Nashi na Dunae

Автор Vladimir Korolenko

Неумирающая и неутолимая жажда правды -- вотъ что, в конце концов, руководит людьми, несмотря на накопление житейской грязи, несмотря на кровь и слезы, которыми так обилен путь человечества, и Короленко в чудесных образах заставляетъ нас поверить этой истине. И не только поверить, но и почувствовать жажду борьбы за нее, что и составляетъ безсознательный для художника и реальный результат истинного художественного произведения для читателя. Vladimir Korolenko – Nashi na Dunae

• Язык: Русский
• Издатель: Glagoslav Epublications
• Дата выпуска: 8 янв. 2014 г.
• ISBN: 9781784228026

Vladimir Korolenko

Короленко Владимир Галактионович (1853 - 1921), прозаик. Родился 15 июля (27 н.с.) в Житомире в семье уездного судьи, честного и неподкупного человека, потому и не сделавшего карьеры. Детские годы Короленко прошли в Житомире, где он начал учиться в гимназии, но закончил гимназический курс уже в Ровно, куда отец был переведен по службе. В 1871 окончил гимназию с серебряной медалью и поступил в Петербургский технологический институт, но тяжелое материальное положение заставляет его уйти из института и искать себе средства к существованию. Работает корректором, чертежником. В 1874 переезжает в Москву и поступает в Петровскую земледельческую и лесную академию. За отказ присягать Александру III был в 1881 сослан в Якутию, где провел три года. Первые рассказы были опубликованы в 1879 - 80 - "Эпизоды из жизни искателя", "Яшка", "Чудная". В 1882 - рассказ "Убивец", в 1883 - рассказ "Сон Макара". Впечатления сибирской жизни легли в основу многих рассказов, посвященных бродягам, каторжникам, "гулящим людям": "Соколинец" (1885), "Черкес" (1888) и др. В 1885 написан рассказ "В дурном обществе". Сибирская тема будет продолжена и в рассказах 1890-х годов: "Ат-Даван" (1892), "Марусина заимка" (1899). В 1893 писатель побывал в Америке на Всемирной выставке, а в 1895 написал рассказ "Без языка" о жизни украинского крестьянина-эмигранта в Америке. В 1896 переехал в Петербург, где вместе с Н.Михайловским стал издавать народнический журнал "Русское богатство". В течение последних шестнадцати лет (1905 - 21) Короленко работал над мемуарами "История моего современника", опубликованными в 1922. Смерть наступила от воспаления легких 25 февраля 1921 в Полтаве.

Предварительный просмотр книги

Славе"

I

Ходоки из Русской Славы

Солние недавно поднялось, и тульчанская гора кидала еще синюю тень, холодную и сырую, из которой светлой иглой вынырнул только минарет турецкой мечети. Легкий запах росы и пыли ютился еще в кривом узком переулке, где у ворот русского доктора начала собираться толпа. Это были все русские люди, в кумачовых и ситцевых рубахах, подпоясанных кожаными ремнями или цветными гайтанами. Бородатые лица, сильно загорелые, наивные, грубые. На головах шляпенки, мягкие и измятые, или жесткие котелки, очень не идущие к скуластым круглым физиономиям. На ногах грубые сапоги, страшно отдающие запахом ворвани и пота, который в Добрудже считается характерной принадлежностью липован {Липованами в Добрудже называют старообрядцев, старинных выходцев из России.}. У некоторых из-за голенищ торчали кнуты. Лошадей и телеги они оставили на базаре.

-- Доктор спить еще? -- спрашивает один из них у выбежавшей из калитки служанки.-- Что больно долго?.. Гляди, солнце давно взойшло...

-- Буди, смотряй. А то сами разбудим.

Через некоторое время, нагибаясь в калитке, появляется огромная фигура доктора. На нем старенькая беззаботно примятая шляпенка и летний костюм неопределенного цвета, очевидно, много раз мытый. У него седые усы, седина в волосах, черты лица выразительные, крупные, отмеченные грубоватым юмором. Он останавливается, жмурится от света и некоторое время молча, сверху вниз смотрит на липован. В его глазах светится что-то насмешливое и вместе добродушное. Липоване переминаются под этим взглядом и тоже молчат. Иные улыбаются...

-- Ну! -- говорит доктор. -- Чего вас столько привалило? Какая хвороба принесла?

-- К твоей милости, Ликсандра Петрович,-- говорит передний липован, с бронзовым лицом, отороченным белокурой растительностью. Черты, у него несколько интеллигентнее, и одет он опрятнее других.-- Беда у нас.

-- Где?

-- Да где же еще? У Русской Славе.

-- Что ты говоришь?

-- Да вот у нас тут человек. Человека мы тут найшли. Он объяснить. Дыдыкало! Иде Дыдыкало?

-- Дыдыкало, выходи! -- заговорили липоване, оглядываясь.

-- Иде, ты, чорт, хоронишься?

-- Дыдыкало! Дыдыкало!

-- У кырчму опять улез! Такой человек: голова! Ну, до солнца уже пьяный.

Двое липован выводят из соседней ресторации не то седого, не то только очень светловолосого старика, с длинной бородой и нависшими густыми бровями. Скулы у него пухлые и лицо розовое, как у ребенка, нос красен, как вишня, рот впалый, и в нем почти нет зубов. Идет он, при поддержке двух липован, мелкими торопливыми шажками, но вдруг сильно закатывается в сторону и чуть не падает на каменную мостовую.

-- Стой, ты, чорт! Ишь, спозаранку готов.

-- Налимонился уже!

-- А вы чего смотрели? Сказано вам было: не давай...

-- Ништо за ним углядишь. И выпил пустяки!

-- С воздуху пьяной.

Доктор, огромный и неподвижный, смотрит на приближающегося старца повеселевшим взглядом. Потом берет рукой за подбородок и поднимает его голову.

-- Мы-ый! -- издает он употребительное румынское междометие, которому умеет придать особую выразительность.-- Где вы такого красавчика выкопали? Надыдыкался уже? Милашечка!

Липоване хохочут.

Дыдыкало с поднятым кверху лицом жмурится от светлого неба и беспокойно трясет головой.

-- Доктор... Домну докторе,-- с трудом говорит он...-- Ликсандра Петрович...

-- Чего мотаешь головой? -- негодующе говорят липоване.-- Объясняй дело! Об деле тебе пытають. Для чего тебе привели.

Старец оглядывается, вдруг сдвигает брови, топает ногами и кричит жидким пьяным голосом:

-- Вон пошли. Все. Не надобны вы. Домну докторе... Ты мине знаешь... Дыдыкало... Напишу, так уж будет крепко. Рамун зубом не выгрызеть...

-- Ну, уберите его,-- решительно говорит доктор.-- Ступай, милашечка, ступай, проспись где-нибудь...

-- Вон все! Не надобны! -- отбивается Дыдыкало. -- Домну докторе! Гони их. На что оны годятся... Шкуру драть, больше ничего.

-- Поговори! С тебе здерем.

-- И верно, когда дела не изделаешь.

-- Веди его... Ну-ка, заходи справа... Вот так. Наддай теперича...

-- С богом!

Старца уводят куда-то вдоль переулка, а доктор, обращаясь к мужикам, говорит:

-- Ну, кто у вас тут не совсем очумелый? Говорите, в чем дело. А то уйду.

Мужики сдвинулись и загалдели разом.

-- Мы-ы-ый. Стой. Не все вдруг. Говори кто-нибудь один.

-- Говори, Хвадей. Или ты, Сидор, говорите...

-- Пущай Сидор...

-- Нет, Хвадей пущай...

-- Ну, Сидор, что ли, говори,-- решает доктор.-- Что у вас там?

-- Да что, Ликсандра Петрович,-- напасть.

-- Ну?

-- Перчептор {Perceptor -- сборщик податей.} одолеваить...

-- Из-за чего?

-- Да за чего ж? За податей.

-- Вот, вот, это самое,-- одобрительно поощряет толпа.

-- Ну?

-- Ну, видишь ты, какое дело... Сам знаешь: при рамуне не как при турчине: за все ему подай. За скотину, значит, за выпас десять левов {Leu -- монета, равная одному франку.} с головы...

-- Это вот верно: обклал кажную голову. Свиненка не упустить: подай ему и за свиненка.

-- За пашню по ектарам... Кто сколько ектаров сеял, пиши у декларацию. Потом плати. Так я говорю?.. Ай может, не так что-нибудь?

-- Верно. Ето што говорить,-- правильно.

-- Вот, значит, самая причина у етом... Видишь ты...

Сидор как-то нерешительно оглянулся на товарищей и крепко заскреб в голове. Как бы по сочувствию заскреблось в затылках еще несколько рук.

-- Ну! Рассказывай,-- поощряет доктор.-- Чего