Царская охота

Автор Леонид Зорин

Мало кто может объяснить поступки женщины, особенно если она наделена высшей властью, ибо никто не знает, что служит истинной причиной ее поступков — государственная нужда или женская ревность.
Пьеса Леонида Зорина «Царская охота» основана на реальных исторических событиях.
Императрица Екатерина II отправляет графа Алексея Орлова в Венецию, дабы он соблазнил и привез в Россию самозванку, претендующую на российский престол — Елизавету. Однако между молодыми людьми возникает настоящая страсть, и Алексею приходиться выбирать между истинным чувством и долгом перед государыней.

• Язык: Русский
• Издатель: Aegitas
• Дата выпуска: 28 авг. 2020 г.
• ISBN: 9780369402684

Предварительный просмотр книги

Леонид Зорин

Царская охота

---

encoding and publishing house

УДК

ББК

Зорин, Леонид Генрихович

Царская охота. – М.: Aegitas, 2020. – 204 с.

16+

Мало кто может объяснить поступки женщины, особенно если она наделена высшей властью, ибо никто не знает, что служит истинной причиной ее поступков — государственная нужда или женская ревность.

Пьеса Леонида Зорина «Царская охота» основана на реальных исторических событиях. Императрица Екатерина II отправляет графа Алексея Орлова в Венецию, дабы он соблазнил и привез в Россию самозванку, претендующую на российский престол — Елизавету. Однако между молодыми людьми возникает настоящая страсть, и Алексею приходиться выбирать между истинным чувством и долгом перед государыней.

© Зорин Г.А., 2020

© Издательство «Aegitas», 2020

ISBN 978-0-3694-0268-4

Все права защищены. Охраняется законом РФ об авторском праве. Никакая часть электронного экземпляра этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Царская охота

Драма в двух частях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Е к а т е р и н а — императрица.

Е л и з а в е т а.

Г р а ф  А ле к с е й  Г р иг о р ь е в и ч  О р л о в.

Г р а ф  Г р и г о р и й  Г р и г о р ь е в и ч  О р л о в.

М и х а и л  Н и к и т и ч  К у с т о в.

К н я г и н я  Е к а т е р и н а  Р о м а н о в н а  Д а ш к о в а.

Б о н и п е р т и — секретарь Елизаветы.

Д е н и с  И в а н о в и ч  Ф о н в и з и н — драматург.

Л о м б а р д и — богатый негоциант.

Г р а ф  К а р л о  Г о ц ц и — драматург.

К а п и т а н С н а р к.

П а д р е  П а о л о — иезуит.

С т е п а н  И в а н о в и ч  Ш е ш к о в с к и й —

обер-сек­ретарь Тайной экспедиции.

К н я з ь  Г о л и ц ы н.

Б е л о г л а з о в — молодой дворянин.

М а р т ы н о в — поручик.

И н о с т р а н е ц — гость императрицы.

Ф е р а п о н т  Ф о м и ч — старый слуга.

А д м и р а л  Г р е й г.

Д е  Р и б а с.

Ф е д о р  К о с т ы л е в — матрос.

П р и д в о р н ы е, г о с ти  в  д о м е  Л о м б а р д и,

ц ы г а н к и.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

Москва. Ранняя весна 1775 года. У графа Алексея Григорьевича Орлова. Михаил Никитич Кустов — человек средних лет, нетрезвый, худой, дурно выбритый, в потрепанной одежде. В отличие от него Ферапонт Фомич благообразен, опрятен, держится солидно, лет ему под шестьдесят.

Ф е р а п о н т. И где же это, скажите на милость, их сиятельство вас отыскали?

К у с т о в. Глуп ты, братец, вот что тебе я скажу, — мы с графом знакомцы давние.

Ф е р а п о н т. И то сказать — знакомство завидное.

К у с т о в. Знаешь ли поговорку, братец: царь любит, да псарь не любит?

Ф е р а п о н т. В мой огород камешек? Так-с.

К у с т о в. Графу Алексею Григорьевичу люди много важнее титлов. Зане он муж — ума орлиного.

Ф е р а п о н т. На то — Орлов.

К у с т о в. Не в имени суть. Есть воробьи среди Орловых, средь Воробьевых есть орлы…

Ф е р а п о н т. Уж это вы, можно сказать, забылись.

К у с т о в. Молчи, старик. Коли я говорю, что человек своей фамилии выше и цену собственную имеет, — я не унизил его, а возвысил.

Ф е р а п о н т. А чем изволите заниматься?

К у с т о в. Я, брат, пиит.

Ф е р а п о н т. Так какое же это занятие? Забава души.

К у с т о в. И опять ты глуп.

Ф е р а п о н т. Как вам угодно. Только чем же вы снискаете хлеб насущный?

К у с т о в. Тому земные блага — ничто, кто с богами беседует.

Ф е р а п о н т. Дело ваше.

Входит граф Григорий Григорьевич Орлов. Очень красив, строен, одет с некоторым щегольством. Лицо его сум­рачно.

Вот радость-то, ваше сиятельство!

Г р и г о р и й. Где брат?

Ф е р а п о н т. Почивают.

Г р и г о р и й. Буди.

Ф е р а п о н т. Ваше сиятельство, как можно…

Г р и г о р и й. Делай, что сказано.

Ф е р а п о н т. Осердятся.

Г р и г о р и й. Не твоя забота.

Ф е р а п о н т. Могут спросонья и прибить. А рука у них тяжеленька.

Г р и г о р и й. Заупокойную отслужим.

Ферапонт Фомич, кряхтя, уходит.

(Граф оборачивается к Кустову.) Кто таков?

К у с т о в. Михайло К у с т о в.

Г р и г о р и й. Не тот виршеплет, о коем брат ска­зывал?

К у с т о в. Тот самый.

Г р и г о р и й (ходит). Ты был вчера с братом?

К у с т о в. Был, ваше сиятельство.

Г р и г о р и й. Вы что учинили?

К у с т о в. Не помню. Все было как бы в дыму…

Входит всклокоченный, опухший, красный со сна Алексей Орлов. Коренаст, могуч, черты лица грубые. За ним семенит Ферапонт Фомич.

А л е к с е й. Ферапонт, водки. Здорово, Гриша. С чем пожаловал? (Ферапонту.) Поднеси их сиятельству.

Г р и г о р и й. Не нужно.

Ферапонт приносит графин.

А л е к с е й. Ты, брат, не в Петербурге, в Москве. Есть Бог, государыня к нам пожаловала, и брата привелось повидать. (Трет виски.) Погоди, сейчас потолкуем. Голову ломит, и в глотке сушь. Это Кустов, любимец муз. Я его лет с десяток знаю. Еще до всех моих дальних странствий. Был он тогда премного пристойней. (Кустову.) В ничтожество впал господин пиит. Тощ, наг и пьян постоянно. Глянешь на твою образину, и не хочется, а запьешь.

К у с т о в. Мой дар причиной моему состоянию. Пиит зрением остр, а кто больше зрит, тому легче пити, чем трезвым быти. Не видеть безумства мира сего.

А л е к с е й. Это он изрядно сказал… А где живешь?

К у с т о в. Лиси язвины имут и птицы гнезда. Сын же человеческий не иметь, где главы подклонити.

А л е к с е й. Слыхал, Григорий? Ладно, живи пока у меня.

Ферапонт вздыхает.

К у с т о в. Нищеты не стыжусь. Почивший в бозе мой друг Иван Семеныч Барков почище меня пиитом был, а обедал не каждый день.

Ф е р а п о н т. В бозе, говорите, почивший. В бозе ли?

К у с т о в. Тсс-сс… Тайна сия велика.

А л е к с е й. Ферапонт, молчи. Знай свое место. Есть почта?

Ф е р а п о н т. Вам письмо принесли.

А л е к с е й. Тащи сюда.

Г р и г о р и й. Знавал я Баркова. Бойкое, бойкое было перо. Впрочем, оду мне написал с душою.

К у с т о в. За то, что помните, ваше сиятельство, вам воздастся. Ах, боже святый, что за кудесник, таких уж нет. Все помнят одни срамные вирши, а знали б его, как знал его я! Как мыслил, судил, как верен был дружбе, а как любил безоглядно!.. Высокий был, ваше сиятельство, дух…

А л е к с е й. Ну, хватит. Он помер, да мы-то живы. Уймись, Кустов, пьяный человек не должен заноситься. Грешно. Что за конверт?.. Духами воняет.

Г р и г о р и й. Женщина пишет, не будь я Орлов.

А л е к с е й. Бабы больно учены стали. Дня нет, чтоб какая-нибудь трясогузка не сочинила б послания. Тьфу. Ума на грош, а соплей на червонец. Кустов, читай.

К у с т о в. Прилично ли будет?

А л е к с е й. Коли я говорю — читай!

К у с т о в (читает). «Жестокий! Вспомните об ласках ваших, хотя оные по правде не умышленны были. Однако ж я худо защищалась и не платила ль вам тем же?»

А л е к с е й. А-а, вон это кто!

К у с т о в (читает). «Куда девался мой разум? Я себя всегда добродетельной считала, только я уж больше не такова».

А л е к с е й. Тю-тю, матушка.

К у с т о в (читает). «Несчастное заблужденье! Я обязана любить своего мужа и в ту минуту, как о сем пишу, совсем вам предаюся. Праведное небо! Для чего это в грех вменяют?»

Г р и г о р и й. Мысль верная, я б и сам желал понять.

К у с т о в (читает). «Но что я говорю? Какой ты жестокосердый! Увы, я ни в чем упрекнуть себя не могла, жила без порока, была довольна, находилась в невинности спокойно…»

А л е к с е й. Опять заныла… тоска берет…

К у с т о в (читает). «И вот ведаю, что творю преступленье, но оно мне необходимо. Я бы много отважилась, если б стала противиться волнующим меня движеньям?»

А л е к с е й. Не сама писала. Разрази меня гром, с французского перетолмачила… Право…

К у с т о в (читает). «Государь мой! Мы оба стали изменниками. Вы изменили другу, я — супругу. Итак, вы любите недостойную женщину, я — бесчестного человека…»

А л е к с е й. Точно, точно — из письмовника взято. Какой же я ее мужу друг? Много чести. (Кустову.) Брось. Надоело.

К у с т о в. Вы, ваше сиятельство, в любви счастливы.

А л е к с е й. Вот еще… Какое тут счастье? Это не счастье, а баловство. Ладно, оставьте нас с братом одних.

Кустов и Ферапонт Фомич уходят.

Г р и г о р и й. Зачем он тебе?

А л е к с е й. А сам не ведаю. О прочих знаешь все наперед. Что подумают и что скажут, а этот нет-нет, да и удивит.

Г р и г о р и й. Уж будто?

А л е к с е й. Иной раз даже взбрыкнет. После очнется от страха в поту, а мне забавно.

Г р и г о р и й. Вчерашнее помнишь?

А л е к с е й. Помню только, что был в безудерже.

Г р и г о р и й. Дрался на кулачках. И с кем же? Со всякой сволочью. Фу ты, пропасть… Занятие для героя Чесмы.

А л е к с е й. Что делать, Гриша, скука заела. Каково мне с моим-то норовом на Москве небо коптить. Да и люди не кони, взглянуть не на что.

Г р и г о р и й. Нет, Алеша, рано, рано разнежился. Время тревожное — не для забав, не для шутов.

А л е к с е й. Да отчего же? Его величеству Пугачеву сделано усекновение членов. Мужички берутся за ум, а всякая челядь в себя приходит.

Г р и г о р и й. В этом-то, Алексей, и суть. Покамест дрожали за свои головы, было им не до нас с тобой. Где уж было с Орловыми воевать, когда Пугач у них на дворе. Теперь же вся мразь, какая ни есть, только и ждет, когда споткнемся.

А л е к с е й. Помилуй, ты спас Москву от чумы, в честь твою в Царском воздвигнута арка.

Г р и г о р и й. А ты турка без флота оставил. Что нам заслуги считать, Алеша? Чем больше заслуг, тем больше врагов. Иной раз чувствую, воздуха мало. Он злобой отравлен, тяжко дышать.

А л е к с е й. Любят тех, кому покровительствуют. А тех, от кого зависят, — не любят. И что тебе любовь человеков. Любила бы женщина…

Г р и г о р и й. Кабы так…

А л е к с е й. Вздор, Григорий, каприз не в счет. Был и прошел. А ты остался.

Г р и г о р и й. Алеша, слушай… тебе одному, другу, брату, крови своей, — не то, Алеша, вовсе не то! Такой ли была, так ли любила? Ведь рядом покойно стоять не могла, взор блуждал, и руки дрожали. Звала меня своим господином. Да я им и был, можешь поверить. Стоило мне насупить брови, она уж на все была готова. Ах, брат, это не передать, ты только представь себе — императрица, властительница над жизнью и смертью сорока миллионов послушных рабов, меня как девочка поджидала, минуты считала, когда приду. А ныне — покойна и снисходительна. Еще того хуже — жалеет! Алеша! Кого она жалеет? Меня!

А л е к с е й. Полно, она и в былые дни знала, что делает. Сколько ты тщился Панина укоротить, а ведь жив. Стало быть, нужен. И ведь уличен! Ведь дважды заговор обнаружен. Другому б не сносить головы.

Г р и г о р и й. Все-таки он в опале.

А л е к с е й. Не верю… и ты не веришь. Он угорь — вывернется. А все потому, что нужен, умен. А матушка наша умна сама. Умный-то к умному вечно тянется. Вот Лизавета была попроще — при ней сила была в цене.

Г р и г о р и й. Васильчиков, по-твоему, мудр?

А л е к с е й. Васильчиков — нуль, пустобрех, петиметр. И прост, незлобив. Его не страшись. Это, брат, женский туман, растает. Вот тезка твой — Гришка Потемкин — другой. Я, брат, его не оценил. Каюсь, думал, что простодушен. С такой комплекцией человек редко бывает стратиг, а поди ж ты…

Г р и г о р и й. Видеть, видеть его не могу!..

А л е к с е й. Вот в чем беда твоя, больно ревнив. Ревни­вец когда-нибудь да опостылеет. А государыню ревновать, это как ревновать державу. Это уж объявить права не на женщину — на престол. Говоришь, звала господином! Гриша, что ночью не говорится. Ночному слову, любезный друг, нет ни цены, ни веры. Забудь.

Г р и г о р и й. Уеду. Пусть вспоминает.

А л е к с е й. Дурак. Делать ей нечего — вспоминать. С глаз долой, так из сердца вон. Нет. Орловы так не уходят. Орловы насмерть стоят. Затаись. Умей глаза закрывать. Не видеть. Страсть переменчива. Это, брат, море. Сегодня отлив, а завтра прилив. А ты знай сиди на берегу да жди погоды.

Г р и г о р и й. Нет, не по мне.

А л е к с е й. Мало ли! Ты вот мне говорил, что Панин Потемкина греческий план не одобряет.

Г р и г о р и й. Что из того?

А л е к с е й. А то, что это вовсе не худо. Глядишь, один другого пожрет.

Входит Ферапонт Фомич.

Кто тебя звал?

Ф е р а п о н т. Виноват, ваше сиятельство. Поручик Мартынов. По срочному делу.

А л е к с е й. Впусти.

Ферапонт уходит.

Мартынов? От государыни?

Входят: Ферапонт, совсем юный офицерик, в глубине

переминается Кустов.

Здравствуй, поручик. Чего изволишь?

М а р т ы н о в. Ее императорское величество просят пожаловать ваше сиятельство незамедлительно.

А л е к с е й. Подожди.

М а р т ы н о в. Слушаюсь, ваше сиятельство.

А л е к с е й. Ступай.

Офицерик уходит.

Видишь как? Легка на помине.

Г р и г о р и й. Зовет тебя, а я ни при чем…

А л е к с е й (озабоченно). К добру ли? (Смотрит на Григория.) А ты уже и не в себе.

Г р и г о р и й. Брат, не до шуток. В тебе есть надобность, а я про то и ведать не ведаю.

А л е к с е й. Эй, Ферапонт, умываться. Живо. Царская служба ждать не любит. (Брату.) С Богом!

Г р и г о р и й. В добрый час, А л е к с е й.

А л е к с е й. Господин пиит пусть отоспится.

К у с т о в. Что плоти сон, коль дух еще бодрствует?

А л е к с е й. Ну, бодрствуй, да в меру. Гляди! (Уходит.)

2

Кабинет Екатерины. Екатерина и Дашкова.

Е к а т е р и н а. Слушаю, Екатерина Романовна. О чем твоя просьба?

Д а ш к о в а (подчеркнутая сдержанность). Ваше величество, сын мой окончил курс в Эдинбурге. Мне надобно провести с ним в Европе то время, которое потребно для завершения его воспитания. Прошу на то вашего дозволения.

Е к а т е р и н а. Скучно тебе, княгиня, с нами? Три года пространствовала, два — здесь прожила и уж назад тебя потянуло.

Д а ш к о в а. Ваше величество, я живу для сына. С той поры, как князь Михаил Иваныч оставил меня в сем ­мире одну, жизнь моя навсегда кончена. Мне для себя ничего не надо. Но моя обязанность вложить в Павла все, что оправдает любовь матери и даст ему одобренье отечества.

Е к а т е р и н а. Не рано ль ты стала для сына жить? Гляди, княгиня, не ошибись. Дети любви нашей редко стоят.

Д а ш к о в а. Я надеюсь, что сохраню доверенность моего ребенка. Он вовсе не способен на зло.

Е к а т е р и н а. Рада за тебя, коли так. А все же на досуге подумай. Я ведь не с потолка беру. Мы с тобой обе — Екатерины, у тебя свой Павел, у меня — свой. Храни тебя Бог от моих забот.

Д а ш к о в а. Было время, ваше величество, я Бога просила, чтоб ваши заботы стали моими. Был