Московский автономный округ, или на краю Чукотки. Город Менск

Автор Сергей Тымнэттыкай

Чукотский писатель Сергей Иванович Тымнэттыкай живет и работает в г. Вашингтон (США). Ему принадлежит авторство таких романов, как «Ятъёл» (1997) и «Гынам гын инэчичевыркын?» (2002). «Московский автономный округ» и «Город Менск» − третья и четвертая книги писателя.

• Язык: Русский
• Издатель: kniharnia.by
• Дата выпуска: 25 сент. 2015 г.
• ISBN: 9789859034640

Предварительный просмотр книги

Вместо предисловия: Как я встретился с писателем Тымнэттыкаем

С Сергеем Ивановичем Тымнэттыкаем мы познакомились осенью 2007 года, в Монреале. Я был там проездом, он − тоже. Хотя, надо признать, встречу мы запланировали заранее − ровно за два дня. Оба были заняты, оба путешествовали нечасто.

Я приехал из города Квебек, он − из Вашингтона. Я не был уверен, узнаю ли Сергея. На форумах он никогда не выкладывал фотографий, старался избегать личных деталей, псевдонимы выбирал неброские. Я даже сперва подумал: Не агент ли ФСБ? Но выяснилось, что Сергей Тымнэттыкай работает в Пентагоне, причём вполне официально. Нет, он не военный и не чиновник, а специальный консультант, но фактически стоит достаточно высоко.

Я сразу понял, что это он: приятный, уверенный человек среднего роста, в элегантном чёрном костюме, в светлом плаще. Рубашка − ослепительно белая, галстук завязан безукоризненно. Мне даже стало стыдно за мои потёртые джинсы, толстый шерстяной свитер и осеннюю куртку.

− Здравствуйте... − Сергей назвал меня по имени.

– Со мной можно на ты.

Это было на улице Сен-Дени, возле входа в метро Berri-UQÀM. Мы пошли в пивную Trois brasseurs и сели за столик. В те времена, там стояла бочка с фисташками: клиенты могли брать их сколько угодно, а скорлупки кидали прямо на пол. Не самая чистая пивная города, но зато самая гостеприимная.

Сергей заказал пинту безалкогольного пива, я − обычного. Началась беседа.

Про меня Сергей знал почти всё (Читал твоё досье, − признался он). Много рассказывал и о себе: про чукотское детство, про родителей – школьных учителей. Выяснилось, что мать Сергея − этническая белоруска. Волею судеб оказавшись на Чукотке, она перешла на чукотский язык и культуру, вышла замуж за уроженца этого края, но сына учила и белорусскому.

– Хотя говорю я по-белорусски очень плохо, − грустно признался Сергей.− Даже стыдно.

Дедом Сергея (хоть и незаконным) был белорусский поэт Юлі Таўбін. После одного из поэтических вечеров к нему подошла статная золотоволосая поклонница и, ничего не говоря, взяла за руку и повела за собой... Больше они не виделись, но мать Сергея − дочка поэта.

Сергей говорил со мной на французском − очень хорошем, немножко старомодном (Никогда не жил во франкоязычной стране, − признался он. − Чукотка, Россия, потом − Штаты... Так что практики было мало. Немножко тебе завидую.).

В девяностые годы Сергей покинул Родину и переселился в Россию, в Петербург. О питерском периоде он рассказывает в повести Латъёл (Лисица). К сожалению, текст ещё не переведен с чукотского.

– А как тебя занесло в Америку? − спросил я. Оказалось, в Штаты привела любовь.

– Моя жена − американка, − признался Сергей, – но она инуитского происхождения, с Аляски (инуитами в Северной Америке называют эскимосов).

С будущей супругой Сергей познакомился в Петербурге.

– А вырос я в мургин нутэнут, − говорит Тымнэттыкай. И поясняет: по-чукотски словосочетание "мургин нутэнут означает родной край". Как и многие представители интеллигенции моего поколения, рос на стихах Кымытваль и Вальгиргина, на повестях Рытхэу. Был даже членом подпольного националистического кружка...

Наконец мы заговорили о деле. Сергей собирался перевести свои повести на русский и просил порекомендовать хорошего переводчика. Порывшись в памяти, я назвал своего давнего знакомого, Ивана Генриховича Деникина. Профессор Московского Национально-Гуманитарного Университета, Иван Генрихович как нельзя лучше подходил для этой задачи.

Сергей поблагодарил и откланялся.

Евгений Лакинский, 2014 г.

Московский автономный округ, или на краю Чукотки

«Первое упоминание о чукчах в письменных источниках относится к 1641 в связи с тем, что в районе Колымы они напали на русских сборщиков ясака (подать пушниной, собираемая с аборигенов). Стоит обратить внимание, что это была агрессия со стороны чукчей.»

Русская Википедия

«А если бы тогда, в XVII веке, чукчи дошли до Москвы? Возможно ведь такое...»

Роман Кравченко, Организация украинских националистов

1. Московский поезд

– А вот я ещё анекдот вспомнил, − донеслось снизу. − Приехал московит в Анадырь, поселился в гостинице. Ну ему, типа, говорят: как проголодаетесь, закажите обед по телефону. Ну день он из номера не выходит, ну два. Открывают двери... А он бегает вокруг телефона и кричит: Телефона-телефона, а московит кушать хочет!

Внизу заржали.

– А вот тоже. Приезжает московит из Анадыря, привёз с собой электрический чайник. Ему говорят: Да у тебя ж в избе электричества нет! А он: Московит не дурак, московит розетку купил!

Снова взрыв смеха.

Вынтэнэ стало противно. Она украдкой посмотрела на мужчин. Волосы у них светловатые, а глаза – округлые. Сами ведь помесь с туземцами! Кем были их предки? Волжскими болгарами? Или мордвинами? А может теми же несчастными московитами? Но эти считают себя чукчами.

Конечно же, чукчами! Гордыми повелителями, народом-духоносцем. Старшими братьями всех остальных − коряков, якутов, московитов...

Хотя какие они московитам братья?

Почему она, Вынтэнэ, не задирает носа? Ведь могла бы! А что, коренная анадырчанка, чистокровная чукча. И волосы у неё, между прочим, иссиня-чёрные. И глаза безупречно узкие. Прямо таки высшая раса. Хоть позируй для плакатов Чукотского национального единства...

– Купил московит растворимый кофе. Читает инструкцию: Возьмите чайную ложку кофе... Сыплет кофе себе в рот. Залейте кипятком...

Льёт себе в горло кипяток. Перемешайте... Крутит животом. А потом жалуется: Ох, и придумают же эти чукчи!

– Гы-гы-гы! − отозвались попутчики.

Вынтэнэ вжалась в верхнюю полку. Хотелось сказать им что-нибудь резкое. Хотя зачем? Всё равно они не поймут. Где им знать, что до 1641 года московиты считались искусными воинами? Что их боялись не только соседние народы, но даже коряки и юкагиры? Да что там! Даже чукчам не сразу удалось их усмирить...

– Увидел московит-пастух машину. Подошёл, присмотрелся... Трогает покрышки и говорит: Резина! Трогает лобовое стекло − Стиклё!

Потрогал выхлопную трубу − Самец! Казалось, купе треснет от хохота. Все посмотрели в сторону Вынтэнэ − как баба отреагирует?

Вынтэнэ притворилась, что спит.

Больше всего она боялась, чтоб мужики не начали приставать. Их трое, а она − одна. Кто знает, что им взбредёт в голову. Но попутчики оказались вменяемыми. Рассказали ещё пару анекдотов и завалились спать.

В Казани они сошли. Вынтэнэ осталась в купе одна.

* * *

За Владимиром почувствовалась близость Московии. За окнами появились первые коровьи стада. Коровы паслись, словно обычные олени. Словно на картинках в детской книжке про Европу!

Впервые Вынтэнэ видела их в таком количестве. В анадырском зоопарке жило несколько коровьих пар − стареньких, облезлых и простуженных. Их было жалко. Не верилось, что эти убогие существа смогли бы выжить вне вольера...

Но вот же они, прямо за окном!

Вынтэнэ зачаровывали пейзажи крайней Чукотки. Все эти рощи экзотических деревьев, луга, покрытые невиданными цветами, неестественно тёплые реки...

Интересно, как выглядели эти места триста лет назад? Должно быть, непролазный лес. С волками, медведями, рысями... А среди берёз неслышно крались охотники-московиты. За спиной − примитивный мушкетик, а в руках − заточенная алебарда. Ею охотник надрезает кору и на землю проливается чистый, словно слеза, берёзовый сок. Московит припадает к разрезу ртом и пьёт.

Именно берёзовым соком восстанавливали московиты мужскую силу. Где же я это читала? − подумала Вынтэнэ. Кажется, в свидетельствах первопроходцев. Они ещё застали древние обычаи туземцев.

Страшно подумать, что сделали чукчи с этим первозданным краем! Леса вырублены под корень, реки загрязнены промышленными отходами...

А туземцы, былые хозяева этих мест? Согнаны и ассимилированы. Забыты традиции предков, забыты народные промыслы. Даже московский язык вытеснен из обихода − всюду слышен один лишь чукотский.

Иногда Вынтэнэ становится стыдно. Стыдно за страну, за соотечественников... Предки Вынтэнэ были воинами. Они лично участвовали в усмирении Москвы и Казани. Нападали на туземные стойбища, угоняли скот, убивали мужчин, насиловали женщин... Теперь об этом стараются забыть. В школьных учебниках пишут, будто Москва добровольно вошла в состав Чукотки. И дети верят. Ибо трудно представить, чтобы смешной неуклюжий московит − персонаж анекдотов − мог или захотел противостоять чукчам. Он ведь только и умеет, что повторять: Моя знай, наш столица − Анадырь! Моя хотеть многа учиться, чтобы быть как чукча!

В купе заглянула проводница.

– Мы уже подъезжаем, − сообщила она. − Через полчаса закрываю туалеты.

2. Город Москва

Москва разочаровала Вынтэнэ: после Анадыря с его сорокаэтажными ярангами, подвесными автодорогами, подземным поездом на Канчалан, городом её не назовёшь. Скорее, городок или даже посёлок. Население − тысяч десять, не больше.

Весь центр застроен панельными пятиэтажками. Посреди − бесформенная яранга местного совета − парламента Московского автономного округа. Чего в нём такого автономного, было неясно. Обычная административная единица, как десятки других.

Да и прохожие на вид мало отличались от жителей Тюмени или Читы.

Где, Вынтэнэ, тот сказочный город, который так часто тебе снился? Экзотический и шумный, с бревенчатыми избами... На улицах белобрысые круглоглазые детки водят хороводы и играют в чехарду. Женщины в кокошниках поют протяжные песни. А мужчины в картузах сидят на завалинках и играют на балалайках. Где та Москва, в которую ты верила? Её нет. А может, и не было никогда.

Перед Вынтэнэ − обычный районный центр. Ни больше и ни меньше. Хоть теперь же возвращайся назад!

На вокзале её встречали.

– Я − Кэленкеу, − представился мужчина лет сорока. − Поручили тебя встретить.

– Вынтэнэ, − сказала девушка.

– Знаю, знаю. Журналистка. Приехала про московитов писать. Нам в администрацию позвонили, предупредили...

Кэленкеу понёс чемодан к машине.

– Нам недалеко, − приговаривал он. − Могли б и пешком даже...

– Скажите,