Северный крест IV: Северный крест, #0

Автор Михаил Раузер

В самый разгар «фельетонистической эпохи» и – единовременно – «ариманического грехопадения», в столетие Революции кровяной, похоронившей на долгое время идеализм и с успехом положившей во прах всё высокое, всё элитарное, я пожелал возродить на началах новых журнал символистского толка дореволюционного образца, журнал для немногих, ничего общего не имеющий со «штемпелеванной культурой»; журнал, зачинаемый веяниями Серебряного века - последней творчески цветущей эпохой русской словесности и подлинной интеллектуальной культуры.
 Альманах - всецело модернистского толка и по преимуществу литературно-художественно-философской направленности; он воплощает мысль не в застывших и косных её формах, но в формах активных и преобразующих. Традиция, по одному меткому высказыванию, есть передача огня, и культура подлинная прорастает не в каталогизаторской деятельности (вернее, попросту: пустодействе) современной гуманитарной науки (скажем, в пустопорожней деятельности институтов философии), которая по большей части есть не что иное, как обреченное на забвение комментаторство, изначально мертвое, не в деятельности наших традиционалистов, что без традиции, фундаменталистов, что без фундамента, равно и не в новодельности постмодерна, - но в живых словах живых, творчески продолжающих те или иные культурные традиции. – Творить, а не вторить (как комментаторы), быть, а не иметь (в смысле Фромма). 
Речь идет об образцах высокого слова, ничего общего не имеющих с беллетристикой и фельетоном, этими порождениями мастеров общедоступного, но родственных всему высокому – от мифического Орфея до последних, единичных образцов высокого в XX-XXI вв. Сказанное означает: не философия (ныне лишенная эстетического измерения), не наука (не ведающая истоков собственных), не искусство и не поэзия (лишенные философских глубин, слишком мелкие и неглубокие часто, слишком часто), не мистика (забывшая о трезвой осмотрительности), - но синтез: философии, науки, поэзии, искусства, мистики.

• Язык: Русский
• Издатель: N&И Publishing
• Дата выпуска: 24 мая 2024 г.
• ISBN: 9783989950757

Предварительный просмотр книги

Северный крест

IV

Своевременные искры вневременного

Журнал для немногих

Альманах

основан Михаилом Раузером

Михаил Раузер – создатель «Северного креста», главный редактор, автор

Иван Ивлев – редактор

Илья Поклонский – редактор, автор

Северный крест IV, Михаил Раузер

©N&И Publishing, Петербург 2024. Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

ISBN 978-3-9899-5075-7

СОДЕРЖАНИЕ

Пролог

ЧАСТЬ I. Мнимая фантазия в темных тонах, или (der) Fall

Глава 2. Лед и пламень, или рожденье огня ab intra

Глава 3. Пророк, ирой – и толпа

Глава 4. Красное и черное, или перевернутая симфония Огня и Льда, или inter mallum et incudem

Глава 5. Лазурь и храм низости, или Ecce homo

Глава 6. Пластмассовый спаситель, или abyssus abyssum invocat

ЧАСТЬ II. Изнанка бытия, или прочь от Времени - к Вечности

Глава 1. Vox clamantis in deserto

Глава 2. Возмездие

Глава 3. Беседы наиважнейшие: в прерывах меж сражений

Глава 4. Возмездие продолжается, или лебединая песня бытия

Глава 5. Рагнарек, или День предпоследний

Глава 6. Lux in tenebris, или День последний

ЧАСТЬ III

Послесловие

Комментарий о словесности

Сноски

Аннотация к альманаху Северный крест

В самый разгар «фельетонистической эпохи» и – единовременно – «​ариманического​ грехопадения», в столетие Революции кровяной, похоронившей на долгое время идеализм и с успехом положившей во прах всё высокое, всё элитарное, я пожелал возродить на началах новых журнал ​символистского​ толка дореволюционного образца, журнал для немногих, ничего общего не имеющий со «штемпелеванной культурой»; журнал, ​зачинаемый​ веяниями Серебряного века - последней творчески цветущей эпохой русской словесности и подлинной интеллектуальной культуры.

Альманах - всецело модернистского толка и по преимуществу литературно-художественно-философской направленности; он воплощает мысль не в застывших и косных её формах, но в формах активных и преобразующих. Традиция, по одному меткому высказыванию, есть передача огня, и культура подлинная прорастает не в каталогизаторской деятельности (вернее, попросту: ​пустодействе​) современной гуманитарной науки (скажем, в пустопорожней деятельности институтов философии), которая по большей части есть не что иное, как обреченное на забвение комментаторство, изначально мертвое, не в деятельности наших традиционалистов, что без традиции, ​фундаменталистов​, что без фундамента, равно и не в ​новодельности​ постмодерна, - но в живых словах живых, творчески продолжающих те или иные культурные традиции. – Творить, а не вторить (как комментаторы), быть, а не иметь (в смысле ​Фромма​).

Речь идет об образцах высокого слова, ничего общего не имеющих с беллетристикой и фельетоном, этими ​порождениями​ мастеров общедоступного, но родственных всему высокому – от мифического Орфея до последних, единичных образцов высокого в XX-XXI ​вв​. Сказанное означает: не философия (ныне лишенная эстетического измерения), не наука (не ведающая истоков собственных), не искусство и не поэзия (лишенные философских глубин, слишком ​мелкие​ и ​неглубокие​ часто, слишком часто), не мистика (забывшая о трезвой осмотрительности), - но синтез: философии, науки, поэзии, искусства, мистики.

Михаил ​Раузер

Михаил Раузер

Введение к четвертому выпуску, или об окончании трилогии EX ORIENTE LUX

Окончанием трилогии EX ORIENTE LUX должна была стать ненаписанная греческая поэма с рабочим названием Анти-Платон; все три должны были быть некими пролегоменами к Последнему Кризису (далее П.К.), который в конце концов и стал - вместо несуществующей греческой - последней, третьей частью трилогии; ему самое место в этом выпуске - после египетской поэмы, что в выпуске прошлом.

Критская - египетская - П.К.

Критская и египетская поэмы хронологически предваряют П.К. Скажем так: если первые две поэмы – песни рассветные, то П.К. – песнь закатная.

Особенность серии Ex oriente lux среди прочего и в том, что венчает трилогию произведение хотя и последнее по хронологии сюжета, но первое по времени создания, что накладывает немалый свой отпечаток. - П.К. зачинает основные темы первых двух поэм, будучи написан много ранее, но являясь последним по сюжету.

Порядок трилогии нарушался лишь единожды - речь идет о втором выпуске альманаха, в котором вынужден был я опубликовать вещи, прямо скажем, срочные. Таким образом, в первом выпуске была первая часть EX ORIENTE LUX, во втором вынужденно - срочное, в третьем - вторая часть, а в четвертом - третья и последняя. 

О П.К. я писал многажды, о нем писали и говорили - также многажды: кое-что  (на деле ничтожно малая часть, тысячная доля процента, если учесть устные разговоры о нем и по его поводу) есть в отзывах о моем слове, публиковавшихся в прошлом выпуске; кое-что в отрывках из одного интервью из второго выпуска. Два из них:

П.К. - вещь совершенно своеобычная и особняком стоящая; мы долго спорили о жанре и вообще о роде литературы относительно него (и литературы ли!).  Вот давние слова моего бывшего редактора: Поэма - это во многом лирический жанр. Я давно пыталась втиснуть в рамки какого-нибудь начала твое произведение. Сначала самым удачным показалась лиро-эпика. Эпическая поэма. Но постой, как же так! Ведь у него в П.К. столько от драматического рода!. Вообще, будто есть три дерева - три рода литературы. Ты подошел и сорвал по одному самому вкусному с каждого для П.К. Так вот. О драматическом. В 19 в. было такое явление как Lesedrama. Драма для чтения. Она возникла потому, что литературные возможности драмы перепрыгнули сценические. Стали слишком крупными и великими для сцены (самый лучший пример: Фауст). И мне очень приглянулось это явление. Я еще много буду думать, опираясь во многом на литературоведческую интуицию в определении рода и жанра П.К..

И.П. (в 2018-ом): «П.К. -  уже целое произведение, пусть и незавершённое. Если же сравнивать [критскую поэму] с отрывками из П.К., сразу вопрос: с какими? Это уровень выдающейся прозы: по стилю и языку. Но во всем, за исключением пары отрывков или даже одного, из критской поэмы я ощущаю большую сухость, романность и прозаичность, чем в П.К. (отдельных его местах, точнее). Гораздо большая размеренность, спад духовной динамики, заземление, но все это относительно П.К. По тому, что я прочитал сейчас, - уровень поэмы в прозе или высокой прозы. Но не уровень мистерии, которой может и должен стать П.К., и который является, как ты и сам понимаешь, уровнем недосягаемым для любых, даже самых одаренных психиков». Ныне, впрочем, И.П. критскую поэму ставит выше, в чем я с ним полностью согласен.

Как уже отмечалось выше, произведение это - первое по времени создания и последнее по хронологии сюжета; это мое первое произведение, писалось оно с 2012 до середины 2016; далее не прикасался я к нему и толком не перечитывал;  многое в нем стало чуждо едва ли не во всем; долгое время - с 2017 по 2023 год -  я не желал и вовсе издавать его; после же решил все же и весьма нехотя издавать, но основательно изменив; наконец, в 2023 решился-таки печатать, в сущности, без изменений, намеренно в том виде, в каковом он был на середину 2016 года, в чем я вижу значение вполне самостоятельное и немалое.  За одним исключением: в очень редких местах излишние, именно излишние архаизмы оригинального текста отброшены (исходный текст в отдельных местах был неоправданно архаичен, ныне же он просто архаичен).

Кратко: задумка его и предо мною стоявшие задачи подлинно гениальны и даже более, но я не справился - тогда не справился; да и не мог - в те годины - справиться. Сейчас я не могу назвать его юношеским произведением[1], но это и впрямь первая проба пера; и ныне мне он мало приятен - в той же мере, что и почти весь некогда боготворившийся мною русский 18 век, вернее, его стилистика. Вернее и точнее: П.К. мне немалое уже количество лет попросту чужд - и не чем-то одним, скажем, стилистикой, а буквально - едва ли не всем.

В силу сказанного неудивительно будет звучать, что неоконченный П.К. мне никогда впоследствии не хотелось продолжать и, соответственно, оканчивать. Это именно что пройденный этап, давно - многие годы назад - пройденная ступень духовного восхождения. Продолжать П.К. - насилие над собою. Лишь ныне - превозмогая себя - приходится его издать, а до издания ювелирно править сей неограненный алмаз. И сейчас...я вижу его вполне достойным окончанием трилогии.

И все же: П.К. - произведение, в сравнении с которым что канонические, что апокрифические евангелия - как текст - мало что собой представляют. Они - воплощенная в слово бедность, П. К. - роскошь воплощенная.

Отмечу еще лишь одно обстоятельство: произведение не было окончено, не окончено оно и сейчас, - если первая часть вполне готова, то вторая осталась лишь как...отдельные всполохи деяний главного героя и прочих сил; иными словами, вторая часть прописана лишь пунктирами; кроме того, отсутствует пятая глава второй части (шестая глава отсутствует не вынужденно, ибо она и должна была быть по изначальной задумке белым листом).  Но мое решение, окончательное решение: издать, как есть. - Таким образом эта версия П.К. - своего рода памятник меня тогдашнего и…отправная точка для нового произведения, о котором - позже.

Отметим особо: первая глава первой части  - самое старое из мною писанного - на самой заре духовного пути (навскидку: 2011-14 гг.). Решив издать именно раннюю, исконную версию П.К., нельзя все же не поместить и - местами - слабейшую эту первую главу. Без ложной скромности - это так: она слабейшее и раннейшее из всего мною писанного. Но она все же надобна: для дальнейшего развертывания сюжета, а также, чтобы более не повторять в ней сказанное; в новом произведении ее не будет или почти не будет. Вынужден о том сообщить, также учитывая ее объем: около 80 страниц А4. Советую - ежели читателю  будет попросту скучно - переходить напрямик ко второй главе, которая, как и все последующее - иного уровня.  - Так мне казалось: слабейшее в П.К. - первая глава первой части; но при редактуре в 2024 году слабейшим считаю отнюдь не ее: не в меньшей степени и едва ли не более сказанное касается послесловия (опять же не все, но местами).

О новом произведении. В нем - отдельные пассажи (и даже главы) П.К., порою обновленные[2], порою и вовсе не существующие ныне (сказанное касается именно второй части П.К.), - будут его составной частью; если точнее: ночной его частью; еще вернее и точнее: ежеденно-ночной. В рамках этого произведения ПК и будет вполне окончен, став едва ли не центральной частью нового творения; хотя в новое творение войдет лишь малая часть творения старого - далеко не все из исконного варианта ПК будет там являть себя; в основном в новом произведении будет явлена именно вторая часть - в окончательном ее облике. Ныне же издается именно ранняя его версия (2012-2016). Многое из этой версии не будет представлено в новом - или ином каком - произведении. Но оно надобно - и как пролог, и как памятник меня тогдашнего.

P. S. Произведение создавалось вне знакомства с т.н. гностицизмом. Как не раз говорил годы назад: "Я гностик до гностиков", - в том единственно смысле, что я гностик вне какого-либознакомствасисторическим гносисом. П.К. творился, когда я и ведать не ведал о гностицизме, а гностическое в поэме при том наличествует. Гностицизм исторический я познал ближе к концу 2010-ых, а тексты Наг-Хаммади и вовсе - в феврале 2024-го. Хотя об Аримане и Люцифере и триаде пневматик-психик-гилик знал и тогда.

В сущности, есть два типа гносиса: гносис исторический и гносис как незаемный вольный мистический опыт и его осмысление. К первому типу оного и его последователям я никогда не принадлежал - даже во времена писания критской поэмы, до моего перелома, что описан в I и II Протуберанце мнимостей. А гностиком во втором смысле был я всегда и отчасти остаюсь и поныне. Такого рода гносис есть для меня нечто глубоко личное и имманентное, я был такого рода гностиком, когда еще не знал этого слова.

Сообщаю о том, ибо гностик почти всегда используется в первом значении. Меня часто называли гностиком, имея в виду значение лишь первое и игнорируя, что писанное и проговариваемое мною было гносисом только во втором смысле этого слова: моими, вольными и незаемными мыслями, пришедшими милостью озарений, умной фантазии, визионерии.

P. P. S. Произведение писалось изначально в новой орфографии, но под конец - в 2016 - начинало оно быть переводимо в только осваиваемую старую - единственную орфографию, что уместна в данном случае. В 16-17-ом владел я ею еще отнюдь не мастерски. - Произведение заново переведено в дореволюционную орфографию весной 2024 года. Оно издается в обеих орфографиях: в этом выпуске - в новой, в следующем - в старой. П.К. - по ряду причин - подобают обе версии: отдельными выпусками.

P. P. P. S. Оптимальным объемом альманаха я считаю тот, чтобы был представлен во 2 и 3 выпуске - не более ста тысяч слов; первый же был вынужденно слишком большего объема (из-за критской поэмы, которую не должно было делить на части); в силу этого - как минимум - 4 и 5 сборник будут несколько меньшего объема; но вполне возможно, что таковыми будут и все последующие выпуски альманаха.

Петербург, 2024

Михаил Раузер

EX ORIENTE LUX:

Последний Кризис

Трагедия духовных и душевных исканий

Эсхатологическая мистерия

Апокалипсическая песнь

Пролог

Прометей  Еще несколько поколений над бездной, о орел парящий, впиваться жадно в плоть мою ты будешь.

Орел Будет то, что угодно ​Зевесу​. Но ты ​еси​ грядущее ​зрящий​, потому я и испрашиваю тебя: что будет?

Прометей(про себя, глядя в дали) Жаль: твое правление, Вседержительный, было столь долгим: ​многотысячелетним​. Во дни сии деяния лучших были ​преступленьем​ в очах твоих и согласно твоему порядку ​мирозданья​.

(вслух)  ​Ветр​ Времени, ​струяся​ из грядущего, веет на меня, и стер он ​радование​ мое.

Но ведаю точно: человек, а не что-либо иное, есть если не творец бытия, то его владыка; в том сомнений нет.

Орел Творец он истории, но не бытия.

Прометей зрит утомленного ​игрищами​, ​вечнобезумного​ юношу красы несказанной, ​длинновласого​, вечно-женственного и вечно-юного, сладострастия ​неиссякаемого​ источник, с улыбкою лукавою на алых устах, с коих стекает сок виноградный, не ​иждиваясь​, самого младого из рода мнимо-бессмертных: ибо зрит он Диониса со ​менадами​ и леопардом.

Дионис Досточтимый титан, ты ошибся…ошибся и поплатился: ибо святотатство ты содеял. Видишь ли, роду людскому помочь - нельзя, и уж лучше было ему не рождаться.

Истина – в вине, не в Огне.

Я, Дионис, дал людям экстаз, в коем само Время тонет, я дал им счастья миг.  

Не ты ​еси​, но аз есмь отдохновение рода людского, ибо искусство мое способно воскресить и мертвого.

Прометей Бог огня мнимого, сын ​Зевеса​ и ​Прозерпины​, ввергнут ты в кажущееся Вечностью бремя Смертей и Воскресений: ты умираешь, играя, и воскресаешь; но однажды ты умрешь и не воскреснешь вовек, плющ!

Ты, гроздь, даруешь мнимую любовь, что и тот один, зовущийся «любящим», что грядет; но то будут ​последние​ времена.

Ты ​еси​ бог плоти: потому ты низок; и царство твое - Ад.

​Вакх​, не насытился ли ты игрою своей?

Дионис Аз есмь бог Жизни и Смерти, разума и безумия; я возрождаю - и я же убиваю.

Ты, Прометей, тяжел; я же легок. Я убегаю, ​резвяся​ под Солнцем (но лучше: под Луною), убегаю от тяжести твоей, хотя страдания твои красны мне, и забавляют и веселят они меня.

Прометей Всё грядущее усеяно и пронизано твоею игрой, твоим душком, который не есть Дух вовсе, и мне тяжко зреть сие, о непотребный бог. Сердце радостно тому, что ты, древо виноградное, падешь скоро.

Дионис Да, смертен я: таково ​веленье​ Судьбы; но не я, но ты прикован ныне к скале, и тебя, а не меня, терзает орел; и не олимпийцы, но аз есмь бог чувствующий: радующийся и страдающий.

Да узрят ​грядущие​ поколения могилу мою и поклонятся ей!

Дотоле я - стрела, пронзающая небеса и землю вплоть до расщелин Ада багряных: стрела с гроздьями, по коим струит себя виноградный сок, счастья родитель, счастья отец, древом Жизни рожденный.

Прометей Иные боги также смертны; возрадуйся же, о трусливейший из богов.

Но не ты будешь последним богом, но иной.

Пророчествую я о том, что имеет быть.

Дионис Каково его имя?

Прометей "Кто как Бог" есть имя его.

Дионис Загадками ​глаголешь​ ты. Но я молвлю: ушел я из бытия людей: в том беда их.

Прометей Беда в ином: играешь ты, ветвь дольняя, беспрестанно и ныне играешь, ведь не ушел ты из мира, и ​играние​ твое ​всепронизывающе​.

Сильнейший тебя грядет, и будет два сильнейших и тебя, и ​Зевеса​; один из них Бог, что богов прочих создал, но Сам много мощнее любого из них и всех вместе взятых; иной - смертным рожденный.

Ибо, глядя в грядущее, не раз я зрел ​невечерний​ тот Свет – Свет обоих грядущих.

Дионис В то я не поверю вовек; гляжу: обезумел ты от болей вечных.

Дионис уходит.

Прометей Лучшее нисходит (а не рождает себя, ибо рождено до века) из небесных сфер эфирных, когда Дионис уходит: в теми и тени; ибо он, всетемнейший, затмевает собою Свет. Но тот Свет един есть, и не от Аполлона Он и не от Гелия: то Свет горний, изливающий Себя чрез последнего бога.

Быть, быть буре величайшей из всех: когда Последний ​приидет​…

ЧАСТЬ I.  Мнимая фантазия в темных тонах, или (der) Fall

Глава 1. The Twilight of the Being[3].

Herbst

Die Blätter fallen, fallen wie von weit,

als welkten in den Himmeln ferne Gärten;

sie fallen mit verneinender Gebärde.

Und in den Nächten fällt die schwere Erde

aus allen Sternen in die Einsamkeit.

Wir alle fallen. Diese Hand da fällt.

Und sieh dir andre an: es ist in allen.

Und doch ist Einer, welcher dieses Fallen

unendlich sanft in seinen Händen hält.

R.Rilke

О чёмъ ты воешь, вѣтръ ночной?

О чёмъ такъ сѣтуешь безумно?..

Что значитъ странный голосъ твой,

То глухо жалобный, то шумно?

Понятнымъ сердцу языкомъ

Твердишь о непонятной мукѣ –

И роешь и взрываешь въ немъ

Порой неистовые звуки!..

О, страшныхъ пѣсенъ сихъ не пой

Про древній хаосъ, про родимый!

Какъ жадно міръ души ночной

Внимаетъ повѣсти любимой!

Изъ смертной рвется онъ груди,

Онъ съ безпредѣльнымъ жаждетъ слиться!..

О, бурь заснувшихъ не буди –

Подъ ними хаосъ шевелится!..

Ф.Тютчев

Безвластие, многоначалие, безначалие.

​Злолетье​.

Бесстроица.

Одинокая ​подгородная​ деревня на краю мира и в конце времен.

Закат безвременья, рождающий из себя Ночь мира.

Пасмурно.

Осень.

Природа угрюма и печальна, и лишь мысли и идеи носились по ​аэру​ хладному.

Безлюдье.

Стужа.

В темных небесах: медленно падающая на землю звезда, горькая, словно застывшая в темном вязком ​аэре​, Беду возвещающая.

Сущее трепещет.

Слышен ​скребущийся​ о листья редкие легкий окрыляющий тяжелые мысли (а потому они сверкают словно молнии) ветер, бездонный, глубокий, злой, наводящий на человека страх без причины, пугающий пугливых, безмолвный для безмолвных, дующий со всех сторон, сердящийся, жалующийся, пробегающий по темным веткам ​древес​, струями небесными рыдающих, и крышам нескольких близлежащих домов, не шепчущий, но вопиющий грозно, безответно и страстно о надвигающихся из грядущего Бедах и волнениях, ветер, ледяной, всеобъемлющий и ​всепронизывающий​, пьяный без меры, зложелательный, Земли последние вздохи, ледяные, приносящий грозы, то раздувающий пожар, разгорающийся оттого с новою силою, с новою страстью, ветер без начала и без конца, ветер, полет которого выразителен в своей невинной тоскливости, сотрясающей сущее: ему, ветру, есть, что поведать, о чём предупредить; и он, ​злодыхательный и дурнопахнущий​, прилетевший на своих незримых ​крылах​, влажных от слез неба и плача ангелов, ​крылах​, с которых льются капли, безжалостно, методично и монотонно ​бомбардирующие​ женски пассивную действительность, возвещает о том, что наши герои, что понимают его, ветра, язык, знали и до того, как он поспешно прилетел к ним, ниспадая со мрака небес, преисполненный вестями важности великой, умный для умных и глупый для глупых.

​Имеяй​ уши ​слышати​, да слышит! (​Матф​. 11, 15).

«Блажен, кто слышит», а «те, кто слышали, но не поняли, глухим подобны: «присутствуя, отсутствуют».

Ибо во дни сии «сбывается над ними пророчество ​Исаии​, которое говорит: слухом услышите – и не уразумеете, и глазами смотреть будете – и не увидите» (​Мф​. 13, 14).

Мир содрогался под ​натисками​ всеобъемлющего, зловещего ветра в самый горький год своей горькой жизни.

Томленье растекалося по аэру; природа на темь людскую ответствовала темью тверди небесной и частыми затменьями Светила, а на плач людской - плачем небес.

Клонились к вечности и последний век, и последние люди, и последнее.

Метаистория​ - многоветрием - вторглась властно в историю.

Черно-красное бытие плачет пурпурными соками и ветром.

Род людской ползет к своей кончине.

Бытие стонет, и стенанья его слышны чутким.

Кризис сотрясает всё сущее.

Пахло полынью.

Зримы были Провидением гонимые тучи.

И в отчаянии были древеса.

Беседуют: рослый юноша с огненным взором, кроволикий, и согбенный старец,   ​седобрадый​ и ​всемудрый​. Оба - духовные странники в чуждом им мире.

Евгений Приветствую тебя, мой старший друг!

Встрече очень я рад в сердце своем (хотя и ​избиен​ я ветром, но не в Печали повержен, но в ​Радование​ ​возогнан​), ибо для меня праздник: узреть близкое по духу, что представляет собою отдушину от ​обстания​, часто ​малодостойного​; в моем же случае (если словеса изрекать о семье моей) – еще и не родного по духу. Мое ​обстание​ всегда оскверняло мысли мои: потому я и желал воспарить к небесам и чистым сверкающим звездам.

Амвросий Благодарю за то, что в такое время пришел ты; тебя еще я помню малым, когда ты изрекал: «Куда, куда скрывает Гелий тьмы звезд, хранит их где, до Ночи скрывая?»; благодарю, что пришел ты к старику, о нем не ​забывши​, дабы повидать его, и присутствием почтил старца, в ​молениях​ и трудах пребывающего.

Ибо ему есть, о чём тебе поведать.

Евгений (взволнованно и ​сострадая​) Ах, не хочешь ли ты сказать, что пришло твое время, что близится к концу твое здешнее земное существование?

Амвросий Я проживу еще достаточно; и не для того мы собрались ​днесь​. Но всегда печальное собою я несу и горькое.

Всему свое время, потому лишь ныне возжелал я поведать о темном, сгустившемся над здешним нашим миром.

Осень сия богата плодами в высшей мере.

Евгений Иного я не жду, не алчу.

Амвросий Быть, может, словеса мои лишат тебя Свободы.

Евгений Они для меня суть веяния Истины златой. Хороши только те речи, что растят дух и чрез ​взрастание​ духа растет и сам человек. Твое общество – всегда пристань, всегда веяние святое.

В прошлой нашей беседе ты сказывал: божественное ушло из мира (ставшего отрыжкой Вечности), хотя и было разлито в нем, что идеи пантеизма верно отражали действительность, но человек, человек виновен в том, что сакральное убежало в горний мир.

Амвросий То верно: ​прозренья​ иных мистиков средневековых были истинны до времени – но не ныне, - когда божественного уж нет на земли. Без мистиков сих и их прозрений не ​возмог​ бы быть Тот Один, о Ком поведаю.

Евгений Стало быть, всё пошло не так и ​древле​.

Амвросий Потому чаша Гнева переполнилась и скоро изольется.

Грядущее давно, о, давно Тень отбрасывает ужасающую, и ныне она собою уж всё покрыла.

Евгений О том пророчишь ты давно. «История пришла к неизреченному своему исходу, и не беременна она отныне грядущим», - то ​глаголал​ ты не раз. И Слово твое доныне едва ль свершилось.

Амвросий Ранее мы могли изрекать:

Смерть и время царят на земле,

Ты владыками их не зови:

Всё, кружась, исчезает во мгле,

Неподвижно лишь Солнце любви[4].

Но Любовь ​сгибла​, и ​закатилося​ вовек Солнце её.

Всю жизнь я надеялся на милость Божью: тщетно! – страшнейшее началось, попущение божественное – в действии.

Ибо конец дней при ​дверех​, Рок ​близит​ час роковой: час конца света. ​Увяданье​ бытия началось – уже; и бытие и Тлею - как никогда ранее - ​очернено​; и тайна беззакония ​деется​. Но с тем вместе: боль мира вопиет к небесам, и отмщение близится.

Перечисленное есть плод - плод гнилой - ​Ариманова​ восстания и воспоследовавшего за ним грехопадения.

С Духом держал речь дух мой, и поведал он, что усталость веков истлела, и сон бытия окончится во Время скорое Смертью: бытия.

Евгений Ты словно вторишь некоей, бурно расцветшей ​днесь​ секте ​апокалиптиков​, радующихся скорому концу и его ждущих; и мнят они, что они и только они его приближают.

Однако взору твоему всегда доверял я сердце, и после слов твоих я в сомнении и догадках.

Положим, миру – конец: но не всё ли равно? Мира конец созидает ​чару​: предзакатную; сердцу моему она мила. Но печально лишь то, что ходим мы по осколкам бытия, и не найти нам крова.

Амвросий Я не предчувствую (то подобает роду людскому) и не чувствую, но зрю, а потому – ведаю.

Мы, ревностные, в своей жизни стремимся к наивысшему и наилучшему, но ​скинии​, нам во всём подходящей, нет, и не будет наград и почета, и ​сгибла​ Аркадия[5].С давних, давних пор мы словом и делом ​отрицаемся​ низкого и сочетаемся высокому.

«Священное же, которое есть пока еще лишь сущностное пространство божественности, опять же еще только хранящей измерение для богов и для Бога, взойдет в своем свечении только тогда, когда в своей долгой подготовке просветлиться и будет воспринято в своей истине само бытие. Только так от бытия, начнется преодоление бездомности, в которой блуждают не только люди, но само существо человека»[6].

Но поведай: что зришь и слышишь ты ныне?

Евгений ​Радование​ одно: мы – безградники[7].

И Безвременье бессильно влить в нас тоску.

Я слышу, ветер, торжествующий, ласкает меня, сердце леденя, и не Беды ли это ветер, не предвестие ли он сумерек времен, не рождает ли он туманы мысли, ведь ​ветр​ этот иной?

Когда он, бедствий начало, немолчношумящий, что мощным дыханием своим тучи кружит по небу, замолкнет, черный, неистовый, горький?

Не для нас ли, ​взметаяся​, поет ветер сей, что рвет и крутит грязь и плесень минуты, ​бурновеющий​, горькое пророча?

И где родился он,