Со!противление

Автор Jean Carstairs

Когда-то обыкновенный студент обнаруживает себя в эпицентре событий, которые раз и навсегда изменят его жизнь. В считанные дни привычный мир переворачивается с ног на голову, цисгендерные мужчины уже открыто забирают себе всю власть, а его самого внезапно присваивает один из офицеров нового режима. Герой вынужден искать любые лазейки, чтобы вырваться на свободу. #трансгендерность #антиутопия #kinda lovehate #kinda enemies to frenemies to almost lovers #тв трансфобия #фэнтези АЙ ГЕСС #че вообще тут творится #нецензурная лексика #тут много умирают

• Язык: Русский
• Издатель: Jean Carstairs
• Дата выпуска: 30 сент. 2019 г.
• ISBN: 9780463725238

Jean Carstairs

Жан Карстэйрс использует местоимения он/его на русском и he/him, they/them на английском. Он родился в России и прожил там ничем, в общем-то, не примечательную жизнь. Жан начал писать в средней школе и оттачивает этот навык по сей день. Вообще-то Жан – студент второго курса в Эмхерстском колледже, но ему пришлось взять академический отпуск по семейным обстоятельствам. В связи с этим он безвылазно торчит в Вирджинии и умирает со скуки. Пожалуйста, кидайте ему мемчики в твиттер. Или отзывы на книжку сюда.

Предварительный просмотр книги

Who's gonna take you home tonight?

Who's gonna take you home?

Does god bless your transsexual heart

True Trans Soul Rebel?

–– Laura Jane Grace, True Trans Soul Rebel

Пролог

Мне казалось, что я претерпел слишком много. Кажется, Господь решил, что этих испытаний мне явно недостаточно. Мерзкие ухмылки и ищущие руки вогнали меня в дрожь; только оказавшись за дверью кабинета Главного, я позволил себе по-настоящему разрыдаться. Давно я так не плакал –– сколько бы ни проходило времени, сколько бы ни видел я всякой дряни, я не мог себе это позволить. Просто банально не было времени.

Подойдя ко мне, скорчившемуся в позе эмбриона на полу, он взъерошил мне волосы. Сделал какое-то замечание по поводу стрижки... я снова захлебнулся слезами, но на сей раз от злости. С первых минут знакомства я не возлагал на его умственные способности больших надежд, и всё-таки такого не ожидал.

— Ну не плачь, малыш, не плачь, –– его голос звучал отвратительно для меня: чересчур приторно и совершенно очевидно искренне. Да что он себе думает?! Меня не одурачишь; я почти уверен, что он подстроил так, чтобы эти ублюдки подкараулили меня в коридоре.

Некстати вспомнив, что футболки на мне все ещё нет, я только сильнее сжал на себе руки, пытаясь закрыться. От возмутительной наготы тошнило, щеки и уши горели стыдом за неправильное дурацкое тело.

Я премерзко хлюпнул носом, втягивая в себя соплю, и заткнулся. Каждое взаимодействие с этим типом было похоже на игру в сапера. Только взломанную, где непонятно вообще, существуют на поле мины или нет.

— У моего солнышка забрали одежду?

Я сдавленно хрюкнул –– на смех сил не хватало. Тоже мне солнышко. Если бы этот гад не сидел на своём троне на барских харчах, а я не прожил последние дни как под Дамокловым мечом, я бы ещё посмотрел, кто кого. Может, я и слабоват в рукопашном, но дайте мне шпагу –– и я от него шиш-кебаб оставлю. Сволочь. Сволочь, сволочь, сволочь…

— Что ты хочешь вместо неё? Пойдёшь со мной выбирать? Или мне за тебя выбрать?

Угрозы в его голосе я не чувствовал. Не чувствовал и понимания.

Если честно, меня взяло зло. Я сел, все ещё закрываясь одной рукой, а другой дернул его за воротник.

— Слушай, я думал, может, ты нормальный. Снаружи я такого натерпелся, что был готов в ноги тебе кинуться. Но я прихожу сюда и ты, тварь… Ты ведёшь себя хуже своих шестёрок!

Он слегка озадачился, но явно не понял, о чем речь.

— Что, загадочно? Сейчас намекну. Домогателей этих ты сам выкликал или как?

Следующей своей фразой Главный просто поперхнулся. Я прямо-таки слышал, как скрипят в его башке шестерёнки.

— Подожди, ты вообще о чем… –– Я не дал ему договорить.

— Этих ублюдков, которые собрались проверить, мужик я или нет, ты надоумил? Которые меня не только раздели, но и облапали, и продолжали в таком же духе, и так кстати вокруг ни души! У вас всех так встречают?!

Его физиономия слегка напомнила мне фейерверк: за пять секунд она сменила как минимум пять же оттенков. Он переводил взгляд с меня на дверь и обратно, потом все же сообразил: скинул с себя куртку, бросил ею в меня и вылетел из комнаты на всех парах. И дверью хлопнул, тоже мне, король драмы.

К моему огромному облегчению куртка не пахла ничем, кроме стирального порошка. Она была велика на пару размеров, и я провоевал с ее попытками сползти с плеча примерно несколько минут, прежде чем сдаться. Затем я подкрался к двери и прислушался.

Тишина угнетала. То ли он далеко слинял, то ли тут звукоизоляция хорошая.

Мне пришла в голову отличная идея для проверки этой теории как-нибудь попозже. Если я не успею выбраться отсюда, разумеется. Устав сидеть на полу, я встал и оглядел кабинет как следует. В принципе передо мной развернулось прекрасное пространство ––здесь в теории можно было не только работать, но и жить. Небольшая софа с подушками и кучей пледов, под столом заныкан мини-холодильник, на стене за столом –– тьма книжных полок... в стене монитор… монитор?!

Я проскользнул поближе, нервно озираясь и едва дыша. Чтобы даже пальцем ткнуть в монитор, потребовалось ещё больше духу. И всё-таки чуйка меня не обманула –– он оказался сенсорным. И с доступом в интернет.

Едва я заслышал, как открывается дверь, я со скоростью молнии прошмыгнул на свое место и вернулся к роли оскорбленной невинности. Вообще-то ролью это не назвать –– эмоции захлестнули меня с новой силой, стоило мне увидеть его лицо. Увидев меня в своей одежде, он чуть слюну на пол не пустил. Мерзость.

— Как только решу организационные вопросы, непременно выделю тебе униформу! –– наконец выдал он. Я подавил рвотный позыв. Тоже мне, униформа. Чтобы я примкнул ко всем этим уродам? Да я лучше до конца жизни буду в курсачи в Ворде картинки впихивать.

— Я с вами на одном поле срать не сяду, а воевать –– тем более. –– мрачно предупредил я и в очередной раз подтянул предательское плечо. Оно продержалось на месте ровно долю секунды и тут же бесшумно съехало назад.

— Да что ты! –– Он выглядел искренне оскорбленным. –– Я что, с ума сошел –– своего питомца на войну отправлять?

— Ага. На войне ж всякие люди –– насильники, насильники, ещё раз насильники... Это у вашей армии вся мотивация или че?

— Конечно нет, солнышко, –– до чего же елейный голос, меня сейчас стошнит, –– это девианты. Попавшихся, вот как сейчас с твоей помощью, лишают чинов и отправляют заниматься чёрной работой.

— Жаль, что от общества не изолируют. –– бурчу я. Он меня не слышит. Из моего скромного опыта социальная изоляция — самая действенная пытка. И угораздило же меня пойти на второй раунд. Просто повезло.

— Слушай, а ты просто от балды меня сцапал, или…

— Как ты можешь так говорить! Милый, –– псих, говорю же, –– милый, я за тобой с самого начала сражений слежу!

— Какие сражения?! Это были подлые атаки со спины!

Очень я это хорошо помню. Пошёл, называется, с подружками на демонстрацию.

От когтей того урода у меня до сих пор в пол-бочины шрам. Машинально чешу его, задирая край куртки.

— На войне бывает всякое.

— Заебал со своей войной, — сил у меня остаётся только на то, чтобы опрокинуться на диван и так лежать. Я и сам не замечаю, как проваливаюсь в сон.

Глава 1

Под откос все покатилось не так уж и давно. Сначала ситуация казалась не такой жуткой –– у правительства всегда появлялись какие-то идиотские идеи, но обычно либо голосование, либо какие-то народные протесты в последний момент спасали ситуацию. Иногда.

Объявление всенародной вербовки мужского населения в армию застало всех врасплох. Трансгендерам запретили служить в армии еще примерно год назад, поэтому я был вынужден оставаться в стороне. Не то что бы мне это претило –– я никогда не был милитаристом –– но в целом неприятный привкус у самого призыва был. Объективно говоря, у такой масштабной мобилизации должна была быть причина. Причина, которой не было –– большая часть конфликтов с другими странами носила характер холодной войны, а оставшиеся никогда не требовали такого количества народу. Для чего администрации нужны были все эти люди, семьянины и молокососы, едва окончившие школу, не знал никто. Слухи разбредались самые разные, но большинство сходилось в одном: нужно протестовать. На демонстрацию собрались едва ли не все мои знакомые, я со своими соседками по общаге два дня до нее сидел и рисовал плакаты.

Дорисовался.

Мы простояли примерно полчаса в огромной толпе народу –– я видел некоторых своих преподавателей, продавщицу из книжного напротив кампуса, подозрительного менеджера из студенческой кафешки –– до того, как начался кромешный пиздец. Я не успел до конца осознать, что нас пытаются разогнать. Причем это даже не были копы –– их вообще не было поблизости.

Зато были люди. Ни одной женщины, хотя наверняка сказать было сложно. Многие закрыли свои лица масками, и одежда у них была практически идентична. Таргет какой-нибудь, машинально подумал я, совершенно отключившись от ситуации. Мой инстинкт самосохранения никогда не функционировал до конца. Вот и здесь меня запоздало догнал ужас, когда на меня кинулся огромный (раза в два больше меня, не меньше) мужик с самодельными когтями Росомахи. Или чем бы это ни было –– что-то острое, прикрученное к перчаткам без пальцев. Или пришитое. Я не успел заметить, да и нужно оно мне было? Первый взмах разодрал мне рубашку и оцарапал бок, второй попал по воздуху –– я швырнул в атакующего плакат и дал деру, стараясь не споткнуться. За спиной я слышал крики На помощь! и шум драки. Сердце разбивалось об грудную клетку.

Вокруг не было ни одного полицейского.

Потом вроде как все успокоились. После этого протеста отгремело еще несколько демонстраций, куда более масштабных –– и все. В новостях о новом законе речи практически не шло. Все вели себя как ни в чем не бывало, и только мои иностранные мьючуалы из Твиттера делились беспокойством. Зачем нам такая огромная армия?

Я и сам хотел бы знать.

Мои родители беспокоились обо мне, но у них дома хватало своих хлопот –– нужно было продавать квартиру, заботиться о бабушке, словом, совсем не до меня. И к лучшему. Я терпеть не мог, когда обо мне волновались.

В университете все шло своим чередом, за исключением некоторых обстоятельств. Многие наши профессора уже вышли за рамки вербовочного возраста, и посему благополучно оставались на рабочих местах. Исчезла пара моих коллег с подработки. Количество студентов в общаге существенно поредело, и в столовой впервые за долгое время не было очередей. По отдельности –– мелочи. Вместе –– причина для невнятной, зудящей тревоги, которая долго не давала мне уснуть вечером.

Ну, тревога тревогой, а обед по расписанию. Собрание аниме клуба, как обычно, должно было пройти вечером в пятницу.

Да, аниме клуб. Можно подумать, вы сами в Бандори не гоняли и под опенинг Стального Алхимика не рыдали. А если нет и нет, то счастья вам и здоровья.

Собрание было на редкость шумным, и проходило в необычном месте. Свет в помещении приглушили, на обоих смарт-экранах крутили какое-то новомодное сёдзе, я в них не шарю, отдельная группка человек гоняла в гачи, а на столе приткнулась коробка для лотерейных билетов. Разыгрывали не то плакаты, не то брелоки… Черт с ним. А вот дальше все было как в кошмаре –– парень, проводивший собрание, приветливо улыбнулся мне и осведомился, пойду ли я… как он выразился –– в услужение новому режиму? Я аж поперхнулся лимонадом из пластикового стаканчика, который он мне любезно и предложил. И, кажется, забыл как дышать. Пока я вспоминал, этот тип поведал мне, что теперь вся территория университета принадлежит армии и они имеют право делать на ней фактически что угодно. Очень интересно, что они в задротском клубе забыли…

Поскольку я не являлся частью армии, со мной, видимо, тоже можно было делать что угодно. И в этот раз дать деру я не мог. Да и помогло бы мне оно? Меня просто поставили перед фактом. Уведомили, что я и миллион моих друзей и знакомых низведены в ранг вещи. Сделаны частью территории.

До сих пор не помню, как откланялся. Кажется, я сослался на лимонад и отпросился в туалет.

Бабушку я набрал чисто машинально в поисках хоть какого-то успокоения. Она всегда была для меня самым близким членом семьи. И знала меня лучше всех. Разговор тоже помню смутно. Кажется, она делилась со мной тем, что вызнали люди не то через соцсети, не то через какой-то продвинутый шпионаж. Вроде как что это массовое помешательство. Или гипноз. Или что-то еще. Рассказывала мне, что надо сделать. Я так и не вспомнил, что именно. Бежать, наверное.

Дверь в кабинку выломал мой бывший преподаватель истории искусства. Выглядывавший из-за его плеча долговязый парень в футболке с депешами выхватил у меня телефон и швырнул его в увесистую холщовую сумку. Ситуация складывалась не в мою пользу.

Просыпаюсь я в моментальный культурный шок. На полу развернулся миниатюрный рынок. Человеческой одежды тут нет: есть возмутительные матросские костюмчики с кучей ленточек, а кое-где и рюш, есть предметы одежды, которые я только в интернете видел, и я готов поспорить, что бесформенная рыжая гора меха –– это фурсьют. Фурсьют, черт бы его побрал.

— Что за хуйня, Пух?

Главный только лыбится вместо ответа. Но потом всё-таки созревает:

— Это твой новый гардероб! Мне очень хочется одеть тебя в матросский костюмчик, но я не знал –– вдруг ты предпочитаешь фурри культуру или, например, латекс...

— А чего-нибудь поприличнее нет?! Может, у вас где треники завалялись...

— Несите повседневную одежду!

Час от часу не легче. Надо было отдать ему должное, размеры тут явно были мои. Но повседневная одежда предлагала либо двадцать комбинаций вязаных жилетов с рубашками и пиджаками, либо униформу. Нейтральнее некуда. Я был вынужден выбрать наименее уродливый жилет, самую блеклую в мире рубашку, и этим удовлетвориться. Несмотря на то, что шмотки были с иголочки (и все еще пахли кондиционером для белья), чувствовал я себя в них отвратительно. Все сидело идеально. Жилет не был колючим, а рубашка не чрезмерно накрахмалена. Брюки нигде не жали. Ботинки не натирали (и, кажется, были снабжены ортопедическими стельками). С ума можно сойти.

Зудел под ложечкой почти панический ужас перед моим тюремщиком. Содержателем. Хозяином. Назови как хочешь, менее мерзко от этого не станет.

Я кинул на него настороженный взгляд. Он сидел ко мне спиной, уткнувшись в монитор. Интересно, знает он, что я туда лазил? Узнать бы, как возвращать эту скотину в спящий режим. Операционка была какая-то незнакомая, не яблоко и не андроид. Если бы у меня было хотя бы немного времени, я бы, наверное, разобрался. Не впервой –– зря я, что ли, в службе поддержки столько времени отпахал? Но шансов у меня, пока он оставался здесь, не было.

Хорошо еще, что сидит тихо. Я нервно сглотнул и съежился на выделенном мне дурацком пуфике. Адреналиновый взрыв давно отгремел, эмоции спали, и я ощущал разве что пустоту. Что-то делать, конечно, нужно было. Но что? Что я вообще в этой паскудной ситуации мог? Надо составить план. А как составишь план, когда у тебя СДВГ и внимание скачет, как ребенок на батуте? Тем более в стрессовой ситуации. Нужна бумажка, чтобы нарисовать схему. Бумажка в любой момент может сыграть против меня. Я не смогу отпереться. И что же мне теперь делать? «Снимать штаны и бегать.»

–– Ты чего, солнышко?

Еще зайкой меня назови.

–– А?

–– У тебя очень нервный вид. Ты не выспался?

Все еще поражаюсь тому, что он меня не мисгендерит. Как? У него же наверняка две мозговые клетки, и обе в яйцах. Как он вообще держит в своей черепной коробке то, как меня называть?

Он меня без одежды видел, между прочим. От одной мысли об этом к горлу подкатил комок. Щеки снова полыхнули.

–– Все хорошо.

Надо делать вид, что он мне нравится. Может быть, тогда мне повезет что-то узнать. Надо-надо-надо.

–– Хозяин.

Господи, что за дебильное обращение, какой он мне хозяин? Я ему руку отгрызу, если он не так моргнет. Дай мне острый предмет, и он без глаза останется. Здесь выбора нет, вилкой в глаз или…

–– Ну зачем так официально, щеночек мой?

Сука.

–– Называй меня по имени. Тебе можно.

Меня точно стошнит.

Я медленно поднимаю на него взгляд. Он отвернулся от монитора и смотрит прямо на меня. Улыбается так, будто мороженого наелся. Приторно-сладко. Ручки на груди сложил, Мона Лиза несчастная.

Я хочу всего и сразу. Я хочу сидеть на нем верхом и душить его, чтобы он закатывал глаза от нехватки воздуха и медленно переставал сопротивляться. Я хочу вогнать нож ему в грудь, чувствовать, как он входит в грудную клетку, слышать хлюпанье крови и видеть страх в его глазах. Я хочу сбросить его с этого чертового невидимого трона. Смотреть, как он лежит на полу там, где лежал раньше я.

Я хочу, чтобы меня вырвало. Хочу разрыдаться и упасть на пол. Хочу, чтобы все прекратилось.

Хочу умереть. Или убить его. Разве это не одно и то же?

Я улыбаюсь ему в ответ и выдавливаю:

–– Все хорошо, Джейми.

Он прямо-таки сияет. Меня тошнит на пол.

Я не знаю, как мне удалось сбежать из туалета. По-хорошему, чудо, что я умудрился покинуть территорию университета. Наверное, помогло обострение чувств на нервах. Я крался вдоль стен и замирал при каждом шорохе. Я прятался за зданиями общежитий, моля бога о том, чтобы меня никто не заметил. В бога я верил наполовину. Родители таскали меня в церковь, но с возрастом перестали заставлять, и я не то что бы пылал желанием продолжать эту традицию. Тогда я в этом раскаялся. Может быть, если бы я продолжал молиться, Господь бы уберег меня от этого кошмара. Я бы успел вернуться домой. Может быть, я был бы в безопасности сейчас.

Я застыл и прислушался.

Тишина.

Бесплатный автобус вела усталая девушка с осунувшимся лицом. Никто из нас не взглянул друг другу в глаза. Кроме меня, в автобусе не было почти никого.

Я сам не знаю, зачем поехал тогда в город. Я не решился попросить у нее телефон –– а надо было. Мне отчаянно нужно было выйти на связь. Нужно было узнать у своих, что происходит, добраться до хоть какой-то информации. Может быть, стало бы ясно, что делать. Начать хоть какое-то сопротивление. Или удрать, поджав хвост.

Когда республиканцы взбунтовались против очередной меры по инклюзивности на кампусе, я мечтал о том, чтобы быть среди передовиков движения сопротивления. Мечтал вести за собой протестующих, сражаться за достижение благой цели… Меня пробило на нервный смешок. Никто в автобусе не поднял головы.

Сопротивления захотел.

Я вышел на конечной. В городе, с которым был знаком весьма приблизительно и то с навигатором. Улицы были полупусты, но, по крайней мере, здесь я чувствовал себя чуть более безопасно. Никто не прятался, разве что шагали люди быстрее и тщательно избегали взглядов. Я, впрочем, тоже.

Я не знал, чего ищу.

Мой взгляд привлек один из книжных,