Дитя войны

Автор Игорь Малах

Главный персонаж - эмигрант из Советского Союза живёт в немецком городе и работает смотрителем в местном Еврейском историческом музее.
В первые дни войны ему, пятилетнему мальчику, вместе с родителями и двухлетней сестрой удалось за несколько часов до прихода немцев уехать из родного дома и под бомбами бежать на восток, на край света. После войны оставшихся в живых его когда-то многочисленных родственников можно было пересчитать по пальцам.

Читатель застаёт нашего героя в залах выставки, посвящённой событиям еврейской Катастрофы в военной Европе. Выставка называется «Маски».
Когда в 1942 году, после совещания в пригороде Берлина Ванзее гитлеровские палачи приступили к практическому «решению еврейского вопроса», не на шутку всполошились учёные-нацисты из антропологических институтов Германии и присоединённой Австрии. Они считали, что после победы Германии в Европе вообще не останется живых евреев. Где же они возьмут образцы для экспонатов исчезнувшего народа, который жил в Европе более 2000 лет?

Тогда решено было сделать несколько десятков гипсовых масок с убитых в концлагере евреев и поляков (поляки, видимо, тоже должны были исчезнуть). Эти маски предназначались для выставки, посвящённой исчезнувшему народу, которую намеревались посетить Гитлер и высшие нацистские бонзы. Но реальность оказалась иной, исчезли фюрер и его свита, и такая выставка не состоялась. Найденные маски через полвека после исчезновения палачей служат обвинением фашизму и напоминанием о страшной войне.

• Язык: Русский
• Издатель: Wiener Literat
• Дата выпуска: 9 февр. 2013 г.
• ISBN: 9781301901456

Игорь Малах

Игорь Малах Родился в г.Чуднове (Украина). Учился в Политехническом институте во Львове, где потом более 30 лет работал инженером-конструктором. С 1992 года с семьёй живёт в Вене. Работал в Венском еврейском музее. Стихи пишет с детства. Ранние публикации: “Дорога в Освенцим“ (эссе, 1968), “Варшавские мелодии“ (стихи, 1969 ). В Вене продолжает литературное и музыкальное творчество. Публикации (проза и поэзия) в разное время в журналах: “Поэзия” (Москва), “Лехаим” (Москва), ”Известия“ (Натания), “Новый венский журнал“, “Венский литератор“. Лауреат Международного литературного фестиваля и конкурса ”Европа - 2009“ в Праге в номинации “Поэзия для детей“. Лауреат Международного литературного конкурса, посвящённого Н.В.Гоголю, в Вене в 2009 году, в номинациях: публицистика и поэзия. В 2010 году в Вене в издательстве Theodor Kramer Gesellschaft вышла его книга “Изя - дитя войны” на немецком языке.

Предварительный просмотр книги

Предисловие

Повесть «Дитя войны» по форме и содержанию не совсем обычна и традиционна. Особенность её в многоплановости и многослойности. Её можно назвать воспоминанием о войне, а также войной глазами ребёнка. Можно определить, как семейную хронику времён войны или хронику военного и послевоенного поколения, её можно также характеризовать, как рассказ о Холокосте и судьбах евреев Восточной Европы во время войны, но можно также определить, как размышления и рассуждения о взаимоотношениях между немцами, евреями и русскими в разные времена.

Главный персонаж - эмигрант из Советского Союза живёт в немецком городе и работает смотрителем в местном Еврейском историческом музее.

В первые дни войны ему, пятилетнему мальчику, вместе с родителями и двухлетней сестрой удалось за несколько часов до прихода немцев уехать из родного дома и под бомбами бежать на восток, на край света. После войны оставшихся в живых его когда-то многочисленных родственников можно было пересчитать по пальцам.

Читатель застаёт нашего героя в залах выставки, посвящённой событиям еврейской Катастрофы в военной Европе. Выставка называется «Маски».

Когда в 1942 году, после совещания в пригороде Берлина Ванзее гитлеровские палачи приступили к практическому «решению еврейского вопроса», не на шутку всполошились учёные-нацисты из антропологических институтов Германии и присоединённой Австрии. Они считали, что после победы Германии в Европе вообще не останется живых евреев. Где же они возьмут образцы для экспонатов исчезнувшего народа, который жил в Европе более 2000 лет?

Тогда решено было сделать несколько десятков гипсовых масок с убитых в концлагере евреев и поляков (поляки, видимо, тоже должны были исчезнуть). Эти маски предназначались для выставки, посвящённой исчезнувшему народу, которую намеревались посетить Гитлер и высшие нацистские бонзы. Но реальность оказалась иной, исчезли фюрер и его свита, и такая выставка не состоялась. Найденные маски через полвека после исчезновения палачей служат обвинением фашизму и напоминанием о страшной войне. Это краткое содержание одной из тем повести.

Вторая часть повести представляет собой беседу главного персонажа с немецким математиком, который во время войны служил пилотом Люфтваффе. Оба собеседника пытаются заглянуть в прошлое и понять причины и предпосылки небывалой ката строфы, которой оказалась вторая мировая война. Ведь они её дети и свидетели.

Автор пользуется чеховским методом спрессованного повествования, в результате чего события, рассказа о которых хватило бы на солидный роман хронику, умещаются в сравнительно небольшой по размеру повести.

Светлой памяти бабушки, дедушки, сестры,

родственников и всех мирных людей, у которых

проклятая война отняла жизнь, посвящаю.

Часть первая. Воспоминания

Глава 1

Тридцать шагов в одну сторону, столько же в обратную.

Исаак шагает мерно, не спеша. Спешить нельзя: быстро устанешь. Стоять на месте для него ещё труднее. Сидеть разрешается, если нет посетителей, а это бывает редко.

Исаак - смотритель экспонатов Еврейского музея в немецком городе W. Здесь, на втором этаже - вы ставка, посвящённая жертвам Катастрофы, под названием «Маски».

Тридцать шагов по паркету до зеркальной стены и обратно.

Исаак неохотно смотрит по сторонам. Слева и справа - шеренги гипсовых черепов и бюстов. Десятки посмертных масок. Благодаря зеркальным отражениям кажется, что их сотни, тысячи. Ряды масок уходят куда-то вглубь, в зазеркалье. Куда ни глянешь - серые, тёмно-серые, белые гипсовые копии когда-то живых лиц. Сейчас он уже привык или ему кажется, что привык. Разве можно к этому привыкнуть?

Тридцать шагов до зеркальной стены и обратно.

Персонал в музее интернациональный: евреи, немцы, югославы, поляки, в большинстве своём - эмигранты, как и Исаак. Впрочем, у себя на родине он был Исааком Михайловичем: как-никак разменял седьмой десяток. А здесь, среди коллег, он – Исаак или Изя.

На этом этаже Изя работает месяц, хотя страшная выставка здесь уже более двух месяцев. Только позднее он понял, что шеф персонала господин Фихтенбауэр сознательно не ставит на этот этаж сотрудников - евреев и поляков, так как маски эти сняты с замученных узников концлагерей - евреев и поляков. Изя сказал господину Фихтенбауэру, что понимает его такт, но, тем не менее, просит не делать для него такого исключения.

В первый день работы на этой выставке Изя смотрел себе под ноги, боялся поднять взгляд. Маски были изготовлены мастерски, как живые. Ему казалось, что они смотрят на него: одни с укором или завистью оттого, что он живой, другие с выражением нетерпения на гипсовом лице, как будто хотят что-то спросить или попросить. У одной маски, снятой с мальчика-подростка, в гипсовых глазах застыло такое выражение, даже не страха, а удивления перед неожиданной смертью, что Изя не выдержал и, стыдясь слёз при посетителях музея, убежал в туалет и разрыдался там, как ребёнок. Успокоившись, Изя решил держать себя в руках. В конце концов, можно не глядеть на маски или перейти в соседний зал документации или в кинозал - это всё его служебная территория.

Тридцать шагов сквозь строй масок, и вот он в соседнем зале.

В документационном зале на стендах белые щиты с высказываниями нацистских бонз и врачей эсэсовцев. Вначале цитата из Гитлера о том, что без биологических доказательств пропаганда ничего не значит. Далее сентенции какого-то учёного доктора о высших и низших расах, об арийской исключительности. Знакомый бред. Рядом - выдержка из письма главного врача Люфтваффе на имя рейхсфюрера СС Гиммлера с просьбой разрешения проводить эксперименты по выживанию живых организмов на больших высотах в условиях авиаполётов не на животных (собаках, обезьянах), а на людях. При этом, писал врач, нужно считаться с возможностью смертельных исходов и использовать для экспериментов заключённых и душевно больных.

Другой врач-эсэсовец жаловался вышестоящему начальству на то, что ему для исследования действия различных вирусов на организм присылают в основном людей пожилого возраста, а те после заражения так быстро агонизируют, что невозможно проследить действия вирусов. Поэтому он просит присылать людей молодых, чтобы сопротивляемость организма болезням помогла его подчинённым более обстоятельно описать влияние вирусных заражений.

Изе легче находиться в этом зале: здесь на тебя никто не смотрит, да и посетители не нервничают, не косятся испуганно на маски, а внимательно читают нацистские бредни. Он уже всё это прочёл. В этом зале можно предаться мыслям, воспоминаниям.

Вот уже полвека, как кончилась война, а люди всё не могут успокоиться. Может пора забыть этот кошмар? Уже умерло большинство её участников и свидетелей. Уже живут два взрослых поколения, которые знают о ней только из книг и фильмов.

- А я разве не свидетель? - спрашивает Изя.

Ему было пять лет, когда пришёл с работы отец, что-то сказал маме, и та разрыдалась. Маленький Изя и его двухлетняя сестричка Лёля, которые до этого никогда не видели маму плачущей, заревели так громко, что соседи выглянули из окон. Может, если бы не этот совместный рёв, Изе и не запомнился день начала войны. А помнит он многое, очень многое.

Мимо их дома днём и ночью шли красноармейцы в зелёных гимнастёрках, лошади, катились повозки. Изя и Лёля с удовольствием помогали маме оклеивать стёкла окон бумажными полосами, чтобы стёкла не вылетали в случае бомбёжки.

Через несколько дней солдаты и лошади шли обратно. И гимнастёрки на красноармейцах были уже не зелёные, а выгоревшие. Взволнованная мама сказала, что наши отступают. На следующий день пришёл папа и закричал: «Немцы близко! Уезжаем!».

Мама опять стала плакать, сказала, что мы не готовы к отъезду, что необходимо время для сборов. Но папа твёрдо сказал: «Берём с собой два чемодана, всё бросаем и уезжаем. Повозка нас уже ждёт. С собой - только самое необходимое. Документы и деньги. Уезжаем сейчас же». Папина решительность спасла жизнь семье, потому что в наступившую ночь в наш городок Томашполь вошли немцы.

Глава 2

- Я не понимаю, зачем это нужно?! - громкий голос в зале вывел Изю из раздумий. Почтенного вида старик обращался к стоящей рядом даме. - Зачем нужно выставлять маски убитых? Зачем я должен читать эту мерзость? Что такое Гитлер и нацисты, что они натворили, всем давно известно! кричал он, вытирая пот со лба.

- Будьте добры, потише, - попросил его Изя. - Вы мешаете остальным.

- Что нового говорит мне эта выставка? - не унимался старик, обращаясь теперь к Изе.

- По вопросам выставки обращайтесь в бюро на первом этаже, - спокойно сказал Изя.

- Хорошо, я пойду в бюро, - старик понизил тон.

- Но хотелось бы услышать ваше мнение. Зачем нужна эта выставка? Что в ней нового?

Изя не хотел ввязываться в дискуссию, тем более, что смотрителям не рекомендовались разговоры с посетителями. Но вопрос человека, который, судя по преклонному возрасту и родному немецкому, знал о войне не понаслышке, задел Изю.

- Давайте отойдём в сторону, - сказал он возбуждённому старику. - Мы мешаем. Нам с вами эта выставка действительно не нужна. Вы, как я понимаю, знаете войну не из кино.

- Я воевал в России. Солдатом дошёл до города Воронеж. Имею два ранения. Я рад, что вы со мной согласны.

- Выставка нужна не нам, а вот этим студентам, - Изя кивнул на ребят неподалёку. - Они о войне имеют смутное представление и должны знать, чем кончают народы, кричащие «хайль!» своим диктаторам и воспитывающие мизантропов...

Разговор кончился спокойно. Старик сказал, что он из Дрездена и что в войну, во время известной бомбардировки погибла его семья: мать, жена, двое детей.

Изя ещё в школьные годы читал о том, как в один из февральских дней сорок пятого года американская авиация так обработала Дрезден, что от саксонской столицы остались руины и десятки тысяч погибших. Он вспомнил, что тогда этот факт воспринимал, как возмездие фашистам, и никаких других чувств у него не возникало. Теперь же, когда прошло столько лет, и спокойно анализируешь, думается: возмездие кому? Детям, женщинам, старикам?

Боже милосердный, почему дети должны умирать в проклятой войне? Ни в чём не виновные. Даже, если это дети Геббельса. Он вспомнил кадры из документального фильма: мёртвые дети Геббельса... Разве виноваты они, что отец у них - маньяк и убийца, а фанатичная мать решила, что ей скучно будет без детей на том свете и, предварительно усыпив, вложила в рот каждому из шестерых ампулу с цианистым калием. И удивительно, что нашлись немцы, оценившие этот поступок, как геройство, как подвиг.

Ещё Генрих Гейне просил Бога избавить Германию от подвигов и героев.

Если двадцатый век стал самым кровавым в истории человечества, то это заслуга героев, революционеров от политики, идеалистов. Все героические устремления политических, националистических или религиозных фанатиков – не что иное, как проявление воинствующего эгоизма. Все их «светлые» идеи кончаются войнами и смертью.

Вот откуда проклятия войнам: гибнут и страдают чаще всего невиновные. А устроители ада выходят сухими из воды. Впрочем, в этой войне и устроителям досталось. Но даже смерть главных поджигателей не искупят страданий и гибели миллионов...

Что такое бомбёжки, Изя знает.

Как красиво, как живописно начиналась та первая бомбёжка, когда он с родителями и Лёлей ехал из Томашполя на станцию Вапнярка, расположенную в десятке километров от городка.

Возница погонял лошадей, бричка весело тарахтела по грунтовой дороге вдоль посадок кукурузы.

Изя лежал на пахучем сене и смотрел на чуть потемневшее к вечеру, но всё ещё голубое небо.

Внезапно он увидел высоко-высоко в небе золотистые в лучах заходящего солнца маленькие самолёты.

- Самолёты! - закричал весело Изя и начал считать их. Все стали смотреть на небо.

Когда подъезжали к станции, совсем смеркалось, гул в небе усилился. Внезапно в потемневшем небе появился большой, как луна, огненный шар, он мед ленно опускался вниз.

- Это немцы! - громко закричал папа. - Стёпа, поворачивай обратно: сейчас будут бомбить станцию и аэродром!

- Немцы, - испуганно заорал возница и вместо того, чтобы повернуть, как требовал папа, стеганул лошадей, и те помчались к станции.

- Стой! – кричал папа. Но возница из-за страшного слова «немцы» потерял способность соображать.

А шар медленно опускался.

Изя не отрывал глаз от светящегося шара. «Какая красивая бомба, - думал он. Сейчас она упадёт на землю, и будет взрыв. Но почему она опускается так медленно?»

Этот шар, как и бомбёжка, запомнились на всю жизнь.

Но он и позже не решался спросить, почему бомба падала так медленно. Только став взрослым, Изя узнал, что немецкие лётчики в ночное время освещали перед бомбометанием местность яркими лампами, которые спускались на парашютах.

Станционные постройки были уже недалеко, шар не успел приземлиться, как раздался страшный грохот. Стоящие на пригорке товарные вагоны вдруг вспыхнули, как свечи, и окутались густым дымом. Слева и справа раздались взрывы.

Лошади заржали, возница бросился в кукурузу Папа и мама, схватив Лёлю и Изю, соскочили в траву и прижались к земле.

Какие-то люди бежали с криками по направлению к станции.

- Нельзя туда, погибнете! Бегите в бомбоубежище! - кричал папа, но его никто не слушал.

Родители с детьми на руках побежали в противоположную от станции сторону. Вдруг раздался оглушительный взрыв, все попадали, сверху посыпались комья земли. Так они бежали и падали. Казалось, что от частых взрывов лопнут барабанные перепонки.

Наконец увидели прямоугольное углубление в земле, вниз вели ступени. Красноармеец открыл массивную дверь, и Изя, Лёля и родители оказались в полной темноте и тишине.

Долго сидели они в оцепенении, измазанные землёй и оглохшие, всё ещё дрожа от пережитого страха.

Когда Изины глаза стали различать в полутьме, он увидел при свете керосиновой лампы детей. Много детей, которые,