Великий Гэтсби: Оникс издание

Автор Ф. Скотт Фицджеральд

Великий Гэтсби Ф. Скотта Фицджеральда представляет собой сверкающую жемчужину в американской литературе, с непревзойденной элегантностью запечатлевшую упадок и разочарование бурных двадцатых годов. Действие романа Фицджеральда, действие которого происходит на сверкающем фоне Лонг-Айленда в Нью-Йорке, повествует о безответной любви, разбитых мечт

• Язык: Русский
• Издатель: The Faceless Syndicate
• Дата выпуска: 1 янв. 2024 г.
• ISBN: 9798869098436

Предварительный просмотр книги

Оглавление

я

II

III

IV

В

VI

VII

VIII

IX

Снова

к

Зельда

Тогда наденьте золотую шляпу, если это ее тронет;

Если ты умеешь высоко подпрыгивать, подпрыгни и за ней,

Пока она не закричит : « Любовник, в золотой шляпе, высоко подпрыгивающий любовник,

Я должен иметь тебя! »

Томас Парк д'Инвилльерс

я

Когда я был моложе и уязвимее, мой отец дал мне несколько советов.

тех пор я переворачиваю свои мысли.

« Всякий раз, когда вам хочется кого-то критиковать, — сказал он мне, — просто

не у всех людей в этом мире были преимущества

что у тебя было. »

Больше он ничего не сказал , но мы всегда были необычайно общительны.

сдержанно, и я понял, что он имел в виду гораздо большее

чем это. Вследствие этого я склонен воздерживаться от любых суждений, т.

привычка, которая открыла передо мной множество любопытных натур, а также заставила меня

жертва многих ветеранских зануд. Ненормальный ум быстро

обнаруживать и привязываться к этому качеству, когда оно проявляется в обычном

человек, и так получилось, что в институте меня несправедливо обвинили в

будучи политиком, потому что я был причастен к тайным страданиям дикой природы,

неизвестные мужчины. Большинство откровений были нежеланными — часто мне приходилось

притворный сон, озабоченность или враждебное легкомыслие, когда я понял,

какой-то безошибочный признак того, что сокровенное откровение трепетало над

горизонт; за интимные откровения молодых людей или хотя бы

термины, в которых они их выражают, обычно являются плагиатом и

омрачено явными подавлениями. Оговорка о суждениях является вопросом

бесконечная надежда. Я до сих пор немного боюсь что-то упустить, если

забудь об этом, как снобистски предлагал мой отец, а я снобистски

повторяю, чувство основных приличий выделено

неодинаково при рождении.

И, похваставшись таким образом своей терпимостью, я прихожу к поступлению.

что у него есть предел. Поведение может быть основано на твёрдости или

влажные болота, но после определенного момента мне все равно , что там основано

на. Когда прошлой осенью я вернулся с Востока, я почувствовал, что хочу

мир навсегда должен быть в униформе и в некотором роде морального внимания; я

больше не хотелось буйных экскурсий с привилегированными взглядами на

человеческое сердце. Только Гэтсби, человек, давший свое имя этой книге, был

освобожденный от моей реакции — Гэтсби, который олицетворял все, ради чего я

испытывать неприкрытое презрение. Если личность представляет собой непрерывную серию

удачных жестов, то в нем было что-то великолепное, какое-то

повышенная чувствительность к обещаниям жизни, как будто он был родственником

к одной из тех сложных машин, которые регистрируют землетрясения десять

тысячи миль отсюда. Эта отзывчивость не имела к этому никакого отношения.

дряблая впечатлительность, которая достойна называться

« творческий темперамент » — это был необыкновенный дар надежды,

романтической готовности, какой я никогда не встречал ни у одного другого человека и

который я вряд ли когда-нибудь снова найду. Нет — Гэтсби получился

все в порядке в конце; это то, что преследовало Гэтсби, какая вонючая пыль

плыл по следам его снов, которые временно закрыли мою

интерес к неудавшимся печалям и мимолетным восторгам людей.

-------------------------------------------------- ----------------------

Моя семья была видными и зажиточными людьми в этом Среднем регионе.

Западный город на протяжении трех поколений. Каррауэйс - это что-то вроде

клан, и у нас есть традиция, что мы произошли от герцогов

Баклю, но фактическим основателем моей линии был отец моего деда .

брат, пришедший сюда в пятьдесят первом, прислал замену в Гражданскую

войны и начал оптовую торговлю скобяными изделиями, которую мой отец

продолжается и сегодня.

Я никогда не видел этого двоюродного дедушки, но я должен быть похож на него — с

Особая ссылка на довольно крутую картину, которая висит в

кабинет отца . Я окончил Нью-Хейвен в 1915 году, всего четверть

спустя столетие после моего отца, а чуть позже я участвовал в этом

задержка тевтонской миграции, известная как Великая война. мне понравилось

контр-рейд настолько тщательно, что я вернулся беспокойный. Вместо того, чтобы

теплый центр мира, Средний Запад теперь казался

неровный край вселенной — поэтому я решил отправиться на Восток и изучить связь

бизнес. Все, кого я знал, занимались облигационным бизнесом, так что я так и предполагал.

могла бы поддержать еще одного одинокого мужчину. Все мои тети и дяди говорили об этом

так, как будто они выбирали для меня подготовительную школу, и наконец сказали:

« Почему … да-да » , с очень серьезными, нерешительными лицами. Отец согласился профинансировать

меня в течение года, и после различных задержек я приехал на Восток навсегда, я

думал, весной двадцать второго года.

Практическим решением было найти комнату в городе, но это было тепло.

сезон, и я только что покинул страну широких лужаек и дружелюбных

деревья, поэтому, когда молодой человек в офисе предложил нам взять

жить вместе в городке, где ездят на работу, это казалось отличной идеей. Он

нашел дом, обветшалое картонное бунгало в восемьдесят утра.

месяц, но в последнюю минуту фирма отправила его в Вашингтон, и

Я поехал в деревню один. У меня была собака — по крайней мере, она была у меня какое-то время.

несколько дней, пока он не сбежал , — и старый «Додж», и финская женщина, которая

застелил постель, приготовил завтрак и пробормотал финскую мудрость

себя над электроплитой.

Примерно день было одиноко, пока однажды утром какой-то мужчина, более

недавно приехавший, чем я, остановил меня на дороге.

« Как добраться до деревни Вест-Эгг? — беспомощно спросил он.

Я сказал ему. И пока я шел, я больше не был одинок. Я был гидом,

первопроходец, первопоселенец. Он небрежно наградил меня

свобода соседства.

И так, с солнечным светом и огромными листьями, растущими на

деревья, как в быстрых фильмах, все растет, у меня было это знакомое

убеждение, что с летом жизнь начинается заново.

Во-первых, нужно было так много читать и так много здоровья,

быть вырван из молодого, дающего дыхание воздуха. я купил дюжину

объемы по банковским и кредитно-инвестиционным ценным бумагам, и они

стояли у меня на полке в красном и золотом цвете, как новые деньги с монетного двора,

обещая раскрыть блестящие тайны, которые доступны только Мидасу, Моргану и

Меценат знал. И у меня было большое намерение прочитать множество других

книги кроме того. В колледже я был довольно литературным — однажды я написал

серия очень торжественных и очевидных редакционных статей для «Йельских новостей» — и теперь

Я собирался вернуть все подобные вещи в свою жизнь и стать

опять же, самый ограниченный из всех специалистов, « всесторонне развитый человек». »

Это не просто эпиграмма — жизнь гораздо удачнее рассматривается

в конце концов, из одного окна.

То, что я снял дом в одном из

самые странные сообщества Северной Америки. Это было на том стройном

буйный остров, простирающийся к востоку от Нью-Йорка — и где

Среди других природных диковинок есть два необычных образования

земля. В двадцати милях от города пара огромных яиц, одинаковых по

контуром и отделен лишь любезным отсеком, выдающимся в самую

одомашненный водоем с соленой водой в Западном полушарии, великий

мокрый скотный двор в проливе Лонг-Айленд. Это не идеальные овалы , как

яйцо в истории Колумба, они оба разбиваются при соприкосновении

конец — но их физическое сходство должно быть источником вечного

удивляться чайкам, которые летают над головой. Для бескрылых более

интересным явлением является их непохожесть в каждой конкретной

кроме формы и размера.

Я жил в Вест-Эгге, хотя … ну, менее фешенебельном из двух.

это самый поверхностный тег для выражения странного и немалого

зловещий контраст между ними. Мой дом находился на самом конце

яйцо, всего в пятидесяти ярдах от пролива, зажатое между двумя огромными

места, которые сдавались в аренду за двенадцать-пятнадцать тысяч в сезон. Тот, что на

мое право было колоссальным делом по любым меркам — это было фактическое

имитация какого-нибудь Hôtel de Ville в Нормандии, с башней на одной из сторон.

сторона, новенькая, под тонкой бородкой сырого плюща и мраморной

бассейн и более сорока акров лужайки и сада. Это было

Особняк Гэтсби . Или, скорее, поскольку я не знал мистера Гэтсби, это был

особняк, в котором проживает джентльмен с таким именем. Мой собственный дом был

бельмо на глазу, но это было маленькое бельмо на глазу, и его не заметили, так что я

имел вид на воду, частичный вид на лужайку моего соседа и

утешительная близость миллионеров — и все это за восемьдесят долларов в год.

месяц.

За заливом вежливости белые дворцы фешенебельного Ист-Эгга.

блестели вдоль воды, и история лета действительно начинается

вечером я поехал туда ужинать с Томом

Бьюкенанс. Когда-то Дейзи была моей троюродной сестрой, и я знал Тома.

в колледже. И сразу после войны я провел с ними два дня в

Чикаго.

Ее муж, несмотря на различные физические достижения, был одним из

самые сильные команды, которые когда-либо играли в футбол в Нью- Хейвене —

в некотором смысле национальный деятель, один из тех людей, которые достигают столь острого

ограниченное мастерство в двадцать один год, что все потом отдает оттенком

антиклимакс. Его семья была чрезвычайно богата — даже в колледже его

свобода с деньгами была предметом упрека — но теперь он уехал из Чикаго

и приди на Восток таким образом, что у тебя захватывает дух: ибо

Например, он пригнал с озера вереницу пони для игры в поло.

Лес. Трудно было осознать, что мужчина моего поколения был

достаточно богат, чтобы сделать это.

Почему они пришли на Восток, я не знаю . Они провели год во Франции

без особой причины, а потом беспокойно бродил туда и сюда

везде, где люди играли в поло и вместе богатели. Это был

постоянный переезд, сказала Дейзи по телефону, но я не поверила

это ... я не видел сердца Дейзи , но чувствовал, что Том уйдет

о вечном поиске, немного задумчивом, драматической турбулентности

какой-то безвозвратный футбольный матч.

И так случилось, что теплым ветреным вечером я поехал на Восток

Эгг, чтобы увидеться с двумя старыми друзьями, которых я почти не знал. Их дом

оказался даже более изысканным, чем я ожидал: веселый красно-белый

Особняк в георгианском колониальном стиле с видом на залив. Газон начинался в

пляж и пробежал к входной двери четверть мили,

перепрыгивая через солнечные часы, кирпичные дорожки и горящие сады — наконец, когда

он достиг дома, поднимаясь по стене яркими лозами, как будто

от импульса его бега. Фронт был прорван линией французов.

окна, светящиеся теперь отблеском золота и широко открытые для теплого

ветреный день, и Том Бьюкенен в одежде для верховой езды стоял рядом с

его ноги врозь на крыльце.

Он изменился с тех пор, как жил в Нью-Хейвене. Теперь он был крепким

соломенный мужчина лет тридцати, с довольно твердым ртом и

высокомерная манера. Два сияющих высокомерных глаза установили

доминирование над его лицом и создавало впечатление, что он всегда наклонился

агрессивно вперед. Даже женственное чванство его верховой езды

одежда могла скрыть огромную силу этого тела — он словно наполнял

эти блестящие ботинки, пока он не натянул верхнюю шнуровку, и можно было

увидеть, как огромная группа мышц сдвинулась, когда его плечо двинулось под его

тонкое пальто. Это было тело, способное на огромные рычаги воздействия , жестокое тело.

Его голос, грубый хриплый тенор, усиливал впечатление

капризность он передал. В нем чувствовалось отцовское презрение.

даже по отношению к людям, которые ему нравились , а в Нью-Хейвене были люди, которые

ненавидел его до глубины души.

« Не думайте , что мое мнение по этим вопросам окончательное » , — казалось, сказал он.

скажи: « Просто потому, что я сильнее и мужчина, чем ты. " Мы

были в одном обществе пожилых людей, и хотя мы никогда не были близки, я

всегда было впечатление, что он меня одобряет и хочет, чтобы я нравился

его с какой-то резкой, вызывающей задумчивостью.

Мы поговорили несколько минут на солнечной веранде.

« У меня здесь хорошее место » , — сказал он, сверкая глазами.

беспокойно.

Развернув меня за одну руку, он провел широкой плоской рукой по

передний вид, включающий в себя затонувший итальянский сад, половину

акр глубоких, острых роз и курносая моторная лодка, которая натыкалась на

прилив в море.

« Оно принадлежало Демейну, нефтянику. Он снова развернул меня,

вежливо и резко. « Мы войдем внутрь. »

Мы прошли через высокий коридор в яркое розовое пространство.

хрупко связанный с домом французскими окнами с обоих концов.

окна были приоткрыты и блестели белизной на фоне свежей травы снаружи.

казалось, что он немного врос в дом. Ветер пронесся сквозь

комнате, задёрнул шторы с одного конца и выдернул из другого, как бледная

флаги, скручивая их к матовому свадебному торту

потолке, а затем заструилась по винному ковру, создав тень

на нем, как ветер на море.

Единственным совершенно неподвижным предметом в комнате был огромный

кушетке, на которой, как на плаву, плавали две молодые женщины.

закрепленный воздушный шар. Они обе были в белом, и платья их были

рябь и трепещут, как будто их только что занесло обратно после

короткий полет вокруг дома. Должно быть, я простоял несколько мгновений

слушая хлопанье и хлопанье штор и стон

картина на стене. Затем раздался бум, когда Том Бьюкенен закрыл

задние окна и пойманный ветер стихли в комнате, и

шторы и коврики, и две молодые женщины медленно взлетели в воздух.

пол.

Младший из двоих был для меня незнакомцем. Она была расширена полностью

на ее конце дивана, совершенно неподвижная, и вместе с ней

подбородок слегка приподнят, как будто она балансирует на нем что-то, что

вполне вероятно, что он упадет. Если бы она увидела меня краем глаза

она не подала на это ни малейшего намека , да и я почти с удивлением пробормотал

извинения за то, что побеспокоил ее своим входом.

Другая девочка, Дейзи, сделала попытку подняться — слегка наклонилась.

вперед с добросовестным выражением лица — затем она рассмеялась, абсурдно,

очаровательный смешок, и я тоже засмеялся и вышел вперед в

комната.

« Я п-парализован от счастья . »

Она снова засмеялась, как будто сказала что-то очень остроумное, и взяла меня за руку.

руку на мгновение, глядя мне в лицо, обещая, что там было

никого в мире она так не хотела видеть. Вот так она

имел. Она шепотом намекнула, что фамилия балансирующей девушки была

Бейкер. (Я слышал , что шепот Дейзи был предназначен только для того, чтобы заставить людей

наклониться к ней; неуместная критика, которая сделала его не менее

очаровательный.)

Во всяком случае, губы мисс Бейкер затрепетали , она почти кивнула мне.

незаметно, а затем снова быстро запрокинула голову назад — предмет

она балансировала, очевидно, немного пошатнулась, и это дало ей

что-то вроде испуга. С моих губ снова сорвалось что-то вроде извинения.

Почти любая демонстрация полной самодостаточности вызывает ошеломление.

дань от меня.

Я оглянулся на