Великие Матюки

Автор Дмитрий Подоляк

Глубинка белорусского Полесья, сонная и размеренная жизнь которой странным образом хранит традиции советских времен - разве может здесь произойти что-то по-настоящему заслуживающее внимания? Конечно же, нет. Именно так и считал изнывающий от скуки молодой журналист местной районной газеты Евгений Соловей. И, конечно, он и не мог догадываться, что крохотная деревенька Великие Матюки, куда он однажды отправится, чтобы сделать очередной скучный репортаж для своей газеты, станет эпицентром забавных, увлекательных и, наконец, по-настоящему фантастических приключений, финал которых заставит молодого человека серьезно задуматься о главных вопросах своей жизни и предпринять шаги по её изменению

• Язык: Русский
• Издатель: izdat-knigu.ru
• Дата выпуска: 12 окт. 2015 г.
• ISBN: 9781310778681

Предварительный просмотр книги

Глава первая

Что-то ничего не пишется,

Что-то ничего не ладится –

Жду: а вдруг талант отыщется

Или нет – какая разница!

Владимир Высоцкий

Старинные часы в фойе редакции газеты «Народный колос» показывали без четверти двенадцать, и кое-где в ее кабинетах уже шипели электрочайники и выкладывались на столы коробки с бутербродами. Я блаженно бездельничал за своим рабочим столом – коротал время за пасьянсом-косынкой и прикидывал, куда бы податься на обед. Вариантов у меня было немного. Станционный буфет, брутальный ассортимент которого не раз выводил из строя мой капризный желудок, столовая «Сельхозтехники» с непременной очередью в это время дня и соседствующий с редакцией гастроном, где можно было по-студенчески разжиться сдобой и пакетом молока. Взвесив все «за» и «против», я принял, наконец, решение и вознамерился отправиться в гастроном, но, как нарочно, именно в этот момент меня вызвал «на ковер» редактор газеты Степан Гоманов. Выругавшись вполголоса, я поднялся и нехотя направился в кабинет шефа.

– Вот что, Соловей, обнаглел ты, дружище, – суровым тоном объявил редактор, едва я перешагнул порог его кабинета. – Ты, наверное, решил, что если Гоманову на пенсию через год, значит, можно ему в газету всякую чушь писать?

Тон шефа мне не понравился. Он никогда еще не говорил со мной так резко. Обычно пожилой редактор обращался ко мне приветливо и по-отечески доброжелательно. Похоже, где-то я накосячил по-крупному. Но где именно?

– Что вы имеете в виду, Степан Саныч? – спросил я, состроив озабоченную мину.

– Что я имею в виду? Во-первых, твой репортаж со свинокомплекса. Знаешь, Соловей, от кого-кого, но от тебя я такого фокуса не ожидал! Зарезал! Зарезал без ножа! Не знал бы я тебя, решил бы, что ты свой диплом на сало выменял!

– Как вы можете такое говорить, Степан Саныч! Диплом на сало! Вы не знали нашего декана! Он брал взятки исключительно этими… борзыми щенками! – я лихорадочно соображал, что именно в моем репортаже могло задеть шефа, и на всякий случай попытался разрядить обстановку шуткой.

Видимо, Гоманову было не до шуток. Он несколько секунд сверлил меня испытывающим взглядом, усиленным мощными линзами в массивной старомодной оправе, затем взял со стола лист бумаги с текстом, помеченным маркером в трех-четырех местах, и, тяжело вздохнув, принялся читать вслух:

– «Председатель оголился со стороны специалистов»… «довели до логического ума»… «обделали стены масляной краской»… Как это понимать, Соловей? Что это за выражения?

– А, вот вы о чем… Так я же писал дословно, с диктофона, – начал оправдываться я. – Я же не специалист по свиноводству...

– А тебе и не нужно быть специалистом по свиноводству! Ты в своем деле должен быть специалистом! Навалял статью на «отцепись» и доволен! Я тебя на свинокомплекс для чего отправлял? У тебя был список вопросов, и ты должен был получить на них внятные ответы! А ты вместо ответов суешь мне какой-то путаный бред! – с раздражением выговаривал мне Гоманов. – Я из твоей статьи вообще не понял, как обстоят дела в хозяйстве! Кроме того, что кто-то там у них «обделал» стены!

– Я исправлю, Степан Саныч, перепишу…

– Конечно, перепишешь, куда ты денешься! Вот прямо сейчас пойдешь и перепишешь… Куда? Я еще не закончил!

Шагнув было за порог, я обернулся и понуро вернулся назад. Гоманов взял со стола другой лист бумаги.

– А вот этот твой опус, «Чудесный кочегар»… Знаешь, Соловей, это уже не халатность, это диверсия какая-то!

– Что, тоже выражения не годятся?

– Если бы выражения! – проворчал шеф, хмуря мохнатые брови.

– Степан Саныч, но я тоже больше так не могу! Поймите, исписался я! Кризис жанра! – заныл я, переходя в контратаку. – У меня все эти репортажи о передовиках, надоях и уборках уже вот где стоят! – я полоснул себя по горлу кончиками пальцев. – Ну, поручите мне другую рубрику!

Гоманов состроил скептическую гримасу.

– Интересно, а это какую же?

– Да любую! Вот «Трудовой досуг», например! Я кроссворды могу составлять! Ребусы! Фельетоны писать! Я на журфаке первое место на конкурсе фельетонов занял!

– То-то я и смотрю, у тебя в последнее время что не репортаж, то фельетон получается, – насмешливо заметил Гоманов. – Нет уж, дружище, с «Трудовым досугом» у меня Кацапович пока еще неплохо справляется. Старый конь, знаешь ли, борозды не портит.

– Но глубоко и не пашет! – запальчиво возразил я.

– Ну, нет, дружище, этот конь всяко глубже тебя пашет, – назидательно ответил редактор. Он взял со стола мобильник и набрал номер. – Сейчас, кстати, сам убедишься… Зиновий Маркович, зайдите ко мне, пожалуйста…

В глубине коридора скрипнула дверь, послышалась неторопливая шаркающая поступь, и в приоткрытую дверь кабинета всунулась седая косматая голова в очках, снабженная крупным, по-верблюжьи приплюснутым носом. Голова, нос и очки на нём принадлежали Зиновию Марковичу Кацаповичу, бессменному автору рубрики «Трудовой досуг».

– Зиновий Маркович, дорогой, мне тут четверостишие нужно набросать поздравительное ко дню рождения племянника, не поможете? А то у меня что-то не рифмуется сегодня, – попросил Гоманов и многозначительно покосился на меня.

– Это тот ваш племянник, который в ДПС работает? – вкрадчиво осведомился Кацапович.

– Тот, – согласно кивнул Гоманов.

– Официальное или застольное?

– Застольное, застольное.

Кацапович вальяжно развалился в кресле, закинул ногу за ногу, закусил губу и погрузился в раздумье. В кабинете редактора на некоторое время воцарилась тишина. Гоманов выжидательно смотрел на Кацаповича, а я, переминаясь с ноги на ногу, переваривал полученную от шефа взбучку. В голове навязчиво вертелся дурацкий совет, вычитанный мною из какого-то популярного журнала. «Если вас распекает начальник и вы ничего не можете с этим поделать, представьте его сидящим в туалете; такой мысленный прием поднимет вам настроение и вернет душевное равновесие», – уверял журнал. И я мстительно вообразил шефа скрючившимся внутри тесной деревенской кабинки и усердно разминающим обрывок добротного картона. Образ получился презабавный, но веселей мне все же не становилось.

– Ну, а что, если вот так, – нарушил тишину Кацапович и стал монотонно декламировать, помавая воздетым вверх указательным пальцем:

Когда гремит гроза и снег пургой навален,

Когда водитель мчится, дерзок и нетрезв,

Да будет остр твой глаз, радар всегда исправен

И будет непреклонен твой полосатый жезл!

Закончив, старик уставился на Гоманова в ожидании похвалы.

– Вот это да! Здорово! Емко, кратко, острО! Это он оценит, это ему понравится, – расцвел Гоманов. – Это что за размер?

– Шестистопный ямб, – польщенно улыбаясь, ответил Кацапович. – Это как у Пушкина, помните:

Поэт! Не дорожи любовию народной:

Восторженных похвал пройдет минутный шум…

– Да-да-да-да, – поспешно прервал его Гоманов. – Спасибо, Зиновий Маркович, вы, как всегда, на высоте! С меня причитается!

– Вам записать?

– Да, да, запишите, – закивал Гоманов.

Кацапович приподнялся, принял протянутый шефом блокнот с карандашом и, склонившись над столом, неторопливо вывел четверостишие изящным почерком. Гоманов с нескрываемым удовольствием перечитал четверостишие, после чего еще раз тепло поблагодарил старика и отпустил его обедать.

– Ну, – обратился он ко мне, когда Кацапович ушаркал к себе в кабинет. – Понял, что значит – профессионал?

– Ага, профессионал, – угрюмо буркнул я, – знаю я гайцов. Когда гремит гроза, их из патрульной машины никаким жезлом не выгонишь. Ни полосатым, ни в клетку, ни в крапинку. Никаким.

– Не придирайся. Кацапович прав, человеку будет приятно, когда общество отметит героику его службы, пусть даже гипотетическую… – Гоманов снял очки и протер линзы носовым платком. – Ну, а ты-то, ты можешь вот так, как он? Экспромтом?

Не находя что ответить, я молча рассматривал носки своих ботинок.

– А я ведь не требую от тебя поэм или философских трактатов! – продолжал Гоманов. – Тебе была поручена предельно простая задача! Репортаж о работниках прачечной – казалось бы, чего уж проще! Но нет! Соловей и тут решил отличиться!

Он снова нацепил на нос очки и стал неторопливо, с издевкой вычитывать:

– «Руководство прачечной, все без исключения коллеги по работе с огромным уважением и теплотой отмечают высокий профессионализм и личные качества Федора Францевича Небояки…» Ну кто, кто только надоумил тебя писать про этого упыря?

– Ну, так это… Руководство его… Заведующая прачечной, – неуверенно соврал я.

– Заведующая прачечной! – воскликнул Гоманов. Несколько секунд он свирепо вращал глазами и судорожно мял губы, борясь с искушением выпалить гадость, которая бы рифмовалась со словом «прачечная». – Заведующая прачечной – моя соседка, понял?! Небояка уже полгода там не работает, понял?! Его еще зимой уволили, когда по милости этого деятеля трубы в котельной медным тазом накрылись! Люди из-за этого бухаря две недели в вынужденном отпуске сидели! Нечего сказать, отличный герой для рубрики «Человек трудом славен»!

«Ты, самоглавно, не забудь про фамилию мою героичаскую написать, – вспомнилось мне напутствие Небояки во время его интервью возле гастронома, где горе-истопник крутился в надежде на шальной градус. – Все солдаты, значыт, с позиции сбежали, а прадед мой один у батарэи остался. А Суворов, значыт, подъехал на белом коне и говорыт: «Ты один со всей батарэи, кто не спугался, значыт, теперака и фамилия твоя будет – Небояка!» – «Вот же паразит! – с досадой думал я. – Он бы еще Александра Невского вспомнил! Эх, сам виноват, расслабился! Надо было не полениться, заведующей этой позвонить, навести справки…»

– Хорошо еще, что я лично этого алконавта знаю, – продолжал Гоманов, – а то подложил бы ты мне свинью за год до пенсии… Теперь вот что! Отношение мое к тебе резко меняется! Доверия у меня к тебе больше нет. Сейчас дуй свинокомплексом заниматься, а ко вторнику жду материал по прачечной. И настоящий, а не липовый!

– Степан Саныч, давайте начистоту, – предложил я. – Район у нас маленький, и все, кто более-менее трудом славен, – все они в моей рубрике уже побывали. Остались по большей части всякие Небояки.

– И что ты мне предлагаешь?

– Частники. Сами знаете, тут есть о ком писать.

– Исключено, – категорично возразил редактор. – Это будет смахивать на рекламу. Еще чего доброго, ТАМ, – шеф многозначительно ткнул пальцем в потолок, – решат, что Гоманов лично заинтересован в рекламе частника. Оно надо Гоманову, проблемы за год до пенсии? А для рекламы у нас, пожалуйста, – на четвертой странице платная колонка…

Я удрученно молчал, вернувшись к созерцанию своих башмаков.

– Хотя… знаешь, есть один вариант, – задумчиво произнес Гоманов. – Экотуризм… Вот что, – продолжил редактор, помыслив еще немного. – Кацапович как-то рассказывал, живет у нас в Матюках один такой энтузиаст, что-то пытается предпринимать в этом направлении. Если так уж тебе неймется, разузнай у старика, что к чему, и поезжай туда. Что у нас сегодня, пятница? Короче, делай, Соловей, что хочешь, но чтобы во вторник – статью мне на стол.

Я кивнул, развернулся и направился к двери.

– Соловей! – окликнул меня шеф.

Я обернулся.

– И постарайся, чтобы статья не выглядела откровенной рекламой, – напутствовал меня редактор. – Мол, благодаря государственной программе и поддержке местных органов власти... Ну, ты сам все понимаешь.

…Так сложилось, что после окончания журфака я, Евгений Соловей, был направлен по распределению в Богом забытый полесский городок, в редакцию районной газеты «Народный колос». Здесь на меня сразу же повесили до зевоты скучную рубрику «Человек трудом славен». В мои обязанности входило писать статьи о всякого рода передовиках производства и их трудовых достижениях. В начале своего репортерского поприща я рыскал по району в поисках таких трудоголиков и, надо сказать, находил. Со временем отыскивать свежий материал становилось все труднее, да и писать однообразные статьи мне порядком надоело. Я несколько раз обращался к шефу с предложениями по преобразованию моей рубрики, и всякий раз мои предложения отклонялись. Едва ли Гоманов всерьез полагал, что подписчики «Народного колоса» были искренне озабочены тем, как обстоят дела с уборкой картофеля, растут ли надои и в полном ли объеме заготовлены корма, но у единственного в районе государственного издания были свои традиции, и пожилой редактор, рассчитывавший спокойно досидеть в