Ануш. Обрученные судьбой

Автор Martina Mjedden

Османская империя, 1915 год. В армянской деревеньке свирепствуют турецкие солдаты. Лишь вмешательство офицера Джахана спасает юную Ануш от насилия. Джахан влюбляется в девушку, она отвечает ему взаимностью. Osmanskaja imperija, 1915 god. V armjanskoj dereven'ke svirepstvujut tureckie soldaty. Lish' vmeshatel'stvo oficera Dzhahana spasaet junuju Anush ot nasilija. Dzhahan vljubljaetsja v devushku, ona otvechaet emu vzaimnost'ju.

• Язык: Русский
• Издатель: Glagoslav Distribution
• Дата выпуска: 28 мая 2019 г.
• ISBN: 9786171200050

Предварительный просмотр книги

долгим…

Мартина Мэдден

Ануш. Обрученные судьбой

Роман

Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга»

2015

© Martine Madden, 2014

© Shutterstock.com / Kalcutta, обложка, 2015

© Hemiro Ltd, издание на русском языке, 2015

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», перевод и художественное оформление, 2015

ISBN 978-617-12-0005-0 (epub)

Никакая часть данного издания не может быть

скопирована или воспроизведена в любой форме

без письменного разрешения издательства

Электронная версия создана по изданию:

Османська імперія, Перша світова війна. Юна вірменка Ануш працює у військовому шпиталі. Якось турецький офіцер рятує красуню від переслідувань солдатів. Між молодими людьми спалахує почуття… Але це заборонене кохання — схоже, не тільки батьки, а й увесь світ проти них. Закохані мріють бути разом усупереч усім традиціям і умовностям, проте невдовзі доля розлучає палкі серця. Ануш розуміє, що чекає дитину. Врятувати її від ганьби може тільки шлюб з іншим…

Пристрасть і зрада, біль і радість, сльози й надія — шлях до щастя буде довгим…

Мэдден М.

М97 Ануш. Обрученные судьбой : роман / Мартина Мэдден ; пер. с англ. И. Стеценко. — Харьков : Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга» ; Белгород : ООО «Книжный клуб Клуб семейного досуга», 2015. — 352 с.

ISBN 978-966-14-9283-6 (Украина)

ISBN 978-5-9910-3303-9 (Россия)

ISBN 978-1-84717-566-3 (англ.)

Османская империя, Первая мировая война. Юная армянка Ануш работает в военном госпитале. Однажды турецкий офицер спасает красавицу от преследований солдат. Между молодыми людьми вспыхивают чувства… Но это запретная любовь — похоже, не только родители, но и весь мир против них. Влюбленные мечтают быть вместе вопреки всем традициям и условностям, однако вскоре судьба разлучает любящие сердца. Ануш понимает, что ждет ребенка. Спасти ее от позора может только брак с другим…

Страсть и измена, боль и радость, слезы и надежда — путь к счастью будет долгим…

УДК 821.111

ББК 84.4Ир

Впервые опубликовано Brandon Books, импринт The O’Brien Press (Ирландия), 2014

Переведено по изданию:

Madden M. Anуush: A Novel / Martine Madden. — Dublin: Brandon, 2014. — 384 р.

Перевод с английского Игоря Стеценко

Дизайнер обложки Andrei Bat

Посвящается Джону

Благодарности

Я обязана очень многим людям, которые помогли воплотить мой замысел в реальность. В особенности я хочу поблагодарить всю команду издательства «O’Брайен Пресс» и в первую очередь Майкла O’Брайена, который не побоялся неизвестности автора, а также Ивану, Рут, Клэр, Грэйнни, Джейми, и отдельное спасибо Эмме, которая создала такую красивую обложку.

Огромная благодарность моему великолепному редактору Сьюзан Холден за ее острый глаз, проницательность и ценные предложения.

Сердечная благодарность троице волшебников, моим дорогим друзьям Эйлен Панч, Коннору и Жанне O’Клери — без их доброты и щедрости эта книга никогда не была бы опубликована.

Огромное спасибо Зармине Зетунсян, исправлявшей мой неуверенный армянский, и Кэйт Баретт, которая стала дизайнером карты Османской империи.

Спасибо Мелиссе Маршалл и Джилиан Стерн, читавшим первые черновики романа, которые, несмотря ни на что, им нравились. Вы были так добры, что хвалили все написанное мной.

Искренняя любовь и благодарность моей семье и друзьям, чей энтузиазм и уверенность в том, что я напишу эту книгу, были равны, а иногда и превышали мои собственные. Светлая память моему отцу Перси О’Кеннеди, который рассказывал мне первые истории.

Мои дорогие муж Джон и пять наших дочерей, эта книга посвящается вам!

И еще она посвящается двум удивительным армянам, Хори Белян и Селпи Годгигян.

История тщетно будет искать слово… «Армения».

Уинстон Черчилль

Ануш

Трапезунд Османская империя Весна 1915 года

С наступлением турецких войск в деревню пришли перемены. Солдаты маршировали по улицам, будто пытаясь сравнять их с землей. Женщины крепче прижимали к себе детей. Старики отворачивались, вслушиваясь, как звуки чеканного солдатского шага эхом отражаются от каменных стен.

Солдаты вошли в Трапезунд в октябре 1914 года, а до деревни добрались полгода спустя. В мире шла война, и все, о чем говорили жители, — это о незащищенности границ и наступлении российских войск.

Задолго до этого все молодые мужчины деревни надели солдатскую форму и отбыли на службу. Их семьи до сих пор оставались безутешными.

Явившиеся в деревню солдаты были не местные, не армяне, от них веяло жгучим холодом.

Стоя возле церкви, две армянские девочки наблюдали за марширующими солдатами — те повернули на площадь и начали строиться на южной ее стороне. Сотни винтовок ударились оземь, подняв клубы пыли вокруг солдатских башмаков.

Когда лейтенант начал выкрикивать команды, младшая девочка, Саси Таланян, от испуга выронила из рук буханку черного хлеба. Хлеб сразу же был подхвачен голодным псом. Похоже, он единственный не был обеспокоен этим оглушительным топаньем.

Ануш Шаркодян, более высокая девочка, отвела взгляд от площади, чтобы посмотреть, что делается на улице. На другой ее стороне в дверях магазина Туфенкяна стояла, уставившись на солдат, маленькая женщина — мать Ануш. Она выглядела старше своих тридцати девяти лет и была худа, впрочем, как и большинство жителей деревни. Она с вызовом рассматривала солдат, но ее узкое лицо было белее снега. Этот момент Ануш не забудет никогда. Она поняла, что ее мать испугалась.

***

Пройдя через ржавые ворота и дальше по переулку, поросшему травой, Ануш направилась к ферме семьи Таланян. Когда-то давно на ферме были коза, пара свиней, ежегодно приносивших выводок поросят, корова, дающая молоко, и курятник, полный несушек. Но к 1914-му году все изменилось.

Отец Саси и два старших брата были призваны в турецкую армию, и госпожа Таланян пыталась управлять фермой самостоятельно, делая все, что могла. Девять месяцев спустя от мужа и сыновей перестали приходить письма и деньги, не было никаких известий о них, и она на все махнула рукой.

Свиней не стало: одну продали, другую съели, и свинарник опустел. Коза куда-то пропала, а лошадь была уже так стара, что ни на что не годилась.

Ферма, да и сама госпожа Таланян, выглядели так, будто они сдались и обрушились одновременно. Крыша из красной черепицы просела посередине длинного здания, а побег дерева завладел потолочными балками и пролез наружу. Его зеленые усики свешивались над окном спальни, которую Саси делила со своей сестрой Хават.

В сыром углу одной из комнат нижнего этажа выросли грибы. Ставни на окнах болтались туда-сюда или их и вовсе не было.

Проходя мимо, Ануш попыталась закрыть ставни на одном окне, но их петли так заржавели, что не поддавались и в конце концов просто упали наземь.

Во дворе появился самый младший из семьи Таланян — одиннадцатилетний Кеворк. Он вышел из коровника с вилами в руке.

— Барев[1], Ануш! — поприветствовал он девочку, уставившись на корзину в ее руке.

— Барев, Кеворк. Где все?

— Саси и мама ушли в деревню. Хават вон там…

Хават встала с сена, лежавшего в сарае, и подошла к Ануш.

— Что это? — спросил Кеворк, кивком указывая на корзину.

— Попробуй, тогда и узнаешь, — предложила Ануш.

Мальчик снял крышку с кастрюльки и вдохнул восхитительный запах. Пальцами он взял немного кушанья, попробовал и расплылся в улыбке.

— Твоя бабушка делает очень вкусные рыбные фрикадельки, — отметил он и протянул немного своей сестре.

Они сели у подножья дуба и стали есть руками, пока кастрюлька не опустела. В воздухе витал рыбный запах, и пасшийся неподалеку гусь насторожился и поднял голову.

— Для тебя ничего не осталось, — засмеялся Кеворк, глядя на него.

— Хочу еще! — сказала Хават, подбородок которой был измазан анчоусными фрикадельками.

— Больше нет, и хватить распускать слюни, Хават! — Мальчик резко вытер рот сестры рукавом. — Позже пойдем в курятник, может, будут яйца на ужин…

Но все они знали, что куры уже давно не несутся, кроме одной, и семья выживала благодаря ей и угощениям соседей.

— Я завтра еще чего-нибудь принесу, — сказала Ануш. — Может быть, плов.

Хават улыбнулась, облизала язычком верхнюю губу. На ее широком лице поблескивали глаза. В деревне Хават звали Монголка, потому что она была похожа на монгольских всадников, которые приехали из российских степей в Ризау и Трапезунд.

Местные жители после рождения Хават считали ее мать уже слишком старой, чтобы иметь детей, но, к всеобщему удивлению, госпожа Таланян забеременела снова и родила здорового мальчика — Кеворка.

— Госпожа Стюарт спрашивала о тебе, — заговорила Ануш. — Она хотела знать, почему ты не был в школе.

— Я теперь работаю на ферме, мне нужно помогать матери.

— Завтра будут вручать призы. Я не должна была тебе говорить, но, по-моему, один из них предназначается тебе!

Кеворк искоса посмотрел на Ануш:

— Дадут медаль?

Та кивнула:

— Да, ты один из победителей.

Мальчик недолго обдумывал сказанное.

— Отдай ее Саси, мне нужно работать.

— Мне кажется, твой отец хотел, чтобы ты ее получил!

— Мой отец предпочел, чтобы я присматривал за фермой.

Господин Таланян, как и многие мужчины деревни, не умел ни читать, ни писать, но хотел, чтобы его дети учились. Он был другом детства отца Ануш и дальним родственником ее матери.

Своего отца Ануш толком не знала. Напоминанием о нем служил лишь портрет, висевший у двери, да помазок, который она держала в своей комнате. На фотографии отец был запечатлен стоя: в костюме и рубашке с жестким воротничком, возле сидящей матери, одетой в традиционное армянское платье. Они с торжественным видом уставились в камеру, будто незнакомцы, каковыми, по сути, и являлись. Дагеротип[2] давно поблек, его цвет стал мутно-зеленым, что придавало лицам неземную бледность. Однако же это нисколько не уменьшило доброты в глазах отца и не скрыло блеска его густых каштановых волос.

Ануш обожала мужчину на фотографии. Она любила его той любовью, какую лишь ребенок может испытывать к отцу, которого никогда не знал. Они были чем-то похожи, не ростом, хотя отец был необычно высок, а скорее темным цветом глаз и волос.

Их схожесть была для Ануш источником постоянной отрады. Все деревенские девочки после двенадцати лет скалывали волосы, но Ануш носила толстую косу, которая свободно свисала на спину.

— Покачай меня, — попросила Хават и увлекла Ануш к качелям.

Девочка села, устроилась поудобнее. Ануш встала рядом и легонько качнула.

— Выше!

Качели скрипели и стонали, а ноги Хават рассекали прохладный воздух.

— Выше! — снова попросила она, откидываясь назад.

Старые качели восставали против такого обращения, с каждым толчком их опоры чуть ли не вырывались из земли.

— Толкай сильнее!

— Ты упадешь, Хави! — предостерегла ее Ануш, но еще раз сильно толкнула.

Громкий металлический скрежет испугал ласточек, дремавших на выступающих потолочных балках сарая. Ануш ухватилась за веревки и резко остановила качели.

Кеворк опустил вилы и пошел посмотреть, что творится в переулке. С тех пор как двуколку продали, ворота более не открывали, на улицу выходили сквозь пролом в рушащейся каменной стене.

Петли ворот заржавели из-за влажного соленого воздуха и жалобно заскрипели, когда солдаты начали их открывать. Они вошли во двор как раз в тот момент, когда Ануш и Хават вышли из сарая.

Мужчины выглядели злыми и опасными. Один из них подошел к мальчику. Он был худым и невысоким, не намного выше, чем Кеворк, с узким лицом и бегающими глазами, как у хорька. Один глаз был карим, другой — мутно-синим, они были посажены слишком близко к длинному носу.

— Ты живешь здесь?

Кеворк кивнул.

— А ты? — спросил он у Ануш.

— Я соседка.

Хорек обернулся к солдатам, стоящим у него за спиной.

— Посетитель! Хорошо… Мне нравится уделять время посетителям.

Солдаты засмеялись, а мужчина повернулся к девочкам:

— Мы пришли за едой. Иди в дом и неси все, что есть!

— Здесь нет еды, — ответила Ануш.

— Ты лжешь!

— Это правда. Здесь ничего нет.

— Обыскать дом! — велел Хорек остальным, и те исчезли внутри дома.

— Это место — самая настоящая развалина! — сказал один из солдат, вернувшись с пустыми руками. — Нет ни черта! Даже в холодильной комнате пусто!

Из окна наверху порхнула вниз и упала на землю одежда, раздался двойной глухой стук тяжелых ботинок.

— Я беру ботинки, — крикнул высунувшийся из окна солдат.

Хават, стоявшая возле Ануш, начала плакать.

В дверях показался третий солдат, держа в руках фотографию в рамке.

— Нет! — крикнул Кеворк — Это мой отец!

Солдат оттолкнул мальчика, но Кеворк продолжал тянуться к фотографии.

— Отдайте ее мне!

— Отвали!

— Она моя!

— Забери ее тогда! — сказал солдат и разбил стекло о стену сарая.

Затем вынул из рамы серебряный ободок. Кеворк поднял порванную фотографию, лежащую среди осколков стекла.

— Посмотрите в надворных постройках! — приказал Хорек, и два солдата исчезли в свинарнике и сарае.

— Пусто! — сказал один из них, вернувшись. — Старое свиное дерьмо, и больше ничего!

— В сарае несколько кур — и все.

— Начнем с них. Возьми с собой Саная, и сверните им шеи.

Солдаты закрыли за собой дверь сарая, и вскоре во дворе стали слышны звуки хлопающих крыльев и кудахтанье, которое резко прекратилось. Дверь открылась, и появились солдаты, неся в руках четырех кур со свернутыми шеями.

— Где животные, мальчик? — спросил Хорек.

— Здесь больше ничего нет, — ответила Ануш. — Взять больше нечего.

— Я тебя не спрашивал! Я спросил мальчика-фермера! Ты похож на него. Ты фермер, а, мальчик?

Кеворк кивнул.

— Ну так где животные?

Тот не ответил.

— Смотри, гусь! — заметил один из солдат.

Разведя руки, мужчина нагнулся над гусем, но тот громко зашипел и забил своими огромными крыльями. Солдат отскочил, а остальные засмеялись.

— Ты же не испугался гуся, Ханим?

— Сам лови его!

— И поймаю! Смотри!

— Не забирайте гуся, — попросила Ануш, — пожалуйста! У них больше ничего нет!

— Эй, гусик-гусик… — начал зазывать солдат, сняв китель. — Иди сюда!

Гусь расправил крылья, опустил голову и двинулся на солдата, но тот стоял на месте и вдруг набросил китель на гуся.

В одно мгновение мужчина оказался на борющейся птице, призывая других на помощь.

Кеворк подбежал к нему, крича, но чья-то рука схватила его за воротник и отшвырнула так, что мальчик пролетел полдвора.

— Принесите мне тот топор, — велел Хорек.

Он снял китель с гуся, а двое солдат прижимали шею птицы к куску дерева.

— Держите его ровно!

Занеся топор над головой, он опустил его на гусиную шею. Тут же хлынула кровь, заструилась, будто живое существо, забрызгала одежду солдат, их руки и лица.

Пока Хорек триумфально держал тушку, один солдат прильнул к обрубку шеи и стал пить кровь. Кеворк наскочил на него, начал его пинать и бить изо всех сил.

— Маленький негодяй! — Всю свою силу Хорек вложил в удар кулаком по лицу Кеворка.

Хават закричала, увидев, что Кеворк упал, но Хорек все еще продолжал наносить удары ногами.

Мальчик встал и, пошатываясь, опять пошел на них, но у него подкосились колени, он упал, и у него началась рвота. Ануш подбежала, чтобы помочь ему, но Хорек продолжал со злостью пинать мальчика, снова и снова.

— Перестаньте! Оставьте его в покое!

— Ханим, успокойся… Это всего лишь ребенок…

Хорек что-то буркнул и занес руку, чтобы ударить неподвижно лежащего мальчика еще раз. Ануш схватила вилы и вонзила их в его ботинок.

Хорек взревел, развернулся, чтобы кинуться на Ануш, но прежде он должен был вытащить вилы. Потом он упал на бок и, схватившись за ботинок, пытался разглядеть, какую рану ему нанесли.

— Ах ты армянская сука! Моя нога!

Он встал и, постояв на месте, понял, что ботинок защитил его от увечья и он вполне может ходить.

— Я проучу тебя! Я преподам урок, который ты никогда не забудешь!

Захромав к сараю, он вскоре вышел с куском веревки в руке.

— Держите ее!

— Ханим…

— Я сказал, держите ее!

Он сделал петлю на одном конце веревки, а другой закинул за ветку дуба.

— Несите мальчишку сюда!

— Нет! Пожалуйста! О боже!.. Нет!

Колени Ануш подкосились, но солдаты заставили ее стоять.

Кеворк застонал, когда его поставили на ноги и потянули к дереву.

— Пожалуйста! — взмолилась Ануш. — Я вас умоляю… Простите меня!

Стоявшая у сарая Хават истошно выкрикивала имя брата:

— Кево! Кево!

Хорек связал руки мальчика за спиной и, надев петлю ему на шею, затянул ее покрепче.

Это привело мальчика в чувство, он закачался, воздух с шипением вырывался из его рта.

— Ты смотришь, гадина?

Взявшись за другой конец веревки, Хорек начал тянуть, и Кеворку пришлось встать на цыпочки. Лицо его побагровело, затем начало синеть. Вновь дернув за веревку, Хорек наблюдал за выражением лица Ануш, как оно менялось по мере того, как мальчик задыхался.

— Не нравится то, что видишь? Уже на такая храбрая?

Рот Кеворка приоткрылся, язык вывалился наружу. Ануш всхлипывала, Хават закрыла глаза руками.

— Это только начало! Ты следующая!

— Ханим!

Двое солдат на лошадях въехали во двор. Хорек выпустил веревку из рук. Ануш подбежала к Кеворку, который без сознания лежал на земле.

— Что происходит?

— На нас напали, капитан Орфалеа! Мы только хотели взять гуся, а на нас напали с вилами!

Капитан огляделся. Он был моложе многих солдат и заметно от них отличался. Его форма была опрятной и отлично сшитой, ботинки — начищенными. Он не носил ни усов, ни бороды, а ровные черные волосы были необычно длинны.

— На вас напали, — протянул он презрительно, — на пятерых? Две девочки и мальчик?

Солдаты пришли в замешательство, а Хорек, угрюмо уставившись на капитана, ответил:

— Я не собирался причинять ему вред. Просто хотел немного напугать…

Капитан подошел к Кеворку, который лежал на земле. Нос мальчика был сломан, лицо опухло, красные следы от веревки пересекали шею.

— Лейтенант, сопроводите этих людей на базу!

— Она напала на меня! — настаивал Хорек. — Я имел право защищаться!

— Капрала Ханима бросьте в карцер, и пусть он остается там до тех пор, пока я не позволю его выпустить.

Солдаты двинулись по переулку, сопровождаемые лейтенантом. Капитан подошел к Ануш, склонившейся над Кеворком.

— С ним все в порядке?

Ануш кивнула. Она помогла мальчику сесть и ослабила воротник его рубашки.

Капитан осмотрел двор, разбитое стекло и обезглавленного гуся.

— Пусть мальчик побудет на воздухе немного, и впредь не хватайтесь за вилы.

Ануш вскочила на ноги:

— В следующий раз я вгоню их ему в живот!

Дневник доктора Чарльза Стюарта

Константинополь 4 апреля 1900 года

Мы прибыли в Константинополь две недели назад. Шел дождь, и мне показалось, что я опять в Нью-Йорке зимой. Мы с Хетти очень устали от путешествия, но испытали облегчение, увидев на пристани встречающего нас Элиаса Риггса.

Я не знаю, чего ожидал от стареющего американского миссионера, но не мог и представить себе, что он будет столь энергичен и высок.

Уже более сорока лет он работал врачом в Османской империи. Я рассказал о своих планах исследования трахомы[3], но ему, похоже, было интереснее обсуждать время служения мессы в этих краях.

Он очень набожен, и поэтому я ощущаю неловкость, общаясь с ним. Безусловно, устраиваясь на эту работу, я понимал, что в первую очередь буду врачом-миссионером. Когда мне только предложили эту должность, Хетти заметила, что я атеист, а она еврейка.

Конечно, мы иногда ходим в церковь, но, думаю, Элиас уже подозревает, что я не совсем тот, кем он меня считал.

На протяжении некоторого времени создавалось впечатление, что он вот-вот отошлет нас обратно, однако же ему крайне необходима помощь в клинике и очень понравилась Хетти.

Конечный пункт нашего назначения — маленькая деревушка в районе Трапезунда, на побережье Черного моря. Как я узнал, это место весьма уединенное, хотя находится недалеко от большого города и важного порта — Трапезунда.

Деревня расположена в центре самого зараженного трахомой региона, так что впереди нас ждет много изнурительной работы.

В настоящий момент мы живем на Истиклал-авеню в Пера. Здесь, конечно, не роскошно, зато чисто, хорошее обслуживание, и мы находимся на европейской стороне Босфора.

У нас три комнаты, а в нагрузку к ним — греческая судомойка, турецкий носильщик (или, скорее, мастер на все руки) и полька-повар.

Хетти, моя дама, или ханум по-здешнему, оказалась в своей стихии.

Она не может практиковать как врач, потому что женщинам-врачам разрешается работать только в гаремах. Но каждое утро она встает рано и отправляется делать зарисовки руин старого Константинополя.

Вполне понятно ее восхищение городом. «Шлюха Востока», конечно, соответствует своему прозвищу — она великолепна и безвкусна в равной мере.

На любой улице города есть достопримечательности, от которых дух захватывает, например, великолепный Собор Святой Софии или роскошный дворец Топкапы. И в то же время за углом, среди руин зданий, стертых с лица земли землетрясением 1894 года, расположились трущобы, кишащие паразитами.

Париж в миниатюре с изящными бульварами простирается вдоль европейской стороны Босфора, в то время как на восточной стороне женщины в парандже идут за мужьями в трех шагах позади них, и там безраздельно властвует Пророк. Как говорит Элиас, это город противоречий и контрастов.

Мы крепко подружились с Генри Моргентау, американским послом, и его женой Жозефиной. Они евреи, и Хетти в их компании чувствует себя как дома. Кроме того, Генри очень интересный человек.

Он принимает по-царски и владеет отличным винным погребом. Его развлекает то, что «бедный доктор-миссионер» весьма неравнодушен к хорошему кларету.

Семья Моргентау знает в Константинополе уйму людей, начиная с дипломатов и заканчивая молодыми гидами, и, похоже, они намереваются перезнакомить нас со всеми.

Теперь, когда наши планы путешествия отложены из-за беременности Хетти — она ожидает ребенка осенью, — мы собираемся видеться с Моргентау часто.

Невозможно избежать этой задержки, но все равно это расстраивает.

Хотя нам все равно придется ждать получения разрешения для продолжения нашего путешествия.

В этой стране невозможно работать, строить и даже заниматься любой мелочью, не имея на то разрешения. Элиас советует мне быть терпеливее.

Рассказывает, что, когда он только прибыл сюда, старый султан запрещал чтение любых иностранных материалов и газовое освещение. Он боялся развращения своих подданных. Элиас просит меня помнить, что сейчас я по крайней мере могу читать и у нас есть свет. Аминь!

Ануш

Вдоль северного мыса реки, впадающей в море, растут деревья. Они редеют в том месте, где поток воды изгибается, замедляется и образует небольшой водоем. Берег кажется изломанным, в воде будто лежат купающиеся гиганты.

Деревенские женщины ходят сюда стирать.

Ануш с матерью молча шли к реке и обе несли по корзине. Когда они подошли к излучине реки, до них донеслись голоса и звуки шлепков мокрой тканью по камням.

— Барев, Ануш! Барев, госпожа Шаркодян!

Парзик Шатиян, стоявшая на отмели возле Саси, приветственно помахала рукой, увидев Ануш и ее мать.

Рядом на камне сидела Хават, болтая ногами в воде. Обе девочки подоткнули подолы юбок за пояса, под ногами в воде лежала одежда для стирки.

Мать Ануш, едва поприветствовав их, вытрясла из корзины вещи на берег, затем сняла ботинки, чулки, подоткнула юбку и пошла к реке.

— Чего ты таращишься на них? — одернула она дочь. — Ты что, думаешь, белье выстирается само?

Ануш вывалила содержимое корзины и села рядом, чтобы снять обувь и носки. Одежда принадлежала их домовладельцу Казбеку Ташияну и его сыну Хусику.

Вещи были грязными и пахли тем, о чем Ануш не нравилось думать.

Ануш взяла кусок мыла и рубашку, опустила и то и другое в воду, намылила, потерла, прополоскала, потом разложила для просушки на камнях.

Мать и дочь молча работали бок о бок. Ануш пыталась повторять движения матери. Хандут Шаркодян была гибкой и крепкой. Из-за небольшого роста ее сила была незаметна.

Когда умер ее муж, именно она все чинила, пилила доски и забиралась на крышу, чтобы поправить деревянную черепицу. Она гордилась своим умением рыть траншеи, навешивать на петли ворота и вообще выполнять любую работу.

Гохар, бабушка Ануш, присматривала за небольшим огородом, а Ануш бралась за любую подработку, которая приносила деньги, хотя большинство из них не давало ничего.

Мать никогда не бывала довольна ее заработками и любила напоминать семье, что, если бы не она, Хандут Шаркодян, они все уже давно пошли бы по миру, так что им очень повезло, что есть она!

Ануш не была уверена, что им так уж повезло с матерью. Ничто не удовлетворяло эту женщину и не приносило ей радости. Ее раздражала жизнь в целом и дочь в частности.

— Псс… — подозвала подругу Парзик.

Ануш кивнула и оглянулась на мать, которая тщательно выполаскивала брюки.

— Пойду пожелаю Парзик удачи, — сказала Ануш. — Ее мать начала шить ей подвенечное платье.

— Только быстро! — отозвалась Хандут, даже не взглянув на нее.

Парзик стояла в воде, уперев руки в бедра, похожая на полузатонувшего колосса. Для девочки она была очень высокой. Ее рост еще больше подчеркивался худобой и необыкновенно длинной шеей. Густые темные волосы были заплетены в косы и лежали кольцом вокруг головы. А из-за носа, похожего на клюв, она заслужила прозвище Птичка. Она была не так красива, как Ануш или Саси, но у нее были полные груди, широкие бедра, и все это как по волшебству появилось пару лет назад.

Парзик единственная из всех подруг Ануш была обручена. Вардан Акинян, местный штукатур и ее троюродный брат, стал ее женихом. Благодаря работе, выполняемой в казармах, его освободили от воинской повинности, и он был одним из немногих молодых людей, оставшихся в деревне.

— Я слышала, что случилось, — сказала Парзик.

— Тихо! Моя мать не знает! Как Кеворк? — спросила Ануш, поворачиваясь к Саси.

— Нормально.

— А Хават?

Все три девочки посмотрели на сестру Саси, уставившуюся на свое отражение в воде.

— Она много плачет. Я пока не говорила ей, что Кево уехал.

— Уехал? Куда?

— Моя мать повезла его к дяде в Орду. Они выехали в Трапезунд сегодня утром.

Ануш посмотрела на реку — та упорно прокладывала путь к морю.

— Что ты будешь делать? — спросила Саси.

— Я?

— Тот солдат тебя запомнил, так что тебе угрожает опасность.

— Кажется, их капитан человек справедливый, — заметила Парзик. — Кеворку повезло, что тот подоспел вовремя.

— Он турок! Они все одинаковые! — заявила Ануш.

— Я только говорю, что, пока он здесь, не стоит волноваться.

— Моего брата практически повесили, — воскликнула Саси, — а ты говоришь не волноваться?

— Я не совсем это имела в виду. Ладно, я думаю, с Ануш все будет в порядке, а я выйду замуж. Нужно это хоть как-то отпраздновать! — Она ухмыльнулась и добавила: — Я — госпожа Вардан Акинян!

— Если Вардан все-таки возьмет тебя в жены! — заметила Саси.

— Ему повезет, если я ему достанусь! Курица-несушка — не чета мелким цыплятам!

Саси плеснула водой на Парзик и засмеялась. Это застало подругу врасплох. Холодная вода попала на грудь девушки и намочила ее блузку. Быстро придя в себя, она зачерпнула пригоршней воды и в отместку обрызгала Саси и Ануш. Девочки смеялись, а Хават встала с камня, чтобы присоединиться к ним.

Они плескались, и, заигравшись, Ануш забыла про мать. А Хандут уже вся промокла, с рукавов ее платья лилась вода. Из-за шума и смеха прошло некоторое время, прежде чем Ануш осознала, что ее кто-то зовет. Она повернулась и увидела, что мать машет ей мокрой рубашкой, а потом и вовсе бросила ее в дочь. Но в этот момент Парзик стала перед Ануш, и рубашка змеей обвилась вокруг ее длинной шеи. Она попыталась ослабить захват, поскользнулась и, беспомощно взмахнув руками, упала в воду. Жадно хватая ртом воздух, Парзик с трудом поднялась, мокрая с головы до ног.

— Свинья! — крикнула она Хандут.