Я - первый, я - последний: Социально-романтический боевик

Автор Александр Кацо

Социально-романтический боевик «Я – первый, я – последний» - первая часть трилогии о новых российских робингудах. Они  создают группу людей, которые впоследствии назовут себя чистильщиками, и станут внесудебно расправляться с одиозными личностями среднего звена, запятнавшими себя убийствами невинных людей или отравлением, уродованием, отягчением  жизни многим людям. Борьба носит тайный характер, чистильщики действуют методами работников ФСБ. Оттого их и не могут поймать. В этой части описывается несколько акций чистильщиков: расправа с коррумпированной верхушкой  областной администрации, с рейдерами обезземеливающими крестьян, с начальством одной из воинских частей, промышляющей продажей солдатских органов. На протяжении всего повествования поднимаются и рассматриваются многочисленные этические вопросы. Автор – член американского отделения Международного ПЭН клуба. Обложка – работа художницы Гульнары Циклаури.

• Язык: Русский
• Издатель: Aleksandr Sokolov
• Дата выпуска: 16 апр. 2020 г.
• ISBN: 9791220271943

Предварительный просмотр книги

cover_new800

АЛЕКСАНДР КАЦО

ИЗБРАННОЕ

Том 5

ТРИЛОГИЯ

ЧАСТЬ 1

Я – первый, я – последний.

Социально-романтический боевик

Александр Кацо (Соколов Александр)

Избранное, том 5, Трилогия, часть 1 (Социально-романтический боевик).

Я – первый, я – последний.

Книга опубликована методом самиздата.

Aleksandr Katso (Sokolov Aleksandr)

Favorites, Volume 5, Trilogy, part 1 (Social romantic action book)

I am the first and the last.

The book was published using a self-publishing method.

© Александр Соколов (Кацо), 2017

© Обложка – работа художника Гульнары Циклаури «Реальная власть» (Real power)

Копирайт Библиотеки Конгресса США

Copyright of Library of Congress, USA

Все права защищены. Никакая часть произведения не может быть воспроизведена, использована или распространена в какой-либо форме или посредством каких-либо средств без письменного разрешения хозяина копирайта или его наследников.

По всем вопросам обращаться по емэйлу: [e-mail]

All rights reserved. No part of this publication may be reproduced or distributed in any form or by any means without the written permission of the copyright owner or his heritors.

All inquiries should be asked by: [e-mail]

От автора

Дорогие читатели,

многие из вас любят детективы и боевики, наполненные всевозможными акциями.

В жизни обычных людей таких ситуаций очень мало или нет совсем. В моём боевике много довольно жёстких и рискованных акций, но написаны они не от желания развлечь пресыщенного информацией или скучающего читателя, просто они идут от самой жизни, и ничуть не страшней её. Мой боевик является первой частью трилогии о морально-этическом выборе наших сограждан, которые поставили свою жизнь на кон борьбы за справедливость, за светлое будущее человечества и которые называют себя чистильщиками.

Автор пишет для Вас и ему не безразличен Ваш душевный отклик. Если у кого-то возникнет желание пообщаться с автором или потребность в доброжелательной критике, то Вы можете это сделать, прислав своё сообщение на email: [e-mail]

Я – первый, я – последний.

Социально-романтический боевик

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 1 Встреча

Глава 2 Знакомство

Глава 3 Первая зачистка

Глава 4 ЧТО и КАК

Глава 5 Приготовления

Глава 6 Вооружение

Глава 7 Ближний круг

Глава 8 Москва не сразу строилась

Глава 9 «Кадры решают всё»

Глава 10 Предупреждение

Глава 11 Шмаков

Глава 12 Широка страна моя родная...

Глава 13 Вербовка

Глава 14 Не всё коту масленица

Глава 15 Подготовка

Глава 16 Горбатого могила исправит

Глава 17Серые будни

Глава 18 Начали

Глава 19 Дружно залегли

Глава 20 Продолжение следует

Глава 21 Дальний Восток – дело тёмное

Глава 22 Секретные сотрудники

Глава 23 На сопках Манчжурии

Глава 24 Землю – крестьянам!

Глава 25 Письма

Глава 26 «Найти живыми или мёртвыми»

Глава 27 «Моя милиция меня бережёт»

Глава 28 Не числом, а уменьем

Глава 29 Оказывается, это больно

Глава 30 Кому отдых, кому работа

Глава 31 Результаты

Глава 32 Затишье

Глава 33 Антракт

Посвящаю светлой памяти Александра Литвиненко

и «дальневосточных партизан».

«Страх беспощаден, он показывает то, что представляет собой тот или иной человек, не то, чего он хочет, а каков он на самом деле».

Фридрих Ницше

«Для торжества зла необходимо только одно условие – чтобы хорошие люди сидели, сложа руки».

Эдмунд Бёрк

«Какое упоение властью! А что, ведь полная безнаказанность... Доиграются, злобные негодяи. Господи, хоть бы крови поменьше. За что столько страданий на бедную родину мою».

Юрий Любимов

«Есть такое старое русское слово – «ковёрный», от слова «ковёр». Это почти то же самое, что клоун, только точнее. Выходил «ковёрный» на цирковой «пятачок» - и давай смешить публику. Его задачей было публику ни в коем случае не огорчать... Почти всё нынешнее поколение российских журналистов и имеющихся СМИ – это «ковёрные». Все вместе – балаган «ковёрных»... Однако балаган слишком долго не продолжается, и власть, пользующаяся услугами «ковёрных», - это трухлявый гриб».

Анна Политковская

«... я говорю: нельзя с заведомо нечестными людьми играть по честным правилам, с ними можно играть только нечестно. Если мы не хотим опуститься до их уровня, то вообще не должны ни во что играть. Ни в какие общественные палаты, ни в какие комиссии, ни в какие форумы гражданские, ни в какие выборы нельзя с шулерами играть, нельзя садиться с ними за стол».

Григорий Пасько

«Гоняя народников по каторгам, власть дождалась террористов-народовольцев. Поэтому, если граждане возьмутся за оружие, в этом будет виновата конкретная чекистская власть, а не мифические экстремисты... Родная власть загоняет нас в подполье. Или будешь крысой, или в мешок и в воду. То есть вопрос стоит так: или эта власть, или мы».

Валерия Новодворская

«Страна в тупике. Из этого тупика нет выхода с помощью демократических процедур»

Сергей Ковалёв

«... ежели люди порочные связаны между собой и составляют силу, то людям честным надо сделать то же самое. Ведь как просто».

Лев Толстой «Война и Мир»

Одни произведения пишутся для развлечения читающей публики, другие для тех, кто любит следить за игрой писательских мускулов, оригинальностью идеи или способа её воплощения, а есть и третьи, цель которых пробудить человеческое сердце, задуматься вместе с ним над смыслом жизни и, может быть, найти некоторые ответы на мучающие вопросы.

Автор предостерегает от чтения данного произведения любителей двух первых категорий. И не потому, что в нём есть что-то запретное, просто им будет скучно.

Автор

Глава 1 Встреча

В школе, где учился Илья Злотов, учительница по литературе часто задавала сочинения на отвлечённые темы. Предполагалось, что раскрытие всякой такой темы будет основываться на материале художественных произведений, но Илью больше всего привлекала именно эта отвлечённость. Ему интересно было думать, изучать, анализировать. В одиннадцатом классе, сразу после Нового года предложили тему «Ложь, её проявления и влияние на нашу жизнь». Поскольку сочинение было домашним, то времени на обдумывание хватало. Илья тогда писал, что ложь уводит от реальной жизни в параллельный мир, и сама жизнь во лжи проходит впустую. Особых доказательств не приводил, казалось, всё и так ясно. Учительница поставила тройку за слабое раскрытие темы. Тему раскрыла дальнейшая жизнь. Сначала он поступил в военное училище, потом служил в войсках связи, спецназе, воевал в Афганистане, дважды был ранен, и каждую дырку закрыли орденом Красной Звезды. В армии вступил в партию, дослужился до майора, командира батальона, но в 1983 году, по состоянию здоровья и нежеланию служить, демобилизовался. В родной Калуге его выдвинули на партийную работу, а вскоре, после горбачёвской Перестройки, он, как и большинство комсомольских и партийных вожаков, занялся бизнесом.

Наивный народ полагал, что Перестройка затеяна в его интересах, но верхи делали Перестройку под себя: национализировали расходы и приватизировали доходы. Оказавшийся в этом потоке, Илья не стал сопротивляться течению и прибился к стихийно образовавшейся группе промышленников и чиновников в своём областном центре. Это было бурное, хаотичное, хитрое и жестокое время. Пока массы пьянели от открывшейся им газетно-журнальной правды, болтали о свободе и демократии, бегали на митинги и выборы, умные люди тихо делали свои дела, сколачивали капиталы. Илья занялся системами сигнализации. За плечами у него имелась специальность связиста, поэтому кое-что в технике он кумекал. Время расхищения и грабежа нуждалось в хороших затворах и сигнализации. Начал он с кооператива по установке металлических дверей в квартирах и офисах, а потом постепенно расширил поле деятельности, присовокупив к нему камеры наблюдения и сигнализационные системы. Что-то делали сами, что-то закупали и перепродавали. Во всеобщем бардаке, наездах и крышевании его детищу удалось выстоять, поскольку выручали прежние связи на областном уровне, да и сам он был не робкого десятка, прошёл огонь, воду и медные трубы. А, кроме того, среди его знакомых оказались не только влиятельные чиновники, но и бандиты, из числа тех вояк, которые появились после интернациональных, «освободительных» войн.

Илья начинал с нуля. Он не участвовал ни в каких махинациях, а связи и знакомства помогали ему легче пробивать российскую чиновничью стену.

Чтобы не мозолить глаза в областном центре и иметь более дешёвую рабочую силу, Злотов устроил своё предприятие в ближайшем районном центре Барбино. Там же он построил серьёзный загородный дом и окружил его высоким бетонным забором. Дом стоял прямо у края леса, примыкающего к райцентру. Обычно такие особняки вызывают раздражение у окружающих, но в случае со Злотовым этого не произошло. Его предприятие считалось одним из ведущих в районе, давало работу многим жителям и основной доход в местную казну. Хозяин предприятия пользовался реальным уважением и отмечался народом как рассудительный, умный и справедливый человек, за что был избран от Барбино депутатом в областную Думу во второй раз. Семейная жизнь его сложилась не столь удачно. Вернувшись в 1983 году из Афганистана с двумя ранениями, демобилизовавшись по инвалидности и получив мизерную пенсию, он оказался не нужен жене, которая, пока муж воевал, нашла себе более выгодную партию. По решению суда Злотов несколько раз в неделю имел возможность видеться с дочкой Машенькой. Отсутствие семейной жизни он с лихвой восполнял работой и депутатской деятельностью. Вот и сегодня у него с семи вечера был приём по личным вопросам. Обычно люди жаловались на власть, произвол чиновников, чего-то просили. Так было и в этот раз. Первой к нему явилась супружеская пара, обоим лет за пятьдесят. Рассказали, что у них сгорел дом, и теперь негде жить. Дом кто-то поджёг, когда уехали на выходные в гости к родственникам. Они даже догадываются кто, но доказательств нет, следователи не напрягаются, а страховая компания подозревает их самих и не хочет, ни о чём разговаривать до окончания следствия. Новые документы еле выправили, денег на новый дом нет и в помине, тем более что материалы сильно подорожали. Дочь и сын обитают в областном центре: он в общежитии, она с мужем и двумя детьми в маленькой двухкомнатной квартирке. Ну, куда им податься? Работают в райцентре: он – бригадир электриков на районной подстанции, она – там же, заведующая складом. Пока перебрались к знакомым, никто не гонит, но самим же неудобно, надо и совесть знать. В администрацию города обращались, но там даже на очередь не ставят, поскольку они частники.

- А вдруг, - говорят, - вам страховая компания на новый дом деньги даст, да от нас вы ещё жильё получите?!

А какие там деньги? Знакомые в аналогичном случае три года добивались, а в результате им гроши выплатили.

- Мы ж не просим отдельную квартиру вне очереди, нам бы комнатку обычную, хотя бы временно, - проговорил муж.

- Я вам с ходу не обещаю, я узнаю, может у нас, в заводском общежитии свободная комната найдётся. Но поскольку вы не работники нашего предприятия, то  придётся оплачивать и комнату, и свет, и газ. Вы ведь работающие?

- Да, да... – закивали посетители.

- И ещё, я бы посоветовал сходить к адвокату, составить жалобу на моё имя о медлительности следствия. Опишите все обстоятельства с учётом того, что вы здесь мне говорили, а я, со своей стороны, приложу депутатский запрос и поставлю дело на контроль. К сожалению, у меня нет ни времени, ни умения составлять подобные бумаги, а адвокат в помощь по штату не положен. Так что подсуетитесь сами. Это всё, что я для вас пока могу сделать. Устраивает?

Второй зашла бабушка в старом, затрёпанном пальтишке, с серым пуховым платком, съехавшим на затылок. Кожа в сеточку, словно печёное яблоко, зубов одна треть, жалко смотреть.

- Что Вас привело ко мне, бабушка?

- Эх, милок, стыдно сказать, нельзя ли пенсию мне прибавить? У меня трудового стажу больше пятидесяти лет, а пенсия такая маленькая, на жисть не хватает.

- Сколько ж Вы получаете, бабушка?

- Две с половиной тысячи рублёв, да разве ж это по нынешним временам деньги? Раньше б я с такими деньгами царицей была, а теперь кило мяса триста рублёв стоит, яблочки по шестьдесят рублёв, хлеба батон - тридцать, да ещё за квартиру в хрущёвке платить, за свет, телефон... да что я тебе рассказываю, сам, чай, не на луне живёшь.

- Живу-то не на луне, но, по правде скажу, бедности не знаю. Сам всё недоумеваю, как старики с такими пенсиями выкручиваются? Но я, бабушка, пенсиями-то не ведаю, просто не знаю, как Вам помочь. А дети у Вас есть?

- Родила двух сыновей. Одного в Афганистане убили, а второй, как после Чечни вернулся, совсем спятил, агрессивный, пьёт, жену бил, так она развелась с ним и ушла с ребёнком. Он теперь у меня и живёт.

- Ну, так вот, пусть он Вам и помогает.

Бабушка беззвучно заплакала, кожа на щеках её заблестела.

- Помогать, говоришь? Да он работать не может, психованный, когда пьёт только и расслабляется. Ходил к психиатру, да только ещё злей стал. Психиатра-то ему бесплатного выделили, так тот мораль прочтёт, таблетки выпишет и всё лечение. Мой-то сначала слушался, пробовал их принимать, да говорит, что не помогают. Стал их выбрасывать, а потом и вовсе на психиатра плюнул. Не работает он, пьёт на мои денежки, частенько голодная сижу, вишь, как высохла вся.

- А Вы бы, мать, не давали деньги-то.

- Да ить как не дашь, говорю тебе агрессивный, я с ним не справлюсь. Поначалу не давала, так руку на меня поднял.

- А Вы в милицию.

- А чё милиция-то, ей до народу дело что ль? Им тоже платят мало, они своими интересами заняты. Предлагали посадить его, да ведь жалко дитя. Я государству двух здоровых молодцов отдала, а оно мне гроб вернуло, да инвалида психованного. Да ещё и платить не хочет. Что ж это за жисть такая?! Я ведь в совхозе-то «Красный путь», считай, больше сорока лет дояркой отработала, вишь руки-то какие корявые. Слава Богу, что ещё квартиру до Перестройки получила, а то  давно б загнулась на улице.

- Ох, бабушка, бабушка, не знаю я, как Вам помочь, просто не знаю. Не Вы одна такая, миллионы вас по России, и куда не кинь – всюду клин.

- Но ты, всё ж таки, власть, мы тебя выбирали, ты и должён подумать, как мне помочь, мне окромя тебя пойти некуда, отовсюду гонят или обманывают, только чтоб отстала, я ж по глазам вижу. Они думают я малообразованная, старая, ничего не соображаю. А я всё соображаю, всё понимаю: теперь каждый только за свой кошелёк держится. Раньше хоть и ругали втихаря коммунистов, а всё ж какую-никакую справедливость у них найти можно было, а теперь и без денег, и пожаловаться некому. Я б к тебе и не пришла, но о тебе отзывы хорошие в народе, мне больше идти некуда, разве что к Богу только.

- Да, бабушка, задали Вы мне задачу. Если б я свободен был, ходил бы с Вами всюду, а, когда на плечах производство, триста рабочих и прочие дела, тут не то, что на личную жизнь, даже на сон времени нет. Ну, это, как говорится, мои проблемы, раз взялся за гуж, не говори, что не дюж. Вот что я Вам, бабушка, честно скажу: пенсию никто Вам переделывать не будет, не те люди в Кремле сидят; тут надо закон менять, а менять его в обозримом будущем никто не собирается, поскольку себя и родных власть уже на сто лет вперёд обеспечила, и ей от стариковской погибели одна польза – меньше на пенсии тратиться. Поэтому подойдём к проблеме с другого конца: если бы у Вас сын деньги не забирал, Вы бы худо-бедно прожили, кварплата-то у нас пока ещё маленькая. Вы, мать, приведите-ка лучше ко мне Вашего сына, мы с ним поговорим. Я в Афганистане воевал, он – в Чечне, может, найдём общий язык. А какая у него профессия?

- До армии успел только профтехучилище на токаря окончить, да на права сдать. В армии водителем бронетранспортёра служил, вот и все профессии.

- Сколько ж ему лет?

- Тридцать четыре, поздний он у меня.

- Что же, он вообще не работал?

- Почему? Вернулся из армии, женился, пробовал шоферить, да зарплаты такие маленькие, что жену с ребёнком не прокормишь. Вот и подался снова контрактником в Чечню, а когда вернулся, крыша у него и поехала.

- Ну, ясно, значит, жду его в следующий свой приём. Вы, мать, можете не приходить, а то ему неловко будет.

- А если не пойдёт?

- Что я могу сделать... Скажите майор Злотов приказал.

Третьей приходила директор школы, жаловалась, что хулиганы периодически бьют стёкла, залезают, воруют, портят имущество.

- А Вы к районным депутатам пробовали обращаться?

- Я не для этого пришла, - призналась директорша, - я к Вам, как к хозяину предприятия. Все обращения к депутатам или в милицию – это бесполезно. Не выставлять же пост возле школы! Я подумала, что хорошо бы нам на все окна решётки надёжные поставить, сигнализацию оборудовать и камеры наружного наблюдения установить. Это, как говорится, по полной программе.

- Сделать не вопрос, это как раз наш профиль, но кто будет оплачивать? – поинтересовался Илья.

- А как шефскую помощь оформить нельзя? – храбро спросила директорша.

Злотов наклонил голову и улыбнулся.

- Вы уже не первый десяток лет директорствуете, и у Вас выработался стереотип: раз есть предприятие, значит должна быть и шефская помощь. Но поймите – это же частное предприятие. Если Вас государство хоть как-то субсидирует, то с нас только налоги и штрафы собирает. Я же не могу тянуть деньги со своего предприятия, чтобы закрывать все прорехи государства.

- Это я понимаю, но ведь дети ваших сотрудников тоже учатся в нашей школе. Я не в курсе, может Ваши дети учатся заграницей?

- Мой ребёнок учится в обычной российской школе.

- Но что же мне делать, посоветуйте.

- Не знаю. Давайте попробуем так: я могу предложить Вам продукцию нашего предприятия – решётки и сигнализационные устройства – за полцены, устанавливать будете или сами или мы по нашим тарифам, а что касается видеокамер – это дорогое удовольствие, мы их закупаем заграницей, через третьи руки. Достать и установить сможем, но, опять же, всё за счёт школы или Министерства образования.

- Спасибо, Илья Михайлович, сказать по правде, я вообще ни на что не рассчитывала, просто от отчаяния к Вам пришла. Попробую ещё в разных местах попобираться. А что делать? Отпускают на школы мизер, да и те деньги, пока сверху вниз спустятся, усыхают наполовину. Хоздеятельностью после Беслана нам заниматься запретили, да и желания, честно говоря, уже нет. Хочется своему любимому делу себя отдавать. Так всё осточертело, не дождусь уж когда на пенсию выйду...

Потом была родительница, жалующаяся, что её ребёнка не берут в детский сад. Там очередь, а ей работать надо, потому что муж в тюрьме и ребёнка не на кого оставить...

Редактор местной газеты рассказал, что администрация района оказывает на него давление в связи с публикацией критических материалов.

- Мне даже по телефону звонили, угрожали, прямо, как в детективных сериалах. В милицию обращаться бесполезно и опасно, они друг с другом вась-вась. Я очень опасаюсь физических акций в отношении себя и членов семьи. А с другой стороны - не хотелось бы бросать свою профессию, я ведь больше ничего не умею.

- Чем же я могу Вам помочь?

- Не знаю, но как депутат Вы должны быть не менее меня заинтересованы в расцвете района. Вот и Президент сказал...

- Послушайте, причём здесь Президент? Я Вас очень уважаю как редактора и человека, но Вы не хуже меня должны понимать, что... – тут он понизил голос, - страной правит банда, и везде такие же бандюги, только помельче. Они разве понимают по порядочному? Надо делать, что можем, а там будь, что будет. Ну, не с руки мне с ними открыто, врукопашную идти, понимаете, можно все силы на эту борьбу положить.

- Но если я отступлюсь, Вы отступитесь – вовсе на голову сядут!

Злотов с минуту подумал, глубоко вздохнул, постучал кулаками по столу и предложил:

- А если так: я пишу в вашу газету статью, ну, Вы за меня пишите, где указываю актуальность и злободневность газетных критических публикаций. Воткните туда какие-нибудь правильные слова, цитаты из президентских речей, потом надо указать, что администрация района разумно относится к критике, старается улучшить ситуацию, но не всё в её силах, валите на область, на центр, обязательно заметьте, что мне, как законодателю, приятно видеть триединый союз прессы, исполнительной и законодательной властей, что я считаю критическую работу газеты одной из важнейших и буду курировать её и решать вопросы совместно с районной администрацией.

- То есть Вы как бы курируете меня и одобряете критику?!

- Ну, что-то вроде того. Держите со мною связь, если угрозы не прекратятся. Я дам Вам номер своего мобильного телефона, но только Вам и только на крайний случай...

Больше никто не заходил. Злотов собрал бумаги, оделся, погасил свет и вышел в коридор. В углу, опустив голову, сидела на стуле молодая женщина. Она была одета в светло-серое, модное, короткое пальто. Круглые коленные чашечки венчали открытую часть стройных скрещенных ног в невысоких, замшевых, коричневых сапожках с отворотами. Илья загляделся на её ноги, но когда она подняла лицо, он тут же попался в ловушки её глаз и уже никак не мог из них выбраться.

- Вы ко мне?

- Да.

- А почему не заходили, я уж домой собрался.

- Так Вы не звали, я ж не знаю, какой у Вас здесь порядок. Ну, хорошо, я в другой раз приду, - она встала.

- Ну вот, зову, - улыбнулся он, пятясь назад в комнату, - заходите.

- Мне как-то неудобно теперь, Вы ж домой собрались, у Вас, наверно, дела, жена будет ругаться, да у меня собственно ничего особенного...

- Жены у меня нет, и спешить не к  кому, - признался он, - а Вы что же столько сидели, ждали, если ничего особенного?

Она промолчала и зашла в комнату. Он снова включил свет, снял пальто и бросил его на стул, вынул из дипломата бумаги, пригласил её присесть и спросил, как зовут, адрес и телефон. Женщина сняла беретку и мяла её в руках.

- Это обязательно?

- Порядок такой, я же должен записать, что и как.

- Да я просто зашла, поговорить, может не надо пока ничего записывать?

- Ну, хорошо, как Вас зовут хотя бы?

- Елена, Лена.

Лене было около тридцати. Она сидела молча, изредка поднимая на Илью серые глаза. Когда она опускала голову, он разглядывал её светлые волосы, матово-белые руки, с накрашенными прозрачным лаком ногтями, гладкую шею, обрамлённую волнистым воротником розовой кофточки, с двумя расстёгнутыми верхними пуговицами. Она отвечала негромко, почти не поднимая глаз, но и в голосе, и в фигуре её сквозило трудно сдерживаемое волнение. И это внутреннее волнение, эта напряжённость передались и ему. Он забыл о том, что с обеда ничего не ел, что хотел в туалет, что планировал вечером ещё посидеть с документами предприятия и бумагами из областной думы, и только смотрел на её лицо, грустное и бесстрастное. Бесстрастие было обманчивым, и он понимал это. Молчание затягивалось, чувствовалось, что ей тяжело начать.

- Я слушаю Вас, Лена, - как можно задушевнее произнёс он.

Она ничего не отвечала, и продолжала сидеть, опустив голову. Наконец, подняла её, и он увидел слёзы, скатывающиеся по щекам.

- Помогите мне, Илья Михайлович, - чуть слышно промолвила она. Он не ожидал слёз и немного растерялся.

- Но ведь я ничего о Вас не знаю, кроме Вашего имени.

- Помогите мне, я думала я сильная, никогда не ожидала, что меня можно так легко сломать. Я не хочу больше жить!

И она беззвучно разрыдалась. Злотов схватил графин, налил в стакан воды и присел рядом с женщиной. Одной рукой он держал её за спину, а другой поднёс стакан к её губам. Она отпила несколько глотков, а он, неожиданно для себя, стал гладить её по волосам. И также, непонятно каким образом, она, как ребёнок, обхватила его и упала лицом на грудь. Он поставил стакан на стол, обнял её и стал гладить плечо, руку, лицо, приговаривая:

- Лена, успокойтесь, успокойтесь, расскажите же мне, в чём дело.

Но она молчала и только крепче прижималась к нему. Если бы кто-нибудь сейчас вошёл в комнату или заглянул в окно, то премного бы удивился, но окно располагалось на втором этаже, а дежурный по домоуправлению сидел на первом, на своём рабочем месте, у телефона. Илья решил не торопить события, а кроме того ему приятно было держать в руках это милое создание, ощущать через одежду её мягкое, доверчивое и податливое тело. Ему даже захотелось её поцеловать. Неизвестно сколько прошло времени, Илье показалось, что они оба вздремнули, когда он, наконец, услышал тихий шёпот:

- Простите, спасибо, мне уже легче.

И снова воцарилось молчание. Он не разнимал рук, а она не вырывалась. Им обоим не хотелось разрушать это состояние покоя и гармонии, случайно возникшее среди хаоса жизни. Но всему приходит конец, и, словно очнувшись от глубокого сна, она осторожно, с неохотой начала высвобождаться из его объятий.

- Вам лучше? – разжимая руки, спросил он.

- Лучше, правда лучше, - улыбнулась она. – Я столько дней в напряжении жила, а вот поплакала у Вас на груди и легче стало. Много ли женщинам надо?! Спасибо Вам, я пойду...

- Нет, - он, неожиданно для самого себя, схватил её за плечи и усадил на стул, - пока не расскажете в чём дело, не отпущу!

- Настоящий полковник, - пошутила она.

- Не угадали, всего лишь майор, да и то запаса, так что у Вас стряслось?

- Вы не обижайтесь, Илья Михайлович, я столько собиралась к Вам, столько готовилась к разговору, столько узнавала о Вас, а теперь, как легче дышать стало, так и нагружать Вас своими проблемами не хочется.

- Лен, да что Вы со мной всё загадками разговариваете, это несерьёзно. Готовились, пришли, сидели, ждали, даже плакали, а теперь вот не хотите говорить. Кстати, что же Вы там обо мне узнали?

- Что узнала? Ничего плохого. Вот как люди говорили о Вас, такой и есть.

- Какой такой?

- Человечный.

- Ну, хватит меня смущать, раскажите-ка лучше, что у Вас стряслось.

- У меня сына забрали, - она уронила голову на руки и снова заплакала.

И снова он стал гладить и обнимать её, спрашивая:

- Кто забрал, кто?

Она обвела комнату взглядом и, повернув к нему лицо, прошептала:

- Я не могу здесь.

- Пойдемте ко мне, я тут недалеко живу, - решительно предложил он.

- Я знаю, а...

- Всё нормально, за меня не волнуйтесь, а Вы...

- Мне всё равно, я просто не могу больше быть наедине со своим горем, я с ума сойду.

Они разлепились, молча выровняли стулья, оделись, потушили свет, закрыли дверь и вышли на простор мартовской звёздной ночи. Шли рядом, то уносясь мысленно к своим проблемам, то возвращаясь в реальность и вспоминая о своём спутнике. Лене снова хотелось прижаться к этому приятному и сильному человеку, и она не чувствовала в себе воли сопротивляться этому неожиданно нахлынувшему на неё чувству. Почти то же самое происходило и с Ильёй. Эта, доверившаяся ему, прелестная женщина приворожила его. Не хотелось никуда её отпускать. Так, каждый в своих мыслях, они и дошли до его дома. Он открыл железную дверь ворот, пропустил Лену и, посмотрев по сторонам, шагнул следом во двор.

Глава 2 Знакомство

- У Вас нет собаки, а то я боюсь? – прошептала она.

- Нет, не бойтесь.

Он взял её под руку, она обернулась, лица их оказались рядом, взгляды встретились, и они поцеловались. Это был долгий и нежный поцелуй, какой бывает только раз в жизни и потом помнится всю жизнь. В нём вместилось столько тайны, столько таящейся в нерастраченной любовной мечте энергии, что не требовалось слов. Так они стояли, затая дыхание, пока не почувствовали озноб, и, смущаясь, словно по команде, повернулись и, держась за руки, пошли в дом. В доме было не жарко, но после улицы показалось тепло. Илья ухаживал за Леной: снял пальто, подал домашние тапочки и проводил в столовую.

- А можно я сначала...

- В конце коридора направо, - подсказал он и отправился на кухню. Холодильник был забит продуктами, но готового ничего не оказалось. Он размышлял, что предпринять, когда услышал сзади:

- Можно я помогу?

- Помогите.

- Меня можно на ты.

- Меня тоже.

- Не сразу, ладно?

Она вынула из холодильника яйца, ветчину, хлеб, овощи. Через пятнадцать минут на столе уже стояла миска с салатом, а на тарелках возлегали двойные глазуньи со слегка подрумянившимися кусками ветчины. Он принёс коньяк, налил его в маленькие рюмки, нарезал лимон. Они чокнулись и, глядя друг другу в глаза, выпили. Потом он налил ещё по одной.

- За тебя, чтоб всё сложилось хорошо.

- А я за Вас.

Ели, тщательно пережёвывая пищу, слышалось только постукивание вилок о тарелки. Такие моменты, переполненные чувствами, люди помнят, пока живут. А сейчас им хотелось, чтобы это мгновение длилось как можно дольше. Они никуда не торопились, ведь назавтра была суббота.

- Очень романтично, - призналась она, - я бы даже выключила верхний свет, у Вас есть настольная лампа или свечи?

- Сейчас принесу, а заодно отключу телефон, чтоб нас не беспокоили.

Она согласно кивнула. Вернувшись к столу, он накрыл её руку своей большой ладонью, и опять новые импульсы, новые, невысказанные вслух мысли, потекли по этому каналу связи. И то, что ещё минуту назад флюидами передавалось по воздуху, сейчас сплошным потоком устремилось через касания, поглаживания и пожимания рук. Руки могут сказать много, даже если ваши глаза не встретились. Что Лена и Илья знали друг о друге? Да почти ничего: она когда-то читала его рекламную листовку, да слышала рассказы людей, он же, ещё два часа назад, вообще не знал о её существовании. Но сейчас для них, ещё мало знакомых, весь мир как бы отошёл на второй план. Кожа её рук отдавала нежностью и прохладой. Лена перевернула руку, и ладони их встретились и начали легонько, взад-вперёд тереться друг о дружку. Пальцы рук сплетались и расплетались, руки то поднимались вверх в виде домика, то опускались вниз. И этим танцем рук они сообщали друг другу - мне хорошо с тобой.

- Я не хочу, чтобы ты уходила, - шёпотом произнёс он.

- Я не уйду.

- Что это со мной, я не понимаю.

- Да какая разница, со мной то же самое.

- Я готов так сидеть вечность.

- О, если б это было возможно.

Правой рукой он снова потянулся к коньяку, аккуратно налил в рюмки, затем оба, словно сговорившись, не чокаясь, подняли их и, прошептав «За тебя!», выпили. Всё происходило, как во сне. Как во сне они очутились в объятьях друг друга и целовались, прижимаясь и пытаясь превратиться в одно целое. Её волосы пахли сушёными белыми грибами, он так любил этот запах с детства. Когда же он опускал голову чуть ниже и целовал её в шею, ухо, краешек щёк, он ощущал аромат фиалок, любимых весенних цветов. Рубашка на его груди и кожа под подбородком слегка отдавали мужским потом, не резко, но волнующе. От него веяло силой и усталостью одновременно. И одновременно же Лене хотелось и спрятаться под крыло этого человека, и пожалеть, приласкать его.

Потом они вместе приняли душ, так и не глядя друг другу в глаза, словно боясь сгореть от нахлынувших чувств. Её трясло, его шатало. Он обернул её полотенцем, взял на руки и отнёс в спальню. Они не сделали ни одного резкого или неестественного движения, наоборот, им приходилось сдерживать своё возбуждение, чтобы раньше времени не выплеснуть энергию тела. В освещённой луной спальне они различали только блеск глаз. Потом они прикрывали глаза, слушали дыхание друг друга, гладили спину, грудь, лицо. Наконец, она стала так часто и глубоко дышать, что он не выдержал.

- Что это с нами, ты что-нибудь понимаешь? – придя в себя, спросила она.

Он приподнялся на локте, потом склонился над ней и прижался губами к её губам.

- Я ничего не понимаю и не хочу понимать, может быть, я тебя встретил!...

- Нет, это я тебя встретила, я же к тебе пришла, - усмехнулась она.

- Да, какая разница...

Ближе к утру, она рассказала свою историю. Бывший муж, Пётр Майоров, известный в области предприниматель, забрал у неё по суду их шестилетнего сына Славика. Обычно суд оставляет ребёнка с матерью, но Пётр не пожалел денег на подкуп судьи и свидетелей, которые показали, что находились с Леной в сексуальных отношениях в пору её замужества, что она развратная женщина, участвовала в групповых оргиях, и, на основании этих подложных, бездоказательных показаний, суд, в интересах ребёнка, решил оградить его от порочной матери и передать заботы о воспитании и опеке отцу, разрешив ей, однако, видеться с сыном раз в неделю по выходным. Ни прекрасные Ленины характеристики из областной больницы, где она работала медсестрой и где когда-то познакомилась с Петром Майоровым, попавшим туда после покушения на него, ни письмо из медучилища, в котором училась после девятого класса, ни нанятый на её скромные средства адвокат не помогли.

- Неужели Вы не видите сами, что этот человек клевещет на меня? – обращалась она к судье. - Посмотрите на него и на меня. Он же купил всех. Как Вы можете?!

Разница, действительно, была значительной: мордатое, с наметившимся вторым подбородком лицо хозяина местных казино Петра Майорова, его золотая массивная цепь с крестом на выпуклой груди резко контрастировали с изящной и скромной Лениной внешностью, но судья получил, очевидно, столько, что можно было не думать о совести и не чувствовать боль другого человека.

- Попрошу Вас не оскорблять суд и истца. Предупреждаю, что это уголовно наказуемо, - заявил поборник власть имущих.

- Вы что, в тюрьму захотели? – яростно шепнул на ухо её адвокат. – Мы будем подавать апелляции.

Однако апелляции не помогли, а деньги на адвоката быстро кончились. Майоров же в те дни, когда ей можно было брать ребёнка, устраивал разные пакости: то просто не открывал двери, будто дома никого нет, а появлявшаяся после её настойчивых стуков охрана, ехидно улыбаясь, сообщала, что Пётр Иванович со Славиком куда-то уехали и не сказали, когда будут обратно; то она приезжала, а ей говорили, что Славик болен; то ещё что-нибудь, и в среднем она виделась с сыном всего пару раз в месяц. Выплакав ведро слёз, она озлобилась и решила действовать нетрадиционными средствами: написала плакат «Бандит Майоров, отдай моего сына!» и ходила с этим плакатом перед зданием областной думы  и перед казино. Люди иногда интересовались, в чём дело, она рассказывала, но ничего не менялось. Наконец, её активность достала Майорова, он подослал двух молодцов, которые слегка её побили и предупредили, чтоб усохла и больше не выступала. Она знала, что Майоров мог пойти на что угодно. Как он поступал с другими, так поступил бы и с ней. Она не верила, что сын потерян навсегда; что-то должно было произойти, чтобы он снова вернулся, но она вовсе не хотела предстать перед сыном инвалидкой или покойницей.

- Я просто боюсь за себя. Если Пётр выполнит свои угрозы, кто поможет Славику?

- Я знаю этого мерзавца, - сказал Илья, - он не одной тебе досадил. Но я так и не понял, из-за чего у вас сыр-бор разгорелся?

- Семь лет назад он был получше, он тогда ещё только раскручивал свой бизнес. А деньги у него завелись с тех пор, как Ельцин с Чубайсом начали проводить ваучеризацию народного хозяйства. Он ездил по деревням, покупал у людей за бесценок приватизационные ваучеры, а потом перепродавал их или пускал в дело. Его даже посадили на какое-то время. Потом крутил порнуху и боевики в видео салонах, а потом занялся казино. К нам в больницу он попал после покушения, кто-то из конкурентов стрелял и слегка ранил. В больнице мы и познакомились.

- Ты что ж, его сразу не разглядела?

- Знаешь, он за мной плотно ухаживал. Через два дня на третий привозил цветы, постоянно куда-то приглашал, то и дело дарил ювелирные украшения, да и внешне он был ничего, это сейчас свинячья морда выступила. Разве плохо, когда за тобой так ухаживают?! Я всегда чувствовала в нём что-то неприятное, но девки на работе на меня давили, да и врачи тоже ругали: «... ты - дура, сейчас кругом такое творится, всё верх дном, сегодня еле-еле концы с концами сводим, а завтра вообще неизвестно, что будет, а он интересный, богатый...». Скорее не он, а они меня дожали. Вышла не по любви, думала смогу, даже, честно скажу, старалась. Ведь люди иногда сходятся, а потом и любовь приходит. Я читала, что в некоторых странах родители своим детям женихов и невест выбирают, а потом те дружно живут всю жизнь.

- Нет, с этим я не согласен, - возразил Илья, - это всё разговоры, а кто знает, сколько среди таких пар несчастных, просто там человеку дёрнуться некуда: и обычаи сдерживают, и ментальность другая.

- Не получилось у нас. Как большие деньги пошли, он стал погуливать, отлучаться в какие-то командировки, но я-то понимала, что он врёт, а потом, когда доказательства появились, я ушла от него, вернулась на прежнее место работы. Он, конечно, повозмущался, а потом заявил, что накажет меня по полной программе. Сначала пробовал к моему начальству подкатиться, чтоб меня с работы выкинули, чтоб мне не на что было жить, но, слава Богу, у нас ещё остались порядочные люди, дали ему понять, что он из другой компании. Тогда он через суд все дела обтяпал.

- Да, неприятная история. Что думаешь делать?

- Если б знала... Потому к тебе и пришла.

- Ну, мерзавец, мерзавец...

- Я лично знаю немало людей, которых он обманул, разорил, отнял последнее. И старикам, и пьяницам деньги давал под их квартиры, которые потом, по договору должны были отойти к нему после их смерти, а вскоре старички эти и пьяницы куда-то исчезали; знаю, что крышевал кого-то ..., а про сколько его тёмных дел я понятия не имею – страшно подумать. Мне он ничего не рассказывал, но ведь я не слепая. Ты думаешь, Славик ему нужен? Он это проделал только для того, чтобы показать, кто есть он и кто я. Он Славику и прислугу нанял, и репетиторов, но ведь ничто не заменит ребёнку материнской ласки.

Она прижалась к Илье, и он почувствовал влагу на своём плече.

- Мы что-нибудь придумаем, что-нибудь придумаем, - пообещал он, - у меня все эти майоровы, как кость в горле. Много их расплодилось в последнее время, как тараканы повылезали, но мы не должны давать им спокойно жить, мы что-нибудь придумаем.

Проснулись они за полдень и, преисполненные нежности друг к другу, снова отдались страсти, ибо так изголодались по настоящему чувству, что готовы были принять всё происходящее с ними за начало новой любви. Человек жив, пока  верит в любовь и справедливость. Как часто, через какое-то время, если чувства не перерастают в любовь, нам становится скучно с сексуальным партнёром. И некого винить в том, что мы оказались разными, это всё равно, что обижаться на природу за цвет своих глаз, волос или форму ушей. Илья с Леной любовались друг другом.

- Расскажи о себе побольше, - попросил он.

- А что рассказывать? Обыкновенная женщина, медсестра.

- Ещё.

- Всё.

- Ну что, ты ничем не увлекалась?

- На карате пару лет ходила, кандидат в мастера спорта по стрельбе, книжки люблю читать...

- Ну вот, а говоришь - обычная. Как же ты в кандидаты в мастера выбилась?

- Да, у нас в медучилище военрук тир устроил в подвале, вот я и увлеклась, даже на всероссийских соревнованиях выступала. Знаешь, я ведь сначала от отчаяния решила Майорова пристрелить, да в тюрьме из-за этой мрази сидеть неохота.

- Да, напрямик ломиться не стоит, надо всё основательно обдумать.

Они опять умолкли, и только руки продолжали разговор, изучая каждую впадину и выпуклость на теле другого, не опускаясь ниже пояса, словно давая понять, что им не нужно искусственной стимуляции чувства. Губы их слегка касались, и в этой воздушной и неторопливой нежности угадывалось неосознанное желание слиться с вечностью. Может они лежали бы так до вечера, но голод поднял их, и, целуясь и продолжая ласкаться, они перебрались в кухню.

Она варила обед, он помогал и украдкой любовался её ладной фигурой.

«Всё-таки, как важно для мужика, чтобы женщина была красивой. Нет, не так – женственной. Чтоб не болтала всякую чепуху, чтоб умела слушать»,- думал он.

«Как приятно готовить пищу для любимого, как приятно чувствовать, что ты нравишься достойному человеку, что он хочет тебя», - думала она.

И снова, и снова их тянуло друг другу. Не дождавшись обеда, они, в который уж раз, оказались в постели.

- Как животные... – пошутил он.

- Ага, - засмеялась она, - ты знаешь, мне очень стыдно, но я даже забыла о Славике.

- Ты пока к нему не ходи, - попросил он.

- Почему?

- Мне тут мысль одна пришла. Ты когда в отпуск собираешься?

- В следующем месяце, а что?

- Надо будет тебе путёвку справить на юг или заграницу.

- Я тебя не понимаю.

- Я сам до конца ещё не понимаю, просто мысль одна появилась... И до твоего отпуска мы должны видеться так, чтобы никто об этом не знал.

- Ты боишься, что я тебя