Semejnyj vopros v Rossii. Tom 1. Kniga 2: Russian Language

Автор Vasilij Rozanov

Книга "Семейный вопрос в России" - фундаментальный труд В.В.Розанова. Проблемы семейной жизни и пола, считал он, впервые стали в его книге предмета философского исследования. Но это одновременно и публицистическое, и своеобразное социологическое, а порой и художественное произведение. Розанов включил в него огромный жизненный и литературный материал, в том числе полемику, вызванную его публикациями. В центре раздумий писателя темы: "Дети и родители", "Мужья жены", "Развод и понятие незаконнорожденности", "Холостой быт и проституция" "Закон и религия" и др.

Vasilij Rozanov - Semejnyj vopros v Rossii. Tom 1. Kniga 2.

• Язык: Русский
• Издатель: Glagoslav Epublications
• Дата выпуска: 18 мар. 2014 г.
• ISBN: 9781784370725

Предварительный просмотр книги

безнравственностью

IX. Из закрытых писем

1

Милостивый Государь.

Не имея удовольствия быть лично с вами знакомым, я всегда с большим удовольствием читаю ваши статьи в газетах и журналах. Служба не оставляет мне так много времени, чтобы я мог откликаться на жизненные вопросы, подымаемые вами, но мне неоднократно приходило желание поделиться с вами своими впечатлениями, да все не удавалось. Вчера, прочитав вашу новую статью Серия недоразумений, я решился написать вам хотя несколько слов.

Прежде всего по поводу развода, который вы признаете необходимым, а ваши оппоненты отвергают его необходимость. Думаю, что разводы и необходимы, и законны даже с точки зрения христианской церкви. Ведь церковь признает причиной для расторжения брака прелюбодеяние, но, к сожалению, настоящим служителям церкви необходимо прелюбодеяние как понимают его евреи, а не прелюбодеяние с точки зрения Христа, почему и нужна практикуемая ныне пакостная процедура развода по причине прелюбодеяния.

Внемлите гласу Христа: А я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем. И далее в стихе 32 той же 5-й главы Евангелия Матфея Он признает причиной развода прелюбодеяние.

Зачем же для церковного суда необходимо паскудное доказательство фактического прелюбодеяния, когда по Христу достаточно посмотреть с вожделением, чтобы быть прелюбодеем? Следовательно, если люди решились расходиться, то ранее этого сколько раз каждый из них прелюбодействовал в сердце своем, как понимал прелюбодеяние Христос?!

Далее, обращаясь к вашей последней статье, в которой вы признаете Л.Н. Толстого христианином вне церкви, невольно приходишь к мысли, не следовало ли бы признать для христиан вне церкви и внецерковного брака? Ведь церковь признает брак, имеющий в виду продление человеческого рода; ну, а мужчина и женщина, вовсе не думающие о продлении человеческого рода и имеющие духовное сродство, общность идей, общую работу, разве не имеют права на сожительство, которое им облегчило бы их труд и вместе с тем не признавалось бы беззаконным? Старика 65 лет и женщину 50 лет, которые уже не могут рассчитывать на продолжение рода человеческого, церковь венчает, и они пользуются всеми правами как муж и жена; таким образом поощряется чувственная сторона, за что, скажем, муж может оставить своей жене по смерти пенсию. Если же сошлись двое, исповедующие высшую христианскую любовь (толстовцы), и будут жить под одним кровом, воспитывая, скажем, чужих детей, то сожительство это незаконно, подвергается насмешкам, и духовный муж и отец не может оставить своей пенсии своей жене и детям, и они должны впасть в нищету.

Не благоразумно ли было бы узаконить духовные нецерковные браки, в которых супруги пользовались бы теми же гражданскими правами, как и в плотских браках, освящаемых церковью?

Если бы два лица, вступившие в духовный брак, почувствовали влечение к продолжению рода человеческого, то ничто не мешало бы им вступить в церковь, а через посредство ее и в церковный брак, и, полагать надо, до расторжения такого брака дело никогда не дошло бы.

Государство ввело официальный блуд и прелюбодеяние, употребляя нечеловеческое насилие над женщиною, заставляя ее вечно прелюбодействовать за то, что она когда-то, может быть чисто любя, доверчиво отнеслась к мужчине и пала. Иди в публичный дом*, и нет тебе просвета и надежды на исправление! И церковь не вопиет против этого. Так не благоразумнее ли было бы государству узаконить идеальные духовные браки, хотя это и не согласуется с правилами православной церкви, а в церковных браках допустить разводы на основании прелюбодеяния, как понимал его Христос, которое никаких доказательств не требует для людей, которые решились разводиться, так как в сердце своем каждый из них прелюбодействовал.

Хотя вы и говорите, что Толстой не понял христианства, но думаю, что духовный брак, хотя и не предлагаемый Толстым, но в духе его ученья, и развод - христианнее, если можно так выразиться, чем настоящий брак, обратившийся, при отсутствии развода, в узаконенное поголовное прелюбодеяние, да уж не в сердце только, но в фактическое прелюбодеяние. Ваши противники говорят, что развода не следует допускать для детей, а для них-то, мне кажется, и надо допустить развод, так как зачем же их воспитывать в прелюбодеянии (прелюбодеи ведь иного внушить и не могут), а не в истинном отношении одного пола к другому?

Извиняюсь, что не знаю вашего имени и отечества, и остаюсь искренно вас уважающий Незнакомец.

2

Милостивый Государь!

Не могу не выразить вам свою глубокую признательность за ваши статьи о разводе. Вы не можете себе представить, сколько теперь в провинции говорят о разводе, благодаря вашим статьям. Все то, что каждый раньше сознавал и о чем думал, вы пишете - и так смело, так резко. Много и мне хотелось бы вам написать по этому вопросу, да думаю, что вам и так все известно.

Под влиянием ваших статей я невольно вспомнил и задумался о тех несчастных, искавших развода, которых дела тянулись десятки лет и о которых вам известно из Комаровского процесса*.

Почему бы вам не вспомнить об этих несчастных и не написать статью о них? Представьте себе одну из них. Подала прошение о разводе; ждет год, другой, третий и даже больше; ездит, хлопочет, подкупает свидетелей, дает взятки, разоряется*, наконец встречает того, кто мог бы на ней жениться, если бы она была свободна, а потому просит секретаря консистории об ускорении дела - и вдруг встречает с его стороны резкий враждебный прием, а служащие консистории, из которых Комаров даже столоначальника называл чушкою, называл при посторонних, - говорят, что все зависит от секретаря.

Пишите побольше о разводе. Может быть, наконец дождемся суда справедливого, отвечающего духу времени, и притом без взяток.

P.S. На днях я прочел в газетах заметку о работах комиссии, учрежденной для выработки мер против незаконных сожительств, и вспомнил свой разговор по этому вопросу с членом консистории, который мне сказал, что эта комиссия ни в каком случае не решится настаивать на облегчении развода как на главном средстве предупреждения незаконных сожительств, так как трудность получения его необходима для духовенства, и что в этой комиссии много будет только говориться, а мало должно ждать толку. Тогда я не поверил этому священнику, а теперь ясно вижу, что от комиссии едва ли можно ждать чего-либо порядочного. С истинным почтением Св-н.

3

Многоуважаемый В. В. Убедительно прошу вас напечатать, если вы найдете возможным, эту маленькую статейку.

Уже год, а может быть, и несколько более, как начались прения о святости брака, а также о необходимости развода. С одной стороны, горячие и крайне убедительные статьи против закрепощения личности браком, а с другой - может быть, и горячие, но туманные и бездоказательные за охранение святости брачного союза. Голова кружится от множества цитат и головоломных оборотов. Много слов, но мало толку! Полное сочувствие читающей публики возбуждают статьи первого рода. И вот очень желательно было бы, чтобы оппонирующие этим статьям ответили бы коротко и ясно, не вдаваясь в богословские словопрения, по совести, конечно: какая семья достойна благословения Божия и церкви, законная ли, где отец или мать, а иногда и оба вместе, не сойдясь характерами, устраивают жизнь по своему вкусу, что ведет в большинстве случаев к ссорам, открытой ненависти, выражаемой ругательствами самого дурного свойства, - а часто и к преступлениям; или же семья нелегальная, где члены семьи, по большей части умудренные опытом предыдущего супружества, живут мирно, любовно, заботясь горячо о воспитании детей, и помогают друг другу нести бремя жизни, которое и без семейных разладов, иногда, ух какое тяжелое! Спрашивается, в какой семье детям лучше живется и из какой семьи может выйти честный и нравственный гражданин, способный приносить пользу отечеству? Конечно, не может быть вопроса в том, что само собой очевидно. За что же такие семьи лишаются благословения церкви, и дети, рожденные в таком сожительстве, должны носить позорное клеймо незаконнорожденный? За что человек, сделавший ошибку в молодости (т. е. женившись или выйдя замуж неудачно), обречен нести всю жизнь цепи неудачного брачного союза - более тяжелые, чем цепи каторжника, и за что дети - плоды сожительства - обречены на гибель, ибо, повторяю, что там, где родители увлечены своими счетами и где вечные ссоры, - нет места заботам о детях, которые растут более несчастными, чем круглые сироты. Мне кажется, что свободный развод много помог бы тут. С одной стороны, он сдерживал бы страсти лиц, получающих от брака более выгод, чем другая сторона, почему и разводы были бы реже, а с другой - позволил бы честным и любящим семьям - теперь нелегальным - не бояться укоров и неприятностей, вечно грозящих им, и стать полноправными членами общества. Что же касается того предположения, что доступный развод вызовет разнузданность и разврат, то оно неосновательно, так как брак не сдерживает жаждущих разврата, что видим очень часто и чему служат доказательством переполненные воспитательные дома. Итак, в чем же вред развода? А главный вопрос в том, какая семья достойнее благословения Божия и церкви из двух, упомянутых выше. Закидывать же словами и затуманивать мысль в таких жизненных спорах не следует, а в коротких и ясных словах надо доказывать убедительность своего положения.

Х-ский.

* Вот это хорошо! Ах, как это важно! Если бы девушкам (мнимо) падающим были усвоены и узаконены их дети, т.е. дан смысл и содержание их жизни, - разом наполовину сократился бы (общественный) блуд. Расцвели бы дома (частные) жизнью и детьми, а притоны публичного разврата закрылись бы за безработицей. Можно сказать, что дом терпимости есть левая сторона того же явления, правая сторона которого называется: незаконный ребенок. И как только вы написали в законе второе, так тотчас вписали в Ведомости градской полиции и первое. В. Р-в.

* Знаменитое дело братьев Скитских, предполагавшихся убийц секретаря Полтавской духовной консистории Комарова. Кстати, вопрос: Комаров, как я и вы, читатель, какое преимущество имел, или подобные ему имеют, перед нами влиять на бракоразводный процесс? И если он, без рясы и духовного посвящения, влиял, задерживал на десятки лет развод (он был его фанатическим противником), то это есть полный фундамент для того, чтобы вовсе изъять из консистории развод и передать его вообще светским, аналогичным Комарову людям, не правда ли? В. Р-в.

* Черт знает, что такое. Просто нельзя поверить, что это в благоустроенном государстве делается; о христианстве я уже и вопроса не подымаю. В. Р-в.

X. Из современных газетных толков о христианском браке* (По поводу статьи В. Розанова в Новом Времени)

За те последние десять - пятнадцать лет, какие ознаменовались подъемом в русском обществе интереса к богословским вопросам, в нашей газетной литературе явилось особое направление, крайне несимпатичное по характеру своему и вредное по самому существу. Это направление представляет какую-то удивительную своеобразную смесь показного благочестия с проповедью широкой свободы страстей**, преклонения пред христианством и - снисходительно-небрежного отношения к нему, подчинения вере и - совершенно свободного и своевольного толкования учения ее. Создалось ли такое направление как результат принужденного подчинения обычного легкого газетного либерализма духу нашего, более благоприятного вере, времени, есть ли оно прямое следствие появления непризванных учителей веры (разумеем не одного гр. Толстого), - решать этих вопросов не будем, но самое направление, бесспорно, заслуживает полного внимания и серьезного отношения к себе, так как и без подробных пояснений понятно, что много лжи, самой гибельной путаницы понятий и всякого зла может оно внести в широкие круги русского общества, где столь многие еще доселе газетному слову верят как проповеди несомненной истины.

Выразительнейшим примером сказанного является статья г. Розанова в 8481 № (за 7 октября текущего года) Нового Времени, под заглавием: О непорочной семье и ее главном условии. Автор пишет по поводу внесенного теперь в наши высшие государственные учреждения законопроекта о разводе, и пишет, конечно, в защиту широкой свободы развода: известно, ведь, что, как только поднимается в нашей светской печати этот вопрос, он не иначе рассматривается и решается, как в таком только смысле. В рассуждениях на эту тему газеты бывают преисполнены столь удивительной любви и снисхождения к страждующему от современных ненормальных условий брака (разумеется отсутствие легкого развода) человечеству, что самое евангельское учение* о разводе является в сопоставлении с их любвеобильными рассуждениями чрезвычайно жестоким и мрачным... Быть может, большее спокойствие и отсутствие увлечения дали бы иным публицистам возможность понять всю чрезмерность этой претензии - превзойти в любви Евангелие**, - быть может, они тогда и допустили бы, что не иным чем, как любовию к грешному человечеству вызван был у Божественного Учителя чистейшей и святой любви и Его строгий приговор о разводе***...

Впрочем, литература о разводе с догматической и с канонической точки зрения и так чрезвычайно обильна и обширна*, и мы отнюдь не имеем намерения пополнять ее с своей стороны. Но, ратуя за большую и, кажется, даже за безграничную свободу развода, г. Розанов высказывает удивительные воззрения на самый брак, на нравственную его основу и догматическое существо его как таинства Церкви, - эти именно рассуждения его являются ярким образцом того направления, о котором мы говорили: излагая взгляды, не только оскорбляющие священный институт Церкви**, но и прямо отрицающие его, автор подтверждает их словами Христа и серьезно думает, что он-то и дает правильное толкование учения Церкви и даже ограждает благополучие ее самой... Нашу задачу и составляет показать действительную сущность таких удивительных рассуждений - в противоположность их кажущемуся благочестию. Итак, рассмотрим суждения г. Розанова - а) о нравственной основе брака и - b) о догматическом существе его как таинства Церкви.

а) В основе брака, по мнению г. Розанова, лежат страсти. Эту мысль он раскрывает подробно и обстоятельно. Изъять страсти из семьи - это значит не начать семьи: мысленно или в законе изъять их из семьи - значит даже не дать семье возникнуть. Страсти суть динамическое, зиждущее и вместе материальное условие семьи; порох, без которого не бывает выстрела. Не без улыбки и недоумения я читаю иногда, что причина необыкновенной разрушенности семьи в наше время лежит в сильном действии и притом разнузданных страстей. Если бы не страсти, семья бы успокоилась. Я думаю, если бы не страсти -семья, скорее, не началась бы... Однако, как бы ни благодетельно было значение страстей, но и г. Розанов не забывает, что человек есть существо разумное, что поэтому, воспевая панегирик страстям, должно сказать и о разуме. Но, -уверяет он, - замечательна глубоко ограниченная его роль в семье... "Семья есть институт существенно иррациональный, мистический. Поэтому совершенно напрасна борьба в ней против страстей; напрасна и далее не права. Разуму, как и всякому закону, страсть может ответить просто: Я здесь образую все - и я господствую. Семья есть мой дом, и именно сотканный мною. Без меня ни закон, ни разум семьи не создаст. Вот почему, когда я рушу семью, я рушу свое создание, рву свой покров, изделие внутренностей моих. Мне больнее от этого, чем всякому закону, всякому разуму; без крова, под небом теперь - я, и перед вероятною гибелью. Кроме того, исследуйте меня, и вы убедитесь, что не без причины я тку такое благородное и нежное существо, как семья: самая природа моя и происхождение мое - благородны, как и постоянный мой уклон. Я есмь идеал в том смысле, что непрерывно стремлюсь к идеальному, и именно в значении непорочного. И если я ухожу, не объясняя никому причин, из семьи, знайте, что я именно ухожу из семьи уже порочной, и с надеждой и усилием на месте ее соткать другую и именно непорочную семью; неправильно родив, я усиливаюсь к новым родам, оплакав труп неудавшегося младенца... Непорочная семья есть величайший идеал в смысле социального строительства; но разум построит ее не тогда, когда запретит страсти, вытрет их, как резина стирает карандаш; тогда ничего не будет, не будет семьи. Да и не вправе он, пассивный регулятор, бороться против образователя и материи семьи. Но он может все устроить, став на скромное место мудрого аналитика, исследователя, пособника. Он не умеет здесь рождать; но, как искусный акушер, он может помочь родиться...

Итак, основа семьи и зиждительная сила ее, по туманному рассуждению г. Розанова, - страсти (точнее, страсть); разум имеет в ней мало значения. Правда, - значение разума в той же статье г. Розанов называет распорядительным, - правда и то, что если он есть мудрый аналитик, исследователь, пособник и искусный акушер, то место его, по-видимому, нельзя назвать скромным, а роль его - замечательно ограниченной, но г. Розанов этого противоречия замечать не желает*. Его главная мысль есть действительно мысль о ничтожном значении в семье разума и о господственном и почти исключительном значении страстей, - так что приведенные лестные отзывы о разуме есть не более, можно сказать, как дань приличию, потому что нельзя же действительно, не нарушая приличия, человека, разумное существо, в важнейшем и существеннейшем моменте его жизни представлять игрушкой исключительно страстей**.

Но существа дела подобные фразы, конечно, нисколько не изменяют. Разуму действительно нет места там, где столь важное значение имеют страсти, - что разум и страсти взаимно друг друга исключают - ведь это истина элементарная и общеизвестная. Разумная страсть - это нечто вроде холодного огня, горячего льда, светлой тьмы и тому подобных невозможных вещей. Если страсть подчиняется распорядительному значению разума, если она подвергается его мудрому анализу, исследованию и проч., - то она уже не страсть, а разумное чувство... Но г. Розанов говорит не о разумном чувстве, а именно о страсти, - это ясно из приведенных его слов, что разум, пассивный регулятор, не вправе не только господствовать над страстью, но даже и бороться с нею. Следовательно, в основу семьи он полагает страсть, в самом строгом смысле слова, и отрицает значение в этом случае разума. Такова его мысль, освобожденная от ненужных прибавлений, полных внутреннего противоречия и не вяжущихся со всем содержанием его рассуждения.

Какая именно страсть лежит, по мнению г. Розанова, в основе семьи - пояснять это совершенно излишне. "Здесь, - скажем словами одного христианского писателя, - очевидно, желают поставить закон плоти или членов на место закона духа. Многохвальная истина в страсти весьма часто здесь есть лишь простое бесстыдство*, которое не краснеет пред законом нравственности**. Плотская похотливость, очевидно, отрицает здесь то, что брак есть учреждение, стоящее выше отдельных личностей***, что личности дают обязательство не только друг перед другом, но пред высшим авторитетом, именно Богом****, что цель брака не есть исключительно то, что выставляется именно здесь; что личности должны быть счастливы и взаимно приятны***** друг другу, но что, кроме того, отнюдь не последнею целью этого учреждения является то, чтобы личности через посредство брака были воспитываемы ко взаимному возрастанию в добродетелях, вследствие чего христианство также говорит о кресте, который Бог положил на это состояние жизни" (Г. Мартенсен. Христ. учение о нравственности, пер. Лопухина. СПб., 1890. Т. I, стр. 414).

Однако нам не замедлят, конечно, возразить, что как нельзя отрицать известных физических потребностей в человеке, так нельзя отрицать и физической стороны в браке, Самим Богом созданной и освященной*. Да и нет оснований и цели** отрицать ее, ибо из физических отношений*** между супругами возникают чисто нравственные, которые, постепенно возвышаясь и одухотворяясь, могут и должны достигать богатого духовного содержания и проявляться в возвышеннейших и чистейших формах, существенно содействуя духовному совершенству как отдельных личностей, так и