Sem'ja vurdalaka: Russian Language

Автор Aleksej Tolstoj

Историю в повести «Семья вурдалака» рассказывает старый маркиз, господин д'Юфре, один из членов дипломатического конгресса, состоявшегося в Вене в 1815 году. Вечером у камина он поведал собравшейся компании подлинный случай, который произошел с ним во времена его молодости, в 1759 году, когда по делам дипломатической службы он отправился к господарю в Молдавию.

Aleksej Tolstoj – Sem'ja vurdalaka

• Язык: Русский
• Издатель: Glagoslav Epublications
• Дата выпуска: 2 сент. 2013 г.
• ISBN: 9781783848409

Aleksej Tolstoj

Отец — граф Константин Петрович Толстой. Мать — Анна Алексеевна Перовская, воспитанница (внебрачная дочь) графа А. К. Разумовского. Она разошлась с мужем сразу после рождения ребёнка по неизвестным причинам. Вместо отца, Алексея воспитывал дядя по матери А. А. Перовский, известный писатель, печатавшийся под псевдонимом Антоний Погорельский. Раннее детство Алексей провёл на Украине, в имении дяди в селе Погорельцы. С 10-летнего возраста мальчика возили за границу, путешествие по Италии 1831 года он описал в дневнике. Толстой принадлежал к детскому окружению наследника престола, будущего Александра II[1]. В 1834 году Толстого определили «студентом» в московский архив Министерства иностранных дел. С 1837 года он служил в русской миссии в Германии, в 1840 году получил службу в Петербурге при царском дворе. В 1843 году — придворное звание камер-юнкера. В конце 1830-х — начале 1840-х годов написаны (на французском языке) два фантастических рассказа — «Семья вурдалака» и «Встреча через триста лет». В мае 1841 года Толстой впервые выступил в печати, издав отдельной книгой, под псевдонимом «Краснорогский» (от названия имения Красный Рог), фантастическую повесть «Упырь». Весьма благожелательно отозвался о повести В. Г. Белинский, увидевший в ней «все признаки ещё слишком молодого, но, тем не менее, замечательного дарования». Зимой 1850—1851 года Толстой влюбился в жену конногвардейского полковника Софью Андреевну Миллер (урождённая Бахметева, 1827—1892). Брак их был официально оформлен только в 1863 году, так как ему препятствовали, с одной стороны, муж Софьи Андреевны, не дававший ей развода, а с другой — мать Толстого, недоброжелательно относившаяся к ней. После отставки со службы в 1861 году Толстой только изредка наезжал в столицу. Жил в усадьбе «Пустынька» на берегу реки Тосны под Санкт-Петербургом (не сохранилась) или в ещё более далёком от столицы Красном Роге (Черниговской губернии, Мглинского уезда).[2] В 1860-х—1870-х годах много времени проводил в Европе (Италия, Германия, Франция, Англия). Печатался в журналах «Современник», «Русский вестник», «Вестник Европы» и др. Сборник стихотворений вышел в 1867 году. 28 сентября 1875 года, во время очередного сильнейшего приступа головной боли, Алексей Константинович Толстой ошибся и ввёл себе слишком большую дозу морфия (которым лечился по предписанию врача), что привело к смерти писателя.

Предварительный просмотр книги

неизвестного

Неизданный отрывок из записок неизвестного

Примечание: Оригинал написан по-немецки.

В 1815 году в Вене собрался цвет европейской образованности, дипломатических дарований, всего того, что блистало в тогдашнем обществе. Но вот — Конгресс окончился.

Роялисты-эмигранты намеревались уже окончательно водвориться в своих замках, русские воины — вернуться к покинутым очагам, а несколько недовольных поляков — искать приюта своей любви к свободе в Кракове под сомнительной тройственной эгидой независимости, уготованной для них князем Меттернихом, князем Гарденбергом и графом Нессельроде.

Как это бывает к концу шумного бала, от общества, в свое время столь многолюдного, остался теперь небольшой кружок лиц, которые, все не утратив вкуса к развлечениям и очарованные прелестью австрийских дам, еще не торопились домой и откладывали свой отъезд.

Это веселое общество, к которому принадлежал и я, собиралось два раза в неделю у вдовствующей княгини Шварценберг в нескольких милях от города за местечком Гитцинг. Истинная светскость хозяйки дома, еще более выигрывавшая от ее милой приветливости и тонкого остроумия, делала чрезвычайно приятным пребывание у нее в гостях.

Утро у нас бывало занято прогулкой; обедали мы все вместе либо в замке, либо где-нибудь в окрестностях, а вечером, усевшись у пылающего камина, беседовали и рассказывали всякие истории. Говорить о политике было строго запрещено. Все от нее устали, и содержание наших рассказов мы черпали либо в преданиях родной старины, либо в собственных воспоминаниях.

Однажды вечером, когда каждый из нас успел что-то рассказать и мы находились в том несколько возбужденном состоянии, которое обычно еще усиливают сумерки и тишина, маркиз д"Юрфе, старик эмигрант, пользовавшийся всеобщей любовью за свою чисто юношескую веселость и ту особую остроту, которую он придавал рассказам о былых своих любовных удачах, воспользовался минутой безмолвия и сказал:

— Ваши истории, господа, конечно, весьма необыкновенны, но я думаю, что им недостает одной существенной черты, а именно — подлинности, ибо — насколько я уловил — никто из вас своими глазами не видел те удивительные вещи, о которых повествовал, и не может словом дворянина подтвердить их истинность.

Нам пришлось с этим согласиться, и старик, поглаживая свое жабо, продолжал:

— Что до меня, господа, то мне известно лишь одно подобное приключение, но оно так странно и в то же время так страшно и так достоверно, что одно могло бы повергнуть в ужас людей даже самого скептического склада ума. К моему несчастию, я был и свидетелем и участником этого события, и хотя вообще не люблю о нем вспоминать, но сегодня готов был бы рассказать о случившемся со мною — если только дамы ничего не будут иметь против.

Слушать захотели все. Правда, несколько человек с робостью во взгляде посмотрели на светящиеся квадраты, которые луна уже чертила по паркету, но тут же кружок наш сомкнулся теснее и все приумолкли, готовясь слушать историю маркиза. Господин д"Юрфе взял щепотку табаку, медленно потянул ее и начал:

— Прежде всего, милостивые