Мои птицы – на ветках (Russian Poetry Book)

Автор Olga Rodionova

В поэтической книге Ольги Родионовой "Мои птицы – на ветках" представлены стихи периода 1990-2000 г.г., созданные автором в последние годы существования СССР, а также – за рубежом, в США.
У ценителей поэзии этого яркого автора есть шанс пополнить коллекцию данной обновленной и удобной для чтения версией книги, первое издание которой вышло в серии `World Wide Writers', ввключающей лучшие произведения русских писателей, опубликованные в мировой компьютерной сети Internet.

• Язык: Русский
• Издатель: Olga Rodionova
• Дата выпуска: 12 июн. 2017 г.
• ISBN: 9781370553921

Предварительный просмотр книги

Часть I

___________________

* * *

Мои птицы – на ветках,

а бусы – на нитках. Живу.

Все сама обнародую, опережая молву.

В желто-сером метро, по тоннелям,

где вечная ночь,

Улетаю в коробке вагонной

от прошлого прочь.

Или просто проспектом лечу нараспашку,

плыву,

Продолжаю движение, в общем,

и значит – живу.

Подземельного плена сдвигаются двери,

звеня...

Может этот, похожий на Леннона,

вспомнит меня?

Он ведь тоже живет

в этом пестром громоздком раю,

В толчее затерявшем куда-то улыбку мою...

Рядом старый китаец игрушки свои продает –

Соловей императора в желтой ладони поет.

И поет свои песни чилиец, одетый пестро,

Механической птицей

на желтой скамейке метро.

Репродуктор бормочет по-русски, –

я, стало быть, сплю,

И немножко пою, и губами во сне шевелю,

И, проснувшись, услышу свой шепот,

свой крик и свой плач,

В опустевшем вагоне катящийся

гулко, как мяч,

В грандиозной ночной мышеловке

с глазами витрин:

«We all live in a yellow submarine...»

ГОРОДСКОЙ РОМАНС

Двора колодец, водостоки,

Сырой кирпич, унылый сор...

Пилил скрипач романс жестокий,

С надеждой озирая двор.

Скребла метла, ругались тетки,

Котенок вылез на карниз...

Но тут в ответ четыре нотки

Сыграл сосед-саксофонист.

Светилась плешь его на фоне

Давно немытого окна.

Он зарыдал на саксофоне

О жизни, выпитой до дна.

И будто стекла засияли

По мановению руки –

Вступил на бабкином рояле

Десятилетний вундеркинд.

Лучи невидимо блеснули,

Позолотив двора пятак.

Хасан-лудильщик по кастрюле

Тактично отбивает такт.

И выше, выше, ярче, ярче –

И солнце затопило двор.

Монтер с ужимками паяца

На крыше встал, как дирижер.

И, точно к дереву, на плечи

К нему слетелись воробьи,

И рвется музыка навстречу,

Слепа, как женщина в любви...

Четыре яростных мужчины

С неподражаемой тоской

Витиевато и невинно

Романс играют городской.

Рыдает уличная мода

С вином и жалостью в крови:

«Он был поручик, он был молод –

И застрелился от любви...»

И, на поручика похожий,

Любовь окрестных учениц –

Учитель пения Сережа,

Захлопнув ноты, смотрит вниз.

Из окон высунулись лица, –

На красной крыше, за трубой,

Поджарый дирижер, как птица,

Руками машет над собой.

Бледнеет мальчик за роялем

До голубиной белизны,

А инвалид в полуподвале

Глядит на карточку жены...

Высок скрипач, а мальчик нежен,

А пистолет еще горяч,

И сожаленье сердце режет,

Пронзительно, как смех и плач, –

Когда, устав от женских ручек,

Заплачешь, ручку пригубя, –

Как плакал давешний поручик

Пред тем, как выстрелить в себя.

* * *

В детстве я боялась сверчка –

Он боялся бабкиной тряпки,

И глядел на всех с потолка,

Поджимая черные лапки.

Говорил безногий сосед,

Головой качая с укором:

Коль сверчок выходит на свет –

Опустеет дом этот скоро.

К жизни я привыкла давно,

Вечную бездомность лелею,

Но боюсь увидеть в окно

Нищую свою Галилею:

Яблони цветущей свеча,

Заросли малины, трава, и...

Мчатся под окном, грохоча,

Красные пустые трамваи.

Бедная убогость души,

Душных обещаний солома...

Парами бредут малыши

К желтым окнам детского дома.

Вся невинность взрослых затей:

Автокран, бетономешалка...

И своих бездомных детей

Никому на свете не жалко.

Пыльного газона клочок,

Мусор на краю водослива...

Бедный, страшный, детский сверчок

По небу ползет молчаливо.

* * *

М.Темкиной

Если слово «любовь» не вонзается

пчелкою жалящей,

Если больше не плачешь большими слезами,

не жалуешься,

Если славы вкусила

и сладости Божьего мякиша

В темно-алом вине, –

увернись от летящего мячика,

Прокричи: «Не игрок!» –

проглотив клокотание суффикса,

И беги через двор, сквозь белье,

что на солнышке сушится,

Вдоль заборов, старух,

каравана сараев, поленницы:

Кто захочет догнать – за тобой побежит,

не поленится.

Пролети через детское,

плоское, мокрое, яркое –

И очнись в этом городе

под воробьиною аркою,

Между двух сумасшедших

в потрепанном чем-то, залатанном...

Почему ты заплакала?

Это вовсе не грустно,

и здесь ничего не потеряно,

Это только царапина,

ветка шиповника, терние,

Безобидная черточка нового ясного облика,

Мимолетная летняя тень

предвечернего облака.

Если даже, допустим, слегка кровоточит,

и пальчики

Этим розовым, красным,

малиновым соком