Клошар

Автор Дмитрий Беркут

Роман «Клошар» Дмитрия Беркута — писателя, фотожурналиста и путешественника — основан на реальных событиях.

 

Герой просыпается в чужом городе, рядом с незнакомой девушкой, но совершенно не помнит, как здесь оказался.
Пока он пытается вспомнить себя, жизнь преподносит ему новые сюрпризы и испытания. Волею случая герой оказывается в Париже, где ночует на скамейках, дружит со сквоттерами и даже сидит в местной тюрьме. Ищет счастье, меняет страны, теряет и вновь находит любовь, друзей и смысл жизни…

• Язык: Русский
• Издатель: Dmitry Berkut
• Дата выпуска: 10 сент. 2023 г.
• ISBN: 9798223756620

Дмитрий Беркут

Dmitry Berkut, a writer and photojournalist, has authored three novels in Russian, including 'Clochard,' which was translated and published in English. Born in northwest Russia and based in Porto, Portugal, Dmitry's diverse experiences include publications by various media agencies worldwide, as well as curating a photoblog for the BBC Russian service. His photography book, titled 'Under the Asian Sun,' won the Zhar-Kniga Russian National Book Design Competition in 2020.

Предварительный просмотр книги

И мне кажется, нет никаких оснований

Гордиться своей судьбой

Но если б я мог выбирать себя

Я снова бы стал собой.

— БГ

Часть 1

1. Пробуждение

День близился к концу. Пройдя от храма Шивы до побережья, к заброшенному причалу Каньякумари, я проделал путь ещё метров в пятьсот, словно по мосту из камней, вглубь моря. На причале не было никакой тропинки, лишь камни, по которым временами приходилось прыгать, чтобы попасть дальше и добраться до конца пирса. Достигнув маяка, я уселся на большой валун и в ожидании заката стал наблюдать за волнами, бьющимися о скалы. Гладь трёх морей озарилась мягким сиянием. И раскалённый огненный шар где-то возле горизонта с лёгким шипением погрузился в тёмно-синие воды. Рожками вверх пришпилился к небу резвый полумесяц. Время сгустилось до состояния звёздного покрывала, с которого, поблёскивая, начали отщёлкиваться мелкие бисеринки и, падая, тонуть в тех же волнах, в которых только что исчез золотой диск.

Истинное счастье, думал я, — получать удовольствие от своего пути. Безмятежно стоять перед великим океаном, и не жалеть ни о чём...

В этот самый момент откуда-то с неба послышался тревожно-возбуждённый шёпот:

— Дима, Дима! Просыпайся, у тебя же съёмка с утра!

Я приоткрыл левый глаз. Надо мною нависала женская грудь. С потолка небольшой комнаты с обшарпанными обоями тускло светила одинокая лампочка. Позади виднелось небольшое насквозь обледеневшее окно. 

— Где я? — застучала в висках тревожная мысль. — Нет, нет, надо спать дальше. Это не то, я не здесь... Блин, капец... Как такое может быть-то?

Заснуть с такими мыслями что-то не получалось. 

— Дима! Тебя же уволят из газеты, а ты только недавно устроился! Дуй быстро в «Вестник»! — снова услышал я звонкий голос.

Я открыл глаза и увидел девушку лет двадцати пяти. Она была красивая, высокая и абсолютно голая. Порядком ошарашенный, я начал боком сползать с кровати. 

«О как! Это что-то новенькое. Так сплю я или не сплю?» 

Девушка бросила мне штаны. 

Её глаза весело искрились. Она запустила свои длинные изящные пальцы в мои волосы и начала их теребить. 

— Давай уже вставай, курунишка!

— Ок, уже собираюсь и бегу, — смущённо пробормотал я. — А еда какая-нибудь есть? 

— Ну чо ты разокался, шуруй уже. Потом на Фрунзе чебурят поешь.

«Чебурят?! Боже, что это? Ладно, надо уже сваливать отсюда. Потом со всем разберусь, потом...» 

— Найду я хоть, куда идти-то? — непроизвольно вырвалось у меня.

— Когда же ты наконец запомнишь дорогу? Трамвай рядом — третий номер до Плеханова. Найдёшь! 

Пока я натягивал штаны и свитер, она принесла мне пальто из маленькой прихожей, больше похожей на шкаф.

— Холодно сегодня, минус двадцать восемь. И ещё до тридцати пяти мороз обещают, — девушка уже вовсю заматывала мою шею большим шерстяным шарфом.

«О, боооги... Ну да ладно, посмотрим, как пойдёт.  Если что — вернусь самолётом. Только куда? И кто она?».

— Ладно, побежал!

— Ну погоди уж, дай поцелую, засранец! — она подошла и, голая, обняла меня, уже одетого в пальто.

Хлопнула дверь подъезда, я шёл в морозной дымке на трамвайную остановку, снег похрустывал под подошвами ботинок. И только одна мысль робкой бабочкой кружила в моей голове: «Я, наверное, поживу тут... Немного».

2. Артур

Простуженным женским голосом динамик из кабины водителя объявил остановку «Улица Плеханова». Я выскочил из железного брюха трамвая в звенящий мороз и двинулся вперёд по ходу трамвайных путей. Это было удивительно, но ноги сами шли в определённом направлении, будто зная, куда именно мне нужно. Выйдя на проспект и свернув направо, я упёрся в парадный вход шикарного отеля.

— Даров, Димон, — из дверей отеля вышел мужчина лет сорока, подошёл ко мне и протянул руку.

— Привееет, — я протянул свою в ответ.

В это мгновение в ушах раздался резкий свист. А потом меня накрыло волной кисло-сладкого дежавю: перед глазами вспыхнул какой-то старый знакомый образ и к горлу подкатила тошнота. Колени подогнулись, я схватился за поручни крыльца.

— Ой-ёй-ёй-ёй! — запричитал мужчина, подскочил ко мне и взял под локоть. — Дима, ты что, с похмела?

— Не, Артур, не знаю, что со мной, — сдавленно прошептал я, отметив про себя, что его имя явилось в мой мозг прямиком из недавнего дежавю.

— Димон, пойдём-ка в «Сиб-бистро»: посидишь, оклемаешься, а потом — в редакцию. Ты там недавно, никто тебе ничего не скажет, если опоздаешь.

— Идём, Артур, нужно поговорить.

Мы шли вдоль проспекта, забитого трамваями и львовскими автобусами, продираясь сквозь свежий трескучий морозец. Через несколько сот метров нырнули в советского типа чебуречную и сели за столик в углу.

— Ну так что ты вчера делал? — спросил Артур, заказав нам две порции мини-чебуреков и два чая.

Я принялся сбивчиво объяснять:

— Артур, понимаешь, я не помню. То есть, помню, но только то, что... Ты только не смейся. Помню, что я был в Индии, а потом рррраз... И здесь оказался.

— А что тут смешного, Димон? Ну да, ты сюда к нам из Индии свалился. И все вокруг охреневают, как у тебя тут всё быстро завертелось. 

— В смысле — из Индии? — кусок чебурека попытался застрять в моём горле, но был тут же смыт в пищевод половиной стакана чуть тёплого чая, — Артур, я, может, головой во сне стукнулся, но у меня всё путается. С памятью что-то. Будь человеком, объясни мне всё подробно. Так, как будто ты это кому-то другому рассказываешь.

— Окей, Дима, — Артур уселся поудобнее. — Насколько я понимаю, ты из Питера. Хотя слухи про тебя разные ходят, но ты мне сам говорил, что из Питера. У тебя там жильё есть, как минимум. Ты вроде как путешествовал по Индии и поехал домой через Сибирь.

— Да, да, конечно, я из Питера! — с готовностью подтвердил я, чтобы не казаться совсем уж безумным. — Про Томск расскажи.

Артур продолжил:

— Ну так вот, Димон. Мы с тобой познакомились на фестивале путешественников, совсем недавно. Там же ты и с Ленкой своей познакомился. Всё у вас сложилось, как я понимаю, и ты решил остаться с ней в Томске.

— Спасибо, Артур, я и правда, наверное, башкой стукнулся. Сейчас вроде припоминаю что-то. Просто куски сна накладываются на реальность, и мне сложно определить, что сон, а что явь. Теперь, кажется, разобрался.

— Дим, скажи честно, ты что-то принимаешь? Препараты какие-нибудь? Психотропы, галлюциногены? Ну, феназепам там, галоперидол? Всё останется между нами.

— Разочарую тебя, Артур, но нет.

— Да я только рад, Дима. Я же за тебя волнуюсь. 

— Нет, точно нет, я за реальные ощущения.

— Ну и хорошо. А то я ж тебе с работой подсобил. Ты уж меня не подставляй, — Артур покачал головой.

— А вот эту детальку, ты, Артур, упустил.

—  У тебя действительно такие провалы в памяти? Дима, ты бросай алкоголь. Насовсем! От него это всё. Один раз что-то забыл, и пойдёт чередой. Постоянно будешь всё забывать. 

— Да понимаю я, Артур.

— Короче, мы когда познакомились, я хотел уйти из «Вестника Томича» в «События и факты». А отпуск-то не отгулян оплачиваемый. И в редакции не отпускают, пока замены себе не найду. Вот мы и договорились, что я ухожу в отпуск, а тебя привожу на замену. Сказали начальству, что ты фотокор из Питера. Я получаю отпускные, а через две недели пишу заявление по собственному. По закону две недели обязан отработать, а это как раз остатки моего оплачиваемого отпуска. Сразу же устраиваюсь в «События и факты», а ты остаёшься на постоянку в «Томиче». И им искать никого не нужно, и у тебя испытательный срок уже пройден. Когда мы с тобой сейчас встретились, я из бухгалтерии как раз шёл. За расчётом приходил.

—Теперь всё вспомнил, — соврал я. А на самом деле впал в ещё большее недоумение.

— Вот и чудненько, — успокоился Артур, — Дим, ты, как чего забыл, напрягай память до тех пор, пока не вспомнишь. А то дашь слабину и всё, пиши — пропало. Ну что, оклемался? Идём?

— Артур, спасибо тебе за всё. Ты иди, а я посижу ещё немного. Кофейку возьму, подумаю. Не бодрит меня что-то чай этот.

— Да, конечно, Димон! Давай, звони, если что! 

Артур встал, пожал мне руку и двинулся к выходу.

— Артур, слышь, — крикнул я вдогонку, — а Лена чем занимается? Ленка моя? — я сделал глупую физиономию и пожал плечами.

— Так она же фотографиня, дружище. А кто ещё может жить с фотографом? Каждой твари по паре, — засмеялся Артур и вышел на улицу, выпустив из чебуречной облако тёплого воздуха, которое тут же кристаллизовалось в мелкие хрустинки и рассыпалось по тротуару под ноги одиноким прохожим.

А я подумал: какое мерзкое слово «фотографиня». Да, дела... Получается, это никакой не сон. Допустим, я действительно был в Индии. Но куда делся этот период с газетными манипуляциями, со знакомствами, с Ленкой?! Как такое можно забыть? Если я ещё хоть минуту буду об этом думать, голова взорвётся к чертям от противоречий. Стоп. Стоп. Стоп. Попробую просто пожить так. Просто пожить. А со временем всё вспомню, и ситуация прояснится. 

Я вышел из чебуречной и направился к подъезду отеля, возле которого встретил Артура. Поднявшись по ступенькам, вошёл внутрь. На ресепшене, возле входа, висела красно-золотая табличка со стрелкой вверх: «Вестник Томича – 4-й этаж».

3. «Вестник Томича»

Редакция бурлила, словно варанасийские гхаты, с журналистами — браминами, паломниками — посетителями и любопытствующими всех мастей, которые собрались на дедлайн номера. 

— Дима, привет! Твои съёмочки все на завтра перенесли, на первую половину дня. Подойди к менеджерам, потом ко мне зайди, — мимоходом выдала мне высокая статная женщина в роговых очках. И тут же скрылась в кабинете с грозной табличкой «Главный редактор».

Редакция занимала целый этаж, и я побрёл выискивать место, где базировались менеджеры.

— Дима! — окликнула меня симпатичная рыжая девушка, сидящая за столом у окна.

Я подошёл к ней и сразу же вспомнил, что это Света — менеджер по рекламе.

— Дим, надо завтра в Академгородок сгонять, по нескольким НИИ пройтись, отснять «голов». Я тебе списочек тут подготовила, — затараторила Света.

Головами назывались портреты газетного формата, и это я тоже откуда-то знал. 

Света продолжила:

— После обеда отдыхай, а вечером на концертик — «Чиж и... Ко».

— Вот это бонус! И часто мне надо будет на концертах снимать?

— Часто, Дим. И у тебя на все концерты свободный вход, во все городские клубы. Две фоточки с выступления приноси. И статью, если пишущего напарника не будет. Это мы тебе отдельно оплатим.

— Отлично! Ладно, спасибо, Светик, я к главному!

— К главной, — саркастично поправила Света, — удачи, Дим.

«Главный редактор Галина Ивановна Светлова» — прочитал я на двери. Тихонько постучав, вошёл в кабинет.

Галина Ивановна, та самая женщина в роговых очках, сидела за огромным столом, стоящим в самом центре.

— Так, Дима, — начала она без предисловий, — то, что ты любишь поспать по утрам, это понятно. Все любят. Мы поступим просто: все съёмки будем планировать тебе на вторую половину дня и вечер. В выходные, надеюсь, не откажешься поработать, если понадобится? Мы идём тебе навстречу, ты — нам. Вижу, что мы сработаемся. Наша газета — это одна семья.  Секта, если хочешь. Всё, что происходит внутри, — происходит только внутри. Думаю, ты меня понял и тебя всё устраивает. Иди.

— Всё устраивает, Галина Ивановна, спасибо, — улыбнулся я.

Меня действительно всё более чем устраивало. «Не, я всё-таки реально сплю, иначе откуда эта работа мечты?» — думал я, выходя из кабинета главреда.

— И на дедлайне в восемнадцать ноль-ноль быть обязательно каждый день! — раздался у меня за спиной голос Галины Ивановны.

— Да, конечно! — отреагировал я и бодро двинул к выходу из редакции.

4. Ленка

В импровизированной кухне, занимавшей часть нашей микро-прихожей, стояла Ленка в накинутой на голое тело мужской клетчатой рубашке и жарила картошку с луком. Я подошёл сзади и обнял её, запустив руки под рубашку.

— Ой-ой-ой, холоднющие какие, — заверещала она.

— Лееен, какая же ты классная! — произнёс я, ощутив под ладонями упругую грудь не менее чем третьего размера.

— Только сейчас это понял? — игриво спросила Ленка.

— С тобой всегда как в первый раз.

Она резко развернулась в моих руках и строго посмотрела мне в глаза:

— Какой-то ты странный в последнее время. Ведёшь себя, как будто всё хорошо, — сказала она недоверчиво. И тут же поцеловала меня в губы.

— А что плохого-то, Лен?

— Да погляди в каком говне мы живём. Дом — двенадцатиметровая гостинка. Еда — картоха с луком.

— Но зато мы вместе, Лен.

— Ты, малыш, романтичный, но не практичный. А я хочу, чтобы всё как у людей: у меня — квартира просторная, а у мужика — зарплата достойная. 

Ленка засмеялась и легонько укусила меня за нижнюю губу.

— Ну я, вообще-то, один у нас работаю.

— Дим, так нормальные мужики не говорят.

— А как они говорят?

— Они говорят: «Дорогая, выпей немного вина».

Мы вместе засмеялись.

Прошло два месяца со дня моей амнезии. Поначалу я даже  собирался сходить к психологу, но потом подумал: «А зачем? Я же всех помню». И визит в клинику отменился как-то сам собой. Каждый день я мотался по городу с заданиями от газеты, а по выходным — снимал на концертах и писал небольшие статьи о музыкантах. Ленка же либо сидела дома, либо ходила бесплатно фотографировать каких-нибудь девочек. Тем не менее, мне нравилась эта наша рутинная, монотонная жизнь — было в этом во всём что-то медитативное. К ночи я возвращался домой, а там ждала она — в халатике или без. Мы ужинали, занимались сексом, потом болтали, лёжа под огромным пуховым одеялом, и в обнимку засыпали. А наутро всё повторялось сначала. 

––––––––

— Ленк, а почему тебя Леной назвали? — как-то спросил я, когда мы в очередной раз валялись в постели, болтая ни о чём.

— В честь реки Лены, — не задумываясь, ответила она.

— Серьёзно?

— Конечно. Родилась бы пацаном — была бы Енисеем. Решал отец, у остальных членов семьи права голоса не было.

— Сурово. Святая Сибирь и её дети.

— Папа туризмом увлекался, водником был, сплавлялся... — Ленкин голос дрогнул, — реки, пороги...

— Что-то случилось?

— Погиб на порогах, утонул, — Ленка грустно посмотрела на меня.

— Лен, я думаю это очень достойно — жить и умереть, занимаясь любимым делом. Он сделал такой выбор.

— Дима, он ушёл, а я осталась. Он не видел моего выпускного, моего первого парня, и детей моих не увидит, если они у меня будут. Он сделал плохой выбор.

— Да, Лен, но это его выбор, согласись. Я, конечно, твоего отца не знал и судить не могу...

— Ты вообще не можешь судить, — отрезала Ленка.

— Лен, а поехали на Алтай, попутешествуем? — попытался я разрядить атмосферу.

— И чо? На попутках? А жить — в палатках? Нее, давай уж без меня. Комаров кормить, да алтайцев поить.

— Я бы съездил. Говорят, там даже красивее, чем в Гималаях.

— Ну едь же, едь! Никто тебя не держит. А я — не мой папа,  мне цивилизация всегда милей будет.

Я попытался второй раз сменить тему:

— О, кстати, слушай, Лен, чо расскажу. Мне тут задание интересное дали. Суть такова: губер выделил денег школьникам — пацанам, которым уже исполнилось четырнадцать, на то, чтобы они прыгнули с парашютом в ДОСААФ по три раза и получили разряд. 

— Зачем им это? 

— Ну, чтобы в военкомате приписали сразу к ВДВ, а не к стройбату.

— Ну, и?

— Короч, я ездил сегодня. Взяли меня в кукурузник, пристегнули внутри ремнём, будто собаку на поводок. Поснимал позеленевшие лица пацанов перед первым прыжком. Но когда мы приземлились, инструктор докопался до меня: типа, неправильно это — рассказывать другим о том, чего сам не ощутил.

— Ты не доснял репортаж?

— Доснял.

— Так что же?

— Мне кажется, что он прав. Я хочу прыгнуть. Поснимаешь меня на дропзоне?

— Ты крейзанутый. Всегда это знала. Нет уж, первый раз давай без меня, не хочу видеть твоё позеленевшее лицо. А вот если тебе понравится, то на второй съезжу. Ты же три раза хочешь, правильно?

— Лен, я не школьник, мне разряд ни к чему. Не понравится — ограничусь одним разом. Понравится — буду прыгать постоянно.

— Ты точно псих, — Ленка покрутила пальцем возле виска, — ладно, малыш, давай спать.

Она отвернулась к стенке и мгновенно заснула, а я ещё долго лежал, глядя в потолок и переваривая тот неуютный факт, что на первый прыжок мне всё же придётся поехать одному.

5. Экзистенция

Это всё-таки случилось. И одного раза мне оказалось явно недостаточно. Ленка сдержала обещание, и на второй прыжок мы поехали вместе. И вот я снова падал, а где-то там, внизу, расстилалась большая заснеженная контурная карта с ярко выраженной рельефной детализацией. Тремя секундами ранее наш инструктор, прямой, как лыжная палка, человек с безумным взглядом пронзительных голубых глаз, стоя позади меня, вкрадчиво спросил: «Знаешь, шо такое экзистенция, журналистик? Щаз...». И тут же я ощутил лёгкий толчок в районе лопаток. Страх, сковавший суставы, достиг своего апогея и, расползаясь по спине, уже грозился начать струйками брызгать из ушей. 

«Твою ж маму, командир, а ты слово-то такое откуда знаешь — экзистенция?» — мелькнуло в голове. 

Когда я прыгнул впервые, мне совсем не было страшно — просто любопытство перед неизвестным. «Ну, все же приземляются» — думал я. Сейчас, во второй раз, всё оказалось совсем иначе: я уже шёл не в никуда, а прекрасно осознавал, на что подписался.

Я сделал шаг в пустоту, и всё отступило на задний план: страх, любовь, кредиты, зарплаты, рыженькая Света из «Вестника» и река Сена в кошмарных снах. Я падал прямо в ад. Не летел, а именно падал. И это было прекрасно до безумия. Чтобы не забивать голову отсчётом секунд, я вытащил руку из резинки, которой запястье было привязано к кольцу на груди. И свободно, словно птица, распластался в воздухе. 

Шесть секунд тишины в полной невесомости. 

Момент истины. 

Хлоп, щелчок, кольцо само автоматически отстегнулось и полетело вниз. Резкий рывок вверх, и надо мной раскрылся сияющий белый купол. Вот и всё, подумал я, по предыдущему опыту зная, что спускаться с парашютом будет уже не так захватывающе. 

Упав на жёсткую как проволока мёрзлую траву, и погасив парашют, я, усталый, но счастливый, побрёл по дропзоне к группе укладчиков, ожидавших падающих сверху перворазников. Они стояли, отслеживая тех, кто забыл снять предохранитель и падал уже на двух парашютах. Это означало штраф и, соответственно, гешефт укладчикам. 

— Трое, — загибал пальцы первый.

— Вон, вон ещё один, — вторил другой

— Чё, Жека, на бухлишко сегодня заработали, — усмехнулся первый.

Ленка стояла рядом с ними и рассматривала меня через телеобъектив. 

— Ну что, ты крикнул: «Юхххуу Рок-н-ролл!»? — весело спросила она и тут же, как из пулемёта, отстрочила серию кадров.

— Крикнул-крикнул, — засмеялся я, доставая из кармана мятую купюру для укладчиков — за потерянное кольцо.

— Ну как тебе небо, журналистик? — спросил подошедший сзади инструктор, — Александр, а лучше просто Саня, — он протянул мне руку.

— Дима, — я ответил на его рукопожатие. — Небо в алмазах, а мы в нём — как ангелы.

— Неистовые ангелы с голодными глазами, — парировал Саня, — ну что, в город и по пивасику?

Мы с Ленкой переглянулись. 

— Падшие вы ангелы, — пожала она плечами.

— А почему бы и нет? — сказал я, и мы потихоньку двинули к автобусу.

ПАЗик вёз нас в город. Ленка продышала дырочку на замороженном окне и следила через неё за мелькающими белыми столбами. А я думал о том, каким же могло быть прошлое инструктора Саши. Кто он вообще? Ведь именно такие люди придают хоть какой-то смысл реальности, в которой я нахожусь. Вот сидит Саня дома: жена, макароны, страховка, гараж... А под подушкой — томик Сартра.

6. Саня

— Так откуда ты, Дима? — поинтересовался Саня, прихлёбывая пиво из высокой кружки.

Мы только что проводили домой Ленку, которая рассчитывала на поход в ресторан, но, когда поняла, что мы направляемся в паб, наотрез отказалась идти в «грязную пивнуху». И теперь мы вдвоём с Саней сидели в ирландском пабе на проспекте Ленина и методично закидывались светлым под перцовые чипсы.

— Я, Сань, из Питера. По крайней мере, так говорят, — ответил я, отхлебнув из кружки.

Саня засмеялся:

— Хороший ответ. А тут, в Сибири, что забыл? 

— Сань, это сложно объяснить, — замялся я, — путешествовал по Индии, а в Россию вернулся через Томск, чтоб заехать на тревелфест. Ну и завис тут у Ленки.

— Объяснил же, а говоришь, «сложно», — Саня похлопал меня по плечу и показал два пальца бармену, — ещё по одной и выскочим на улицу покурим.

Я и сам удивился, насколько просто мне удалось сформулировать свою легенду. Может, так оно всё и было? Вероятно, этот вопрос будет мучить меня всю оставшуюся жизнь. Но, скорее всего, я просто забью на какие-либо поиски смысла. Упаду в реку и поплыву по течению — куда-нибудь да вынесет. И тут я понял: людям, по большому счёту, всё равно — откуда ты и что там происходило в твоём прошлом. Главное, чтобы это укладывалось в их привычную картину мира. Чтобы это была логичная, с их точки зрения, история. Кто я? Откуда? Да какая разница! Можно быть тем, кем ты хочешь. Главное — не путаться в деталях, которыми твоя история постепенно начинает обрастать. И если всегда держаться линии своей легенды, то со временем ты и сам начинаешь в неё верить. Ты вдруг замечаешь, что сам становишься своей легендой, а она — реальностью.

— А ты, Сань, чьих будешь? — воспользовавшись заминкой, перехватил я инициативу.

— Вот это действительно сложно, — теперь уже замялся Саня.

— Давай, давай, не менжуйся.

— Дим, я сибиряк... С печки бряк. Родился в Кемеровской области, в городе Прокопьевске, слышал про такой? 

— Да, что-то слышал краем уха. Прокопчанин, значит.

— Ага.  Ну так вот... До армейки жил там, потом вернулся, а там, понимаешь, всё то же, что и было. Ничего не изменилось.

— Ну, а ты что хотел?

— А я-то изменился, — Саня обхватил голову обеими руками, — я-то меняюсь, а там никогда ничего не изменится. Поэтому сейчас я в Томске. У Томска есть хоть какой-то шанс. 

— А где служил-то?

— Моздок, Гудермес...

— Ого, Сань, захватил? — намеренно удивлённо протянул я, где-то в глубине души уже определённо зная, что вот он — точно захватил.

— Захватил, да, не то слово... — Саня махнул рукой и тремя глотками допил своё пиво. — Покурим?

Накинув пуховики, мы вышли на улицу и закурили. Была уже ночь и небо целиком заполнилось звёздной пылью. Алкоголь давал о себе знать, разойдясь мягким теплом по всему телу. И лишь мороз, слегка пощипывая уши, напоминал о том, что не следует уж очень-то доверять этим пивным температурным иллюзиям.

— Сань, расскажешь? — начал было я.

— Да, Дима, конечно. Но, не сегодня. Будет времечко. Понимаешь, я часто вспоминаю былое. Но чем чаще об этом рассказываю, тем менее реальными становятся эти воспоминания. Некоторые уже полностью стали снами, кое-какие остались реальностью. Поэтому я стараюсь беречь остатки прошлого в своей памяти и дарю кое-что лишь тем, кому доверяю, ради кого не жалко. Я не говорю, что ты меня чем-то не устраиваешь, напротив. Просто не сразу.

— Понял тебя, Сань.

— Вот и чудненько, — Саня глубоко затянулся, запрокинул голову, и, глядя на звёздное небо, медленно повалился спиной в сугроб.

Я, взглянув на него, встал рядом и сделал то же самое. Мы лежали в снегу и молча курили, глядя на звёзды.

— Смотри на звёзды и звёзды присмотрят за тобой, — попытался пошутить я.

— Посмотри на небо — и ты пропал, — ответил Саня.

— Сань, ты же в ДОСААФ только по выходным работаешь? А завтра, например, что делаешь?

— Завтра, Дима, будет завтра! А пока завтра не наступило, я хотел бы просто напиться и немного побыть придурком, — ответил Саня и гомерически заржал, — ну, пошли ещё по одной-трём. 

Он резко вскочил на ноги и протянул мне руку, помогая встать из сугроба. 

Очнулся я в темноте, лёжа на чём-то, вроде тахты, застеленной покрывалом. Сквозь шторы пробивались лучики уличного фонаря. Голова трещала, как не выключенный после полуночи телевизор. А желудок совершенно ясно давал понять, что мне, чтобы избежать хлопот, лучше бы просто лежать и не дёргаться. Повтыкав минут десять в потолок, пытаясь понять, что это за комната, я пришёл к выводу, что, в конечном итоге, всё хорошо. И нужно поспать ещё.

— Проспался, кент?! Поднимайся, пошли с нами завтракать! —будто прорезал пространство зычный голос Сани.

Невероятным усилием разлепив веки, я тотчас же зажмурился от яркого света, хлынувшего в комнату из раздвинутых Саней штор. 

— Ууууу, — застонал я.

— Давай, давай, вставай, у меня коньяку есть батл, — бросил Саня, выходя за дверь.

Я поднялся и походкой зомби почапал вслед за удаляющимся Саней. То, что мы вчера нажрались, — это к гадалке не ходи. Но то, что я пошёл не домой, а к Сане, — было неожиданно. Обычно в таких ситуациях у меня срабатывал автопилот, ведущий по маршруту: Бар – Ленка. Я вошёл в залитую солнцем кухню. От лёгкого сквознячка на окне развевался тюль.  А за столом, в контровом свете, сидели Саня и светловолосая, вся в конопушках, девушка лет двадцати.

— Так вот какой ты, северный олень, — произнесла она приятным мелодичным голосом. — Я Тася.

— Очень приятно, Дима, — ответил я, присаживаясь на свободный стул.

Нахмурившись, Тася спросила:

— Значит, нажрались вчера, как свиньи?

— Милая, не начинай, при Диме хотя бы, — попытался осечь её Саня.

— А почему бы не при Диме? Вы же с Димой нажрались. Уж не знаю кто кого спаивал, да это и неважно, — Тася опустила глаза, показывая, что ей и самой эта тема давно осточертела. — Ты сначала творишь всякую херню, Саша, а потом не хочешь принимать, что тебя осуждают.

— Да, Тась, особенно, когда осуждаешь ты! — резко ответил Саня.

— Да я слова не сказала, когда вы ночью в обнимку завалились.

— У тебя на лице всё было написано.

— А что мне теперь — перед вами, алкашами, расстилаться? Чайничек поставить, кроватку погреть? — Тася перешла на язвительный тон.

— Почему бы и нет? Знаешь, как трудно с человеком, который только и знает, что отталкивать! — вполне серьёзно произнёс Саня.

— Я никогда не указывала, как тебе жить, Саша.

— Да уж, просто молча наблюдала и всякую херню про меня думала.

— Ребят, может, я пойду? — осторожно начал я.

— Сиди! — Саня вытащил из-под стола бутылку «Наполеона» и нацедил мне полстакана. — Давай, поправляйся.

Тася обвела нас брезгливым взглядом и молча вышла из кухни.

— Какие мы тут все чувствительные, — бросил ей вслед Саня и, взяв из сушилки второй гранёный стакан, налил его себе до краев.

7. Качели

— Дииим, ты что творишь-то? — отчитывала меня Ленка. — Ты же не напивался никогда, а теперь что, с новым другом в запой начнёшь уходить?

Я сидел за импровизированным столом в нашей комнатушке и молча ел борщ, желудком ощущая, как горячая еда принимает на себя излишки алкоголя, помогая мне потихоньку трезветь.

— Дима, а почему домой только утром пришёл? Я волновалась — где ты там, где? Райончик у нас небезопасный, чтобы по ночам шляться. Ну, Дима! Скажи уже что-нибудь! — взвилась Ленка, раздраженная тем, что я никак не реагирую на её слова.

— О чём говорить? Ну, напился, уснул у Сани, — вяло отозвался я.

— Да зачем ты вообще к нему пошёл?! Он с бабой живёт! Он же с бабой живёт?

— Да.

— Караганда! Ты чего попёрся к нему? Семья у него! И у тебя семья.

— Семья? Мы, что ли? — протянул я.

Ленка вспыхнула, её глаза моментально увлажнились:

— Гад, гад... Не нужен ты мне, не нужен!

Она заколотила своими тонкими руками по моей спине. Я отвернулся, принимая эту встряску, как нечто само собой разумеющееся.

— Лен, хватит, — я повернулся к ней, сгрёб в охапку и принялся успокаивать.