Две половинки целого

Автор Марк Рабинович

История любви лейтенанта финской армии и его бывшей учительницы разворачивается на фоне малоизвестной и хорошо забытой Лапландской войны. Действие книги разворачивается как в наши дни так и в 1944-м году. Многие военные эпизоды описаны на основании хроник, многие второстепенные герои существовали на самом  деле, но судьбы главных героев целиком и полностью на совести автора.

• Язык: Русский
• Издатель: Марк Рабинович
• Дата выпуска: 9 мар. 2024 г.
• ISBN: 9798224564903

Предварительный просмотр книги

Великолепен яркий сочный плод

Но ты напополам его разрежь

И он лишь гнилость осени несет

Нелеп, невзрачен и несвеж

Вот так и ты, когда в едином целом

Твой дух и тело вместе сплетены

Един и ты, как нераздельно слово с делом

В покое мира ли, иль в мерзостях войны

А вот когда на части, на неравные куски

Ты разделен капризами судьбы

Невольно взвоешь от пронзительной тоски

По прошлому, что не сумел забыть

Ты выбрал путь, ты поборол себя

Но часть тебя осталась где-то там,

Как острым лезвием кусок от бытия

Тебе отрезан, рассечен напополам

Ущербен ты. О да! Но и не ты один

Так оглянись, похоже в целом свете

Нет больше целого, лишь сотни половин

В безумстве разлетелись по планете

Разрыв единств пугающе заметен

И видишь ты, доживший до седин

Как мир топорщится щербинками отметин

Несовпадением рваных половин

Энсио Эклунд

Нет, не могу я понять некоторых из моих клиентов. Судите сами: одно дело, когда в наши места приезжают крепкие мужики из-под Хельсинки со своими собаками и проводят денька три в бесплодных поисках зайца, глупого настолько чтобы позволить себя подстрелить. Или семья из сырого по зимней погоде Турку заявляется с тремя детьми и кошкой в поисках настоящего снега. Тут, разумеется, ничего необычного нет, на то она и Лапландия, чтобы финны почувствовали себя финнами, а не абстрактно-усредненными европейцами. Да и некоторых обитателей Берлина или Варшавы я тоже способен понять. Их старики еще помнят морозные зимы, вот и ностальгируют, разумеется недолго, в наших местах. Но что, позвольте вас спросить, тянет к нам саудитов, египтян, кувейтцев и прочий нефтеносный народ? Это остается для меня загадкой. Проведет такой персонаж у нас недельку в середине января, отморозит левое ухо и пару пальцев на правой ноге (или наоборот), поставит галочку в каком-нибудь своем ментальном дневнике подвигов и заречется подниматься зимой выше 50-й параллели. Или покормит тот же самый бедуин наших комаров в июне, вылечит волдыри и еще больше полюбит свою стерильную пустыню, где комара не видели со времен палеозоя. Правда и среди них попадаются экстремалы, раз за разом возвращающиеся в наше Заполярье, но таких единицы.

А вот кого я совсем уже не понимаю, так это израильтян. И действительно, повезло тебе жить в стране текущей молоком и медом, так живи и радуйся. Правда молоко с медом я терпеть не могу с детства, когда мама пичкала им меня по случаю осенних простуд, но наверное не стоит путать метафору с микстурой. Один мой знакомый, побывавший в Тель Авиве зимой, утверждал, что их зима более напоминает наше лето. И вот, имея у себя дома такую благодать, эти странные люди тратят немалые деньги чтобы хорошенько померзнуть. Приводите какие угодно доводы, убеждайте меня чем угодно, но есть в этом, право слово, известная толика мазохизма. Впрочем, израильтяне еще не самый плохой вариант, наверное потому что они не злоупотребляют алкоголем, в отличие от наших или шведов. Их юнцы, надо полагать, не отстают от других, но молодых израильтян я в наших местах не видел. Как объяснил тот же самый эксперт по Святой Земле, едва вступив в репродуктивный возраст, они служат долгие годы в армии. Потом, отслужив свое, они ищут местечко повеселей, чтобы расслабится и наша Лаппи для них как недостаточно эккзотична так и недостаточно далека. Странно... Не знаю как у них, а мне именно в армии удавалось расслабиться на всю катушку. Жаль только, что призывают у нас всего на один год. Впрочем, то что израильская молодежь оттягивается не у нас может беспокоить Министерство Туризма, областную администрацию... да кого угодно, только не меня. По мере приближения к пенсионному возрасту я вообще стараюсь не связываться с молодёжью. Мне вполне достаточно и собственного отпрыска, которому, впрочем, совсем неплохо в его слишком далеком Мальмё. В нашей семье всегда говорили по-шведски, а вот теперь я об этом жалею. Как бы то ни было, но я предпочитаю семейных клиентов.

Вот мне и досталась семейная пара израильтян с дочерью лет десяти и я вознес хвалу небесам за не самый беспокойный вариант. Было им, судя по виду, хорошо за сорок, если не все пятьдесят и это позволяло не слишком опасаться экстремальных выбросов адреналина в попытках, к примеру, заняться лазанием по ледяным откосам.

— Эйтан — представился он, когда я встретил их в аэропорту Рованиеми.

Такого имени мне раньше слышать не приходилось. Но ничего удивительного: экзотичная страна - экзотические имена.

— Очень приятно. Меня зовут Энсио и я буду вашим проводником и экскурсоводом.

Эйтан улыбнулся и молча кивнул, что показалось мне подозрительно лаконичным для еврея. Хотя, что я знаю о евреях? Зря, между прочим, именно мне следовало бы побольше о них знать. Но это к делу не относится.

Невольно я провел взглядом по его фигуре: я всегда так делаю, встречая зимних клиентов. Теплую одежду они редко привозят с собой, чаще заказывают по сети. Тут самое важное не польстить себе, потому что нет хуже дела чем выйти на мороз в обтягивающей куртке и жмущих штанах, из которых выпирает старательно втягиваемый живот. Осторожный осмотр показал, что Эйтан явно провел последнее десятилетие за компьютером и это сказалось на его фигуре. Впрочем, не тебе, Энсио, злорадствовать, сам-то явно не успеваешь сбросить хельсинский жирок за несколько зимних месяцев. Нет, если не хочешь разжиреть совсем уж безобразным образом, надо либо забыть про пиво, либо окончательно переехать в Лаппи... Однако, надо отдать должное Эйтану, одежду он заказал, как и полагается, с походом, что, в свою очередь, кое-что говорило о его характере и израильтянин сразу стал мне симпатичнее. Спутницу свою он представил Алоной (по мне так звучит вполне по-фински), а имя девочки я сразу же забыл. На английском израильтянин общался свободно, щеголяя тяжелым (надо полагать - ближневосточным) акцентом, а вот Алона толком языка не знала и время от времени вопросительно поглядывала на мужа. От гостиницы они отказались еще в процессе переписки и теперь я вез их в охотничий домик, расположенный на полпути между Рованиеми и Торнио. В тех местах иностранцы селятся редко, уж слишком сложно оттуда добираться до туристических мест. Это был первый звоночек, мне следовало насторожиться и я насторожился, но этой странностью все пока и ограничилось.

Поначалу процесс покатился по наезженной колее: израильтяне захотели покататься на собачьих упряжках и я вздохнул с облегчением. Но расслабился я рано: Эйтан вдруг ни с того ни с сего заговорил о Торнио. Вначале это был, как выяснилось позже, всего лишь пристрелочный разговор. Начался он когда мы грелись у костра. Время уже хорошо перевалило за полдень, а тени сосен вытянулись и начали намекать на сумерки. Конечно, возвращаться в темноте по обледенелой после вчерашней оттепели и сегодняшних морозов грунтовке, пропорошенной, в добавок ко всему, свежим снежком, было тем еще удовольствием, но я доверяю своему внедорожнику и поэтому решил не торопить израильтян, тем более что мне и самому не хотелось спешить. И действительно, какой финн не любит костер в зимнем лесу? Разве что такой горожанин как я, но это им было знать ни к чему. Впрочем, тающие в морозном воздухе искры и на меня действуют гипнотически, пробуждая генетическую память саамских предков. Рядом тяжело дышали уставшие собаки и через шарфы с тихим свистом вдыхали морозный воздух каюры. Израильтяне молчали и я был им за это благодарен. 

— Далеко ли до Торнио? — неожиданно спросил Эйтан.

Странный вопрос. Что ему Торнио? Наверное, он относится к тем глубоко уважаемым мной персонажам, которым непременно надо знать свое местоположение на карте и ориентироваться относительно пары-тройки заметных мест, в которые они никогда не попадут, да и не собираются попадать. Но надо было отвечать, а не делать удивленные глаза, и я ответил:

— От вашего коттеджа около часа по такой погоде. Отсюда вдвое больше.

— Может быть мы сможем поехать туда завтра?

А вот это было неожиданно и я механически кивнул, не зная, что и сказать. Но любопытство неистребимо и граничит с грехом, а я далеко не ангел. Поэтому забросив их в коттедж и собираясь прощаться, я не выдержал и спросил:

— Если не секрет, что вы собираетесь делать в Торнио?

Дело происходит в холодных сенях коттеджа, куда он вышел меня проводить и где, кроме нас двоих, никого нет.

— Ну как же? — тускло мямлит он — Старинный город, деревянное зодчество.

Врет, понимаю я, тем более что неся эту чушь он все время отводит взгляд. Какое там зодчество? Две деревянные церкви, представляющие какой-либо интерес лишь для очень упертого краеведа, городской парк, мертвый по зимнему времени, да уныло-конструктивистское здание муниципалитета. Вот вам и весь Торнио. Впрочем, есть еще несколько военных мемориалов и памятник лососю в парке. Постой, Энсио, не говорит ли в тебе снобизм столичного жителя? Да, нет, бред какой-то. Прилететь из далекой страны, чтобы увидеть наше захолустье. Надо бы ему это объяснить. И я говорю:

— Придется довольно долго ехать, мы потеряем целый день. Стоит ли?

— Eteenpäin, sanoi mummo lumessa[1]!

Мне показалось, что я ослышался. Да и кому бы не показалось: израильтянин вдруг заговорил по-фински, да еще и поговорками.

— Puhutko suomea[2]?

Не самый мудрый вопрос, признаюсь, но что же еще следовало спросить?.

— Нет — отвечает он — К сожалению - не говорю. Знаю лишь несколько слов по-фински, да еще вот эту поговорку. Ее часто повторял мой дед. И, да, он был финном.

— Финном? — глубокомысленно повторяю я, не зная что сказать.

Интересно, мелькает мимолетная мысль, что финн делал в Израиле? Но Эйтан не дает мне погрязнуть в заблуждениях.

— Дед был евреем из Турку. Кстати, он воевал