Повести, сказки и рассказы Кота-Мурлыки. Том 4

Автор Николай Вагнер и Леонид Моргун

Мы рады представить отечественному и зарубежному читателю собрание сочинений последнего из остававшихся в забвении русских классиков - Николая Петровича Вагнера (1829—1907). Известный лишь благодаря сборнику детских сказок, публикуемых в основном в интернете, этот выдающийся мастер отечественной прозы свыше 100 лет пребывал в неизвестности, за засовами спецхранов, и лишь сейчас широкая публика имеет возможность ознакомиться с его незаурядными повестями, рассказами и единственным романом, "Тёмный путь", который также запланирован к изданию в последующих томах настоящего собрания.

• Язык: Русский
• Издатель: Aegitas
• Дата выпуска: 11 окт. 2018 г.
• ISBN: 9781773139456

Николай Вагнер

Николай Петрович Вагнер (1829 - 1907) - зоолог и писатель. Окончил курс в Казанском университете. Получив степень магистра зоологии за диссертацию "О чернотелках (Melasomata), водящихся в России", стал читать лекции в Казанском университете. В 1854 г. получил степень доктора естественных наук за диссертацию "Общий взгляд на паукообразных и частное описание одной из форм (Androctonus occitans)". Был профессором зоологии в Казани, затем в Санкт-Петербурге. В его работе "Самопроизвольное размножение гусениц у насекомых" (Казань, 1862) впервые установлен факт педогенезиса (paedogenesis); он открыл, что личинки одного двукрылого насекомого из группы Cecidomyidae, Miastor metraloas, размножаются, развивая внутри тела новые такие же личинки. Открытие это было первоначально встречено с большим недоверием, как в России, так и за границей. В 1869 г. за работу "Monographic des especes d’Ancees du Golfe de Naples" (не была напечатана) Вагнер получил от парижской академии премию Бордена. Неоднократно занимался зоологическими исследованиями то за границей, то на Белом море. В 1881 г. в Соловецком монастыре была устроена зоологическая станция благодаря, главным образом, стараниям Вагнера. Кроме вышеназванных работ, Вагнер написал еще: "Beitrag zur Lehre von der Fortpflanzung der Insectenlarven" ("Zeitschr. f. wiss. Zoologie", 1863); "Myxobrachia Cienkowskii n. sp." (1871); "Новая группа аннелид" ("Труды Санкт-Петербургского Общества естествознания", 1872); "Строение морских звезд" ("Труды Санкт-Петербургского общества естествознания", протоколы 1873); "Беспозвоночные Белого моря" (СПб., 1885); "История развития царства животных" (СПб., 1887) и др., а также ряд статей популярно-научного содержания. В 1876-78 годах он издавал журнал "Свет", в котором также поместил ряд научно-популярных очерков. Беллетристические произведения Вагнера под псевдонимом Кота-Мурлыки печатались в "Свете", "Северном Вестнике", "Вестнике Европы", "Новом Времени", "Севере", "Русском Вестнике", "Русском Обозрении", "Книжках Недели" и др. Наибольший успех имели вдумчивые "Сказки Кота-Мурлыки". Они всегда проникнуты стремлением направить ум и чувство маленького читателя в сторону подвига и добра. Недостатком сказок является отсутствие полутонов и порою избыток сентиментальности, но яркость и увлекательность изложения заставляют забывать о недостатках. В общем, впрочем, это больше сказки для взрослых, чем для детей. Особняком стоят позднейшие беллетристические произведения Вагнера: роман "Темный путь" и повесть "Мирра". Здесь Вагнер изменил своим гуманным воззрениям и поддался влиянию антисемитизма. "Сказки" выходили отдельным изданием несколько раз; впоследствии все беллетристические произведения Вагнера были изданы в 7 т., под общим названием "Повести, сказки и рассказы Кота-Мурлыки" (СПб., 1890 - 99). Вышли также отдельным изданием блестяще написанные научно-популярные очерки Вагнера "Картины из жизни животных" (СПб., 1901). Немало времени и труда Вагнер посвятил изучению бессознательной психической деятельности человека и в особенности спиритических явлений. Результатом этого явился ряд статей в различных изданиях, а также деятельное сотрудничество в органе спиритов, журнале "Ребус".

Предварительный просмотр книги

Николай Петрович Вагнер

ПОВЕСТИ, СКАЗКИ и РАССКАЗЫ

Кота -  Мурлыки

cat-946

Том четвертый

---

osteon-logo

ООО Остеон-Групп

Мы рады представить отечественному и зарубежному читателю второй том из собрания сочинений последнего из остававшихся в забвении русских классиков - Николая Петровича Вагнера (1829—1907). Второй том собрания сочинений не разочарует современного читателя, поскольку знакомство с хорошей литературой никогда и никого разочаровать не может.  Притча о том, почему «мир не устроен» ищет ответа на самые злободневный вопрос, до их пор волнующий всё человечество. Повесть «Валька» вводит читателя в изысканный и закрытый кружок русской дореволюционной эмиграции. В повести «К свету» много тургеневских мотивов. Герои и героини ищут и не ходят себе места в жизни, которая идёт своим чередом, через кризисы и искания. Книга приведена в соответствие с нормами современной русской орфографии.

© Л.И.Моргун. Литературная обработка и адаптация текста, перевод примечаний. 2017.

© ООО «Остеон-Групп». Верстка текста в форматах ePub и FB2. 2017. [e-mail]

Повести, скaзки, рассказы Кота-Мурлыки

ТОМ ЧЕТВЕРТЫЙ.

„Буди сознанье в человеке

Пусть к лучшей жизни он идет!.."

title_t4

Содержание 10 томного 

собрания сочинений Н.П.Вагнера

Содержание I тома

I. Слово. — II. Впотьмах. — III. Князь Костя. — IV. Две стклянки. — V. Мирра. — VI. Собаки и люди. — VII. Абу-Гассан.

Содержание II тома

I. Почему мир не устроен. — II. Валька. — III. К свету.

Содержание III тома

I. Два века. — II. Фиори. — III. За счастьем. — IV. Базиль Гранже. — V. Ольд-Дикс. — VI. Детский театр. — VII. Искра. — VIII. На маслянице.

Содержание IV тома

I. Новый век. — II. При царе Горохе. — III. Два брата.— IV. Инегильда.  — V. Актриса. — VI. Гризли.

Содержание V тома

I. Звезды. — II. В шахте. — III. Дубовая кора. — IV. Лазарь убогий. — V. Любка. — VI. Яичко. — VII. Чурилка. — VIII. Христова детка. — IX. Свет и мрак. — X. Божья воля. — XI. Фанатик. — XII. Джемма.

Содержание VI тома

I. Великое — И. К Христовой заутрени. — III. Себе на уме. — IV. Царевна Нанджана. — V. Блинное царство. — VI. Херувим. — VII. Весной. — VIII.Беата. — ІХ.Не выдержал — X. Вопрос. — ХІ.Дедушкино поле. — XII. Ника. — XIII. Сапфир Мирикиевич. — XIV. Горный медведь. — XV. Холера. — XVI. Лёха и Ксютка. — XVII. Фанни.

Содержание VII тома

I. Люций Комоло. — II. В чем счастье? — III. Сиротки. — IV. У Христа в гостях — V. Звёздочка. —  VI. Христов батрак. — VII. Доброе дело. — VIII. Победа. — IX. Чухлашка. — X. Птичка. — XI. Отбросы. — XII. Дедушка. — XIII. Опыт. — XIV. Две лодочки. — XV. Дядя Бодряй. 

Содержание VIII тома

Сказки (детские) Кота-Мурлыки

Кто был Кот-Мурлыка? — Фея Фантаста. — Нашим детям. — 1. Сказка. — 2. Курилка. — 3. Песенка земли. — 4. Котя. — 5. Два Ивана. — 6. Клест. — 7. Пимперлэ. — 8. Чудный мальчик. — 9. Гулли. — 10. Папа-пряник. — 11. Береза. — 12. Телепень. — 13. Майор и Сверчок. — 14. Дядя-пуд. — 15. Новый год. — 16. Макс и Волчок. — 17. Без света. —  18. Любовь великая. — 19. Кардыган. — 20. Мила и Нолли. — 21. Счастье. — 22. Старый горшок. — 23. Руф и Руфина. — 24. Божья нива. — 25. Два вечера.

Содержание IХ тома

Тёмный путь роман-хроника Кота-Мурлыки в 4-х частях

Части I и II. 

Содержание Х тома

Тёмный путь роман-хроника Кота-Мурлыки в 4-х частях

Части III и IV. 

Новый век

Он зарождается незримо и неслышно в раззолоченных палатах или в глухом, грязном углу пастушьей пещеры, — зарождается среди веселых игр и смеха, или среди угрюмой тишины пыльного кабинета ученого; в мышиной норке подвального этажа, или на чердаке под крышей, среди гнетущей, безвыходной нищеты.

Он родится среди человечества, из его жизни, но человечество, занятое этою жизнью, не замечает его. Оно начинает видеть его только тогда, когда уже он значительно вырос, накопил сил и знания, богатств нетленных и благ материальных.

У него есть заповедная шкатулка и над ней он дрожит, как и всякий скупой. Он ревниво прячет ее от всего человечества, но оно рано или поздно вскроет ее, разумеется, после смерти великого скряги. Оно всегда находит в ней то, чего не ожидало, находит новые, нежданные богатства, с которыми порой не знает что делать и говорит, с сожалением качая головой:

Куда оно? Какая вещь пустая!

И бросает жемчужное зерно в ящик мирового забвения, в вековой хлам всемирной истории. Но приходит новый век и хлам вековой разбирается с любовью и жемчужное зерно вставляется в корону знания, в лучшую корону, которая блестит сияющим венцом нетленной истины над головой всего человечества...

Он жил когда-то на озерах, в те времена, когда страны были полны озерами и болотами, жил в конурах из хвороста, на сваях, которые он вбивал в вязкое дно озер. Вековые льды, вековая борьба с громадными медведями, с холодом и голодом воспитали его в колыбели суровой мачехи природы. Он радовался каждому осколку кремня, которым он мог оскоблить кости громадных диких быков и оленей, которых он поедал.

Прошли миллионы лет и человечество вскрыло те объедки; которые первобытный век оставил после себя, вскрыло ту почву, в которую он вбивал свои сваи, нашло кости животных, служивших его целям, и поняло великую тайну приспособления и развития, в силу которой оно идет вперед и вечно работает над сваями общественности, не зная куда, в глубь какой почвы оно вбивает эти сваи.

Он жил среди тропических лесов, полных могучей растительности. Он вглядывался в деревья этих лесов, разбирал зубцы и жилки их листьев, присматривался к жизни птиц, изучал их язык, песни и учился у них гармонии. Он выучился добывать огонь из дерева, но никто не знал, какой огонь он прячет в темном углу хижины из листьев, под большим камнем тяжелой человеческой мысли.

По смерти его человечество вскрыло заповедный угол и яркий свет фантазии ослепил его. Оно поклонилось чудной, божественной сказке, не замечая, что за её словами спрятан великий смысл, который не разгадали философы всех веков и народов.

Он жил на берегу великой, плодоносной реки, в которой лотос купает свои нежные, девственные цветы, реки, утучнявшей почву рисовых плантаций остатками прежнего, когда-то жившего мира. Он жил под жгучим, тропическим солнцем, которое палило вершины пальм и гигантских пирамид. Всё в нём было царственно-покойно и величаво-просто, — каменные колоссы и пирамиды, дворцы-террасы и сотни ворот векового города, узорчатые колонны и тёмные, священные храмы, стены которых покрывали таинственные письмена — иероглифы. В этих храмах пряталась наука, в виде обрывков, не сплоченных в стройное здание, и в самом темном углу их он зарыл те сокровенные тайны, до которых не может еще докопаться современное человечество.

Римская тога покрывала его в то время, когда он обхватил целый мир западной цивилизации. Мечем и огнем пригнул он его под свое железное иго и целый мир дивился его силе и могуществу. Он учил этот мир подвигам гражданства, великим подвигам, которые до сих пор сияют алмазами на скрижалях истории всего человечества. Среди чужих племен и народностей он захватил и богов Греции, захватил светлые создания искусства, ту музыку линий, которую он надежно припрятал в храме Весты. Он зарыл ее в чудном, мраморном саркофаге, на который все музы с грустью положили венки, а богиня любви зажгла над ним свой вечный пламень неугасаемого огня. И целые поколения варваров забрасывали этот саркофаг хламом своей обыденной, грубой жизни. Целые поколения первосвященников клали на него свое священное veto и торжественно провозглашали ему: аnаthemos!

Бурно, повелительно разлился поток, злобный и фанатичный, возникший из учения любви и мира. Огнем и мечем он проложил себе дорогу, обхватил весь восток, север Африки, юг Европы — и зацвел, заиграл радужными цветами фантазии, пестрыми арабесками восточных сказок, глубокой мудростью восточных мудрецов.

В отпор ему поднялись паладины, поднялись с твердой верой, что они отнимут священные реликвии у нечистых обрезанцев. Закаленные в боях с соседями, грубые рыцари креста, привыкшие к мечу, не находя ему простора и работы дома, они с радостью, с фанатическим увлечением понесли его в ту страну, в которой камни говорили и земля содрогалась от знамений. И целых четыре столетия тянулся «Новый век», выросший из учения любви и мира, тянулись кровавые, зверские битвы народов за пустой гроб, из которого все живое, человечное давно уже унеслось в светозарной славе, в область любви и мира...

Настал «Новый век», век возрождения. Человечество вскрыло тот саркофаг, над которым тяготело вековое veto и проклятие церкви. Как ребенок оно радовалось каждой черте, каждому уцелевшему кусочку древней гармонии. Казалось, эта гармония готова была спуститься на землю и осветить миром уставших в борьбе и битвах.

Но рядом с поклонением красоте кипели и эти битвы, Внутренний междоусобный раздор охватил нации, проник за священный порог церкви и мысль впервые поднялась и заговорила против произвола и насилия...

Он оделся в бархатный кафтан с большими дутыми пуговицами французской работы. Спрятал грудь и руки в алансонские кружева. Надел громадный, завитой парик, как бы боясь простудить горячую мысль, которая жгла ему голову, и заплел назади, привязанную бантом, косу как эмблему прошедшего, отсталого, как предание, которому когда-то поклонялся. Он выслал целую фалангу пионеров, которые несли белое знамя свободы мысли. В крови и пламени он ломал все, что прежде было дорого человечеству, и оно рукоплескало этой варварской бойне, ради будущей свободы, оно подняло кровавое знамя, на котором блестели безумные, святые для него символы: «братство, равенство, свобода», не понимая, что братство без любви — пустой звук, равенство — противоестественный миф, а свобода не в силах обхватить бесчеловечного человека, полнаго темных влечений и себялюбивых страстей. Проникнутое великой идеей, с полным восторгом и упованием человечество смотрело в даль будущего, но не то лежало в той заветной шкатулке, которая уцелела от лезвия гильотины и которую век разрушения зарыл на берегу Сены в грязный, сырой угол парижской морги...

Вскрыло человечество это богатство и свет электричества ослепил его и полетела мысль его через моря и горы, во все концы мира, загудела по проволочным струнам телеграфов. Электричество поглотило пространство, оно послужило общению. Но это не было общение любви и мира. В дыму и копоти каменного угля, в пару машин и локомобилей, трудится человек над новой, роскошной одеждой цивилизации. Но дальше и дальше в глубину простой, первобытной жизни уходит от него человечность.

Древний Ваал высоко вознесся над новым человечеством, и отверженный, некогда гонимый, рассеянный по лицу земли, народ Иеговы — гордо встал, жрецом верховным, перед жертвенником золотого тельца, собирая лепты труда со всех народов. Поднялось чудовище, железное, крепкое, тягучее — сильное своей выносливостью и придавило всех «трудящихся и обремененных...» Потемнел горизонт. Любовь спряталась в громадную книгу контор и банков и не может пробить тьму бесчеловечия ни свет электричества, ни всепроникающая сила знания.

Что же откроет будущее человечество в шкатулке старого скряги? Чем его встретит «Век Новый?..»

При царе Горохе

(Сказка)

I

Ктo не слыхал о царе Горохе, только не все знают какой он был славный: толстенький, да жирный, красненький, румяный, седенький, лысенький, с круглым брюшком, пухлыми щечками и маленьким носиком.

Все любили царя Гороха и он всех любил, потому что в его царстве все любили друг друга, за невозможностью ненавидеть.

В его царстве не было злых, потому что не было добрых, и все были умны или по крайней мере благоразумны, за то не было благонамеренных.

В его царстве не было бедных, потому, что не было богатых и каждый имел сколько чего хотел, потому что всего было в волю.

В его царстве не было цепных собак, потому что не было воров, а не было воров потому что ни у кого не было моего, а у всех было чужое, т. е. наше.

Иногда какие-нибудь лакомки без церемонии забирались к царю в кладовые, — благо они были не заперты, — и наедались там всякого добра. А когда царю Гороху доносили о том, то он только махал рукою и говорил:

— Ничего! Пускай их!

Все было хорошо в царстве доброго, славного царя Гороха и все обстояло благополучно. Не мог он только избавиться от одного: от прихлебателей и наушников и все не почему иному, как просто потому, что был он царь. Как он ни гонял от себя весь этот народ, как ни отмахивался, не мог отогнать. Лезли они к нему, как мухи или как трутни на мед.

— Ах, ваше величество, — говорил ему какой-нибудь прихлебатель, — какой у вас величественный вид, так и видно, что он скрывает величие души.

— Ничего! — говорил царь Горох, — пускай его!

И прихлебатель тотчас же бежал всем объявлять, что царь Горох его лучший друг и что он всегда говорит ему обо всем, что думает. И все тотчас же расспрашивали. — А что думает наш славный царь Горох?… Хотя все очень хорошо знали, что царь Горох никогда ни об чем не думал и не думает.

— Ваше величество! — говорил царю какой-нибудь наушник, — ваш обер-гоф-гартенмейстер говорит: коли-бы на горох не мороз, он-бы через тын перерос. Очевидно он этим посягает на права вашего величества!

— Ничего! — говорил царь Горох, — пускай его!

— Ваше величество, — говорил другой наушник, — ваш гоф-нах шнейдер-обер-мундшенк говорит, что всякая травяная тля лучше горохового киселя. Очевидно он намекал на священную особу вашего величества.

— Ничего! пускай его! — говорил царь Горох…

Было одно средство избавиться от этих надоедных мух— это обратиться к физикусам и химикусам. Они от всего могли избавить.

Это были очень странные люди. Они знали всякую мелочь и потому творили великие вещи. Собственно говоря, они занимались одним и тем же, но никак не хотели в этом сознаться. У обоих были весы, на которых они все могли взвесить, привести в меру и в известность, и, хотя у тех и других были совершенно одинаковые весы, но физикусы называли свои весы физическими, а химикусы — химическими, и каждый из них строго держался своих весов.

И вот эти господа все мерили и весили. Они весили землю и говорили, что на ней может родиться, весили воду и говорили, сколько, когда и где выпадет дождя и снегу, весили воздух и говорили, какие и откуда будут дуть ветры и бури и указывали, как надо чистить воздух, потому что и он ведь может засориться от долгого употребления. Наконец, они весили всякий огонь, всякий луч, который падает от солнца на землю, и говорили, что и как можно сделать из этого луча.

И вот за все за это народ их терпеть не мог. Они были единственные люди, которых никто не любил в целом царстве царя Гороха. Да и как же было любить их, сами посудите! Иной, например, захочет вдруг завести около города пруды с карасями, а они говорят: «не смей! воздух испортишь»! Другой засеет поле и рад, что можно теперь лечь сытым желудком кверху и погадать: усну, или не усну!? — как вдруг набат, вставай весь народ: химикусы и физикусы всех сзывают машины качать, воды набирать, потому что через три дня наступит засуха на три недели. Ну и идет народ, в затылке чешет, глаза протирает и всех физикусов, с просонков, ко всем чертям посылает.

Правда, бывали минуты, что народ им и спасибо говорил, но ведь спасибо только тогда и дорого, пока еще в кармане лежит, а как выпустил, так и забыл за что отдал; не дорогая, мол, вещь! Притом, что сначала было в диковинку, за то и кланялись, а как попривыкли, да обсмотрелись, так каждый говорил, что все это дрянь и он сам гораздо бы лучшее сделал. Ведь известно, что говорить всегда легче, чем делать.

II

И вот к этим-то физикусам и химикусам, наконец, обратился царь Горох с просьбой: нельзя ли как-нибудь избавить его от всяких наушников и прихлебателей?

— Можно, — сказали физикусы и химикусы, — только трудно. Для этого нужно уничтожить во всем народе самолюбие, чтобы никто не лез вперёд или наверх, ближе к вашему величеству. Если ваше Величество дозволите, то мы весь народ приведем в одну меру, обровняем. Теперь в нем нет ни злых, ни добрых, а мы сделаем так, что все будут равны один другому и каждый каждому, во всех простых и кратных отношениях. Все будут идеальны, нравственны, индифферентны и будут блаженствовать с позволения вашего величества.

— Ничего! пускай их! — сказал царь Горох.

И вот не успел процарствовать он и двух тысяч лет с двумя днями, как весь народ в его царстве изменился. Все стали похожи один на другого, как две капли воды, и все стали индифферентны. Кто-нибудь один, который поближе стоит к лесу, скажет:

— Ах, какой прекрасный лес! я пойду в него.

И все тотчас же закричат:

— Ах, какой прекрасный лес, я пойду в него!

И все действительно пойдут в лес, так что в городе никого не останется, кроме царя Гороха, физикусов и химикусов, что было не совсем удобно.

Таким образом полное согласие везде и во всем царило в народе царя Гороха. Наденет один белый галстук, и все наденут белые галстуки. Наденет один красный колпак, и все наденут красные колпаки, чихнёт один и все за ним чихнут и все скажут: будьте здоровы, а потом опять в один голос проговорят: покорно благодарю и все поклонятся всем и каждому.

И до того дошло это согласие и однообразие, что все перемешалось. Все дона, кушанья, даже кошки и собаки, — все стало одинаково, и никто не мог уж отличить себя от другого. Все стали гороховыми Иванами, старыми да малыми, а все жены и дочери гороховыми Марьями, да Машами. Пробовали было они №№ себе нашивать, но еще больше перепутались.

И вот таким образом жили они, жили и стали совсем, как стадо баранов, и одолела их скука неисходная. Все одно и тоже целый день, и каждый день. Куда ни пойди, везде встречаются или за тобой идут Иваны, да Иваны, Марьи, да Марьи. И напала на них зевота. Зевнёт один во весь рот и все за ним начнут потягиваться и вытягивать одну ноту а-а-а-о-о-у! или, о-о-о-у-у-а-а-а! Не стало ни песен, ни игр, ни плясок. Все ходят сонные, точно очумели, только и слышно, что жуют, или зевают, или храпят.

И начали они умирать со скуки, да так прилежно, что в полгода вымерло их полцарства. Опустели города и села. Царь Горох испугался, да и физикусы с химикусами призадумались. Прежде их было в одной столице 6,666, а теперь всего на все осталось шесть во всем царстве. Когда народ был умен, то каждый, кто особенно умен уродился, сам собой, по своей воле, шел в физикусы и химикусы, а тут, как стал весь народ глупее баранов, то и прекратились физикусы с химикусами в самом их источнике. Видят они, дело плохо.

— Нельзя, — говорят царю Гороху, — жить без самолюбия, пусть каждый стремится к лучшему из любви к себе. Хотя народ вашего величества и достиг апогеи блаженства, но без внутреннего импульса он не может удержаться на этой точке. Однообразие давит его, не дает простора его фантазии. Он идет назад, становится ниже животного и, наконец, умирает от безвыходного положения. Необходимо поднять строй его жизни, расширить рамку идеала, хотя бы недостижимого, и оттенить его отрицательными явлениями, а для этого необходимо разнообразие, а с ним неизбежно явятся самолюбие, зависть, разные мелкие и крупные пороки, а с ними, как непременное зло — наушники и прихлебатели!

— Ничего!.. Пускай их!.. — сказал царь Горох.

И вот шесть физикусов и химикусов взялись за дело. Они промеривали, провешивали, вычисляли, рассчитывали и применяли с такой добросовестностью, что не прошло и двухсот лет, как между народом появилось разнообразие. Иваны да Марьи стали разные, и, хотя хуже прежних, но именно самые дурные больше всех нравились всем, потому собственно, что были они всем в диковинку. Ожил народ, повеселел. Один выстроил дом в три этажа, другой — в десять, третий построил его в виде сахарной головы.

Всего скорее ожили барыни, потому что их-то более всего и давило однообразие. Посудите сами, ну как же возможно носить каждый день одно и то же платье, одного фасона! Тут поневоле умрешь с тоски. А как пошло разнообразие, то и появились сперва разные