Я - Император

Автор Stefano Conti

Детективный роман на историко-арехологическую тематику

Затерянная во времени тайна, магией пропитанные края, трагическая любовь, оккультная секта — всё это составляющие романа, в котором быль, ирония, история, и энигма сплетены в захватывающее повествование. Увлекательное путешествие сквозь пространство и время; от древних римлян до средневековых крестоносцев, от Византийской Империи до ренессансных Медичи, заканчивая нашим временем.
Тарсус (Турция), 8 июля 2010 года.
При раскопках профессор университета натыкается на древнее захоронение, которое долго и безрезультатно разыскивалось, — могилу императора-философа Юлиана Отступника. Но усыпальница пуста, а сразу после сенсационного открытия находят и бездыханное тело ученого.
Профессора убили? Кто украл останки Юлиана? И куда пропали знаменитые сокровища, погребенные вместе с римским императором?
Именно здесь и начинаются приключения Франческо Спери, банковского служащего и заядлого любителя истории, который вместе со своей возлюбленной Кьярой исследует древние объекты и закодированные тайнописи. Сюжет накаляется, когда неоязыческая секта пытается любыми способами помешать главному герою, намеревающемуся во что бы то ни стало продолжить исследования профессора и найти Отступника...

«Захватывающее приключение, интригующее и загадочное»
- La Stampa -
«Наконец-то исторический детектив, которому могут позавидовать американские бестселлеры»
- il Resto del Carlino –
«Роман, наполненный историей, искусством и неожиданными поворотами»
- Il Tirreno -
«Между тайнами и открытиями, триллер с крылатым темпом и блестящей прозой, где все не так, как кажется»
- Corriere Adriatico -
«Увлекательное путешествие сквозь пространство и время (от римлян к крестоносцам и до Медичи)»
- Il Tabloid -
«Книга, читаемая на одном дыхании»
- Il Messaggero -

• Язык: Русский
• Издатель: Tektime
• Дата выпуска: 22 февр. 2023 г.
• ISBN: 9788835448860

Предварительный просмотр книги

Пролог

26 июня 363 г.н.э.

Кровопролитная битва между римской армией и персами в самом разгаре. Внезапно, время, замирая в пространстве, замедляет свой бег: острое копье вонзается в чрево Юлиана.

«Скорей сюда! Император ранен!»

Покачнувшись в седле, молодой владыка падает с коня. Лежа на земле и пытаясь извлечь пику из своего тела, ранит в кровь пальцы. Слабеющим голосом подзывает слугу: «Леонтий, вытащи копье».

«Не могу, мой господин. Погибнешь, если трону».

«Я и так уже мертв, — безучастно произносит император, наблюдая, как кровь фонтаном хлещет из рваной раны, — хочу лишь завершить свой земной путь как подобает воину. Помоги мне взобраться в седло».

«Позовите сюда Орибасиуса, немедленно!» — впервые не подчиняется приказу преданный телохранитель.

Юлиан понимает, что обозначенный судьбой роковой час настал: «Не слушал я гаруспиков, но чуяло сердце, что падающая звезда погибель мне сулит».

Орибасиус, личный лекарь монарха, тщетно пытается остановить кровотечение. Император вскидывает на него ласковый взор: «Не утруждайся, милый друг. Боги ждут меня… Я готов».

Старый доктор приподнимает своего господина, кладя его голову себе на колени: «Леонтий, его надо срочно доставить в стан».

«Нет! — останавливает их Юлиан, — исполните мою последнюю волю: отвезите меня на берег Тигра».

Позади слышится тихий голос подоспевшего Максимуса, любимого духовника императора: «Александр Великий озарил нашего господина. Он хочет броситься в реку и раствориться в её мягких объятиях. Когда же его бренное тело исчезнет без следа, мы возвестим, что владыка на огненной колеснице вознесся на Олимп. Тогда все язычники смогут славить нового бога Юлиана!»

Но грозная центурия преграждает выход к реке: «Стойте! Мы, христиане, не допустим распространения вздорных небылиц о вознесении Юлиана на небеса. Ни ныне, ни когда-либо никто не посмеет сокрыть тело Отступника».

Юлиан смотрит на землю, пропитанную его кровью, затем обращает взгляд к небу: «Иду к тебе, о Гелиос!»

I

Пятница, 16 июля 2010

Сегодняшний день с застывшей в воздухе липкой духотой — не самый подходящий для полетов, как, впрочем, ни один из 365-ти. Я всегда испытываю мучительную тревогу, когда за рулем кто-то другой; даже если речь идет о плавно скользящих по пушистому снегу санках. Кто знает, числились ли в знаменитом списке авиакомпаний Дастина Хоффмана/ Rain man [Человек дождя] Turkish Airlines [Турецкие Авиалинии], как чаще терпящие крушения?

В проходе лайнера ожидаю, пока степенная пожилая пара разложит свой багаж. Подошедший steward [стюард] обращается к устроившейся в кресле женщине: «Извините, мадам, но вам нельзя здесь сидеть».

«Это место моего мужа, но ...»

«Я уступил жене место возле окна, — вмешивается супруг лет семидесяти. — Видите ли, она обожает глядеть в иллюминатор».

«Я понимаю, сэр, но там должны сидеть вы», — настаивает молодой человек.

«Это почему же?» — вопрошает дама, даже и не думая вставать.

«Дело в том, — любезно поясняет стюард, — что это окно служит ещё и запасным выходом, а вы не сможете открыть его в случае...»

«Существует... такая вероятность?» — вступаю в беседу я.

Стюард, не глядя в мою сторону, отвечает, обращаясь к опытному туристу: «В случае чего, вы наверняка сумеете выдавить стекло, а вот ваша жена, — навряд ли».

«Ааа, в случае чего», — нервно сглотнув повторяю про себя, удаляясь от этих троих.

Усаживаюсь в кресло и вставляю в уши наушники моего mp 3, аккуратно прикрывая их локонами волос (убежден, что выключать электронные приборы абсолютно бесполезно). Винтажный Веккиони перекрывает шумы самой критической фазы: взлета.

Посадка в Анкаре проходит гладко, но тем не менее, после спуска с трапа у меня возникает настойчивое желание поцеловать землю, следуя примеру всем известного папы римского. Дышать просто невозможно, асфальт трассы раскален до предела. Все в мире аэропорты одноликие: те же вывески, одинаковое расположение стоек. Отыщу ли мой чемодан на багажной карусели, или его отправили в Санкт-Петербург? Невероятно, но чемодан там и со второй попытки мне удаётся его выловить (даже чемоданы все один к одному — рано или поздно придется прикрепить на него бирку с именем).

Таможенная очередь ползет черепашьим шагом. Возле стойки в который раз ловлю себя на мысли, что моя докторская диссертация в Германии не прошла даром: за границей итальянского не понимает никто.

« Sprechen Sie Deutsch ? [ Вы говорите по-немецки?] » — спрашиваю.

« Ja [Да] », — сухо отвечает таможенник.

Достаю из рюкзака паспорт и протягиваю ему. Пограничник внимательно разглядывает фотографию, поднимает глаза, встречаясь с моими, затем снова впивается в изображение. Наконец спрашивает, я ли Франческо Спери.

Киваю утвердительно. По сути, мой нынешний облик не совсем совпадает с фотографией, сделанной 5 лет и 12 кг тому назад.

Неожиданно взгляд таможенника мрачнеет.

« K ö nnen Sie mir folgen [Можете проследовать за мной] ?» — восклицает он воинственным тоном.

Требование следовать за инспектором вводит меня в недоумение и в несколько резкой форме я интересуюсь, как это понимать. Но непреклонный таможенник настаивает, и мне, как идти за ним, не остаётся ничего другого.

Длинный и тёмный коридор, через который мы проходим, изобилует разнокалиберными плотно закрытыми дверями. Всё это напоминает мрачные лечебницы прошлого века, которые и сейчас ещё изредка встречаются в некоторых захолустных городишках. Жестом руки хмурый таможенник приглашает меня пройти в последнюю комнату справа. Здесь низенький человечек в армейских сапогах диктует что-то другому, бегло чеканящему по клавиатуре допотопной пишущей машинки. Несмотря на свой рост, коротышка наверняка должен быть майором или полковником. Так или иначе, он однозначно относится к разряду крупных шишек. Прикрывая лукавую усмешку своими пышными черными усами, офицер приглашает меня присесть, ухватившись куцыми пальцами за спинку неудобного деревянного стула. После чего между кургузым начальником и сопровождающим меня таможенником завязывается оживленная перепалка, в которую пытается встрять и пишущий на машинке. Но оба спорящих тут же ставят его на место. Впервые с начала путешествия перед глазами всплывает образ профессора Барбарино, который, по сути, и является причиной моей поездки. Он настойчиво убеждал, что для проведения раскопок мне обязательно понадобится турецкий, и уговаривал выучить сей язык. На доводы ученого у мея всегда был готов ответ, что я не археолог, а историк и, в любом случае, для раскопок знание языка не требуется. А для всего остального хватит и его, прекрасно умеющего общаться с местными властями.

Минуты тянутся мучительно долго и меня охватывает растущая тревога. Таможенники продолжают горланить по-турецки. Предполагаю, что речь идет обо мне, ибо все их жесты и кивки направлены в мою сторону. Медленным взглядом окидываю стены комнаты: светло-коричневые обои лучше наклеены поверх белой плитки. Позади генерала (тем часом я уже повысил его в звании: кажется, именно он и командует здесь парадом) висит огромная картина, изображающая какого-то типа в военном мундире, определённо высокого ранга.

« Haben Sie verstanden [Вы понимаете] ?»

[Как я могу понимать, если вы говорите на наречии гор восточной Анатолии!]

Мне объясняют, что ожидают кого-то из итальянского посольства; мое зачем повисло в воздухе и никто так и не удостоил меня ответом. Этот немногословный, но часто ухмыляющийся генерал не внушает мне ни малейшего доверия!

Продолжаю разглядывать картину на стене и замечаю, что запечатлённый на ней бравый вояка и есть командующий здесь генерал, только энное количество лет тому. В любом случае, для меня все усачи на одно лицо.

Сопровождающий меня таможенник, приказным тоном вновь требует следовать за ним.

Опять идем по мрачному коридору и заходим в ещё более мрачную комнату: хотя и без решеток, но изрядно походящую на тюремную камеру. Возможно из-за тотального отсутствия окон, а может и потому, что застывший в дверях пограничник своими внушительными габаритами полностью загородил выход.

Час, проведенный взаперти в этой камере, кажется вечностью. Что меня ожидает дальше? Никакой определённости. Вдруг отдаленно слышится стук каблуков, потом стихает, следуют невнятные голоса, затем каблуки приближаются...

«Добрый день, — приветствую, поднимаясь со стула, — я Франческо Спери».

Передо мной миловидная барышня лет 35, небольшого роста и с пышными длинными волосами: «Здравствуйте, меня зовут Кьяра Ригони, я переводчик посольства».

Долго жму девушке руку, ухватившись за неё, как утопающий за соломинку.

«Понять не могу, в чем дело! Они долго обсуждали что-то между собой, потом заперли меня здесь и ...»

Таможенник, с притворной непринужденностью облокотившийся о дверной косяк, перебивает меня, объясняя переводчице что-то по-турецки.

«Они уточняют, что вас не задержали, а провели сюда для ожидания моего прибытия. В любом случае, пойду побеседую с лейтенантом Каримом», — говорит Кьяра, поворачиваясь к выходу.

Интересно, она итальянка или турчанка? Блондинка, пусть и не натуральная, кожа светлая; нет, не похожа на турчанку. Но манера поведения, слишком формальная и сдержанная, совершенно нетипична для итальянцев. Как бы то ни было, единственный настоящий абориген здесь это черноусый лейтенант.

Таможенник опять загородил дверной проход. Я хотя и не связан — чувствую себя пленником — смутная тревога сжимает мне горло. Вдруг в голове промелькнула неожиданная догадка: «Прошу прощения, так вы понимаете по-итальянски?»

Инспектор отрицательно качает головой, подтверждая тем самым моё подозрение. В порыве задать ещё один вопрос, я встаю со стула, но таможенник безапелляционным жестом советует мне вернуться на место. Понимая, что спорить бессмысленно, плетусь назад.

Это мучительное ожидание и пугающая неопределенность пробуждают в моей памяти давние воспоминания, когда я мальчишкой играл в детской футбольной команде и, наблюдая за матчем со скамьи запасных, дрожал одновременно от страха и желания быть вызванным на поле.

Гонки за мячом никогда меня особо не привлекали. И это в такой стране, как Италия, где признать сие сродни еретичеству. Ведь здесь каждый мужчина непременно должен обожать футбол и уметь в него играть. В дворовой команде поначалу пытал я себя форвардом, ибо всякий футболист преследует лишь одну цель: забить гол. Довольно скоро мне стало ясно, что этой цели достигаю я весьма редко. Ещё раньше это понял тренер, отправивший меня в полузащиту, где я, как правило, не попадал ни по мячу, (и к счастью) ни по ногам соперника. Со сменой инструктора (банка не пустует не только в серии А) меня сразу перевели в защиту, где я научился лишь одному приему: при виде приближающегося форварда, скользя по траве, с размаху грохаться на землю. Это был единственный маневр, в котором я преуспевал и тогда меня задвинули ещё подальше: в ворота. Отступать далее было уже некуда, разве только в болбои. Избежать сего унижения мне удалось, заблаговременно покинув команду. Но ещё до этого, около года простоял я в воротах вторым голкипером. Это сейчас вратари серии А — все симпатичные парни, обласканные славой и окружённые смазливыми топ-моделями. А в мое время стоять на воротах не хотел никто (с того места гол ведь не забьешь), поэтому туда и посылали самого неуклюжего. Нечего сказать, быть его запасным — великое достижение!

Подымаюсь со скамьи турецкой таможни лишь тогда, когда вновь слышу стук каблуков...

«Всё в порядке! Сейчас я провожу вас в посольство, чтобы запросить временный документ, а в понедельник вам вернут паспорт», — сообщает переводчица.

«А что не так?»

«Обычная проверка, — пытается меня успокоить, заставляя ещё больше нервничать. — Лейтенант Карим должен дождаться разрешения от министерства, которое откроется только в понедельник. А теперь поторопимся в посольство, через час офис закрывается».

Покидаю это ужасное место, следуя за серым в еле заметную полоску жакетом. Такси в Турции, как и в большинстве стран мира, обычно желтые, это же сомнительного пастельно-розового цвета. Девушка ведёт себя вежливо, но довольно отстранённо. Пока она рассеянно смотрит в окно, мне удается уговорить её перейти на ты. По дороге Кьяра отрывочно рассказывает о себе: дочь итальянцев, родилась и выросла в Турции, а итальянский язык унаследовала от своих родителей, которые так и не сумели привыкнуть к турецкому и в маленьком городке близ Анкары открыли свою джелатерию.

«Мне хотелось бы увидеть Италию: Венецию, Падую, Иезоло, Одерцо…»

У нас имеются и другие приличные города. В Тоскане, например, да и на остальной части полуострова. Догадываясь, что её родители выходцы из Венето, предпочитаю не возражать. В Германии тоже все итальянские джелатерии находятся в руках венецианцев. Похоже, что освежающий рожок мороженого в этом регионе равнозначен пицце в Неаполе.

В посольстве получаю некую цидульку, которая, как я понимаю, должна гарантировать мне свободу передвижения, но учитывая, как началось путешествие...

«Боюсь, что с этой бумажонкой мне далеко не уехать. Ведь я приехал не в отпуск, а по делам. Я должен забрать в Италию тело моего университетского профессора и бывшего начальника…»

«Он похоронен в Анкаре?» — рассеянно спрашивает Кьяра, не совсем вникнув в суть проблемы.

«Луиджи Барбарино, так звали профессора. Он проводил археологические раскопки в Тарсусе и умер неделю назад. Я должен ехать туда, чтобы забрать тело...»

«Один мой друг живет в Тарсусе ... вернее бывший друг. Он работает инженером в нефтехимической промышленности и наверняка сможет тебе помочь. Вот тебе его адрес», — невозмутимым тоном продолжает девушка, вырывая страницу из блокнота и что-то записывая.

Не хочу показаться навязчивым, но не имея другого выбора уточняю: «Премного благодарствую, но как же мне быть с языком?»

«Он хорошо говорит по-итальянски, — слегка раздраженно восклицает Кьяра, — я его научила».

«Ты бы не могла дать мне номер его мобилки? Я бы уже сейчас ему и позвонил».

«Вообще-то я его удалила, но по этому адресу ты его обязательно отыщешь. Скажи ему, что ты от Кьяры».

Она носится со мной, как с малым ребёнком: провожает до автовокзала, покупает билет, сажает в автобус. Исходящий от неё таинственный аромат Востока приятно щекочет мне ноздри и, прежде чем попрощаться, протягиваю девушке листок бумаги с моим номером телефона.

Снаружи автобус до Тарсуса выглядит симпатично, в стиле середины прошлого века, но войдя внутрь, я тут же усекаю, что на самом деле он из 60-х. Помимо этого, салон прокурен до невозможности, хоть топор вешай: дышать нечем. К счастью, в те времена окна в автобусах ещё открывались. Все шесть часов пути еду, высунув голову в окошко, как это делают собаки (поди знай, почему). Из окна автобуса Анкара предстаёт перед мной в другом свете, до этого мне удалось познакомиться лишь с её унылыми конторами. Постройки напоминают серые и безликие жилища бескрайних просторов Лондона, с одной лишь разницей: здесь они более затрапезные! На мгновение выпускаю из поля зрения дома и сверкающие купола мечетей и тщетно пытаюсь увидеть колонну, которую стародавняя Ancyra [ Анкира] (римская Анкара) воздвигла в честь императора Флавия Клавдия Юлиана.

Ах, мой дорогой Юлиан!

Последние годы я всецело увлекся историей последнего языческого императора римской эпохи. Работая в университете, мне довелось написать о нем большое разнообразие статей и даже пару книг. В античной истории за Юлианом прочно закрепилось прозвище Отступник, поскольку он, будучи крещёным, отвернулся от христианства и на протяжении своей крайне быстротечной жизни пытался возродить реформированное язычество. Его неисполнимой мечтой было возвращение всей империи, теперь уже неизбежно христианизированной, к культу богов-олимпийцев. Первопричиной моей страсти к этому противоречивому герою является неумолимое желание Юлиана изменить мир, даже не замечая, что он уже преобразился, но совсем в другом направлении; и обратного пути нет. Ещё в самолете я пообещал себе, что первое, что я увижу в Анкаре, будет колонна императора-философа. Но тут с этой бюрократической неразберихой...

На самом деле истинным виновником моей поездки в Турцию является именно Юлиан. Забрать тело покойного Барбарино это лишь цель служебной командировки, а мое заветное желание: увидеть гробницу драгоценного императора, которая до сих пор так и не была обнаружена. Хотя незадолго до смерти профессор написал мне, что наконец его поиски увенчались успехом и затерянная в веках могила найдена!

Автобус стремительно мчится по бескрайней пустынной равнине. Меня неудержимо клонит в сон и в полудреме я вижу себя протагонистом одного из тех фильмов, где главный герой на допотопном автобусе пересекает от побережья до побережья американские штаты.

Тем временем в Анкаре лейтенант Карим, тот самый усатый инспектор мрачной таможни, возвращается домой, где его ждут двое детей. Мать уже давно ушла из семьи, оставив мальчишек на попечительстве отца. Старший, Атюрк, заслышав звук приближающейся старой малолитражки, подскочил к двери и широко распахнул её, впуская отца в дом.

«Так значит мне дадут его?»

«Даже не здороваешься?» — сердито ворчит отец.

«С возвращением, господин лейтенант, — звонко отчеканивает парнишка притворно серьезным тоном и добавляет: — я получу?»

Карим молча вешает форменный пиджак на вешалку и устало плюхается в стоящее в гостиной выцветшее кресло. Атюрк следует за отцом.

«Они пока ещё ничего не ответили».

«А ты сам не можешь им позвонить? Понимаешь, насколько это важно?»

«Знаю, — сухо произносит отец, — принеси мне что-нибудь выпить».

Лейтенант поднимается, медленно подходит к вешалке, достает из внутреннего кармана пиджака крохотную записную книжку в черном кожаном переплете, возвращается к потертому креслу и набирает номер телефона: «Добрый вечер, я ...»

«Не называйте имени! — тотчас прерывает его нервный голос на другом конце провода, — я же просил не звонить».

«Да... верно, но...»

Таинственный голос резко обрывает лейтенанта на полуслове: «Вы исполнили мою просьбу?»

«Да, господин...»

«Я же предупредил: никаких имён!»

«Короче говоря, тот итальянец... Мы задержали его и мурыжили на таможне сколько могли. В посольстве ему выдали пропуск, а паспорт он сможет получить только в понедельник».

«Хорошо! Не забудьте сделать то, что должны, когда он вернется с гробом в Анкару».

«Да, как следует запечатать и начертать буквы…»

«Следуйте инструкциям», — вновь прерывает его нетерпеливый голос.

«Конечно. Я только хотел узнать, может ли мой сын, как было условлено...» — робко продолжает лейтенант.

«Может подавать заявку».

«Значит вы гарантируете, что он получит...»

«Повторяю, пусть подает прошение, оно будет принято!» — не терпящим возвражений тоном прерывает незнакомец.

«Я... Я благодарю вас».

«Прощайте. И больше не звоните по этому номеру!»

«Спасибо ещё раз и до свидания».

Стараясь не расплескать вино, медленным и нетвердым шагом из кухни возвращается Атюрк: «ну что?»

«Можешь писать заявление».

«Так оно у меня уже несколько месяцев как готово!» — недоуменно возражает сын.

«Я же сказал, можешь подавать, место твоё».

«Ооо, спасибо, спасибо!» — направляется к отцу Атюрк с желанием расцеловать его, но ограничивается объятьями, получая в ответ черствый отклик.

«Ладно, ладно. Иди готовь ужин, твой брат проголодался небось».

Довольный проделанной работой лейтенант, прежде чем отправиться в спальню, медленно потягивает свое низкопробное вино.

Суббота, 17 июля

Оглушительные гудки машин и разноголосый гомон незнакомой речи выдергивают меня из блаженной дремоты, когда автобус неторопливо подруливает к станции. Тарсус весьма смахивает на Палермо, который прославился своим хаотичным движением в фильме Джонни-Зубочистка.

Пешком добираюсь до центра города, проходя через монументальный портал (быть может, это именно те знаменитые врата, где легендарный Марк Антоний перед битвой в Акциуме встретился с обворожительной Клеопатрой?). По-немецки здесь никто не понимает и мне просто приходится тыкать прохожим под нос клочок бумаги с адресом инженера. После десятой попытки с помощью жестов и обрывков слов на английском мне указывают на мощеную улочку, вьющуюся вдоль реки Тарсус-Чай. Академическая память наводит на мысль, что это должно быть древний Кидн, который в старину славился своими прозрачными и студёными потоками. Вода в нем была настолько холодной, что достославный Александр Великий однажды даже чуть не утонул здесь. Теперь же река превратилась в зловонную и мутную промоину. Вероятно из-за токсичных выбросов многих расположенных в окрестностях нефтяных фабрик.

Дом под номером 60 напоминает эдакую избушку на курьих ножках. Опирающаяся на железные сваи половина строения нависает над рекой, придавая ему весьма причудливый вид. Осторожно нажимаю на кнопку дверного звонка и через минуту на входе появляется сгорбленная пожилая дама.

«Я ищу Фатиха Персина…» — машинально произношу на родном языке.

«Ооо, итальянец! Проходи, итальянец», — улыбается старуха, обнажая пару оставшихся зубов и жестом приглашая войти. Затем её высохшая фигурка ловко взбирается по скрипучей лестнице.

Невольно морщусь от ударившего в нос запаха томящегося мясного рагу, пропитавшего весь дом. Оглядываясь вокруг, замечаю, что обстановка комнаты довольно скромная, если не сказать спартанская. Устраиваюсь в буром деревянном кресле, оплетённом гибкой ивовой лозой.

Высокий худощавый мужчина лет сорока спускается по шаткой приставной лестнице, прислонившейся к отверстию в потолке. Шибко высокий и невероятно тощий, — молнией проносится в моей голове.

«Здравствуйте, я Фатих», — пожимает мне руку долговязый и говорит женщине что-то по-турецки.

«Я Франческо Спери, ваш адрес мне дала Кьяра... Кьяра...» — фамилия вылетела у меня из головы.

«Ригони, — завершает мою фразу слегка удивленный Фатих, — что делаю я для тебя?» Инженеру не совсем легко даётся итальянский, но важно, что мы понимаем друг друга. Когда Фатих присаживается напротив меня, появляется его мать (сдаётся мне, что между ними присутствует определенное родство) с подносом в руках и двумя массивными чашками. Вид жидкости в плошке, отдаленно напоминающий кофе, не внушает мне никакого доверия: внутри что-то плавает и испускает кислый душок... именно кислый, а не горький.

Благодарю жестом, беря в руку огромную чашку.

«Кьяра сказала, что я могу рассчитывать на вашу помощь. Мне необходимо проехать вдоль реки в направлении горы Тавр. Где-то там мой профессор археологии проводил раскопки, когда…»

«Не как итальянский кофе, верно? — улыбается Фатих, заметив мой настороженный взгляд, — внутри лимон». Замявшись на секунду, продолжает: «Нет проблем, сегодня суббота, и я могу поехать с тобой туда на мотоцикле».

Заглотив походящее на кофейный лимонад обжигающее хлёбово, соглашаюсь принять помощь гостеприимного хозяина.

Сразу после экзотичного кофепития отправляемся в путь и, разумеется, без шлема. Мотоцикл на самом деле оказался миниатюрным скутером, не превышающим 30 км в час. Несмотря на это, не будучи за рулем, я чувствую себя словно в самолете! Дорога вьётся змеистым серпантином и страх вылететь из седла на каждом повороте заставляет меня крепче прижиматься к незадачливому водителю, создавая тем самым неловкое положение. Кажется, что этой грунтовке не будет конца, но неожиданно перед знаком с предупрждением о дорожных работах Фатих резко нажимает на тормоза. Оставляем скутер у обочины и продолжаем путь пешком, добираясь до пологой сопки. Это и есть то место, где профессор проводил свои археологические раскопки.

Бедный Юлиан, нашедший своё последнее пристанище в затерянной горной глуши, вдали от чудесной земли, которой он правил. Естественно, это был не его выбор. Посетив Антиохию перед Персидским походом и люто презирая её экзегетов, он дал себе клятву: дабы не видеть более ненавистных антиохийцев по возвращении он непременно обоснуется в Тарсусе. Из этого похода Юлиану не суждено было вернуться. В знак глубокого уважения воеводы решили захоронить своего императора там,