У нас есть теория! — не без гордости сказал Дэн, принимая от официантки заказ и расставляя тарелки.

Прожевав котлету, я залпом выпил чай и приготовился слушать.

— Посуди сам, — начал Нил, мастерски вставляя ложку в рот в промежутках между словами. — Из обезьян мы превратились в тех, кто мы есть,