За приподнятой завесой

Автор Александр Красницкий

«Ни за что!» — воскликнут демократы. «Никогда!» — подхватят либералы. «Ни под каким видом!» — возопят коммунисты. И тем не менее такой роман есть. Он написан русским писателем и был опубликован в далёком 1900 году. Это фантастический роман о России далёкого будущего. Правда все основные события его разворачиваются в 2000-м году, однако сам сюжет, коллизии и основные предпосылки их настолько невероятны и фантастичны, что приведут в шок и ступор самых бойких и отвязных фантастов прошлого и настоящего. И не только фантастов, но и любого мало-мальски здравомыслящего человека на нашей с вами планете. Виданное ли дело — Россия без Ленина! Россия без тюрем и лагерей! Без алкашей и демагогов! Именно поэтому все эти 119 лет роман Александра Красницкого пылился без движения в спецхранах Ленинки and #40;ныне РГБ and #41; и остался без малейшего о нём упоминания даже в библиографических и тематических литературных обзорах. И наконец его время пришло — именно тогда, когда предрёк его автор в последней главе, послужившей роману эпилогом, — спустя четверть века после описанных в нём событий, в канун благословенного 2019 года. Пусть же о его достоинствах и недостатках судят действительно непредвзятые читатели — наши с вами современники. И да не поставят они в укор автору того, что не смог и не стал он предугадывать какие средства транспорта и вооружений изобретёт человечество к 2000 году, не об этом он думал, когда начинал писать свой роман. Его фантазия блуждала в дебрях планетарной геополитики, и там-то уж он воздал всем. Прочитайте и посудите сами!

• Язык: Русский
• Издатель: Aegitas
• Дата выпуска: 5 февр. 2019 г.
• ISBN: 9781772466546

Александр Красницкий

Единственный сын художника Императорской Академии Художеств — Ивана Яковлевича Красницкого, родился в Москве. Ранее детство Александра прошло в имении родителей в селе Махерово Ржевского уезда Тверской губернии, а затем в разъездах с отцом по Московской, Тверской, Новгородской губерниям, древности которых фотографировал отец. Самостоятельно научившись читать в 5 лет читал без разбора все, что находил в огромной отцовской библиотеке. Не прошло мимо Александра и то, что его отец воспитывался с семьей Алексея Хомякова и встречался со всеми выдающимися деятелями того времени. Иван Яковлевич был лично знаком с Гоголем, Белинским, князем Петром Вяземским, Иваном Аксаковым и многими другими известными людьми своего времени. Все эти встречи и дела отца отразились в дальнейшем на творчестве Александра Ивановича Красницкого. В 1883 году он написал свою первую заметку в «Петербургской газете», а вскоре стал профессиональным журналистом. Работал в «Петроградской газете» (1885), попутно в «Минуте» (редакция А. А. Соколова), «Новостях», в «Петербургской газете» был сотрудником до 1891 года, редактировал ежедневные газеты «Последние новости» (1907—1908), «Новый голос» (1908). В 1892 году Александр Иванович стал сотрудником издательства «Родина»[1] А. А. Каспари, которое находилось в Санкт-Петербурге на Лиговской улице. С марта 1894 года стал помощником редактора вообще всех изданий: газеты «Родина», журналов «Родина», «Всемирная Новь», «Общественная библиотека», «Клад», «Весельчак», «Живописное обозрение всего мира». Редактировал издававшиеся Каспари газеты: «Последние Известия», «Новый голос», «Вечерний Петербург», «Новая Столичная Газета», юмористический журнал «Смех и Сатира», двухнедельный журнал «Сборник русской и иностранной литературы». Большая часть литературных работ Александра Красницкого напечатана в изданиях А. А. Каспари и в приложениях к ним, а, кроме того, многие произведения вышли отдельными изданиями у П. П. Сойкина, А. Ф. Девриена, М. О. Вольфа, И. Д. Сытина. За весь период своего творчества Александр Иванович написал около 100 романов, многожество рассказов, стихов. Им были написаны краткие биографические очерки «О Белинском», «О Пушкине», биографии и примечания к полным собраниям сочинений Пушкина, Жуковского, Гоголя, Никитина, произведениям «Герои Шекспира», «Французское нашествие 1913 г». Его книги «Петра Творение», Чудо-Вождь, «Слезы», «Маленький геркулес», «Под Русским знаменем», выдержали несколько изданий. Пьесы «Генералиссимус Суворов» и «Ласковое телятко» с успехом шли на сцене Народного дома. 29 января 1917 года, после продолжительной болезни, Александр Иванович скончался. Похоронен на Северном (3-м Парголовском) кладбище в Санкт-Петербурге. Могила утрачена.

Предварительный просмотр книги

Александр Красницкий

За приподнятой завесой

Фантастическая повесть о делах будущего (XX век)

---

osteon-logo

ООО Остеон-Групп

Ногинск - 2019

«Ни за что!» — воскликнут демократы. «Никогда!» — подхватят либералы. «Ни под каким видом!» — возопят коммунисты. И тем не менее такой роман есть. Он написан русским писателем и был опубликован в далёком 1900 году. Это фантастический роман о России далёкого будущего. Правда все основные события его разворачиваются в 2000-м году, однако сам сюжет, коллизии и основные предпосылки их настолько невероятны и фантастичны, что приведут в шок и ступор самых бойких и отвязных фантастов прошлого и настоящего. И не только фантастов, но и любого мало-мальски здравомыслящего человека на нашей с вами планете. Виданное ли дело — Россия без Ленина! Россия без тюрем и лагерей! Без алкашей и демагогов! Именно поэтому все эти 119 лет роман Александра Красницкого пылился без движения в спецхранах Ленинки (ныне РГБ) и остался без малейшего о нём упоминания даже в библиографических и тематических литературных обзорах. И наконец его время пришло — именно тогда, когда предрёк его автор в последней главе, послужившей роману эпилогом, — спустя четверть века после описанных в нём событий, в канун благословенного 2019 года. Пусть же о его достоинствах и недостатках судят действительно непредвзятые читатели — наши с вами современники. И да не поставят они в укор автору того, что не смог и не стал он предугадывать какие средства транспорта и вооружений изобретёт человечество к 2000 году, не об этом он думал, когда начинал писать свой роман. Его фантазия блуждала в дебрях планетарной геополитики, и там-то уж он воздал всем. Прочитайте и посудите сами!

ISBN 978-1-77246-654-6

© Л.И.Моргун. Литадаптация текста, редактирование, примечания, 2019.

© ООО «Остеон-Групп». Вёрстка в форматах fb2 и ePub, 2019

Александр Красницкий

ЗА ПРИПОДНЯТОЙ ЗАВЕСОЙ

Фантастическая повесть о делах будущего

(XX век)

И своды древние Софии

В возобновленной Византии

Пусть осенит Христов алтарь!

Пади пред ним о, царь России,

И встань как Всеславянский Царь.

 Ф. И. Тютчев.

Содержание

Коротко об авторе

I. Накануне великих событий.

II. Всеславянский клуб.

III. Гость

IV. Болезнь князя Кабанова-Переяславского

V. Потомок собирателя земли русской.

VI. Три силы.

VII. Разговор.

VIII. Разговор продолжается.

IХ. Вельможа и мужик.

Х. Гром из политической тучи

ХI. ещё идеал народного счастья

ХII. Подводные чудовища.

ХIII. Ad majorem Dei gloriam

ХIV. Побеждённое зло.

XV. Разные пути.

ХVI. Обречённая жертва.

XVII. Европейский пожар.

XVIII. Гремит слава трубой!

ХIХ. Яркое солнце славянства.

ХХ. На земле мир и в человеках благоволение.

Коротко об авторе

Александр Иванович Красницкий (1863-1917) — писатель, прозаик, журналист, стихотворец. Имевший более 50 псевдонимов, но больше известен под таким как «Александр Лавров». Единственный сын художника Императорской Академии Художеств Ивана Яковлевича Красницкого (1830-1898). Ранее детство Александра прошло в имении родителей в Тверской губернии, Ржевского уезда, а затем в разъездах с отцом по Московской, Тверской, Новгородской губерниям, древности которых фотографировал отец. В 1883 году он написал свою первую заметку в «Петербургской газете», а вскоре стал профессиональным журналистом. Работал в «Петроградской газете» (1885), попутно в «Минуте» (редакция А.А. Соколова), «Новостях», в «Петербургской газете» был сотрудником до 1891, редактировал ежедневные газеты «Последние новости» (1907-1908), «Новый голос» (1908). В 1892 г. Александр Иванович стал сотрудником издательства «Родина» А.А. Каспари. С марта 1894 г. стал помощником редактора вообще всех изданий: газеты «Родина», журналов «Родина», «Всемирная Новь», «Общественная библиотека», «Клад», «Весельчак», «Живописное обозрение всего мира». Редактировал издававшиеся А.А. Каспари газеты: «Последние Известия», «Новый голос», «Вечерний Петербург», «Новая Столичная Газета», юмористический журнал «Смех и Сатира», двухнедельный журнал «Сборник русской и иностранной литературы». Большая часть литературных работ Александра Ивановича напечатана в изданиях А.А. Каспари и в приложениях к ним, а, кроме того, многие произведения вышли отдельными изданиями у П.П. Сойкина, А.Ф. Девриена, М. Вольфа, Сытина. За весь период своего творчества Александр Иванович написал около 100 романов, многочисленное число рассказов, стихов. Им были написаны краткие биографические очерки «О Белинском», «О Пушкине», биографии и примечания к полным собраниям сочинений Пушкина, Жуковского, Гоголя, Никитина, произведениям «Герои Шекспира», «Французское нашествие 1913 г». Его книги «Петра Творение», Чудо-Вождь, «Слезы», «Маленький геркулес», «Под Русским знаменем», выдержали несколько изданий. Пьесы «Генералиссимус Суворов» и «Ласковое телятко» с успехом шли на сцене народного дома.

29 января 1917 года, после продолжительной болезни, Александр Иванович скончался. Похоронен на Северном (3-м Парголовском) кладбище в С.Петербурге. Могила его не сохранилась. Роман «За приподнятой завесой» — единственное фантастическое произведение писателя, дошедшее до наших дней. Это первый опыт политического прогнозирования будущего планеты. Писателя волнуют судьбы войны, мира, славянских народов. Файл электронной книги, который вы в данный момент читаете — это на сегодняшний момент первая и единственная публикация.

I. Накануне великих событий.

Все то, что будет рассказано здесь, происходило в Европе в исходе XX столетия...

В тот момент, когда начинается это повествование, по странной, хотя и вполне объяснимой, случайности, все на земном шаре оставалось в том же виде и положении, в каких мир застали последние дни тревожного XIX столетия. Карта земного шара не подверглась ни малейшей переделке, не смотря даже на то, что истекло почти целое столетие с тех пор, как вся Европа стала под ружье, как повсюду запахло пороховым дымом, и с минуты на минуту можно было ожидать ужасного мирового взрыва, повлекшего бы за собой неисчислимые бедствия для всего человечества — бедствия войны...

Да, как это ни странно, а почти в целое столетие на европейском континенте, за самым ничтожным, исключением не пролилось ни одной капли братской крови, ни одна мать не рыдала по сыне, нашедшем смерть на поле битвы, ни одна ещё сирота не проклинала бога войны... Как будто дух Царя-Миротворца носился над вооруженными, готовыми каждый миг на отчаянную борьбу народами, умиротворял их страсти и отвращая от них постоянно грозившие им ужасы кровопролития.

Словом, всё было в Европе по-прежнему.

По-прежнему каждую минуту грозил миру огнем и мечом туманный Альбион, цепляясь между тем под шумок совершавшихся событий зa каждый клочок, за каждую пядь остававшейся ещё свободной земли, но вместе с тем британский лев по прежнему трусливо поджимал хвост, лишь только кто-нибудь догадывался поэнергичнее цыкнуть на него. Но дома у себя он шумел, гремел, грозил всем и каждому и в тоже самое время дрожал за каждую тучку, появлявшуюся на политическом горизонте.

Так же, как и прежде, что было силы, старалась поскорее вырасти и выйти из политических пеленок, объединившаяся за век с четвертью до начала рассказа Германия, но, увы! это никак не удавалось ей, все равно, как никогда ещё мыльному пузырю не удавалось стать не только что аэростатом, но даже и резиновым воздушным шаром, которым так охотно игралют дети... Слишком не важен был цемент, которым когда-то скрепил было Германию теперь давно уже покоившийся в могиле «честный маклер»; слишком много было примешано к этому цементу братской крови, чтобы в такой сравнительно с жизнью народов незначительный период времени, как столетие с четвертью, затянулись кровавые раны на народном организме и слишком много язв в нем вызвали собой эти раны. Бебели, Зингеры и прочие им подобные «певцы» конца XX века также тянули свои песни, как и их предшественники в XIX столетии. Песни их жадно слушали, но счастье народное, общее довольство, по-прежнему, были далеки от объединенной Германии, все ещё утопавшей во омутах милитаризма.

Сшитая на скорую руку из самых разнообразных кусочков Австро-Венгрия также жила прежней жизнью, постоянно дрожа за свое существование и поддерживая его только тем давлением, давлением ужасным, недостойным человечества, которое испытывали входившие в состав империи Габсбургов народы и племена, в особенности славянские.

Все также умирал и никак не мог умереть «больной человек»[1] на Босфоре. Возбуждение, вызванное на миг ничтожной победой над жалким соседом прошло давным-давно. Снова тянулась бесполезная агония. «Больного человека» искусственно поддерживали, но давным-давно было известно, что это искусственное существование при первой самой непредвиденной случайности приведет болящего к много-много лет им ожидаемому, да, пожалуй, и желаемому им самим концу, который один только являлся исходом из совсем ненормального положения. Но пока конец этот все ещё не наступал. «Блистательная Порта» по прежнему официально числилась квартирующей на берегах Босфора, и державы все ещё не решились попросить ее «честью» об очистке насильно занятого ею помещения.

А между тем внутри неё шли прежние волновавшие не только её самое, но и всю Европу раздоры и смуты. Армения все ещё мечтала о своей независимости и, подстрекаемая бриттами, то и дело устраивала заговоры, мятежи, бунты, не приводившие решительно ни к чему, потому что европейские державы не желали самостоятельной Армении., прекрасно понимая, что одно только появление ее на карте Малой Азии поведет за собой взрыв, который должен иметь своим непременным последствием общеевропейскую войну. Таким образом армянские комитеты совершенно напрасно волновали своих соотечественников. Из их подпольной работы решительно ничего не выходило, и армянские шквалы разбивались один за другим о непоколебимую твердость Европы. Но кроме армян точили зубы на босфорского «больного человека» ещё и греки. У них всё ещё не прошла боль после маленькой потасовки, которую задал им в энергии агонии этот умирающий. Греки мечтали о реванше, но из их мечтаний выходило то же, что и из армянских стремлений — то есть круглый нуль в результате.

Стоит ли говорить о том, что, не смотря на целое столетие, Италия всё ещё никак не могла оправиться от бедствий, явившихся для неё последствием политики сеньора Криспи[2]. Она по прежнему изображала из себя лягушку, задумавшую сравняться в дородстве с волом и, хотя это, конечно, не удавалось, но она все не отступала от своей безумной затеи и надрывала все свои силы, стараясь пыжиться и дуться без всякого для себя, впрочем, толку.

Таково было в общих кратких чертах положение четырех этих «великих» держав европейского континента и «больного человека» на Босфоре.

Но кроме Великобритании, Германии, Австро-Венгрии и Италии были ещё две державы, о которых не приходилось говорить ничего такого, что было сказано выше относительно их соседей.

Эти державы, державы, бесспорно, великие, были Франция и Россия.

Сильная своим союзом с великим северным колоссом Франция, с каждым годом протекавшего XX столетия все росла, укреплялась и возвеличивалась, становясь при этом на такую высоту, какая была никогда недосягаема для всех четырех вместе взятых её соседок. Это была не дутая высота, а настоящее народное величие. Мало-помалу затихли внутри Франции раздоры партий. Монархисты братались с республиканцами, оппортунисты, радикалы и даже социалисты слились воедино, так как французы, наконец, поняли, что если они дают власть людям, которые так или иначе заслужили их доверие, то должно вместе е этим предоставить этим людям возможность провести в жизнь их благие начинания. Прямым результатом этого было появление во французском парламенте разумной оппозиции, не преследовавшей узких партийных целей, а стремившейся только к всестороннему обсуждению государственных дел и разумно указывавшей на оборотную сторону того или другого законопроекта, незаметную для его создателей. При таком положении дела министерства Франции за этот период времени не падали, как прежде, с головокружительной быстротой, а, напротив того, оставаясь более продолжительное время у кормила правления, успевали довести до конца многие благодетельные реформы, надолго упрочивавшие во Франции мир, тишину и спокойствие.

Благодаря этому торговля Франции процветала. Казна государства увеличилась до таких размеров, о которых и мечтать не смели даже самые смелые французские экономисты конца XIX века. При таких средствах государство не только что не чувствовало особой тяжести, содержа огромные армию и флот, но даже получило возможность само приходить на помощь беднякам, оказывать им поддержку не одним только словом но и делом. Когда-то ужасающая бедность в Париже и разных уголках Франции, в силу этого быстро сменилась, если и не всеобщим достатком, то все-таки относительною обеспеченностью для многого множества бедняков, а вместе с этим порядком поредела масса пролетариата. Капитал жил в полном согласии и дружбе с трудом; рабочий вопрос более не принимал острой формы; стачки и забастовки отошли в область преданий; исчезли; вместе с этим следы анархизма, потому что французским рабочим не приходилось искать от добра добра.

Не так уже остра была в сердцах французов и память об утраченных провинциях. Эльзас и Лотарингия все ещё входили в состав империи Гогенцолернов, но время прекрасно излечивает всякие внешние раны, даже инородного организма. Только такие раны залечиваются одни — десятками, другие — сотнями, а третьи — тысячами лет. Раны Франции принадлежали ко второму разряду. И хотя мысль о реванше не совсем ещё погасла; в умах её сынов, но боль, вызываемая ею, значительно ослабела не вызывая прежнего жгучего озлобления в пылких французских сердцах.

И всему этому благоденствию и покою Франция была обязана своему прочному, вполне окрепшему союзу с Россией, объявленному ещё в предыдущем столетии...

А та, могучая, славная, беспредельная, по-прежнему раскинулась на необъятных пространствах Европы и Азии и по-прежнему солнце никогда не заходило в её пределах. Крепкая единой, ни с кем не делимой властью своих монархов, крепкая своим могучим русским духом, способным горами ворочать, крепкая привязанностью всех своих сыновей к престолу и отечеству, грозная своим могуществом на страх врагам и славная на счастье своих обитателей, Россия по-прежнему незыблемо твердо занимала свое первое место в Европе.

Тихий покой и полное народное довольство царили в пределах нашей родины «от потрясенного Кремля до стен недвижного Китая». Народ мало-помалу вполне равномерно расселился по лону своей родимой матери-кормилицы. Каждому землепашцу нашелся кусок хорошего чернозёма. Все в поте лица трудились, и земледелие процветало. О неурожаях не было ни слуху ни духу. Экспорт зерна русского в последние годы превысил собою даже импорт Соединённых Штатов, у которых с каждым годом становилось все меньше и меньше рынков в Европе для сбыта их пшеницы, вытесняемой отовсюду русской. С этой стороны русские были вполне обеспечены, но, кроме того, они взялись сами около этого времени за ум. Они поняли, наконец, к своему великому счастью, что по всей их родине густым слоем, выражаясь образно, рассыпано золото, и надобно только дать себе труд нагнуться, чтобы подобрать его с земли и положить в карман. Последствием этого было вот что. Вся Россия покрылась густою сетью железных дорог. Повсюду раскинулись фабрики и заводы, эксплуатировавшие неистощимые богатства страны. И всё это были русские предприятия: русские люди их основывали, русские люди на них трудились, русские люди сбывали их произведения, и на русской земле ничего не было слышно об иностранных предприятиях... Россия обходилась внутри себя всем своим, не брала у иностранцев решительно ничего, а, напротив того, продавала им громадные богатства, сбывая заграницу весь излишек своего труда. Словом, знаменитое изречение: «Россия — для русских» стало не пустою фразою, а оправдалось на самом деле.

И всем этим Россия была обязана тому, что ещё в царствование Императора Николая Милостивца бюджет министерства народного просвещения значительно превысил собою огромные бюджеты военного и морского министерства. Вся Россия покрылась школами и школами особого типа. Не было в нашей родине самого захолустного поселка, в которою не было бы школы, но не той, где учат одной только, часто ни к чему непригодной «книжной премудрости», а такой, где крестьянскому ребенку давали сведения, необходимые для него в его дальнейшей жизни. Это были особого типа практические школы, в которых учили крестьянских ребятишек не одной только грамоте и счету, но и агрономии, и пчеловодству, и птицеводству, и садоводству и вообще давали понятие обо всем, что могло явиться подспорьем в крестьянском быту сельскому хозяину. Вооруженные запасом практических сведений крестьянские парни, как только вступали в качестве хозяев на самостоятельную дорогу, не замедливали приложить их к делу, и новая система крестьянского образования быстро дала блестящие результаты. Прежде всего уменьшилось до mіnimum’a народное пьянство, потому что крестьяне сами поняли весь вред его. Кабатчики один за другим закрывали свои вертепы, не находя для себя выгодным спаивать крестьян, являвшихся уже не темною массою, а, напротив того, просвещенными ярким светом практического знания людьми... Быстро выросла народная воля, самосознание. Каждый знал свои права и обязанности, каждый уважал в другом самого себя и в результате явилось уменьшение преступлений. Если и проливалась иногда кровь на русской земле, то не хищнические инстинкты были тут причиною, а взрыв оскорбленного самолюбия или вообще страстей, с которыми человек никогда не в силах бороться. Хищники, впрочем, всё ещё водились, но это было уже наследство прежних времен. Судам всё-таки стало гораздо меньше дела, потому что с увеличением народного благосостояния уменьшилась ненасытная жажда наживы и заменилась довольством тем, что имел каждый. И во всех других отношениях Россия также преуспела во всём. Это и позволило ей удержать за собой подобающее ей место среди своих соседей.

Но чем далее шло время тем всё более и более зрела в русском обществе мысль, так ясно, резко выраженная незабвенным русским поэтом А. С. Пушкиным. «Славянские ручьи» так или иначе должны были слиться в «русском море» — вот эта мысль и засела крепко в мозгу всех русских людей, хотя ещё ничто не показывало, что близко дело её осуществления. Не прекратилась ещё вполне обычная славянская рознь и, казалась, не пришла ещё та минута, когда поляк, серб, болгарин, босняк, герцеговинец, малоросс, червонорусс[3], уже не говоря о чехах, кроатах[4] и др., стал бы родным великороссу, не только по крови, но и по духу...

Однако, должно сказать, что с течением времени и эта рознь не стала такою резкою, как прежде. Сердца смягчались, прежние распри мало-помалу забывались и если бы не посторонние интриги, слияние в русском море славянских ручьев стало бы давно уже совершившимся фактом. Европа же, как и всегда, была против этого. Даже призрак панславизма наводил на нее ужас и, конечно, никто в Европе, за исключением Франции, не пожалел бы ни сил, ни денег, не остановился бы пред ужасами кровопролития, чтобы только не допустить соединения однокровных племен в неразрывное целое.

А мысль об этом соединении всё зрела и зрела в славянских умах...

Таково было положение дел в то время, когда начинается этот рассказ.

Обрисовав вкратце это положение, мы закончим здесь пролог и перейдем к, самому повествованию, причем считаем своим долгом объяснить нашему читателю следующее. Может быть, многим покажется странным, что в XIX веке говорят о том, что будет в конце XX; может быть, многие положения покажутся читателям странными, но мы напоминаем, что предлагаемая повесть — фантастическая и имеет своей целью нарисовать картину того, что, может быть, будет на самом деле и даже раньше указанного времени...

На этом мы и останавливаемся...

II. Всеславянский клуб.

Был зимний вечер. Погода установилась вполне, и зима дарила Петербург, или тогда уже более родной — Петроград, такими днями, которые, не смотря на холод, куда лучше многих дней