Серебряный рай

Автор Olga Rodionova

Кто такая Джоанна? Американская проститутка, бывшая модель Иоанна, осведомительница спецслужб Аннушка, русская детдомовка Щепка, или... особа царских кровей? Кого она найдет в России 90-х - друзей или врагов?..

• Язык: Русский
• Издатель: Olga Rodionova
• Дата выпуска: 7 июн. 2017 г.
• ISBN: 9781370937998

Предварительный просмотр книги

Глава 1

Голубая, точно на хорошей цветной фотографии, вода бассейна чуть колыхалась. Блеск белых кафельных плиток под солнцем резал глаза, и Джоанна надела темные очки, спрятав лицо в тень большого бело-голубого зонта над шезлонгом. Подушки на шезлонгах тоже были бело-голубые. Все аксессуары Джоанна всегда выбирала сама, не доверяя вкусу Теда, – он вечно зацикливался на блеске, и, дай ему волю, все вокруг было бы парчовым, золотым и серебристым. Даже те несколько платьев, которые он ей подарил, пока она не потребовала прекратить подарки и просто оплачивать счета, были блестящими, вычурными и совершенно не пригодными к носке, несмотря на умопомрачительные цены.

Джоанна вытянула длинные гладкие ноги, придирчиво изучая загар. Пара сеансов в салоне под ультрафиолетовой лампой – и ее шелковистая кожа стала отливать бронзой. Этого было достаточно. Джоанна не любила чрезмерного загара, при котором тело становится шоколадным, как у мулатки. Если бы она была светлой блондинкой, это, возможно, и выглядело бы эффектно, но волосы Джоанны были природного орехового цвета, а глаза – ярко-зеленые, русалочьи, и бронзовый загар соответствовал этому как нельзя лучше.

Она лениво выдавила на ладонь немного солнцезащитного крема и начала намазывать левую ногу. Появилась Лора, черная горничная, которую Джоанна терпеть не могла. Пару раз она заводила с Тедом разговор о том, чтобы уволить своенравную и вечно недовольную Лору, но Тед об этом и слышать не хотел. Что ж, его можно понять, – равнодушно подумала Джоанна. – Девицы приходят и уходят, а преданная служанка остается...

До Джоанны у Теда была шведка. Джоанна видела ее фотографии – белокожая, крупная, очень высокая, с лошадиными зубами, – словом, типичная скандинавская девушка. Тед любил высоких женщин, хотя сам был низеньким и едва доставал Джоанне до плеча. Шведка продержалась долго – года четыре. Остальные жили на этой вилле от шести месяцев до двух лет. Тед не любил постоянства. Впрочем, со своей женой он мирно и счастливо жил уже лет тридцать, имел пятерых детей и нескольких внуков, оставаясь при этом жизнерадостным, вполне дееспособным, и даже отчасти сексуальным, несмотря на лысину и брюшко.

Лора, поджав свои толстые губы так, что они стали почти нормального человеческого размера, поставила на столик перед шезлонгом поднос с бокалом ледяной воды – Джоанна почти не пила спиртного, тем более днем на солнце. Кивком поблагодарив горничную, она взяла запотевший бокал и пригубила.

Запищал телефон: видимо, Тед проверял, чем занята его малышка.

С раздражением, которое не укрылось от наблюдательной Лоры, Джоанна взяла трубку и сказала: Да!.. Говорите!

– Аня?.. – после некоторой паузы послышалось в трубке.

– Черт! – сказала Джоанна по-русски, следя глазами за удаляющейся спиной горничной. – Я тебе сто раз говорила, чтобы ты не звонил сюда без крайней необходимости!..

– Но у меня как раз... – голос отца был жалким, с просительными интонациями, и Джоанна опять поймала себя на том, что досада смешивается в ней с отчаянной жалостью.

– Ну, что там у тебя случилось? – спросила она уже мягче. – Говори скорее, я боюсь, что эта черная сучка подслушивает с параллельного телефона. Она, конечно, ни черта не поймет, но донесет Теду, что я говорила по-русски с мужчиной...

– Анечка, – забормотал отец, путаясь и торопясь, – это хозяин... он говорит, что я должен заплатить за электричество, потому что кондишен... ему пришел билл... а ты мне поставила кондишен в прошлом месяце... и он говорит...

– Я поняла. – Джоанна прикусила губу. – Пап, я же тебе говорила, что у меня нет своих денег.

Это была правда. Тедди оплачивал ее счета, но наличных почти не давал, и установка кондиционера отцу вызвала скандал, после которого, впрочем, Тед в знак примирения подарил ей сапфировую брошку с бриллиантами.

– Я сейчас посмотрю... – Джоанна встала и прошла через широкие стеклянные двери в гостиную, где на журнальном столе валялась ее сумочка. – Так... сколько там набежало?

– Четыреста, – заторопился отец. – Я тоже сказал ему, что это что-то слишком много...

– Четыреста?.. – Джоанна перестала рыться в сумочке и возмущенно выдохнула. – О, господи, ты что, его совсем никогда не выключаешь?..

У нее было только сто долларов, которые Тед дал на мелкие расходы в понедельник, и кое-что, отложенное на черный день, в коробке с туфлями в спальне.

– Этот козел тебя дурит, пап!.. Не может быть четыреста...

Джоанна стремительно поднялась по лестнице в спальню, по пути отразившись в огромном зеркале на площадке второго этажа и машинально отметив, что купальник на этот раз не слишком удачный – трусики сзади морщили. Или она похудела. Зеркало отразило высокую гибкую фигуру с прямыми плечами, длинной шеей и ногами, растущими, что называется, от коренных зубов. Блестящие волосы, разлетаясь по сторонам лица, падали на плечи. Как всегда, созерцание собственного безупречного тела слегка успокоило Джоанну, и она, открыв шкаф и доставая с верхней полки коробку с туфлями, уже мягче сказала в трубку:

– Не волнуйся, пап... сейчас я посмотрю, сколько тут у меня...

В коробке было около трехсот долларов, еще долларов двадцать, видимо, можно было наскрести по карманам и в машине. Джоанна вздохнула. Те деньги, которые она заработала в модельном агентстве, как-то очень быстро кончились: нужно было снять квартиру отцу, купить самое необходимое, заплатить хозяину за месяц вперед... потом у отца не было ни обуви, ни приличной куртки на зиму – когда он свалился, как снег на голову, он был гол как сокол, а Тедди появился позже, и ей нужно было еще оплачивать свою студию в Манхэттене, прилично одеваться и платить страховку за автомобиль.

Джоанна совсем не помнила своих родителей, хотя в детский дом в Риге попала уже довольно большой девочкой. Ей было одиннадцать лет, и, возможно, поэтому она никак не могла привыкнуть к новому месту, плакала ночи напролет, а днем сидела в углу, как звереныш, очень быстро научившись отвечать щипками и тумаками на щипки и тумаки. Она дралась со всеми, со всем миром, и очень скоро ее стали запирать в чулане в наказание. Ей это даже нравилось: в чулане было тихо, темно и пыльно, это было единственное место, где ее никто не мог тронуть. Там она часами мечтала о том, как окажется дочерью богатых и знаменитых родителей, например, киноартистки Татьяны Друбич и режиссера Сергея Соловьева... Но потом в чулан стал приходить Валдис – воспитатель мальчиков.

Джоанна зажмурилась и потрясла головой, чтобы отогнать кошмар. Ей до сих пор снились потные ладони Валдиса у себя между ног, его тяжелое дыхание и тот ужас, отнимающий силы, делающий руки и ноги ватными, тот невыносимый ужас загнанного в ловушку зверька, который она испытывала тогда, больше десяти лет назад.

За четыре года в детском доме худой жалкий цыпленок превратился в худую, жалкую и злобную девушку, огрызающуюся на каждое слово и каждый взгляд, нюхавшую клей и пившую дешевое вино, курящую, алчную, жестокую, не слишком чисто вымытую – словом, дешевую шлюху и побирушку.

Джоанна бросила взгляд в зеркало напротив широкой кровати, застеленной вышитым вручную покрывалом. Она смотрела на себя, прижимая трубку к уху, и выражение загнанности постепенно уходило из ее глаз. Девушка в зеркале не имела ничего общего с той, которая вышла на улицу из ворот детского дома и пошла продаваться, потому что продавалась уже больше года, и это был единственный доступный ей способ заработать денег на хорошую жизнь. Хорошая жизнь предполагала собственную, отдельную комнату и чистую постель, целые колготки и польский шампунь Зеленое яблоко, сигареты с ментолом в красивой иностранной пачке и туфли на высоком каблуке...

Очень скоро она поняла, что больше платят за приличный вид. Поэтому ночевала в подъездах, на черных лестницах, в подвалах – мечту о собственной комнате пришлось отложить на потом, – а деньги тратила на хорошую одежду, обувь и белье. Ее детдомовские подруги, начав зарабатывать, покупали черт-те что: турецкие юбки и блестящие кофточки ядовитых расцветок, китайские кроссовки, химически-красную помаду... А в ней, видимо, еще оставались какие-то навыки человеческой жизни, какие-то понятия о вкусе, привитые теткой, приютившей ее после смерти матери. Поэтому, выспавшись на лестнице, она шла на вокзал и там, в туалете, приводила себя в порядок: мылась под краном, чистила зубы, причесывалась перед зеркалом. Из туалета выходила довольно красивая, хотя и несколько недокормленная барышня: скромно подкрашенные глаза и губы, короткая, но не до вульгарности, джинсовая юбочка, трикотажная кофточка, подчеркивающая неразвитую грудь и невероятно тонкую талию, босоножки на высоких каблуках, от которых ноги казались еще длиннее и тоньше. Эти ноги заставляли мужчин просто звереть – так сексуально было сочетание точеных лодыжек и узких колен, плавного просвета между стройных бедер с нежной припухлостью верхней внутренней части бедра, вызывающей немедленное желание засунуть туда ладонь.

Барышня подсаживалась за столики вокзального ресторана к одиноким мужчинам, заказывала кофе и, погасив меж ресниц огонек злобы и отвращения, с очаровательной скромностью выслушивала комплименты и рассказы о трудной судьбе, недвусмысленные предложения и романтический бред. Когда ее переставали пускать в ресторан, она просто покупала билет на поезд и ехала в другой город. У нее не было чувства дома, родины... Наоборот. Ей хотелось кочевать. Иногда она думала, что родилась в цыганском таборе.

– Пап... – Джоанна кашлянула, чтобы скрыть внезапную хрипотцу в голосе. – У меня есть... я сейчас привезу. Ты дома будешь?

Спускаясь в гараж, она на ходу застегнула на груди пуговки простенького летнего платьица, купленного у Лорда и Тейлора за восемьсот долларов, сунула в сумочку щетку для волос с золоченой серебряной ручкой, подарок Тедди на мазерс дэй, – она тогда долго смеялась, что ему никогда не удастся сделать ее мазер... Автомобиль, маленький красный фольксваген последней модели, своими смешными округлыми формами напоминающий советский запорожец, был ее любимой машиной. Он стоил семнадцать тысяч, и это было единственное, на чем она настаивала до последнего: Тед хотел купить, конечно же, ягуар золотистого цвета и все время спрашивал, как она собирается размещать в салоне фольксвагена свои длинные ноги.

У Сергея был старенький зеленый запорожец.

Однажды, тяжелой зимой, когда она, подыхая после неудачного аборта, валялась на вокзальной скамейке в Питере, с температурой, немытая, подтекающая кровью снизу, Сергей подобрал ее, дотащил до машины, кое-как затолкал в салон и привез к себе домой, в свою странную и прекрасную комнату с эркером в коммуналке на Воинова, где Джоанна и прожила потом два года, читая книжки, которыми было уставлена и завалена вся невеликая жилплощадь, рассматривая Сережины рисунки и картины, альбомы импрессионистов, листая журналы Советское фото и Иностранная литература, трахаясь с Сережкой на облезлой кушетке и ругаясь с соседками на тесной и темной общей кухне, моя места общего пользования и варя кофе по-турецки по утрам. Это время было самым счастливым в ее жизни.

Джоанна притормозила на красный свет, поменяла кассету в магнитофоне, закурила и свернула на Белт-парквей, ведущий из богатых районов респектабельного Лонг-Айленда в грязный, шумный и бестолковый разноязыкий Бруклин, где в маленькой квартирке с кухней и ванной жил ее отец.

Глава 2

С трудом отыскав место для парковки на Ист 12-й стрит, Джоанна захлопнула дверцу машины и, сжимая в руке сумочку, пошла к подъезду шестиэтажного дома, одного из типичных бруклинских доходных домов, «апартмент билдингс», с железными пожарными лестницами по фасаду, с плющом, карабкающимся по красному кирпичу до второго этажа, с