Война в воздухе

Автор Герберт Уэллс

Английский подросток Берт Смоллуэйз, сын фермера, устраивается работать в пункт проката велосипедов, потом становится его совладельцем. Дела идут всё хуже, и компаньоны решают бросить бизнес, приносящий им только убытки и долги. Деньги они хотят зарабатывать пением на курортах. Когда Берт и его компаньон приезжают на пляж и начинают петь, к берегу спускается аэростат.

• Язык: Русский
• Издатель: Interactive Media
• Дата выпуска: 25 нояб. 2020 г.
• ISBN: 9781787362031

Предварительный просмотр книги

ПРИМЕЧАНИЯ

ПРЕДИСЛОВИЕ

[Это предисловие было написано в 1930 году к изданию собрания сочинений Г. Уэллса издательством Земля и Фабрика и оставлено нами без изменений. Нам представляется, что читателю будет интересно ознакомиться с состоянием науки и искусства в то время. Прим. ред.]

Роман Уэллса был написан за несколько лет до мировой войны. Он пронизан осознанием неизбежности катастрофы, — в романе Уэллса мы находим уже те основные группы, которые столкнулись на европейских полях летом 1914 года.

Правда, автор перенес действие в воздух, он преувеличил будущую роль и значение авиации. Судьба Германии — в воздухе, — уверяет автор ученого труда Рудольф Мартин. Но читатель в этом лозунге без труда узнает заявление германского империализма, не сходившее со страниц предвоенной печати: Судьба Германии — на воде.

Уэллс увидел в Германии виновника и застрельщика катастрофы. Его воинственный принц Альберт становится поджигателем европейского мира.

Уэллс не ограничивается изображением будущей битвы народов. Он пытается раскрыть те глубочайшие противоречия, которые несет миру империализм, — противоречия, порождающие в конечном счете войну. Еще дед Смоллуэйса, героя Войны в воздухе, жил мирной жизнью кентского обывателя. Он мирно трудился, поставляя овощи и фрукты в соседний город. Но время принесло огромные перемены в путях, целях и возможностях человеческой жизни, — говорит Уэллс. Все прежние границы народов и стран были нарушены. Давно установленные привычки и традиции изменились. Вооружения становились все более и более чудовищными. Историческая арена стала слишком тесной, — поясняет писатель. И потому правительства ведут себя как невоспитанные люди в переполненном вагоне, толкают друг друга локтями, наступают на ноги.

Герой романа Берт Смоллуэйс — рядовой обыватель, один из тех миллионов людей в Европе и Азии, которые были вырваны из родной почвы и увлечены бурным потоком. Берт Смоллуэйс, вся премудрость которого была почерпнута из дешевых брошюр и газет, любил потолковать о соперничестве Германии и о праве Англии на мировое господство, о черной и желтой опасности. Он вырос в обстановке растущего антагонизма. Он с юных лет слышал о колоссальных затратах на вооружение, с детства привык к воинственным кличам толпы.

Европа только и занималась тем, что производила громадные пушки и маленьких Смоллуэйсов, — едко иронизирует романист.

Уэллс дальновиден. Он понимает, что мировая война должна развязать освободительное движение колониальных народов. В Египте, Индии и других подвластных Великобритании странах вырастали новые поколения; в них накопилось страшное негодование, громадная энергия и активность, не отстававшие от века. Правящий класс Великобритании очень медленно усваивал новый взгляд на подчиненные народы как на пробуждающиеся нации, — говорит Уэллс.

И в своем романе он выносит действие за пределы Европы. Роман становится предвосхищением будущих битв между Западом и Востоком. Писатель рисует всеобщую разрушительную войну всех против всех, оканчивающуюся крушением европейской цивилизации.

Берт Смоллуэйс, скромный кентский обыватель, любивший гонять на мотоцикле и влюблявшийся в девушек, становится участником самых неожиданных событий. Он попадает в плен к немцам, к воинственному принцу Карлу-Альберту. Вместе с немцами Смоллуэйс делает налет на Нью-Йорк, превращенный воздушными кораблями в груду развалин. Он переживает крушение германского военного могущества, разбитого эскадрильями восставших азиатских народов, и после долгих странствий возвращается в разрушенную Европу, пустынную, уничтоженную войной и пурпурной болезнью.

Война в воздухе пропитана пацифистскими тенденциями. Милитаризм в изображении пацифиста и демократа Уэллса наделен самыми отрицательными чертами. В романах Уэллса не раз звучит тема крушения европейской цивилизации. В другом своем о романе Когда спящий проснется Уэллс сумел с большой силой изобразить борьбу гигантских трестов.

Уэллс верит, что миром правят идеи и добрые намерения, а если бы правительства не толкали друг друга локтями и не вели в себя подобно невоспитанным людям в переполненном вагоне, то события могли бы сложиться иначе. Недаром после мировой войны Уэллс всерьез занялся составлением дидактического, нравоучительного труда, обобщающего опыт мировой истории; человечеству достаточно понять те уроки, которые преподает ему Уэллс, для того чтобы добровольно отказаться от ужасов войны. По мнению х Уэллса, вся беда заключается в том, что нравственное развитие е человечества не поспевает за ростом техники, за ростом его материального благополучия.

Но вместе с тем по глубине своего замысла Война в воздухе — одно из значительнейших произведений нашего времени. Роман поднимается на высоту тех Проблем, которые стоят перед всем человечеством. Как всегда у Уэллса, общие идеи облечены в высокохудожественную образную форму. Уэллс умеет внести в повествование тонкий юмор, являющийся одной из отличительных черт его 9 творчества.

Надеюсь, читатель сумеет взять лучшее, что есть в романе Уэллса, оценив по достоинству его слабые стороны и, прежде всего, его философию буржуазного пацифизма.

А. Страчаков.

ТЕХНИКА ВОЗДУШНОЙ ВОЙНЫ

Роман Г. Уэллса Война в воздухе вышел в свет в 1908 г., когда уже летали первые цеппелины и первые аэропланы, правда, неуклюжие и слабосильные. Внимательный анализ воздушного дела позволил все же Уэллсу довольно правильно угадать особенности применения летательных машин на войне, а в связи с этим и те изменения, которые должно было внести в характер войны появление нового боевого оружия.

Книга Уэллса имеет для нас особый интерес прежде всего потому, что значительная часть его предсказаний, преимущественно относящихся к социально-бытовой стороне современной войны, оправдалась с поразительной точностью.

Мировой размах войны; случайный подбор коалиций, группирующихся около основных ее участников; усыпляющее действие прессы, угрожающие предупреждения которой приедаются обывателю и перестают беспокоить его сознание; квасной поверхностный патриотический подъем в начале войны; полная ликвидация сопротивления демократии; запоздалое прозрение обывателя; страшные опустошения, особенно в промышленности и транспорте; упадок культуры и одичание населения, особенно резкие в экономически отсталых странах; наконец, разрушение денежной системы — все эти явления и последствия мировой войны изображены Уэллсом такими яркими красками, что при чтении его книги кажется, что она написана человеком, уже пережившим все ужасы мировой катастрофы.

Что касается техники ведения воздушной войны, то некоторые картины боевых действий в воздухе обрисованы Уэллсом с почти документальной точностью, тем более удивительной, что не только перед мировой войной, но и в первые годы после ее окончания тактика боевой работы авиации и воздухоплавания осознавались даже специалистами воздушного дела в крайне туманных и неустойчивых формах.

В связи с этим читателя не должны смущать некоторые исторические неточности книги, касающиеся масштаба и характера о боевых действий авиации и воздухоплавания.

Центр тяжести мировой войны, по Уэллсу, с самого ее начала переносится в воздух: на деле мы замечаем, что пехота и артиллерия сохранили еще роль важнейшей боевой силы. Однако развитие техники воздушных средств неуклонно ведет как раз к тому, что рано или поздно им будет принадлежать решающее слово в вооруженных столкновениях.

Современные роману Уэллса воздушные средства были, конечно, слишком слабы для того, чтобы вообще можно было считать боевыми средствами.

Правда, цеппелины 1908 года обладали уже неплохими летными качествами и в первую очередь достаточной надежностью полета и сносной грузоподъемностью:

Объем газа 15 ООО кубических метров

Длина 136 метров

Полная нагрузка 4 600 килограммов

Скорость 48 километров в час

Однако дирижабли обладали все же рядом существенных недостатков, важнейшим из которых была серьезная уязвимость от артиллерийского огня с земли (большие размеры, малая скорость и поворотливость, легкая воспламеняемость водорода). Поэтому даже такие совершенные дирижабли, как немецкие, имели успех только в первых своих налетах и с 1916 года должны были перевести центр тяжести работы на морские и полуколониальные театры военных действий, где средства воздушной обороны не достигли еще в то время надлежащего развития.

Первые аэропланы были еще слабее дирижаблей; германская военная мысль, делавшая, подобно Уэллсу, основную ставку в воздушной войне на цеппелины, имела для этого вполне реальные основания.

Для того, чтобы понять причины слабости самолетов и уяснить в основном ход их дальнейшего усовершенствования, необходимо сказать несколько слов о сущности так называемого скользящего полета.

Прообразом самолета являлся воздушный змей, или, иначе говоря, плоскость, наклоненная под известным углом к направлению ветра; основная разница между аэропланом и змеем заключается в том, что змей удерживается на месте ниткой и поднимается вверх струями воздуха, самолет же сам быстро движется вперед при помощи винта и, налетая своими наклонными плоскостями на неподвижные массы воздуха, получает необходимую подъемную силу. Недостатком первых самолетов являлась слабосильность двигателей (20-30 лошадиных сил), сообщавших аппарату слишком небольшую скорость (40-50 км в час); при такой скорости аэроплан имел ничтожную подъемную силу и легко терял устойчивость, подобно тому, как это имеет место с воздушным змеем при слабом ветре. Положение осложнялось тем, что первые летчики не были знакомы с воздушной стихией и ее капризами: неровное волнообразное движение воздуха непосредственно над землей, а также происходящие от неравномерного нагревания земной поверхности вертикальные, поднимающиеся и опускающиеся воздушные течения (так называемые воздушные ямы) долгое время были смертельны для пионеров авиации; еще в первой половине мировой войны воздушные течения значительно сокращали продуктивность летной работы, и только самолеты 1916-го года и позднейших выпусков имели уже и достаточную прочность и достаточную скорость для того, чтобы проскакивать через воздушные ямы, ограничиваясь лишь сравнительно легким колебанием или толчком.

Для того, чтобы самолет со слабым мотором мог вообще держаться в воздухе, приходилось делать непомерно большие крылья, а это увеличивало так называемое лобовое сопротивление аэроплана и тем самым еще более сокращало скорость.

Борьба за увеличение скорости полета характеризует эволюцию авиатехники с 1903 года до наших дней.

Военные самолеты начала мировой войны обычно имели скорость от 100 до 130 км в час, лучшие истребители 1918 года — 200-220, истребители времен Второй Мировой войны — 400, современные лайнеры — 750 км в час.

Параллельно со скоростью росла прочность самолета, позволявшая ему выдерживать не только толчки, происходившие от воздушных течений, но и более серьезные напряжения, возникающие при так называемых фигурных полетах; большинство систем аэропланов уже в 1915 году безболезненно переносило удары, вызываемые струей воздуха от летящего снаряда, вплоть до 16-дюймового чемодана толстой Берты.

Полет, как таковой, стал безопасным, однако погоня за большими скоростями полета имела и серьезные отрицательные стороны.

Вместе с горизонтальной скоростью полета увеличивались пределы и так называемой посадочной скорости, то есть той минимальной скорости, при которой самолет может опуститься на свой аэродром, не теряя устойчивости и не опрокидываясь. Если минимальная скорость первых типов аэропланов не превосходила 30-40 км в час, то самолеты начала мировой войны имели посадочную скорость уже 50-70 км в час, а наиболее быстроходные истребители 1918-1924 годов — 90-100 км в час. Нетрудно представить, что означают эти цифры в применении к машине с жиденьким птичьим шасси, катящейся после посадки по относительно неровной поверхности полевого аэродрома: посадка аэроплана сделалась чрезвычайно тонкой и опасной операцией, причем ни один даже самый опытный летчик не мог считать себя застрахованным от аварии. В мирной обстановке влияние больших посадочных скоростей сказывается слабо, но на войне, когда летчик возвращается на аэродром с расстроенными боевым напряжением нервами, влияние увеличения посадочных скоростей стало более чем угрожающим. Достаточно упомянуть, что из всех потерь, понесенных в мировую войну авиацией, только 2% относится на долю собственно боевых причин (воздушные бои, огонь с земли); остальные 98% — результат аварий.

Немудрено, что истребители, которым старались придать возможно большую горизонтальную скорость, получили с самого начала кличку самоистребителей.

Все это привело к страшной дороговизне содержания авиации при относительно небольшом числе самолетов, несущих боевую службу на фронте.

К концу войны считалось, что для того, чтобы можно было содержать на фронте один штатный действующий самолет, необходимо выстроить в течение года десять аппаратов Значительная часть их расходовалась на обучение в авиашколах, а также на перевооружение.

Так, к концу мировой войны Франция имела на фронте около 3 500 самолетов, Германия — около 2 000- 2 500; построено же было в течение войны:

во Франции около 60 000 самолетов и 90 000 моторов

в Германии > 50 000 > 45 000 >

Одновременно с ростом боевых качеств усложняется и удорожается постройка самолета и мотора; самолеты не только первых годов существования авиации, но и первых годов мировой войны недалеко ушли от современных авиеток и планеров; если эти самолеты свободно можно было строить в кустарных и полукустарных мастерских (как это изображено у Уэллса), то очень скоро выявилась необходимость не только рациональной заводской постановки авиационного производства, но и широкой организации научно-конструкторских учреждений. Необходимо, впрочем, отметить, что за исключением Германии и отчасти Англии, рационализированная научная постановка дела привилась недостаточно быстро.

Ограничение количественного роста действующих воздушных сил чрезмерной аварийностью еще более подчеркнуло основную слабость авиации — недостаточную грузоподъемность. Для того, чтобы поднять на воздух груз одного товарного поезда потребовалось бы около тысячи самолетов средних размеров, причем общая мощность их двигателей составит около полумиллиона лошадиных сил.

Читателю должно быть ясно, что огромные размеры дальности полетов без спуска дают только самое отдаленное представление о фактическом радиусе действия боевых самолетов. Если, например, полная грузоподъемность самолета составляет, за вычетом экипажа, вооружения и оборудования, 1000 кг, то эта грузоподъемность может быть использована различно: можно погрузить на самолет 800 кг бомб, и тогда придется взять горючего примерно часа на два полета; можно сделать и наоборот: нагрузить горючего на восемь часов, но поднять лишь ничтожное количество бомб. Кроме того, при полетах в боевой обстановке радиус действия сокращается вследствие необходимости лететь не строго по прямой, а по более или менее извилистому маршруту; еще больше сокращает его борьбу с воздушными течениями [При рекордных полетах на дальность обычно используются в той или иной степени попутные ветры, также необходимость сохранить в баках запас бензина на случай непредвиденных боевых случайностей. В конечном итоге радиус действия, или, точнее, глубина проникновения в расположение неприятеля нормально груженных бомбардировочных самолетов не превосходила в Первую Мировую войну 100-150 км.].

Нельзя не оговориться, что Уэллс был далеко не одинок в своей переоценке роли воздушных сил в Первой Мировой войне: эту ошибку разделяли все без исключения авторитетные военные круги; начало воины принесло довольно жестокое разочарование в мощности воздушных средств и поставило авиацию на то место, которое она в то время заслуживала; вместо мечтаний о разгроме неприятельской экономической мощи летчики занялись обслуживанием войск, разведкой и фотографированием, корректированием артиллерийского огня и службой связи; собственно боевые действия авиации (бомбометание и обстрел) вылились преимущественно в форму боевого и оперативного содействия войскам (нападение на войска, бомбардирование складов и железных дорог).

Правда (вопреки постановлению Гаагской конференции о воздушной войне), немцы организовали относительно регулярные бомбардировочные полеты на Лондон и Париж, а французы и англичане отвечали им воздушными нападениями на ряд незащищенных германских городов; однако эти бомбардировки ни в коей мере не могли ни запугать противника, ни заставить его подумать о прекращении войны; во всяком случае, воздушные силы в их действии по экономическим центрам врага не дали и сотой доли того эффекта, который был достигнут подводной войной.

Наибольшее внимание было уделено немцами бомбардировке английских городов (преимущественно Лондона), причем были произведены разрушения, стоимость которых определяется лишь в несколько десятков миллионов долларов; потери населения достигли лишь пяти тысяч человек вследствие того, что немцы проявили непонятную для них гуманность и применяли при налете на города крупные бомбы с замедлителями; благодаря тому, что эти бомбы взрывались только через полторы минуты после падения, люди успевали разбежаться.

Наиболее серьезным и реальным результатом воздушных налетов на неприятельские столицы было оттягивание для их охраны с фронта огромных сил зенитной артиллерии и истребительной авиации, ценность которых во много раз превышала стоимость бомбардировочных средств, вводившихся в дело для нападения.

Слабые результаты воздушных налетов в мировую войну объясняются не только недочетами машин, о которых мы уже упоминали, но также и тем обстоятельством, что средства противодействия воздушному противнику получили во время войны довольно серьезное развитие; правда, Уэллс с поразительной точностью предсказал ничтожную уязвимость воздушных сил (включая дирижабли) от огня с земли: потери, нанесенные в мировую войну авиации зенитной артиллерией, составляют лишь несколько долей процента от общей суммы сбитых и разбившихся самолетов; однако как раз во время бомбометания, когда самолет должен строго выдерживать курс полета, вероятность поражения его огнем с земли значительно увеличивается; если реальная опасность при этом и не чрезмерно велика, то во всяком случае меткий зенитный огонь достаточно сильно действует на психику летчиков и заметно увеличивает процент недовыполненных полетов.

Неизмеримо более серьезным препятствием для работы авиации оказалась парализация ее деятельности активными воздушными средствами.

Воздушные бои начались с первых же месяцев войны, но более или менее организованная работа истребительной авиации, специально приспособленной для борьбы в воздухе, началась лишь в 1916 году.

Картина этой борьбы, нарисованная Уэллсом, отличается почти фотографической точностью. Летчики долгое время не знали, как же им драться; слабые результаты огня с одного летящего самолета по другому привели к необходимости сближения в бою на самые короткие дистанции; при этом не помогли и остроумные приспособления для установки пулеметов (пулеметы, стреляющие сквозь винт для летчиков, и пулеметы на вращающихся турелях для наблюдателей), групповые бои одноместных истребителей немедленно разбивались на ряд неорганизованных индивидуальных столкновений, и за воздушным боем до последнего времени сохранилась кличка собачья свалка.

Тем не менее развитие борьбы за перевес в воздухе сказалось уже на общей продуктивности действий авиации самым решительным образом: непрерывное ожидание внезапной атаки во время каждого боевого полета доводит нервное напряжение и нервное утомление летчика до крайних пределов; а это обстоятельство влечет за собой резкое повышение аварийности, о котором мы уже упоминали. Действия истребителей увеличили процент недовыполненных полетов в неизмеримо большей степени, чем зенитный огонь. Интересно отметить, что почти все налеты немцев на Лондон доводились до конца (полет к цели почти на всем протяжении выполнялся над своей территорией или над морем); между тем к Парижу долетала обычно лишь очень небольшая часть высылавшихся на бомбометание немецких летчиков.

В итоге авиация стала дополнительным боевым фактором, заставившим все армии резко изменить тактику действий.

Однако под влиянием непрекращающегося роста боевой мощи аэроплана осуществление прогнозов Уэллса возрождалось вновь и нашло подтверждение в годы Второй Мировой войны. Возросли скорость и дальность полета, грузоподъемность самолетов, что позволило увеличить количество перевозимых бомб и, как следствие, бомбардировки приобрели ужасающий характер и стали одним из отличительных признаков современной войны. Нелишне вспомнить, что инициатором новой всемирной войны, что бы ни говорили сейчас, также являлась Германия. И это дает основание утверждать, что Уэллс не просто предсказатель будущего, а в большей степени великолепный психолог, знающий особенности как человеческой натуры обывателя, так и чувствующий все сложные перипетии взаимоотношений народов и государств. Обращает на себя внимание также и то, как точно, короткими мазками мастера, автор описывает маленького человека, вовлеченного в мешанину глобальной катастрофы, масштабы которой, зная современные возможности военной техники, совсем не кажутся теперь фантастическими.

ГЛАВА I.

О ПРОГРЕССЕ И СЕМЬЕ СМОЛЛУЭЙСОВ

1

— Вот это прогресс! И чем дальше, тем больше! — воскликнул мистер Том Смоллуэйс. — Кто бы мог поверить, что дело дойдет до таких штук!

Так говорил мистер Том Смоллуэйс еще задолго до начала войны в воздухе. Он сидел у плетня в конце своего сада и равнодушно смотрел на огромный газовый завод Бен-Хил-ла. Над группой газометров показались три каких-то тонких пузыря, болтавшихся во все стороны, хлопавших и свертывающихся в трубки. Мало-помалу они становились все толще и круглее и, надуваясь, превращались в воздушные шары. Это были те самые воздушные шары, на которых еженедельно, по субботам, южно-английский аэроклуб устраивал полеты.

— Они поднимаются каждую субботу, — сказал сосед Смоллуэйса, мистер Стринджер, продавец молока. — Еще так недавно весь Лондон сбегался глазеть на полет воздушного шара, а теперь в каждой маленькой деревушке каждую неделю совершаются полеты. Для газовых компаний это прямо-таки спасение.

— В прошлую субботу на мои грядки обрушились три огромных мешка с песком. Целых три мешка! Этот груз они выбрасывают как балласт. Некоторые из моих растений были сломаны, а другие совершенно засыпаны песком, — заметил Смоллуэйс.

— Говорят, и дамы поднимаются на воздушных шарах, — проворчал Стринджер.

— Полагаю, что это не настоящие леди. Я не могу представить себе, чтобы леди летала на воздушном шаре и выбрасывала оттуда песок на публику внизу. У меня свой взгляд на это...

Стринджер кивнул головой в знак согласия и несколько мгновений задумчиво смотрел на раздувавшиеся шары. Но во взгляде его выражалось осуждение.

Том Смоллуэйс, по профессии зеленщик, питал большую склонность к садоводству. Его маленькая жена Джессика наблюдала за торговлей, а он благоденствовал. Том Смоллуэйс был создан для спокойной жизни, но, к несчастью для него, судьба распорядилась иначе. Окружающий мир постоянно подвергался изменениям, и притом таким, которые угрожали личному спокойствию мистера Смоллуэйса. Даже почва, которую он обрабатывал, не была застрахована от перемен. Он арендовал клочок земли, где находился его сад, но могущественный совет округа вдруг объявил его участок годным для построек. Он занимался огородничеством, но знал, что у него всегда могут отобрать этот последний зеленый клочок земли в округе: весь округ был захвачен новыми веяниями, город грозил все поглотить!..

Смоллуэйс утешал себя, как мог. Ведь должен же наступить конец этому!

Его старик-отец еще помнил те времена, когда Бен-Хилл представлял собой тихую, мирную кентскую деревушку. Старик Смоллуэйс до пятидесяти лет служил кучером у сэра Питера Бона. Потом он начал немного выпивать и, лишившись места, поступил на станцию почтовых дилижансов, где оставался до семидесяти восьми лет. Затем он бросил службу. Теперь он постоянно сидел, скорчившись, у очага, готовый, однако, всегда везти, если понадобится, какого-нибудь беспечного иностранца. Этот древний старик-кучер жил воспоминаниями. Он мог бы рассказать вам об исчезнувших поместьях сэра Питера Бона, которые находились здесь еще задолго до начала эры строительства в этой местности; о

том, как этот магнат управлял своими поместьями, какие тут устраивались охоты, какие почтовые кареты разъезжали по большой дороге, какое огромное поле для игры в крокет простиралось там, где теперь находится газовый завод. Старик Смоллуэйс помнил, когда был построен Хрустальный дворец. Дворец возвышался в шести милях от Бен-Хилла, и его огромный фасад сверкал в лучах утреннего солнца, а по вечерам он сиял огнями, представляя даровой фейерверк для всего населения Бен-Хилла. Потом вокруг виллы появились железная дорога, газовые заводы, водопроводы и множество жалких лачуг для рабочих. Была проведена канализация, и вода исчезла из Отерберна, который превратился в отвратительную грязную канаву. Затем построили новую железнодорожную станцию — Южный Бен-Хилл; выросли новые дома — много домов, лавок, витрин. Конкуренция возрастала, появились омнибусы, трамваи, идущие прямо в Лондон, автомобили, библиотека Карнеджи.

— Нет, кто бы мог поверить, что так пойдет и дальше! — говорил мистер Том Смоллуэйс, живя посреди этих чудес. Его лавочка, помещавшаяся в одном из старых уцелевших деревенских домов, в нижней части Хай-стрит, как будто хотела притаиться и спрятаться от нескромных взоров, стороживших ее. Когда была поднята мостовая Хай-стрит, то лавочка очутилась внизу, и приходилось спускаться на три ступеньки, чтобы попасть в нее. Том изо всех сил старался продавать только свои собственные превосходные продукты, не отличавшиеся большим разнообразием, но и он должен был в конце концов уступить требованиям времени. В витринах у него замелькали французские артишоки, иностранные фрукты, яблоки из Нью-Йорка, из Калифорнии, из Канады, из Новой Зеландии.

— Красивые фрукты, не похожие на наши английские яблоки, — говорил Том, — бананы, странные орехи, виноград, манго.

Автомобили мчались во всех направлениях. Скорость их движения возросла, а скверный запах, исходивший от них, все больше распространялся в воздухе. Огромные гремящие платформы с керосиновыми двигателями, развозившие уголь и тюки товаров, заменили прежние конные повозки. Моторные омнибусы бегали теперь вместо исчезнувших вдруг дилижансов, и даже кентская земляника, отправляемая в Лондон ночью, терпела ущерб от этой замены, потому что во время перевозки на грузовиках она подвергалась слишком большой тряске, и к ее аромату примешивался запах бензина.

В конце концов и молодой Берт Смоллуэйс тоже приобрел мотоцикл...

2

Надо сказать, что Берт был представителем прогрессивных идей в семье Смоллуэйсов.

Распространение влияния новых веяний на семью Смоллуэйсов было красноречивейшим доказательством беспощадной силы прогресса. Впрочем, Берт всегда отличался предприимчивостью и уже в очень юном возрасте обнаруживал стремление не отставать от прогресса. Когда ему было только пять лет, он пропал однажды на целый день, а когда ему исполнилось семь лет, он чуть не утонул в резервуаре нового водопровода. Ему было только девять лет, когда настоящий полисмен отнял у него настоящий револьвер. Он научился курить, но не так, как некогда его брат Том, куривший трубку, набитую бумагой: он курил настоящие американские папиросы, изготовленные специально для английских мальчиков. Его манера выражаться шокировала отца уже тогда, когда ему минуло всего двенадцать лет. В этом же возрасте, выжидая покупателей и зарабатывая три шиллинга в неделю продажей на железнодорожной станции бен-хиллской газеты Еженедельный Экспресс, Берт тратил свой заработок на папиросы и на разные вещи, необходимые для того, чтобы жить в свое удовольствие и чтобы просветить свой ум. Все это, однако, нисколько не мешало его школьным занятиям, и он окончил школу раньше многих своих сверстников.

Берт был на шесть лет моложе Тома. Одно время его пытались приучить к делу в зеленной лавочке; это случилось тогда, когда Том, которому исполнился двадцать один год, женился на тридцатилетней Джессике и скопил немного денег. Но Берт был не из тех людей, судьбой которых можно было распоряжаться. Он ненавидел земляные работы, а когда ему поручали отнести корзину с каким-нибудь товаром, то в нем просыпался бродяжнический инстинкт, и он отправлялся шататься, не замечая тяжести своей ноши и забывая о том, куда должен ее доставить. Мир был полон для него особого очарования, и он устремлялся вперед вместе с корзиной и со всем, что в ней находилось. Волей-неволей Тому пришлось самому разносить свои товары, а Берту было предложено поискать другое занятие. Берт перепробовал множество профессий. Он служил у суконщика, у химика, был рассыльным у доктора, младшим помощником у газовщика, строчил адреса на конвертах, помогал разносчику молока, был носильщиком и, в конце концов, поступил приказчиком в велосипедную лавку.

Тут, видимо, он нашел то, чего так жаждал его предприимчивый ум. Его хозяин, молодой человек, по имени Грабб, мечтавший о различных изобретениях, днем расхаживал весь вымазанный в саже, а по вечерам заседал в концертном зале. Берту он казался образцом очень одаренного джентльмена. Грабб ухитрялся сбывать самые скверные велосипеды во всей южной Англии и с удивительной энергией улаживал возникавшие после этого недоразумения. Берт хорошо уживался с ним. Сделавшись чрезвычайно искусным велосипедистом, Берт мог проделывать с велосипедами настоящие фокусы. Он проезжал целые мили на таких велосипедах, которые неминуемо развалились бы, если бы мы с вами вздумали на них прокатиться.

После работы Берт всегда тщательно отмывал свое лицо, а иногда и, шею. Все свои деньги он тратил на разные необыкновенные галстуки и воротнички, на папиросы и на изучение стенографии в бен-хиллском институте.

Иногда он заглядывал в лавочку Тома и своим блестящим разговором производил такое впечатление на него и Джессику, что они оба, почтительные со всеми, к Берту относились сверхпочтительно.

— Он передовой парень, этот Берт, не правда ли? — говорил Том жене. — Он много знает.

— Будем надеяться, что это не повредит ему, — возражала обычно благоразумная Джессика.

— Теперь время другое, — продолжал Том. — Все стремятся вперед. Вот мы уже в марте будем иметь молодой картофель, и притом английского происхождения, если, конечно, все пойдет так, как теперь! Я еще не видывал таких времен, Джессика. Ты заметила, каким узлом был завязан его галстук?

— Это ему не идет, Том. Такой бант годится лишь для джентльмена, а не для него. Он не подходит ни к его лицу, ни к костюму. Ему не следует носить такие галстуки...

Но Берт скоро облачился в костюм велосипедиста, и когда они вместе с Граббом, оба изогнувшись дугой, мчались на своих велосипедах в Брайтон и обратно, пожалуй, можно было бы поверить, что Смоллуэйсы в состоянии достигнуть многого.

Ну и времена!

Старый Смоллуэйс, сидя у очага и вспоминая величие прежних дней, мог сколько угодно рассказывать о старом сэре Питере, которого он за двадцать восемь часов возил в Брайтон и обратно; о его белой высокой шапке; о леди Бон, никогда не ходившей пешком (за исключением только прогулок по саду); о состязаниях на приз в Кроуэлле; об охотах на лисиц в Ринк-Баттоме (где теперь устроен приют для душевнобольных); о платьях и кринолинах леди Бон, — но никто уже не обращал внимания на его рассказы. Родился новый тип джентльмена, обладавшего самой неджентльменской энергией, — джентльмена,

Отзывы о Война в воздухе

[baswood · Рейтинг: 4 из 5 звезд]

Published in 1908, Wells dashed off this book in four months and yet it is a humdinger of a novel. It combines Well’s love of predicting the future, his increasingly jaundiced view of capitalism, his despair of humankind, a panoramic view of world events, with a good story. It is the story of a world war, and paranoia, leading to a dystopia that regresses civilisation back to that of the middle ages. In 1908 it could have sounded convincing. In the forward to the 1918 edition there is a preface that says that Wells’ vision of a war in the air might strike the reader as quaint or limited, this was because Wells’ aeroplanes bore little resemblance to those that were used in the First World War and they had not featured in anything like the extent that Wells envisioned, but in the Second World War their use was much more significant and today aerial power can be decisive, let us hope that Well’s dystopia does not lie ahead of us. Like many of Wells’ novels he focuses on a working class character in South London. Bert Smallways earns his living running a bicycle repair shop with his friend Grubb, they are struggling to survive in a world that is rapidly moving forward, new roads, new cars, electricity urban development are all raging ahead in an unbridled fashion. Bert’s father Tom whose grocer’s shop is now three steps down from the new walkway says “You’d hardly think it could keep on”. Bert has no scruples in how to get on in the world, it was a case of being smarter than the next man to get his hands on the money. Wells says of him that:“Bert Smallways was a vulgar little man….. He was in fact the sort of man who had made England and America what they were. He was a mere aggressive individual with no sense of State, no habitual loyalty, no devotion, no code of honour, no code not even of courage”Bert and Grubb abandon their cycling business to earn money busking at seaside resorts and it is on their first trip that they meet Butteridge the larger than life inventor of a new aeroplane who is struggling to control a hot air balloon. In the ensuing fracas Bert ends up alone inside the balloon that promptly takes off and carries him across the channel to Germany, where he manages to get himself down in the middle of a giant airfield. He is at first mistaken for Butteridge who was in the process of selling his blue print for the aeroplane to the Germans. It hardly seems to matter as the fleet of Giant German airships takes off with Bert on board to invade America and so start a world war. Bert witnesses the bombing and utter destruction of New York and the power of the German aeroplanes as they destroy shipping on the way. However the Germans do not have it all their own way because the Asiatics (Japan and China) enter the war with their own secretly built airforce and so the mighty conflagration starts. Wells says:"Mechanical invention had gone faster than intellectual and social organisation, and the world with it’s silly old flags, its silly unmeaning tradition of nationality, it’s cheap newspapers and cheaper passions and imperialisms, its base commercial motives and habitual insincerities and vulgarities, it’s race lies and conflicts, was taken by surprise. Once the war began there was no stopping it.”In 1907 when Wells was writing his novel it was not difficult to suggest that many nations had been secretly building up their airforces. There were many rumours of successful new flying machines, but there was a sort of hiatus while some inherent problems of making a heavier than air machine were cracked, however many people believed it would happen soon. Wells' secret stock piling reflects the rumours that were circulating about the building of ironclad ships which turned into an arms race.Bert in his vantage point of the German flagship ballon witnesses firsthand the horrors of modern warfare on the civilian population as well as the military. Wells destroys any lingering ideas concerning heroic action, this is a portrait of men going to certain death on the orders of a high command. Bert is used as a reporter of events, but when he lands in a devastated America and is cut adrift from the German military machine the story once again contracts around Bert’s world and we are back with his struggle for survival. Wells manages to contrast the macro with the micro not quite seamlessly but effectively none the less, giving his novel an added dimension. Everybody and most everything is criticised in Wells’ novel, at the time of writing he was actively campaigning for world peace and the world around him must have made him shudder. When witnessing the bombing of New York he says:“New York  -  Liberty on one hand, and on the other the base jealousy the individual self-seeker feels towards the common purpose of the state. The people were ardently against any native politician who did not say, threaten and do harsh and uncompromising things to antagonistic people.”Wells rounds off his novel with an epilogue including a fine story about ghosts from the past.Although written at breakneck speed I think Wells has pulled out of the fire a novel that is both thoughtful and insightful. He has gone for an adventure story which although stretches credibility, allows him to weave in a dire warning for the world he saw around the corner. No invasions from Mars this time, but man’s own self destruction. Wells on top form and a four star read.

[setnahkt · Рейтинг: 3 из 5 звезд]

I’m getting a lot of old books free for Kindle, and as I can read them in the dark while walking home from the local Starbucks, I’ll probably end up reviewing them. In The War In The Air. As usual, H. G. Wells provides an interesting mixture of technological prescience and political naiveté. Wells was a Socialist and a pacifist – nothing terribly wrong with either of those in 1908 when the book was published. The first third is set in the near future – perhaps around 1915 or so – and follows Bert Smallways, a Cockney bicycle repairman, in his life in a quiet London suburb, repairing the odd bike and romancing Edna. Technology has advanced to the point where there are numerous motor vehicles, trains have been replaced by monorails, there’s a bridge across the Channel, airships aren’t unusual, and there are a few heavier-than-air craft (although they are difficult to control).Things change when Smallways accidently finds himself alone in the basket of a balloon belonging to a Mr. Butteridge, and in possession of Butteridge’s plans for a flying machine that is controllable and maneuverable (to the extent it’s VTOL capable). Butteridge has attempted to sell these plans to both the British and German governments. Smallways drifts southeast and ends up in Germany, into a giant airship base where the Germans are preparing for a trans-Atlantic conquest of the United States. Initially mistaken for Butteridge (because he’s in possession of Butteridge’s balloon), Smallways is shanghaied on board the air fleet flagship Vaterland, where his status devolves from “honored guest” to “ballast” when it’s discovered he’s not Butteridge. The German air fleet sinks the entire US Atlantic Squadron, goes on to obliterate New York City, and sets up a base near Niagara Falls. In the meantime China and Japan have allied, created their own enormous air fleets, and simultaneously invade North America and Europe. The Asian invaders crush the Germans, but are defeated when Smallways escapes and gives the Butteridge plans to the President, who is hiding out in upstate New York. Smallways makes his way back to London and Edna, but the war, famine, and a pestilence called The Purple Death have destroyed civilization (Wells goes to considerable length explaining why money is now worthless). The novel ends with Smallway’s brother Tom reminiscing on “how things used to be” to his son.The technologically prescient parts are, of course, the potential dominance of air power in future wars. There’s a lengthy discussion of how air power will make the great navies obsolete, and how nations have spent fortunes on their navies for nothing, with the snark that those fortunes could have been used to benefit the poor. The politically prescient parts are also interesting; Wells predicts the ambitiousness of German power (probably not surprising); that the US fleet would defend the Panama Canal (which hadn’t been completed when the book was published); and the rise of Japan (including the seemingly anachronistic idea that every Japanese airman would carry a sword). It isn’t clear if The Purple Death is a biological weapon or just an opportunistic disease; Wells seems to blame it more on the breakdown of civilization than on weapons research.The main technological gaffes are egregiously overestimating the lift capacity, range and airworthiness of airships and underestimating their vulnerability – even future ones (ironically, one of the German airships is named Graf Zeppelin). The hypothetical German airships are able to carry a bomb load across the Atlantic sufficient to sink a major naval force and devastate New York City, and are amazingly fire-resistant (Well’s airship crews routinely put out fires in the hydrogen cells using fire extinguishers). Wells also decides that airships and aircraft will be so cheap that even minor national governments and independent groups (“air pirates”) will be able to afford them, and underestimates the infrastructure necessary to keep aircraft running. The supposed alliance of China and Japan and the sudden conversion of China from an agrarian nation to an industrial superpower is also contrary to the reality of Well’s time.Well’s politics, as mentioned, were always Socialist, and he takes a not-very-well hidden delight in the destruction of New York City, which he portrays as a sort of Capitalist Babylon (since there’s no Empire State Building to symbolically destroy yet, the Germans knock down the Brooklyn Bridge instead). Well’s antidote to all this – never explicitly set out but routinely hinted at – is a world Socialist government, with the particularly unsettling idea that such a government would necessarily control the press – to keep it from stirring up “the people” with war propaganda.Well, it all seemed like a good idea at the time. Nobody had ever tried anything like Socialism in 1908 (ironically, at the time the most socialist country in the world – it had health insurance, workers compensation, pensions, and a State-owned rail system – was Germany, and the German Socialists were almost unanimous in their support of World War I). Of course, there had never been a “Great War” – in the air or elsewhere – either. Worth reading, just like most of Wells, even if not as prophetic as Wells expected.

[daniel6links · Рейтинг: 4 из 5 звезд]

It's dated in style, but the chirpy Cockney narrator bumbling through the end of the world is a gimmick that works surprisingly well. The plot manages to be both ridiculous and yet believable enough to be extremely unnerving in time. If you ignore some of the racial prejudice, bits of this book are surprisingly pertinent; the dangers of technology and the problems disruption to society via a major conflict could cause are admirably explored in this novel.

[vguy_6 · Рейтинг: 4 из 5 звезд]

Read this online. Intriguing and slightly odd that Wells chooses and is able to write this as a mix of small-time comedy and world catastrophe scenario. It sort of works, perhaps like Chaplin's Dictator or the film Life is Beautiful. Schweik is another. There are two perspectives though: the catastrophe is mostly seen from a distance in documentary style, sort I'd pseudo non-fiction/historical voice, while the innocent bumbler caught up in it is seen close up in anecdotal manner. The personal story is great fun whereas the world historical passages, though elegantly expressed don't really catch light and one is always comparing the prophesy to reality of the 20th century. As prophecy it does have quite a bit going for it. The great powers bumbling into war presages August 1914, 7 or 8 years after he wrote. Aerial bombardment, specifically carpet bombing, didn't get going till Guernica and WWII but his descriptions are convincing.the flu of 1918 can stand in for Wels' pestilence The regression to the Dark Ages hasn't happened yet but who knows? Less convincing is the idea that a mechanic with a stolen set of blueprints can overturn the power of scientific warmongering, though perhaps Vietnam is a case in point. Prescient amid this is the way populations go on resisting as the bombs rain down, London in the blitz, Germany 1945, as well as Vietnam have shown the truth of that.

[john257hopper · Рейтинг: 3 из 5 звезд]

Wells presents a very gloomy and uncannily accurate picture of the horrors of modern aerial warfare in a novel written in 1908 at the very beginning of the history of mechanical flight. But the descriptions were too long, the plot too thin and the characters uninteresting. About three quarters of the way through, I stopped trying to plough my way through this morass into which an initially powerful idea had degenerated, though I did skim the final section which describes in stark post-apocalyptic terms the disintegration of society after the War in the Air. In sum, a novel whose promise was unfulfilled.

[eyejaybee · Рейтинг: 2 из 5 звезд]

An amusing idea, but I don't think that this has aged particularly well. All too often it seemed ponderous, and a lot of the set pieces that may have seemed rather amusing at the time now seem merely predictable and puerile.

[drrox_1 · Рейтинг: 3 из 5 звезд]

This certainly isn't the best Wells novel: it takes a good while to get going and then mars a fascinating middle section with a very rushed and unsatisfactory ending, but then I don't read Wells for the narrative structure, I read for his ideas. H.G. Wells was an incredible ideas man, something he certainly demonstrates here. Written in 1907, this novel demonstrates remarkable foresight. While Wells (who was famously dismissive of the future of aviation) imagines fleets of airships rather than planes, the scenario he imagines does anticipate much of the history of the twentieth century with whole cities bombed out and urban civilians experiencing war in a much more immediate and devastating way than ever before. Wells' "hero" is Bert Smallways, a small-minded man from Bun Hill. An unlikely collision finds Bert trapped in a balloon gradually billowing towards Germany, a nation on the eve of war, with the plans for a remarkable flying machine suddenly in his possession. Like Bert's journey, the plot of this novel is frustratingly meandering in places but I generally enjoyed the contrast between Bert's haplessness and the deadly global arena of war in which he inadvertently finds himself. I'll admit it too, I loved the descriptions of the airships and all the various flying contraptions. However impractical there is something fascinating and majestic about airships and Wells captures that tone brilliantly here. There is a powerful and moving anti-war message running through the whole piece but I'm glad that the aftermath of the twentieth century's two world wars wasn't quite as bleak as the novel imagines. The novel feels dated now but if you're interested in twentieth-century history you may find this an interesting alternate imagining and yes, damn it, if you just like great big crazy steampunk airships you'll probably enjoy it too.