Меньшее зло

Автор Юлий Дубов и Дмитрий Быков

Родственники убитого магната перебрасывают многомиллионный бизнес на подставное лицо, мелкого торговца по имени Аббас. Часть этого бизнеса контролируют спецслужбы. Под их давлением ничего не подозревающий Аббас покупает несколько машин, одна из которых провоцирует взрыв в Хаммеровском центре, другая – на Новом Арбате… Так начинается история, одновременно похожая на криминальный детектив, шпионский роман и абсурдистскую драму. Здесь и маленький человек, обладающий информацией, которая может перевернуть жизнь целой страны. И политические игры, похожие на шахматную партию, где игроки стараются не столько переиграть, сколько «перепредать» друг друга. И противостояние элит, вынесшее на поверхность «ничем не приметную фигуру в сером, с водянисто-голубыми глазами и загаром неясного происхождения». В новом романе Юлия Дубова «Меньшее зло» (продолжение вышедшей во Freedom Letters «Большой пайки») можно проследить, как рассчитывалась и создавалась колея, по которой к катастрофическому финалу «устремилась страна, искренне полагая, что удаляется от угрозы». И, как пишет в послесловии Дмитрий Быков, «эта книга — для того, чтобы во время её чтения… вы чувствовали, что живёте».

• Язык: Русский
• Издатель: Freedom Letters
• Дата выпуска: 1 мая 2023 г.
• ISBN: 9781998084159

Предварительный просмотр книги

freedom-letters

Серия «Как мы дошли до жизни такой»

№ 11

Юлий Дубов

Меньшее зло

Послесловие Дмитрия Быкова

Freedom Letters

2023

Оглавление

Происхождение романа

Предисловие

Глава 1 Выход в синем свете

Глава 2 Зиц-олигарх

Глава 3 Первая башня

Глава 4 Террорист номер один

Глава 5 Призрак второй башни

Глава 6 Контакт

Глава 7 Конструирование стимула

Глава 8 Запуск

Глава 9 Четыре — три — два — один — ноль

Глава 10 Сон олигарха

Глава 11 Путь наверх

Глава 12 Старик

Интерлюдия. Паоло-неудачник

Глава 13 Инструктаж

Глава 14 Восток — дело тонкое

Глава 15 Что было, что будет

Глава 16 Начало дороги

Глава 17 Повторение пройденного

Интерлюдия. Игроки и игры

Глава 18 Трибун

Глава 19 В бегах

Глава 20 Квадратики и стрелки

Интерлюдия. Он тучен и задыхается

Глава 21 Затейники

Глава 22 Кавказский пленник

Глава 23 Кумушки

Глава 24 Передача данных

Глава 25 Товарищи по оружию

Глава 26 Илюша в игре

Глава 27 Схемотехники

Глава 28 Выволочка

Глава 29 Доклад

Глава 30 Захват

Глава 31 Война

Глава 32 Уроки отца Брауна

Глава 33 Баллада о царской милости

Глава 34 Девственный дар предвидения

Глава 35 Однокашники

Глава 36 Отход

Глава 37 Заслон

Глава 38 Съезжалися гости на дачу…

Глава 39 Товар

Глава 40 Философская тема

Глава 41 Чернила красного цвета

Глава 42 Шум и ярость

Интерлюдия. Эпистолярный жанр

Глава 43 Последний и решительный

Глава 44 Кушать подано

Глава 45 Улица Обручева

Глава 46 Суббота для человека

Интерлюдия. Весёлый блуд времён реставрации

Глава 47 Судьбоносный выбор народа

Глава 48 Отчёт о проделанной работе

Глава 49 На тройках с бубенцами

Глава 50 Сын Макара и Айны

Глава 51 Что было

Глава 52 Что будет

Глава 53 Чем сердце успокоится

Глава 54 Urbi еt orbi

Глава 55 Блокгауз

Глава 56 «Вчера»

Глава 57 Выход в красном свете

Глава 58 Микки Маус и другие

Глава 59 Волька ибн Алёша

Глава 60 Две башни

Глава 61 Закат империи

Глава 62 Такова семейная жизнь

Глава 63 Маленький Мук

Интерлюдия. Vale

Глава 64 Большая жирная точка

Эпилог. Двое на песке

Другой эпилог. Двое на снегу

Дмитрий Быков. Большая книга

Пометки

Обложка

Оглавление

Делателям королей, царетворцам — старым и молодым, триумфаторам и побеждённым, живым и мёртвым, — посвящается эта книга.

«В лагере убивает большая пайка,

а не маленькая».

Варлам Шаламов

«Моральная сторона американской политики требует от нас следовать моральному курсу такого мира, где выбирается меньшее из зол. Это и есть реальный мир, не разделённый на чёрное и белое. Здесь очень мало моральных абсолютов».

Джордж Буш-старший

«Грозный счёт покорённым милям

Отчеркнёт пожелтевший ноготь.

Старики управляют миром…

А вот сладить со сном — не могут!»

Александр Галич

«И гость какой-нибудь скажет:

 — От шуточек этих зябко,

И автор напрасно думает,

Что сам ему чёрт не брат!

 — Ну что вы, Иван Петрович, —

Ответит ему хозяйка, —

Бояться автору нечего,

Он умер лет сто назад…»

Александр Галич

Происхождение романа

Весной 2002 года я сидел у себя в кабинете в ЛогоВАЗе, и тут мне позвонил Алик Гольдфарб, правозащитник.

— Послушай, — сказал Алик, — ты чем сейчас занят?

Я посмотрел на пухлую папку с документами по продаже ЛогоВАЗа новым владельцам (тщетная попытка спасти бизнес от надвигающегося разгрома), вздохнул и честно ответил:

— Да так. Ерундой всякой.

— А не хочешь ли прилететь в Париж на пару ночей? — спросил Алик. — У меня есть для тебя классный сюжет.

Если кто не знает, то и одна ночь в Париже — сама по себе классный сюжет. А уж две — это вообще от Шахерезады.

Я полетел.

— Так в чём сюжет? — спросил я у Алика за обедом.

— Простой сюжет, — ответил Алик. — Московские взрывы.

Я удивился.

— Алик, у тебя уже есть писатель про московские взрывы. Вряд ли имеет смысл создавать на этом поле нездоровую конкуренцию.

— Да я не про то, — сказал Алик. — Представляешь — фильм. В роли олигарха, скажем, Олег Меньшиков, а американскую журналистку играет Николь Кидман.

К тому времени до премьеры «Олигарха» по моему роману «Большая пайка» оставалось совсем ничего, а о съёмочном процессе у меня сохранились самые приятные воспоминания. А как только Алик упомянул Николь Кидман, я сразу заинтересовался. И даже чуточку позавидовал Олегу Меньшикову.

— Рассказываю историю, — сказал Алик. — Есть два решения. Оба плохие. Но одно совсем плохое, а другое тоже плохое, но не очень. Ты что выберешь?

— Которое не очень плохое.

— Вот. Теперь слушай.

Я выслушал. Задумался. Потом сказал:

— Берусь. Николь Кидман — за тобой.

— Договорились, — согласился Алик.

И я начал писать «Меньшее зло», третий роман цикла. Первым был «Большая пайка», вторым — «Варяги и ворюги».

P. S. Надобно заметить, что впоследствии эту беседу Алик вспоминал с трудом, а от знакомства с Николь Кидман и вовсе открестился. Ну что ж делать.

Предисловие

Принимая решения, люди могут вести себя рационально. То есть осмысленно, логично и последовательно. А могут и нерационально. На то они и живые.

Чтобы отличать рациональное поведение от нерационального, учёные придумали теорию. В её основе — аксиоматика рационального выбора. А краеугольный камень аксиоматики — так называемая аксиома независимости от непричастных альтернатив.

Грубо говоря, это вот что.

На выбор между конституцией и севрюжиной с хреном никак не должно влиять, с кем именно — с блондинкой или брюнеткой — вы намерены провести приближающуюся ночь.

Ныне покойный Андрей Малишевский на одном из своих семинаров очень доходчиво объяснял, зачем нужна аксиома с таким неуклюжим имечком и что получается, если ею пренебречь.

Пришла милая женщина в магазин покупать шляпку. Так получилось, что в наличии шляпок было всего две — зелёная и красная. Покупательница их долго примеряла, сравнивала, вертела в руках, щупала матерьяльчик, крутилась перед зеркалом, интересовалась ценой, звонила мужу и подругам — всё как положено. Наконец выбрала красную. Но, когда она уже достала кошелёк, внезапно заметила, что в тёмном углу, на стуле, лежит ещё одна шляпка — чёрная.

— А ну-ка, покажите чёрненькую, — попросила женщина.

Однако чёрная шляпка ей совершенно не подошла. Ни по фасону, ни по цене.

— Так что, женщина? — спросила терпеливая продавщица. — Берём красную?

— Нет, нет, — замахала рукой покупательница. — Я передумала. Беру зелёную.

Продавщица, нимало не удивившись, стала заворачивать зелёную шляпку, но при этом сказала:

— Даже если бы вам, женщина, чёрная шляпка и подошла, всё равно ничего не вышло бы. Я вспомнила — чёрная на контроле лежит, за ней через час зайдут.

— Да ничего, — ответила покупательница. — Она же мне не подошла. Знаете, я всё-таки возьму красную.

Что следует из этого примера? Из него следует, что поведением женщины можно очень легко управлять. Или, как говорят учёные люди, манипулировать. Надо время от времени показывать ненужную ей чёрную шляпку, а потом прятать. В результате женщина будет постоянно метаться от зелёной шляпки к красной и обратно.

«Бред, — скажут суровые и сильные мужчины. — Вечно эти учёные придумывают всякую фигню. Кому интересно поведение вздорной бабы?»

Не спешите, ребята. В памятном 96-м всему российскому народу на минутку продемонстрировали чёрную шляпку в лице генерала Лебедя — он ведь ни при каком раскладе не мог стать президентом России. Но пока чёрную шляпку не показывали, народ склонялся к красной шапочке товарища Зюганова. А стоило показать — тут же переметнулся и проголосовал за Бориса Николаевича.

Здесь можно винить манипуляторов. А можно — собственную леность, нежелание учиться и отсутствие интереса к правильным словам учёных людей.

Когда я писал эту книгу, то всячески старался удалиться от политических реалий последних лет на максимально безопасное и беспристрастное расстояние. Даже вставил между президентом Борисом Николаевичем и президентом Фёдором Фёдоровичем бессмысленную промежуточную фигуру, которая ничего не хочет, никому не нравится, всем мешает и исчезает в тумане. Восточная Группа ни к какой из действовавших или ныне действующих политических сил отношения не имеет, а её рукотворная связь с кандымскими головорезами придумана исключительно для занимательности повествования. Ну и всякие другие придумки.

Потом я заметил, что меня занесло неизвестно куда, и, чтобы хоть чуточку вернуться к привычным знакам и символам, вставил в историю несколько всем известных фамилий. У их обладателей искренне прошу прощения и понимания.

Так что — не ищите аналогий. События вымышлены, персонажи придуманы. Да и сама интрига, как сказано, подарена умным человеком, склонным, однако же, к интриганству и конспирологии.

И ещё одно. В тексте присутствует некоторое количество вставных главок, которые я назвал иностранным словом «интерлюдия». Настоятельно не рекомендую пытаться использовать их в качестве источника исторических познаний. На самом деле, весьма вероятно, что всё случалось вовсе не так, как я рассказал. Но, учитывая общую приблизительность дошедших до нас исторических фактов и их трактовки, вполне могло происходить и таким образом.

Перехожу к словам благодарности.

Большое спасибо:

— Алику Гольдфарбу — за идею;

— Юре Фельштинскому и группе лондонских товарищей — за помощь в сборе фактического материала;

— Наташе Геворкян — за пророческие сновидения;

— безымянным людям в погонах — за столь необходимое для сочинительства свободное время;

— Борису Березовскому и Бадри Патаркацишвили — за очень многое, в том числе и за то, что они, по традиции, эту книгу читать не станут;

— моей жене Ольге — за всё.

Глава 1

Выход в синем свете

Расслабленный странник только больше поднимает пыли.

«Дхаммапада»

Около восьми вечера под окном у Дженни настойчиво засигналила машина. Дженни, как и было условлено, вышла на балкон и увидела внизу чёрную иномарку, около которой стоял человек в рыжем пальто и широкополой шляпе. Человек махал ей рукой и улыбался.

— Вот и я! — прокричал он на весь двор. — Вот и я! Спускайся, а то мы опаздываем. Самые пробки в это время, а ждать нас никто не будет. Подарки упаковала?

— Я готова, — крикнула в ответ Дженни. — Но у меня сумка не закрывается. Можешь подняться?

Человек картинно развёл руками, демонстрируя невидимой, но внимательной аудитории лояльное отношение к женской беспомощности, и быстрым шагом направился к подъезду.

Войдя в квартиру, человек цепким взглядом окинул Аббаса.

— Так не пойдёт. Быстренько снимайте брюки и туфли. Наденете мои. Побриться было некогда?

— Я побрился, — обиженно сказал Аббас, — у меня кожа такая…

— Косметика есть? — человек повернулся к Дженни.

Потом притащил из ванной комнаты кучу тюбиков, быстро переворошил их, выбрал нужный, подошёл к Аббасу и стал уверенно наносить на синеватые щеки светлый тон.

— Ладно, — удовлетворённо сказал он наконец. — А поворотись-ка, сынку… Годится. Сойдёт для вечернего времени. Теперь раздевайся.

Подав Аббасу своё пальто и надвинув ему на лоб шляпу, оценил качество маскарада.

— Вроде нормально. Значит, смотри. Ты понесёшь её сумку. Это раз. Будете выходить из подъезда, откроешь ей дверь и пропустишь вперёд. Теперь так. Когда подойдёте к машине, не вздумай хвататься ни за дверные ручки, ни за багажник, водитель сам все откроет. И сумку у тебя заберёт. А ты спокойно иди к правой задней двери и садись. Опять же дверь ни за собой, ни за ней не закрывай, это работа водителя. Понял? И следи за шляпой, чтобы не зацепиться за что-нибудь. Если свалится, не знаю, что будет. Ты куда смотришь?

— Ботинки, — болезненно морщась, признался Аббас. — Очень жмут.

— Это потому, что ты пока живой. Покойники обычно на тесную обувь не жалуются. Теперь слушайте меня оба. Выйдете из подъезда, ты, — это Дженни, — что-нибудь рассказывай погромче. Прогноз погоды, например. Дожди, что ли… Шквалистый ветер, солнечно без осадков, область низкого давления куда-то передвинулась. И так далее. А ты, — это Аббасу, — молча кивай, но аккуратно, чтобы не слетела шляпа. Дальше. Вот вы сели в машину. Руки сложите на коленях. Ни в коем случае ни за что не хватайтесь… Надо бы, конечно, вам перчатки надеть, да я только по дороге сообразил. А дальше так. Машина тронется, начинайте считать до четырёхсот, хором или про себя, только не частите. На счёте «четыреста» можете перевести дыхание. С этой минуты у вас проблем не будет.

— Подождите, — перебила его Дженни, быстренько разделив четыреста на шестьдесят и сопоставив результат с полученными два часа назад инструкциями, — почему четыреста? Туда же целый час ехать. Даже больше.

— Потому, — вежливо объяснил визитёр и открыл входную дверь. — Всё запомнили? Марш, марш, левой!

Парочка, прочно оккупировавшая единственную лавочку во дворе, проводила Дженни и её спутника не слишком характерными для влюблённых внимательными взглядами. Молодой человек встал и неторопливо направился к ещё не захлопнутой двери, за которую только что нырнул придерживающий шляпу Аббас. По дороге молодого человека перехватил водитель.

— Что угодно? — вежливо осведомился он.

— Хотел вот у господина сигаретку спросить, — так же вежливо объяснил молодой человек, продолжая стрелять глазами вглубь автомобиля.

— А он не курит, — сказал водитель, предупредительно доставая из кармана «Мальборо». — Вот, не желаете ли? Можете две взять. Девушка, наверное, тоже хочет.

И захлопнул дверь, отгородив Аббаса от профессионально любопытствующего.

Молодой человек взял сигареты, в знак благодарности изобразил довольно неискреннюю улыбку, демонстративно посмотрел на номерной знак машины и вернулся на лавочку.

— Сука, — процедил водитель, срываясь с места, — топтун чёртов! Значит, сейчас так будем делать. Минут через пять я тормозну у цветочного магазина. Зайдёте внутрь, типа букетик на дорожку купить. Там в другом конце зелёная дверь. Прямым ходом идите в эту дверь и ни на кого не обращайте внимания. Вас встретят.

Только в магазине Дженни поняла, почему человек, разговаривавший с ней в Доме приёмов «Инфокара», столь упорно расспрашивал, как она оденется. На светловолосой девушке, стоявшей у прилавка, были такие же — и коричневая куртка, и синие джинсы, и чёрные ботинки на толстой подошве. Её спутник, в рыжем кашемировом пальто и широкополой шляпе, уже расплачивался за огромный букет пунцовых роз. Девушка взглянула на Дженни и чуть заметно улыбнулась.

За зелёной дверью Дженни и Аббаса схватили две пары рук, втолкнули в белые «Жигули». Машина вырулила на магистраль и неторопливо влилась в поток.

— Шляпу сними, — посоветовал водитель, не оборачиваясь. — Не маячь. А то на тебя из всех машин пялятся. Лучше всего — ложитесь-ка оба на сиденье. Там коробка с пивом, бросьте на пол. Удобнее будет. А ты, — это Аббасу, — держи вот. Нажмёшь кнопочку, начнётся запись. Прямо с этой бумажки зачитаешь.

Через сорок минут Дженни, уже во второй раз за этот день, вошла в Дом приёмов «Инфокара».

Первый визит произошёл днём. Минут через пятнадцать после расставания с Марией мобильник Дженни весело прохрюкал марш американских кавалеристов.

— Дженни, — с удивительной приветливостью сказала Мария, — это я. Знаете, потрясающая вещь произошла. Как раз сегодня можно попасть в салон. Вы где находитесь? Может быть, встретимся прямо сейчас у нас в клубе, запишите адрес. Я вас познакомлю с мастером, он сейчас тут. Лучший визажист в Москве.

Дженни развернула «Хонду» через осевую, вырулила на набережную и помчалась по названному адресу.

Серый особнячок без вывески, в котором размещался Дом приёмов «Инфокара», выходил на трамвайную линию глухим торцом. Справа, в бетонном заборе, находилась чёрная металлическая дверь с кнопкой звонка. Но позвонить Дженни не успела, потому что стоило ей приблизиться, как просвиристел зуммер, дверь сама собой приоткрылась и тут же захлопнулась за её спиной.

Дженни оказалась во дворе с укрытыми полиэтиленовой плёнкой клумбами и неработающим фонтаном. Слева, в центре особняка, находилась дверь красного дерева, к которой вела очищенная от снега ковровая дорожка. Дверь была гостеприимно приоткрыта.

Окна в особняке наглухо зашторены, рассеянный свет сочился из двух напольных светильников в прихожей, где журналистку встретил мальчик в строгом костюме и белых перчатках, забрал у неё куртку и исчез по ведущей в подвал лестнице. Вместо него возник другой, лет сорока, в чёрной форменной одежде со странной сине-белой эмблемой над правым нагрудным карманом — две дуги в квадратной рамке напоминали широко открытый от изумления глаз.

— Вы можете оставить здесь сумку, — любезно сказал человек, и стало понятно, что это приказ. — Пройдите, пожалуйста, в гостиную, вас ждут.

В центре столь же скудно освещённой гостиной красовался продолговатый розовый диван, вдоль стен разместились кушетки и маленькие столики с пепельницами, правый угол занимал белый рояль, рядом возвышался мраморный бюст Вольтера. За роялем сидел мужчина и, прикрыв глаза, музицировал.

Кажется, Вивальди, сообразила Дженни. Да, Вивальди. От этого ей, несмотря на царящую в особняке зловещую конспиративную атмосферу и предстоящий разговор, стало легче.

— Любите музыку, — заметил человек за роялем. — Я тоже, знаете ли. Консерваторию не кончал, но, спасибо старикам-родителям, кое-что для себя сыграть могу. Впрочем, ближе к делу.

Он вышел из-за рояля и указал Дженни место на кушетке.

— Присаживайтесь. Начну с конца. Сейчас в Москву за вашим подопечным уже летит самолёт. Надеюсь, вы знаете, о чём говорите, и самолёт летит не зря. В аэропорт вас доставят отсюда на специально оборудованной машине, из тех, которые не досматривают. С синими мигалками, спецпропусками, сопровождением… Так что здесь проблем не будет. Проблема в другом. Мне доложили, что микрорайон, в котором скрывается ваш протеже, находится под контролем. Поэтому эвакуировать вас из квартиры и привезти сюда не совсем просто. Спецтранспорт к дому подъехать не сможет, это, как вы должны понимать, исключено. Поэтому делаем так.

Он коротко и чётко изложил Дженни последовательность действий.

— Запомнили? Есть элемент риска. Единственное, что возможно в сложившейся ситуации, это максимально подстраховаться. Но полную гарантию вам дать никто не сможет. Имейте в виду, если произойдёт худшее и вас задержат вместе с ним (до того, как вы снова окажетесь здесь), то мы вас не знаем и никогда не видели. Понятно?

Всё было понятно. Но худшего не произошло. Белые «Жигули» с лежащими на заднем сиденье пассажирами подкатили к особняку с тыла и влетели в мгновенно распахнувшиеся ворота. Аббас, держа в руках пыточно тесные туфли, босиком проследовал за Дженни по ковровой дорожке.

Из безлюдной гостиной дверь вела в бар с плазменным экраном во всю стену и аквариумом, в котором лениво извивался одинокий электрический скат. На стойке размещалось чучело крокодила с трубкой во рту и надписью «Крокодил Крокодилович» на бронзовой табличке.

— Стол накрыт в красном зале, — предупредительно склонился подошедший официант. — Какой аперитив желаете? Когда за вами придёт машина, я предупрежу.

Бронированный автомобиль, разбрасывающий вокруг синие проблески, появился часа через полтора и повёз Дженни и Аббаса, переобутого в ботинки подходящего размера, в аэропорт. От усталости и пережитой тревоги Дженни клевала носом, но подступающий сон рвался в клочья. Спокойное и неторопливое изящество, с которым инфокаровские люди спланировали и осуществили операцию, чем-то напомнило ей историю про появление в стране Флатландии, населённой передвигающимися по плоскости двумерными амёбами, фантастического существа, обладающего непостижимой для аборигенов возможностью использовать для перемещения третье измерение. Интересно, как они вытащат из её квартиры человека, поменявшегося с Аббасом брюками и ботинками?

Она не знала, да и не могла знать, что час назад из телефона-автомата на пульт «02» поступил звонок, и голос Аббаса, записанный на диктофон в белых «Жигулях», зачитал второе по счёту сообщение. Поскольку телефон-автомат находился где-то в Кузьминках, оперативные группы, ведущие поиск террориста, были срочно передислоцированы. Так что дорога из подъезда оказалась свободна.

Хотя, из соображений предосторожности, не мешало бы несколько часов погодить. Что, собственно говоря, и произошло.

Глава 2

Зиц-олигарх

Жил-был дурак.

Редьярд Киплинг

В настоящую силу Аббас вошёл не сразу. И неожиданно свалившееся на него благополучие какое-то время воспринимал с опаской. Хотя и понял мгновенно, что именно этого ему в жизни не хватало. Бизнес — это ведь что? Это когда ты богатый, и солидная машина с водителем, и девка-секретарша с ногами от шеи, и в любой ресторан можно зайти покушать не потому, что голодный, а потому что просто захотелось, там встретят с поклоном, проводят к столику, и два официанта будут крутиться рядом, ловить каждое слово с трепетом и восторгом.

А если, как совсем недавно у него, денег еле-еле на жизнь хватало, за рулём рухляди производства Горьковского автозавода приходилось сидеть самому, а из ресторанов — по карману только заведение «Шеш-беш», и то по большим праздникам, — это не бизнес. Слёзы это. Пусть ты и сам себе хозяин и ставишь заковыристые подписи на накладных и платёжках. Хотя и таким смехотворным существованием он был обязан не своей деловой хватке, а посторонней помощи. Так что, если по правде, не был он тогда бизнесменом, а всего лишь работником по найму, но с правом финансовой подписи.

Дело в том, что надёжно защищённое от лихих людей место на оптовом рынке, где принадлежащая ему фирма ни шатко ни валко приторговывала стройматериалами, досталось Аббасу благодаря покровительству Мамеда, с которым он когда-то учился в школе. А вот великого отца Мамеда Аббас видел всего раз, издали.

Что, впрочем, не мешало ему в разных компаниях, которые собирались в харчевне «Шеш-беш», таинственно намекать на тесные связи с Мамедом и его многочисленным семейством. Реакция окружающих восполняла болезненно ощущаемый дефицит уважения и почтения.

Невинная похвальба привела к тому, что события, последовавшие за трагической и таинственной смертью отца Мамеда — от удара стилетом в сердце в самолёте, летевшем из Тель-Авива в Нью-Йорк, на глазах у десятков пассажиров, — не удивили никого, если не считать самого Аббаса.

В результате этого трагического события любовно созданное основателем династии переплетение бизнес-единиц осталось без присмотра, и вот тогда-то Аббасу и позвонил бывший одноклассник.

— Салям, Мамед, — сказал разбуженный посреди ночи Аббас. — Я разделяю твоё горе.

— Обращаюсь к тебе, как к брату, Аббас, — донеслось из-за океана. — Когда тебе было трудно, я тебе помог. Теперь, в чёрный час, я прошу тебя о дружеской услуге.

— Что я должен сделать, Мамед?

— Завтра к тебе придёт один человек. Очень умный. Скажет, от меня. Сделай, о чём он попросит. И дай мне номер твоего мобильного телефона.

— Ты же знаешь, у меня нет мобильного, Мамед, — признался Аббас. — Зачем мне мобильный? Я человек маленький.

Наступившее в трубке удивлённое молчание сменилось короткими гудками. Разговор оборвался.

На следующее утро в торговом павильоне Аббаса появился лысый и довольно пожилой человек с густыми седыми бровями, в мятом сером костюме примерно двадцатилетней давности и никогда не чищенных лакированных туфлях. В руках он держал тяжёлый полиэтиленовый пакет.

— Вам звонили, — аккуратно прошептал посетитель. — Насчёт меня.

— А фамилия ваша как? — на всякий случай поинтересовался Аббас, заинтригованный видом гостя.

— Фамилия? Простая у меня фамилия. На моей фамилии, если хотите знать, вся Россия держится, — торжественно объявил посетитель уже нормальным голосом.

— Неужели Иванов? — Аббас недоверчиво взглянул на нос пришельца и удивился.

— Зачем Иванов? Почему Иванов? Рабинович — моя фамилия. Могу показать паспорт, если желаете.

За какой-нибудь час умный Рабинович, подсовывая Аббасу одну бумажку за другой, превратил его из захудалого торговца плиткой и краской в полновластного владельца холдинга, ознакомил со структурой бизнеса и, вручив последний листок из казавшегося бездонным пакета, произнёс:

— Тут крестиками помечены фамилии, а рядом написано, сколько с них получать. Отчитываться будете передо мной. Туда, где не помечено, не лезьте. Если сами объявятся, позвоните мне. Вам оклад жалованья определён. Две тысячи в месяц из того, что соберёте. И ещё десять тысяч — на булавки.

— На что?

— На представительские расходы. Будете ходить с разными людьми в ресторан. В казино играть. Благотворительность, то-сё. Вы же теперь на виду — хозяин. Поняли меня? И не вздумайте экономить. В пределах выделенных лимитов, естественно. Ещё Мамед просил передать вам мобильный телефон. Держите. Вам полагается автомобиль. «Мерседес», между прочим, «Бенц». Водитель сейчас подгонит. Поняли меня?

Два дня Аббас приходил в себя и пытался освоиться с чуждой для него ролью магната и олигарха. Начал с того, что прикупил у приятеля из соседнего павильона костюм от Армани, тёмно-синего цвета с благородной полоской, остроносые ботинки на высоких каблуках, потрясающий галстук с мерцающими в темноте фиолетовыми кругами и широкополую твёрдую шляпу. Небрежно бросил на прилавок двести баксов, гордо отмахнулся от сдачи, прошёл к выходу, уронив через плечо: «Пусть ко мне в офис принесут».

Вечером, в новом обличье, на «Мерседесе» поехал в «Националь». Убедившись с удовлетворением, что привлекает уважительное внимание окружающих, сел за столик, потребовал шампанского, коньяк и наилучшую еду.

Так началась новая сказочная жизнь.

Однако роз без шипов не бывает.

Через два дня на Аббаса обрушилась лавина публикаций. Не нашлось ни одной газеты, которая не отметила бы смену хозяина в осиротевшем бизнесе. Аббас читал, и волосы вставали дыбом. Из газет он узнал про торговлю оружием, про возможную причастность к наркобизнесу, про сеть ночных клубов с доступными девицами и скрытыми видеокамерами, про связи со всеми мыслимыми преступными группировками.

Но больше всего его напугало, что покойный отец Мамеда не то по глупости, не то из жадности умудрился каким-то боком ввязаться в затеянный чекистским бонзой Корецким разгром финансовой империи «Инфокара».

Разгром по неизвестным причинам не состоялся, и бедолаге вслед за Корецким пришлось умереть. Возмездие империи оказалось настолько жестоким, а главное — дерзким, что многочисленная семья покойного мгновенно рассредоточилась по странам и континентам, оставив поле битвы за торжествующим победителем.

Это объясняло просьбу Мамеда и последующее изменение социального статуса Аббаса.

Желание немедленно все бросить, обо всём забыть и раствориться где-нибудь в далёком космосе было безжалостно пресечено Рабиновичем.

— Шо вы дёргаетесь? — мягко поинтересовался Рабинович. — Ну шо вы дёргаетесь? Был старый хозяин — нет старого хозяина. Вы у его безутешной семьи купили бизнес. Совершенно, между прочим, чистый бизнес. Как белая лилия. Как платье невесты. Так и скажете.

— Кому?

— Кто спросит — тому и скажете.

Именно эти слова Аббас произнёс, беседуя с появившейся чуть позже съёмочной группой НТВ.

— Был старый хозяин — теперь нет старого хозяина, — проблеял Аббас в камеру. — Я у его безутешной семьи купил бизнес. Чистый, как слеза. Белый, как лилия. Как платье, так сказать, невесты.

Пакостная ухмылка, которой Евгений Киселёв сопроводил вышедший в эфир материал, отнюдь не прибавила Аббасу уверенности в себе.

А неумолимый Рабинович гнал к нему одного интервьюера за другим. И постепенно Аббас освоился. Хотя в глубине души Аббас по-прежнему оставался напуганным беженцем из Нагорного Карабаха, видевшим кровь и слышавшим залпы ракетных установок, в его лице и фигуре обозначилась солидность, тихий голос обрёл внушительность, суждения — весомость, незаметно пришло трудное умение не считать деньги, и был разучен набор гладких фраз — про исторические судьбы России, преимущества рыночной экономики и социальную ответственность бизнеса.

Хуже всего выходило про бизнес — ну не понимал Аббас в этом ни бельмеса. А вот про всякую политику получалось просто хорошо, потому что дурацкое дело — нехитрое. Скажешь что-нибудь вроде «судьба России решается на Кавказе» или «многонациональная Россия не может быть тюрьмой народов» — записывают, кивают и относятся с уважением. Хотя норовят и про бизнес спросить, особенно если из «Коммерсанта» или из противного «Московского комсомольца». Тех журналистов, которые про бизнес, Аббас откровенно побаивался, хотя старался виду не подавать.

Однажды подъехала американка — рыжая, худая, длинноногая и очкастая. С блокнотом, диктофоном и визитной карточкой. Какая-то Джейн. Можно просто Дженни.

Аббас сразу понял — эта безобидная, про бизнес спрашивать не будет. И действительно, бизнесом журналистка не интересовалась. Вопросов с подковыркой не задавала. Про благотворительность будто и не слышала. Всё только про политику да про международное положение. Тут уж он оттянулся. Она ему вопрос в два слова, а он ей ответ минут на десять. Вроде получилось нормально. Вместо часа отсидела два, вильнула тощей попкой и испарилась. Только облачко духов осталось.

Аббас был очень доволен состоявшейся беседой, поэтому визитную карточку с приписанными от руки телефонами не выкинул — тем более, что журналистка иностранная.

Оставил визитку на видном месте — пусть посетители знают, с кем приходится встречаться.

Глава 3

Первая башня

Волк волка не губит, змея змею не ест, а человек человека погубит.

«Наставление отца к сыну»

— В Москву собрался? — спросил водитель, скосив глаз на выскользнувший из-под полы обрез.

— В Москву, — кивнул пассажир.

На лице водителя появилась понимающая одобрительная улыбка.

По экрану полетели финальные титры, фильм закончился. До вечерних новостей оставалось несколько забитых рекламой минут.

За проведённые в Москве месяцы у Дженни сложился постоянный распорядок дня. Просыпалась она рано, завтракала, одновременно пролистывая интернетовские ленты новостей. От прочитанного зависели дальнейшие планы, окончательно определявшиеся по результатам телефонных переговоров с офисами бывших и действующих политиков, коллегами, просто осведомлёнными людьми, которых в столице расплодилось видимо-невидимо.

— Алло! — говорила Джейн. — Здравствуйте, господин Карнович. Это Джейн Маккой.

— Real MacCoy? [1] — неизменно шутил политический обозреватель Карнович. — Кто рано встаёт, тому Бог подаёт. Чем могу?

— Вы знакомы с последним заявлением господина Явлинского? Я могу получить ваш комментарий?

— Мы можем вместе выпить кофе, — предлагал Карнович. — Где обычно. Часов в одиннадцать. Устраивает? Как раз к тому времени познакомлюсь с заявлением господина Явлинского. Будет вам комментарий.

Джейн делала пометку в ежедневнике и набирала следующий номер.

Потом летала по Москве, с блокнотом, диктофоном и ноутбуком на подержанной «Хонде», заваленной пустыми бутылками из-под минеральной воды, мятыми газетами, аудиокассетами, косметикой и бумажными салфетками. За день успевала встретиться и поговорить с десятком людей, побывать на одной-двух пресс-конференциях, пообедать наспех и вернуться домой к блоку вечерних новостей. Потом какое-то время уходило на состыковку собранного материала. За этим следовал финальный звонок в проснувшуюся редакцию. И электрические импульсы гнали готовый текст за океан.

Она честно отрабатывала любое видимое изменение в расстановке политических сил, любое сколько-нибудь заметное событие, обкладываясь со всех сторон высказываниями известных и не очень известных людей. Но всё чаще чувствовала, что скользит по поверхности, не проникая в суть происходящего.

А картинка рисовалась такая.

Кажущаяся централизация власти, последовавшая за наступившими после Ельцина переменами в Кремле, насторожила мир и одновременно привела к серьёзному обострению давно назревавших политических противоречий внутри страны. Россия, постоянно раскачивающаяся между двумя равновесными состояниями — тотальным зажимом и тотальной же анархией, волею Ельцина задержалась где-то посередине и там же оставалась. Плата за остановку была колоссальной, но альтернатива пугала больше.

С уходом Ельцина удерживать перекошенную ситуацию в равновесии стало некому.

Развернувшаяся мобилизация дополнительных властных ресурсов, как и следовало ожидать, привела к войне всех со всеми.

Фактическое превращение представительных органов государственной власти в юридическое подразделение кремлёвской администрации, лихой кавалерийский наскок на средства массовой информации и откровенное манипулирование региональными выборами превратили идущую ещё с ельцинских времён схватку под ковром в открытое противостояние.

Пробудившиеся от спячки силовики и сочувствующие с упорством носорогов подминали под себя один ресурс за другим, идя напролом и не боясь скандалов. Крупный капитал спешно перегруппировывал силы, не желая сдавать позиции и бросая в борьбу за своё кровное миллионы и миллионы долларов. Страдающий от неизлечимой меньеровой болезни человек, случайно залетевший в президентское кресло, время от времени возникал на людях и произносил правильные слова. На встрече с олигархами говорил, что не допустит превращения России в полицейское государство. Общественность одобрительно кивала головами. На совещании с силовиками заявлял о вертикали власти и верховенстве закона. Общественность снова кивала и переглядывалась. За всем этим неизбежно следовала серия наездов на коммерческие структуры, потом возбуждение нескольких уголовных дел, потом их закрытие. И конфликт выходил на новый виток.

До определённого времени главным призом в драке был сам президент, а вернее — возможность выколотить из него какой-нибудь очередной указ. Но со временем перманентно плохое самочувствие привело к обострению инстинкта самосохранения, и президент из схватки вывалился.

Ельцин со своей знаменитой политикой сдержек и противовесов тоже в дворцовых турнирах предпочитал не участвовать, но он более или менее надёжно удерживал беснующихся бульдогов за ошейники, вышвыривая на свалку слишком надоедливых — то Коржакова, то Чубайса.

Преемник же, демонстративно отказавшись от любого вмешательства, запустил механизм естественного отбора, хотя совсем недавний исторический опыт должен был от этого предостеречь. Однако же горбачевский эксперимент с пребыванием над схваткой, приведший к бездарной растрате беспрецедентного по масштабу политического капитала, позорному августовскому фарсу и развалу страны, никого ничему не научил.

Президент начал стремительно утрачивать какое-либо значение, всё больше превращаясь в формальный атрибут власти, наподобие пылящейся в Оружейной Палате шапки Мономаха.

Это ещё не беда. Это полбеды. Настоящая беда надвигалась. И перед лицом новой угрозы упорно не желающий пачкаться гарант конституции стал ненужной помехой.

Беда пришла с Востока, с первыми лучами солнца, и олицетворяла её невесть откуда взявшаяся и никак не оформленная Восточная Группа. Вроде были в группе какие-то губернаторы, а, может, и не были. Может, стоял за ними крупный олигархический капитал, а может, нет. И идеологию никакую обнаружить не получалось. Нельзя же, на самом деле, считать идеологическим проявлением неожиданный выброс статей о массовом открытии за Уралом старообрядческих храмов с двоеперстным крещением и т. п. да вялое обострение старого спора о третьем пути.

Но появился пугающий и понятный лишь посвящённым новый язык, выплёскивающийся на страницы газет и телеэкраны.

— Что вы можете сказать о Восточной Группе, господин губернатор? — допытывался дотошный журналист.

— Да ничего не могу сказать, — отвечал губернатор, хитро поблёскивая глазками. — Придумали неизвестно чего, подбрасываете нам тут… Полностью поддерживаем политику нашего дорогого президента. Россия прирастать будет Сибирью. Это ещё Пётр Первый сказал. И Михаил Ломоносов.

— А как вы относитесь к разногласиям в московской политической элите?

— Так нету никаких разногласий… Какие могут быть разногласия, если в стране есть крепкая власть? Никаких не может быть разногласий. Вы там в Москве с жиру беситесь. Нахапали денег со всей страны, теперь поделить не можете. А нам спорить некогда. Нам о России и о народе российском надо думать. Дух народный хранить. Традиции. Нам чужого не надо, Россия испокон веков своим умом жила. Даст Бог, всё и наладится, если не обезьянничать и не таскать со всего света что попало, лишь бы блестело.

— А говорят, господин губернатор, что вы у себя в администрации устроили этническую чистку, заявили, что на русской земле могут управлять только русские.

— Кто же вам такую ерунду сказал? Это вы нам подбрасываете… У меня в администрации все должности исключительно на конкурсной основе. Открыто и гласно. Чтобы специалист был — раз, чтобы опыт — два, чтобы местные проблемы понимал, для чего должен к моменту конкурса прожить в губернии не менее десяти лет. Это три. А если вы Бермана имеете в виду, то он по собственному желанию ушёл, потому что против него уголовное дело. Не знаете, так не спрашивайте.

— Спасибо, господин губернатор.

— Всего вам доброго.

Поговаривали, что Восточная Группа заключила не так давно союз с бывшими и настоящими зэками, отбывавшими срок в некоей Кандымской зоне и даже создавшими на её основе акционерное общество. Общество вроде бы так и называлось — «Кандым».

А ещё — что в «Кандым» влиты нешуточные американские капиталы, чуть ли не пропавшее в гражданскую колчаковское золото. А также поговаривали про оскалившегося белого волка, тотем Кандыма.

Губернаторы, дескать, так, фигура прикрытия. На самом деле Восточная Группа — это вот кто.

Внезапно обнаружилось, что из-за Урала прёт монолитная силища, не приемлющая ни московской спеси, ни питерского гонора, не признающая первородства Лубянки и состоявшегося уже раздела национального богатства, ни в грош не ставящая действующую кремлёвскую власть со всеми её придатками, открыто заявляющая, что Третьему Риму мир не указка, весело сорящая мужицкими прибаутками и открыто закатывающая рукава.

Группа «Любэ» покинула столицу и перебралась за Урал, собирая на свои концерты невиданную аудиторию и принимая активное участие в так называемых этнографических фестивалях с непременными кольчугами, мечами и лисьими шапками.

«Если в край наш спокойный, — гремел на центральной улице не до конца утонувшего Ленска тысячеголосый хор ряженых, — хлынут новые войны проливным пулемётным дождём, по дорогам знакомым, за любимым нар-р-ркомом мы коней боевых поведём!»

Зауралье начало необъявленный крестовый поход. Вековая война Византии против Запада, Москвы против Санкт-Петербурга превратилась в войну России против Москвы.

Расколотая московская элита, истощённая многомесячной борьбой, встрепенулась и повернулась навстречу угрозе. Пошли глухие разговоры о перемирии. О том, что необходим новый президент, взамен ненужного и бесполезного, признаваемый обеими сторонами.

Что борьба за нового президента будет очень и очень жёсткой, предпочитали не говорить, хотя всё это прекрасно понимали. А ещё понимали, что само по себе на свете ничто не случается. Поэтому олигархи и примкнувшие винили в появлении Восточной Группы силовиков, в первую очередь — ФСБ. Тем более, что в прошлом товарищи чекисты подобные штуки проделывали виртуозно и с удовольствием.

В свою очередь, несправедливо обвиняемые силовики подозревали олигархов. Прежде всего потому, что из всех мыслимых гипотез эта была самой невероятной. Так или иначе, но бороться придётся совместно, внимательно приглядывая друг за дружкой. Уж больно от этих, с востока, попахивает махровой пугачёвщиной да ещё растопыренным немецким пауком в русской упаковке.

Реклама закончилась. На экране появился циферблат с бегущей секундной стрелкой, потом взволнованное лицо диктора.

— Чрезвычайное происшествие в Москве. Час назад в Центре международной торговли произошёл сильнейший взрыв, в результате которого офисное здание оказалось полностью разрушенным и ещё два соседних дома получили значительные повреждения. С места событий наш специальный корреспондент.

За спиной чумазого корреспондента с микрофоном — сплошная стена пламени, на фоне которой бегали фигурки с носилками.

— Немногочисленные свидетели утверждают, — корреспондент пытался перекричать сирены пожарных машин, — что взрыв произошёл немедленно после того, как микроавтобус-такси протаранил стеклянную дверь здания…

Не сводя глаз с экрана, Джейн нащупала разрывающийся от звонка мобильный телефон и нажала кнопку. Она не сразу поняла, кто говорит, и только через несколько секунд с трудом вспомнила странного бизнесмена с восточным именем, у которого пару месяцев назад брала интервью.

Глава 4

Террорист номер один

Есть люди, испытывающие такое удовольствие постоянно жаловаться и хныкать, что для того, чтобы не лишиться его, кажется, готовы искать несчастий.

Педро Кальдерон

Приехал Аббас очень скоро. Джейн едва узнала его.

Аббас полностью утратил облик лощёного бизнесмена, неохотно цедившего слова и со снисходительным презрением скользившего взглядом по её груди. Только дорогой полосатый костюм напоминал об олигархическом величии.

Аббас был смертельно бледен, и правая рука, в которой он сжимал сигарету, мелко дрожала.

— Клянусь матерью, — говорил Аббас, — клянусь матерью — я этого не делал! Меня подставили! Они это сделали специально, чтобы было на кого свалить! Они знают, что я знаю… Никогда не допустят, клянусь матерью, чтобы я рассказал, как всё было! Я ещё позавчера почувствовал… Приехал в ресторан покушать, с человеком поговорить — он меня у входа встретил, а потом, когда за стол сели, говорит: за тобой хвост, две машины, белые «девятки». Я сначала не поверил — кому я нужен? У меня вся жизнь на виду. А когда вышел, смотрю — стоят, одна напротив, вторая из-за угла выглядывает. Сел в машину, охране говорю — за мной хвост. А они мне — нету, говорят, нету хвоста. Утром из дома выхожу — опять стоят. Я понял — охране верить нельзя. Никому нельзя. Вах! — он обхватил голову руками и начал раскачиваться на стуле, впав в совершеннейшее отчаяние. — Пропал, совсем пропал…

— Я ничего не понимаю, — Дженни, сперва заинтригованная, начала раздражаться. — За вами следят бандиты? Конкуренты? Вам надо в милицию…

Аббас горько улыбнулся.

— В милицию? Я не дойду до милиции. А если дойду, то меня прямо там убьют. У тебя телевизор есть? Интернет есть? Посмотри, что передают.

— Там взрыв какой-то. В Центре международной торговли.

— Вот. Это я взорвал.

— Вы нездоровы. Может быть — врача?

— Дура! — взорвался Аббас. — Ты сама больная! Включи телевизор, я тебе говорю! Интернет включи! Не понимаешь, да? Я тебе говорю русским языком — я взорвал! Мне на трубку позвонили, когда я в ресторане кушал. Говорят, Аббас, твою фотографию по телевизору показывают. Я через кухню ушёл, тебе из автомата звонил, потом на трамвае ехал. Дрожал всю дорогу, как пёс, боялся, что сейчас узнают. Или эти догонят, на «Жигулях». А ты говоришь — я больной…

Дженни взмахнула пультом. Первый канал передавал траурную музыку на фоне приспущенного российского триколора. То же и на втором. По московскому каналу шёл очередной репортаж с Краснопресненской набережной. Офисного здания видно не было, сквозь огромное облако пыли можно было разглядеть, как горит стоящая рядом гостиница. На мгновение мелькнула выдвигающаяся пожарная лестница, мимо телекамеры бегом потащили носилки. Потом в эфир вышла студия.

— В Управлении внутренних дел по Москве, — читал текст диктор, — сообщают, что, по имеющейся оперативной информации, террористический акт в Центре международной торговли совершён организованной преступной группой. Личности преступников устанавливаются. Есть основания полагать, что к взрыву на Краснопресненской причастен известный московский предприниматель Аббас Гусейнов. Приняты необходимые меры к его задержанию. В городе введён оперативный план «Сирена-2». Всех, кому известно настоящее местопребывание Аббаса Гусейнова, просят позвонить по телефонам горячей линии, которые вы сейчас видите на своих экранах.

Дженни оторвалась от появившейся на экране фотографии Аббаса и неверяще посмотрела на гостя. Тот сидел, закрыв лицо руками, сквозь пальцы просачивалась солёная влага.

— Я не бандит, — пробубнил он. — Не бандит… Меня в Нагорном Карабахе убивали, потому что азербайджанец. В Москве били за то, что чёрный. Теперь из меня убийцу делают, преступника. А я крови боюсь, честное слово! Что ты на меня смотришь? Возьми телефон, позвони, скажи, что террориста поймала! Звони! Пусть приедут! Только знай — у тебя на руках невинная кровь будет. Они меня никуда не довезут, пристрелят по дороге, как собаку, потом скажут — убежать хотел, сопротивление оказал, милицию побил… Аллах! Зачем я согласился, зачем я Мамеда послушал? Зачем?

Конечно, надо было позвонить в милицию. Но страха перед гостем Дженни не чувствовала.