Неизвестный Линкольн: От автора бестселлера «Как завоёвывать друзей и оказывать влияние на людей»

Автор Дейл Карнеги

“Неизвестный Линкольн” - единственный биографический труд знаменитого писателя и педагога Дейла Карнеги, вышедший в свет в 1932-ом году. Книга посвящена личной жизни одного из величайших президентов США Авраама Линкольна, и на фоне современных представлений о непоколебимом величии Штатов и президенте-герое Линкольне, который разбил в дребезги рабовладельческий строй, она просто революционна, поскольку раскрывает все нюансы американской истории вопреки отшлифованным пропагандой образам. А жизнь и карьера Линкольна являются сплошным исключением из общепринятых норм и можно только удивляться тому, как простой и наивный парнишка из самых глубин диких лесов, не имея даже элементарного образования, стал президентом треснувшего по швам союза и за короткий отрезок своего правления смог заложить основы будущей великой державы. Еще более невероятным кажется то, что при этом главными его принципами и в жизни, и в политике были честность, милосердие и полный отказ от личных амбиций во благо общества и страны. Так хочется, что бы эту книгу хоть раз прочли все современные политики…

• Язык: Русский
• Издатель: Ashot Kazaryan
• Дата выпуска: 14 нояб. 2016 г.

Предварительный просмотр книги

Дейл Карнеги

Неизвестный Линкольн

От автора бестселлера «Как завоёвывать друзей и оказывать влияние на людей»

Первое издание на русском языке

КАК И ПОЧЕМУ БЫЛА НАПИСАНА ЭТА КНИГА

Как-то весной, пару лет назад, я завтракал в отеле «Дисарт» в Лондоне и по привычке пытался найти кусочек американских новостей между строк «Морнинг пост». Как обычно, мои поиски успехом не увенчались, но в то удачное утро я сделал для себя великое открытие: последняя статья газеты, названная «Отец Палаты общин», начинала новую колонку под заголовком «Человек и воспоминания». В этот особенный для меня день и несколько последующих колонка была посвящена Аврааму Линкольну. Но писали не о политической деятельности президента, а о его личных качествах и личной жизни: о его многочисленных неудачах и провалах, о невероятном великодушии, о его огромной любви к Энн Рутледж и трагической женитьбе на Мэри Тодд.

Статья пробудила во мне недюжинный интерес, поскольку первые двадцать лет своей жизни я провел на Среднем Западе, недалеко от родины Линкольна, и к тому же всегда был страстно заинтересован историей Соединенных Штатов.

До этого мне казалось, что я знаю биографию Линкольна, но вскоре выяснилось обратное. Деликатность ситуации была в том, что я – американец – приехал в Англию и, прочитав статьи ирландца в английской газете, выяснил, что жизнь Линкольна является одной из самых обворожительных страниц в истории человечества. Не знаю, насколько данное обстоятельство задевало меня, но статьей я был восхищен. К тому же долго переживать мне не пришлось: вскоре у меня была дискуссия на эту тему с несколькими моими соотечественниками, и оказалось, что мы в одной лодке. Все, что они знали о своем великом президенте, было несколько фактов: родился он в деревянной хижине; ходил несколько миль за книгами, затем читал их ночью, располагаясь прямо на полу перед печкой, которую время от времени разжигал; позже стал юристом; рассказывал забавные истории, говорил, что нога человека должна быть достаточно длинной, дабы достичь земли; его называли «Честным Эйбом»; в политике стал известен дебатами со Стивеном Арнольдом Дугласом; избрался президентом США; носил шелковую рубашку; освободил рабов; выступил в Геттисберге; говорил, что хочет знать, какой виски предпочитает Грант, чтобы послать баррель такого же и другим своим генералам, и был убит в ложе вашингтонского театра.

Воодушевленный статями «Морнинг пост», вскоре я отправился в библиотеку британского музея и прочел несколько биографических книг о Линкольне. Каждая книга все больше увлекала меня, и в конце концов я был настолько поглощен этим, что решил сам написать такую книгу. Но, если честно, у меня не было ни желания, ни способностей произвести на свет академический трактат для ученых и любителей истории, множество прекрасных книг такого рода уже существовало, и я чувствовал, что нужна какая-то другая книга. Книга, которая смогла бы вкратце рассказать интереснейшие отрывки его деятельности нашим занятым современникам. И вот с таким настроем я начал эту самую книгу писать.

Сначала я трудился в Европе, почти целый год, затем еще два года поработал над книгой в Нью-Йорке, но в конце концов порвал все, что успел написать к тому времени, и, выбросив в мусорную корзину, отправился в Иллинойс, чтобы писать о Линкольне на той же земле, где мыслил и трудился он сам. Месяцами я жил среди людей, отцы которых помогали «Честному Эйбу» строить забор, обрабатывать землю и везти свиней на рынок. Рылся среди старых книг и писем, среди речей, полузабытых газет и старинных судебных записей, пробуя понять Линкольна. Лето я провел в маленьком городке Питерсберге, который находится на расстоянии мили от восстановленной деревушки Нью-Сейлем, где Линкольн провел счастливейшие годы своей жизни, да и наверняка важнейшие с точки зрения формирование его личности. Там он ежедневно проходил несколько миль, чтобы в продуктовом магазине изучать право, работал кузнецом, судил петушиные бои и лошадиные скачки, там же влюбился и остался с разбитым сердцем. Даже в годы своего расцвета число жителей Нью-Сейлема не превышало сотни, а весь период его существования составляет около десяти лет, она была заброшена вскоре после того, как Линкольн оставил деревушку, и до недавних времен ласточки и летучие мыши гнездились в полуразрушенных хижинах, а на улицах пасли скот. Однако несколько лет назад штат Иллинойс взял эти места под особую опеку, объявив общественным заповедником, и построил копии деревянных хижин, которые стояли там за сто лет до этого. И теперь заброшенный Нью-Сейлем выглядит даже лучше, чем во времена Линкольна. Нетронутыми остались только поседевшие дубы, под которыми Линкольн учился, затеивал драки и познал истинную любовь. Каждое утро я брал свою печатную машинку и ехал туда из Питерсберга и половину книги написал под этими самими дубами. Рядом текла извилистая река Сангамон, а кругом тянулись леса и поля, наполненные мелодией пения птиц, сиявших своими разноцветными перьями среди ветвей деревьев. Работать там было одно удовольствие. И только там я смог почувствовать истинного Линкольна.

Много времени я проводил там летними ночами, когда берега реки оглашал плач жалобного козодоя, а сияющая на небосклоне луна освещала одинокую таверну Рутледжей. Я представлял, как именно в такие вечера молодой Эйб Линкольн и Энн Рутледж под пение ночных птиц гуляли рука об руку по этим же местам и, любуясь звездами, строили романтические грезы, которым так и не суждено было сбыться. Уверен, что именно здесь Линкольн нашел то великое счастье, которого больше в жизни так и не испытал.

Готовясь написать главу о смерти возлюбленной Линкольна, я занес в автомобиль складной столик с печатной машинкой и поехал по деревенским дорогам посреди свиных ферм и пастбищ, пока не доехал до тихого и уединенного местечка, где и была похоронена Энн Рутледж. Могила выглядела безнадежно заброшенной, и, чтобы подойти поближе, мне пришлось растоптать заросшую траву и ползучие растения. С этого места, куда приходил плакать Линкольн, и начиналась история его несчастья.

Еще несколько глав книги были написаны в Спрингфилде: некоторые в гостиной старинного дома, где Линкольн прожил шестнадцать несчастных лет, некоторые – у того стола, где он написал свою первую инаугурационную речь, остальные же там, где он встречался и ссорился со своей будущей женой – Мэри Тодд…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

ВХарродсберге, когда-то он назывался Форт-Харрод, жила женщина по имени Энн Макгинти. Старые истории поговаривают, что Энн и ее муж привезли первых свиней и уток в Кентукки, а также первую упряжку. Еще говорят, она была первой женщиной, которая делала масло в этих отсталых, пустынных местах. Но по-настоящему Энн стала знаменитой, сотворив великое экономическое и текстильное чудо. На таинственной индийской земле хлопок нельзя было ни купить, ни вырастить, а поголовье овец уничтожали волки, так что найти хоть какой-то материал, из которого можно было бы сшить одежду, стало для приезжих практически невозможно. И тогда изобретательная Энн Макгинти нашла способ прясть нить и делать «ткань Макгинти» из смеси двух материалов – крапивы и шерсти буйвола. Оба были дешевыми и имелись в достатке. Это стало невиданным открытием. Домохозяйки ехали за пятьдесят и сто миль, чтобы в ее хижине научится новому ремеслу, и когда они плели и вязали, конечно же, еще и болтали, и чаще всего не про крапиву и шерсть. Болтовня быстро перерастала в сплетню, и вскоре хижина Энн стала известна в округе как пункт информационных скандалов. А самым востребованным скандалом в те времена были внебрачные связи, которые по закону еще и являлись преступлением. Только представьте себе, какой невиданной наглостью на этом фоне считалось рождение внебрачного ребенка. И, очевидно, мало какое занятие доставляло унылой душе Энн то истинное удовлетворение, которое она получала при разоблачении проступка очередной бедной девочки, после чего сразу же бежала к присяжным рассказывать новости.

Судебные записи квартальных сессий в Форт-Харроде частенько рассказывают похожие дуг на друга истории несчастных женщин, обвиненных в аморальном поведении, с жирной заметкой «по донесениям Энн Макгинти».

Весной 1783го в Харродсберге были рассмотрены семнадцать дел, восемь из которых за внебрачные связи. Среди этих записей был один приговор, вынесенный присяжными 24 ноября 1789 года, с надписью: «Люси Хэнкс – за распутство». Но это не было первым проступком Люси, первое было за несколько лет до этого, в Вирджинии: Судебные записи по данному делу, были довольно скупы: только голые факты и ничего связующего, хотя и по ним можно было понять суть истории. Основные, так сказать, улики были изложены достаточно детально.

Дом семьи Хэнкс в Вирджинии был расположен на узкой полоске земли, ограниченной с одной стороны рекой Раппаханноком, с другой Потомаком. На той же узкой земле жили и Вашингтоны, и Ли, и Картеры, и Фентлерои, и другие семьи голубых кровей. Местные аристократы регулярно посещали церковную службу в местной часовне, так делали и многие бедные и необразованные семьи в округе, вроде семьи Хэнкс.

Естественно, Люси Хэнкс присутствовала на второй воскресной службе в ноябре 1781 года, когда генерал Вашингтон организовал большой прием, пригласив генерала Лафайета посетить местную церковь. Каждый жаждал увидеть прославленного француза, который всего месяц назад помог Вашингтону одержать победу над лордом Корнуэллом вблизи Йорктауна. И когда последний гимн был спет, а благословение произнесено, прихожане разошлись по сторонам, чтобы пожать руки двум героям войны.

Но у Лафайета были и другие пристрастия, кроме военных и государственных дел: он был чрезмерно заинтересован в молодых красавицах. У него даже была привычка: почувствовав себя под чьим-то взглядом, он обращался к красавице с комплиментом и старался обязательно поцеловать ее. И то утро не стало исключением: перед церковью Христа он поцеловал ни много ни мало семь девушек и в промежутке высказал наверняка больше слов, чем священник, прочитавший третью главу Евангелия от Святого Луки.

Одной из семи счастливиц и была Люси Хэнкс. А с этого поцелуя началась цепочка событий, которые повлияли на будущее Соединенных Штатов не меньше, чем вся военная деятельность Лафайета…

На той службе присутствовал богатый холостяк голубых кровей, который смутно знал Хэнксов как необразованную, бедствующую семейку из другого мира. И в этот момент ему показалось, что Лафайет поцеловал Люси Хэнкс с чуть большим рвением и энтузиазмом, чем остальных девушек. А поскольку наш плантатор считал Лафайета не только военным гением, но и великим ценителем красивых дам, то наверняка погрузился в мечты о Люси Хэнкс. На этих мыслях его вдруг осенило: ведь многие из признанных по всему миру красавиц происходили из таких же бедных слоев, как и Люси, а некоторые даже были беднее. К примеру, леди Гамильтон или же мадам Дюбарри, внебрачная дочь немощного портного. Она хотя и сама была неграмотной, но правила всей Францией во времена Луи XV. Упомянутые исторические факты оказались очень кстати, придавая еще большую изощренность страстным мечтам молодого аристократа.

Все вышесказанное было в воскресенье. В понедельник он осмыслил происшедшее еще раз, а следующим утром уже стоял у той самой хижины, где жила семейка Хэнкс. Богач предложил Люси работу служанки в своем особняке на ферме. К тому времени у него уже было несколько рабов, и в служанке он вовсе не нуждался: так что на Люси были возложены несколько легких дел по дому, да и обращались с ней вовсе не как со служанкой…

У богатых семей Вирджинии было принято отправлять своих сыновей на учебу в Англию, и работодатель Люси не был исключением. Он окончил Оксфорд и принес с собой в США несколько своих любимых книг.

Однажды, проходя мимо библиотеки, он увидел Люси, листавшую иллюстрации одной из исторических книг с полотенцем в руках. Для служанки такое было недопустимо, но вместо замечаний и упреков он закрыл дверь библиотеки, сел рядом с ней и прочел несколько отрывков из описаний картин, объяснив их смысл. Люси прослушала все с огромным интересом, а в конце, к его удивлению, заявила, что хочет научиться грамоте.

В наши дни трудно даже представить, насколько шокирующим было такое высказывание служанки в 1781 году. Ведь тогда в Вирджинии не было ни одной общей школы, и больше половины правящего класса не умела писать даже свое имя, а вместо подписи практически все дамы высшего света ставили галочку. И тут появилась служанка, пожелавшая научиться грамоте. Видные люди штата назвали бы такое недопустимым, если не возмутительным. Но работодателю Люси идея пришлась по душе, и он взялся быть ее учителем. В тот же вечер после ужина хозяин позвал служанку в библиотеку и начал обучать буквам алфавита. После нескольких уроков он взял ее за руку, когда та держала перо, и показал, как нужно чертить буквы. Молодой аристократ обучал Люси довольно длительное время и, надо отметить в его честь, делал это очень даже успешно: до нас дошел экземпляр ее рукописи, судя по которому Люси писала достаточно красиво, с пышным и выразительным почерком. В нем отражены характер и индивидуальность автора. Кстати, она писала практически без ошибок, а если вспомнить, что орфография самого Джорджа Вашингтона была далеко не идеальной, то достижения служанки можно смело назвать значительными.

Вечерами после занятий учитель и ученица садились рядышком и под сиянием восходящей луны любовались страстно танцующим пламенем камина. И, конечно же, она влюбилась в своего хозяина и доверилась ему. Но доверилась больше, чем нужно было… Начались тревожные дни, пропал сон, она не могла нормально есть, вид стал бледным и вялым. Игнорировать правду было уже невозможно, и Люси все рассказала своему любимому.

Сначала он даже подумал о женитьбе, но недолго: последовали мысли о семье, друзьях, социальном положении – осуждение окружающих, сплетни, неудобные сцены… Такое было недопустимо.

Вскоре служанка и вовсе стала ему мешать, и, выдав ей немного денег, хозяин выгнал ее, подальше от себя.

Со временем окружающие начали показывать на Люси пальцем и избегать ее. А одним воскресным утром она выдала по тем временам небывалую сенсацию: принесла своего внебрачного ребенка в церковь. «Добрые» прихожане были в недоумении: одна из них встала и потребовала: «Выгнать эту шлюху немедленно».

Это стало последней каплей: отец Люси не смог больше терпеть оскорбления в адрес своей дочери. И, погрузив в повозку свое незначительное земное имущество, семья Хэнкс выехала через камберлендский проход на дороги Дикого Запада. Вскоре они обосновались в Форт-Харроде, Кентукки. Здесь их никто не знал, и Люси удавалась намного эффективнее лгать про мужа.

Но в Форт-Харроде Люси была так же привлекательна и дружелюбна с мужчинами, как и в Вирджинии. Она была в центре внимания, и это даже льстило ей, так что на этот раз заблудиться было намного легче… Кто-то заговорил о ее распутстве, начались сплетни, и в конце концов случай был детально обсужден у Энн Макгинти. И, как уже было сказано, именно с ее помощью жюри присяжных обвинила Люси Хэнкс в прелюбодеянии. Как полагается, было издано соответствующее уведомление, но местный шериф, знавший, что для обвиняемой закон не имеет особой важности, положил судебную бумажку к себе в рюкзак и поехал охотиться на оленей, оставив ее в покое.

Все это произошло в ноябре. В марте присяжные снова собрались. И снова появились уже знакомые женщины с теми же сплетнями и клеветой против Люси, утверждая, что непристойная девка должна ответить в суде на выдвинутые против нее обвинения. Естественно, было издано еще одно уведомление, но дерзкая и смелая девушка порвала ее и швырнула в лицо судебным приставам. Следующее заседание присяжных было намечено в мае, и на этот раз, без сомнения, Люси была бы арестована, если бы не появление в гуще этих событий некоего молодого человека: его звали Генри Спэрроу. Он прискакал к хижине Люси, оставил свою лошадку у двери и, войдя внутрь, наверняка сказал следующее: «Люси! Я не могу допустить, чтобы эти глупые женщины несправедливо обвиняли тебя в непристойном поведении. Я люблю тебя и хочу на тебе жениться». В общем, было сделано предложение руки и сердца.

Но, невзирая на трудности, Люси не бросилась в его объятия, поскольку не хотела дать еще один повод для сплетен – якобы Спэрроу был вынужден на ней женится. «Мы должны подождать Генри, – ответила она,– я должна доказать всем, что могу жить с достоинством, и если через год ты все еще захочешь жениться на мне, то я выйду за тебя». 26 апреля 1790 года Спэрроу взял с нее слово, и через год они поженились. Кстати за этот год не было слышно ничего о судебных заседаниях по делу Люси.

Происшедшее оставило команду Макгинти в дураках, и, заточив языки, они стали сплетничать с еще большим усердием: брак долго не продлится, Люси скоро вернется к своим старым трюкам, и так далее… Слухи быстро распространились и об этом стало известно Генри. Решив защитить семью, он предложил жене переехать на Запад, где окружение будет относится к ним дружелюбнее. Но даже мысль о побеге была для Люси недопустимой: «Я не шлюха, – заявила она с гордостью, – и не собираюсь скрываться. Я буду жить в Форт-Харроде и поборю всех сплетниц». И время показало, что она была права: воспитав восьмерых детей, Люси вернула себе честное имя в той же общине, где когда-то была объектом непристойных насмешек. Кстати, двое ее сыновей стали священниками, а один из внуков – сын незаконнорожденной дочери, стал президентом Соединенных Штатов Америки. И звали его Авраам Линкольн.

Я рассказал эту историю, чтобы показать ближайших предков Линкольна. Он сам придавал большое значение своему деду из аристократов Вирджинии.

Уильям Херндон был партнером Линкольна по адвокатской конторе в течение двадцати лет и, скорее всего, знал его лучше всех на свете. К счастью, он написал трехтомный труд о биографии президента, вышедший в 1888-м. Это одна из самых значимых среди многочисленных работ о Линкольне. Ниже приведена цитата из первого тома:

«Насколько я помню, мистер Линкольн лишь однажды заговорил про свое происхождение и своих предков. Это было приблизительно в 1850-м, когда мы на его повозке ехали на судебное заседание в Менард, Иллинойс. Процесс, в котором мы должны были участвовать, прямо или косвенно наверняка имел отношение к наследственным связям. Во время поездки он впервые при мне заговорил о своей матери: вспоминал ее черты, называл и даже пересчитывал те, которые он унаследовал от нее. И в ходе разговора упомянул, что она была незаконнорожденной дочерью Люси Хэнкс и фермера или плантатора голубых кровей из Вирджинии. Он заверил, что именно последнее и является источником его логики, аналитического мышления, интеллектуальной активности, амбиций и вообще всех тех качеств, которые положительно отличают его от остальных членов семьи Хэнкс. Его теория в дискуссиях о наследственности была основана на том, что незаконнорожденные дети чаще оказываются физически и интеллектуально более развитыми и намного успешными, нежели от законного брака. И, естественно, свою изощренную натуру и лучшие качества Линкольн считал наследством от неизвестного аристократа.

Откровение вызвало у него грустные воспоминания о матери. Когда повозка подпрыгнула на неровностях дороги, он с грустью сказал: «Господи, храни мою маму, всем, что я имею или надеюсь приобрести, я обязан ей», – и погрузился в тишину. Наша дискуссия прекратилась: некоторое время мы проехали, не сказав ни слова. Он стал грустным и задумчивым – наверняка из-за откровения, которое только что сделал.

Линкольн создал вокруг себя барьер, внутрь которого я не смел заглянуть. Его слова и меланхоличный тон глубоко тронули меня. Эти впечатления я никогда не забуду».

2

Мать Линкольна, Нэнси Хэнкс, воспитали ее дядя и тетя, и по всей вероятности она не имела никакого образования. Известно лишь что вместо подписи она ставила крестик.

Нэнси прожила в темном, глубоком лесу и мало с кем дружила. Когда ей исполнилась двадцать два, она вышла замуж за, наверное, самого безграмотного и ничтожного человека во всем Кентукки: это был тупой и невежественный поденщик и несостоявшийся охотник за оленями, которого звали Томас Линкольн. В округе он был известен как Линхорн – его все так называли. Томас был разбойником, бродягой и неудачником одновременно. Скитаясь туда-сюда, он брался за любую попавшуюся работу, когда голод заставлял его: некоторое время работал на дорожных стройках, затем косил сено, ловил медведей, вспахивал землю, очищал зерно, строил деревянные хижины и так далее.

Согласно старым записям, в трех разных случаях, Томас был нанят как тюремный надзиратель и даже получил оружие. А в 1805 году округ Хардин, штат Кентукки, платил ему шесть центов в час за поимку и расстрел сбежавших рабов. Но чувства денег у него никогда не было: в течение четырнадцати лет он работал на ферме в Индиане и за весь этот период не смог собрать больше десяти долларов за год. Находясь в глубокой нищете, когда его жена была вынуждена сшивать свою одежду дикими шипами, Томас поехал в Елизабеттаун, зашел в магазин и по кредиту взял для себя шелковые подтяжки, а вскоре после этого на аукционе купил саблю, заплатив три доллара. И наверняка носил свои подтяжки и саблю, даже когда ходил без обуви.

Сразу после женитьбы Линкольн переехал в город и попробовал себя в качестве плотника. Он получил работу по строительству хижины, но не смог хотя бы правильно отмерить и срезать бревна. В итоге работодатель категорически отказался заплатить за его бездарные старания, и последовали три судебных разбирательства. Но, несмотря на свою безграмотность, Том все же начал осознавать, что его место в лесу. И вскоре переехал с женой обратно в нищую, разорившуюся ферму на краю леса и больше не смел оставлять ферму ради города.

Недалеко от Элизабеттауна тянулась огромная безлесная территория, известная в то время, как «Бесплодная степь». В течение нескольких поколений местные индейцы поджигали леса и заросли, освобождая место жесткой траве прерий, дабы создать благоприятные условия для стад диких буйволов, на которых они охотились.

Именно в этой «Бесплодной степи» в 1808-ом Том Линкольн купил ферму за 66,7 цента за акр. Там был охотничий барак – грубая, недостроенная хижина, окруженная дикими яблонями. В полумиле текла Саут Форк – приток реки Нолин, а весной кругом расцветал кизил. В летнее время в голубых просторах неба лениво кружил ястреб, а тонкие растения качались под мягким ветром, как необъятное зеленое море.

Лишь немногие имели глупость поселится в тех краях, так что зимой это была самая изолированная и безлюдная часть Кентукки.

И именно в этом охотничьем бараке, на краю безлюдной степи, глубокой зимой 1809 года появился на свет Авраам Линкольн. Он родился воскресным утром, в постели из жердей, покрытым шелухой. Февральская буря задувала снег в щели между бревнами хижины и рассыпала вокруг медвежьей шкуры, которая прикрывала Нэнси Хэнкс и ее ребенка. Ей было суждено умереть в тридцать пять, всего через девять лет, измотанной болезнями и трудностями жизни первооткрывателя. Она никогда не знала счастья: где бы она ни жила, ее преследовали сплетни о незаконнорожденности. Как жаль, что тем утром она не смогла взглянуть в будущее и увидеть мраморный мемориал, который последующие поколения воздвигли на месте ее страданий в знак огромной благодарности.

В те времена для Дикого Запада бумажные деньги были довольно сомнительным средством торговли, большая часть из них и вовсе никакой цены не имела. В итоге чаще всего для оплаты использовались шкуры, меха, копченое мясо, виски и различные фермерские продукты, вплоть до свиней. Иногда даже священники брали виски в качестве оплаты